Вещи с историей. Немецкий сервиз

Я питаю слабость к старым вещам. Мне неинтересны вещи без истории. Может, потому что не обладаю талантом обустраивать, обуючивать голое пространство вокруг себя. Потому избегаю новых домов, новых вещиц и всего, что нуждается в дополнительных дизайнерских усилиях с моей несклонной к этому стороны.

Есть такие женщины, про талант которых украшать вокруг себя жизнь муж нашей университетской приятельницы говорил: "Вот такое мещанство я понимаю".  Понимал-то понимал, а соответствовать не сумел: как-то быстро и незаметно эта, казавшаяся эталонной, семья двух красивых и умных людей растворилась, исчезла, распалась.

Так вот таланта обустраивать прекрасный мещанский уют у меня нет. Да ещё и руки растут не из того места. Тоже немаловажное обстоятельство. Я, кокетничая и набиваясь на комплимент, люблю повторять: "Я руками умею только на рояле играть, да и то только для себя". Комплиментов и опровержений, как правило, так и не дожидаюсь, что вполне справедливо. А любовь к прекрасному и к настоящему у меня есть. Потому и выбран был давным-давно в быту путь наименьшего сопротивления: не изобретать своё, а переделывать под себя сделанное кем-то другим. И покупать старые прекрасные вещи.

С детских лет в окружающей меня среде - а родилась я в гарнизонном квартале через год после смерти дедушки, кадрового военного, который во время всех конфликтов и войн и на Восточном, и на Западном фронтах служил снабженцем в интендантской службе, на переднем крае всех сражений, от Берлина до Японии и до острова Даманский - обыденным было понятие "трофейный". Трофейное было предметом и обожания, и обладания, и обмена, и купли-продажи. Трофейное означало "ненаше", то есть качественное, красивое и необычное.

Не припомню чего-то супер-ценного трофейного в нашей семье, кроме, может, креп-жоржетового платья цвета темного шоколада, с двенадцатью обшитыми тем же креп-жоржетом пуговицами на каждой манжете, которое моей бабушке портниха пошила из трофейного отреза по трофейному же французскому лекалу (лекало, все-таки, было скорей всего немецким, но кто это теперь уже подтвердит или опровергнет). Я это платье надела один раз на вечер в школе в десятом классе, к великой зависти остальных девиц и к гордости за то, какой тоненькой была моя сорокатрехлетняя тогда бабушка в послевоенный 49-й, раз сейчас, в мои шестнадцать, мы с ней одного размера. До сих пор помню волнительную шелковистость лицевой стороны и уютную мягкость изнанки трофейного креп-жоржета. Как давно и свежо это было!

Но прекрасное трофейное меня-таки достало. Много позже, в американском городе Кливленде, что в штате Огайо.

Есть у нас правило не откладывать жизнь на завтра. В нашем доме нет парадной посуды, точнее, вся наша посуда - парадная. На чем сами едим, то и гостям подаём. Первый столовый набор в Америке мы купили на гаражной распродаже. Он был японский и очень славный, с нежным и скромным цветочным орнаментом на белом фоне. Увы, предметов было недостаточно, да и руки, как уже упоминалось, не из того места.  Короче, разбила я несколько чашек и тарелок.

И вот, как всегда в жизни, случилось то, чего очень хотелось, и случилось абсолютно вовремя. Мне, как брокеру по недвижимости, приходилось работать с самыми разнообразными людьми. Однажды раздался звонок с просьбой приехать оценить дом, который следовало бы помочь продать. Голос звонящей дамы был немолодой, но звонкий, и звучала Милли, Милдред, как звали мою потом уже клиентку, очень убедительно и задорно. Причина этого энтузиазма крылась в том, что для Милли работа с риэлтором русского происхождения была целым приключением, настоящей безбашенной авантюрой.

Дело в том, что Милли и ее покойный муж познакомились, работая в ЦРУ. Случилось это во время Второй Мировой. Милли служила машинисткой и подругой для танцев для молодых офицеров, которым предстояло отправляться в Европу к местам боевых действий. Это было вполне достойное и приличное задание для отборно симпатичных молодых девиц, служащих по департаменту секретной службы. Их задание не было секретом или предметом беспокойства для юных офицеров, которых ждала охваченная боями чужая земля. Они были очень рады наличию таких симпатичных и сексуальных агентов спецслужбы. Молодость, что с неё возьмёшь.

Слово за слово, танец за танцем, Милли и Билл потянулись друг к другу, потом долго переписывались и , наконец, поженились. Как раз в 49-м, когда Билла демобилизовали и вернули из далекой Германии назад в Америку. Переехали в Кливленд. Родили детей. И откладывали на особый случай использование шикарного и нежного столово-чайного сервиза, привезённого Биллом из Баварии.

Через шестьдесят с лишним лет трофейный сервиз этот тончайшего баварского фарфора был торжественно передан мне - в благодарность за хорошую работу, за неравнодушие, за готовность помочь- в общем, за все то, что составляет истинную суть нашей нелегкой профессии. И за рассказ про дедушку из далекой Сибири, который , возможно, по долгу службы пересекался с союзническими войсками, в которых служил возлюбленный Милли Билл, с которым Милли познакомилась по заданию ЦРУ, а жизнь провела по любви и велению сердца.