Дистанция

Был у нас такой Добронравов. Или нет, Доброворов. Их в каждой редакции есть.
Спрашиваю главреда:
– Леонид Ильич, зачем вы это говно взяли? У нас коллектив споенный, а он же не волокёт.
– Был звоночек, оттель, значит.
У нас не как у некоторых. Всё по чеснаку. В очередь. Сегодня ты, завтра я. Дали ему молкомбинат. Ну, он и привёз молкомбинат. Жанна оттуда звонит: "Вы чё там, о*уели совсем? А где это и это?" Еле успокоили женщину. Ну, не знаю.
На летучке взял слово:
– Писатель пишет для равного, а журналист для зауряд-читателя. В расчёте на те чувства, которые тот при чтении катавы испытает. Если испытает. Дистанция огромного размера.
– Коля, что есть катава?
– Это по-еврейски статья.
Теперь прикинь, где евреи – и где мы. Дистанция огромного размера.
– Надо сократить дистанцию. Поднять читателя до себя, а не то что.
Ну, приколист. Да если я до себя подниму, так любой читатель удавится, или напьётся.
Василиса Андреевна приходит:
– Деньги пропали. Прямо из кармана пальто.
Бывало такое и раньше, что пропадали, но чтобы прямо из польт, такого не бывало. Из польтов правильно.
Миша:
– А я знаю кто. Он там вертелся, я видел. Я сразу, тока он пришёл, ещё подумал: что-то тут... что-то есть такое в фамилии.
А он в новом пиджаке.
Тыщ пять пиджачишко. Это сколь-ко-ж-буты-лок-вотки.
– С получки купил.
Да с нашей получки, если б не молкомбинат – только напиться на все сразу. Если бы не молоко, тут уже давно никто бы не работал. Я тебе точно говорю.
Ах, ты... Ну и – не сильно, по-товарищески... Перестали с ним вообще разговаривать. Один главред, ну ему по работе. Уволить никак: был, значит, звоночек оттель. Ну я не знаю, прислали тоже не знаю кого. До него другой был, дак это небо и земля. Дистанция огромного размера. Баб всех пере*б. Плакали, когда забирали его от нас.
День не разговариваем, год не разговариваем, десять лет не разговариваем, через пятнадцать лет Доброворов повесился.
После похорон, перенервничал я, ночью является:
– Рома, это не я. Знаю кто, но сказать не скажу. Прощайте.
Я, конечно, утром взял три отгула. На второй отгул звонят из редакции:
– Миша повесился.
– Оставил записку?
– Нет, не оставил.
После похорон, ну что говорить, тот раз, да теперь ещё этот, я никакой, чуть сам в яму не упал, хорошо главред успел подхватить: "Горе твоё понимаем, но держись", –  ночью возвращаюсь домой – Миша сидит в кресле и курит.
– Рома, ведь это я, я, гад такой. У Василисы.
– Да что вы там, сговорились, что ли. Чего все ко мне-то валите? К Василисе и вали, давай.
Скосоротился и пропал.
На летучке я встал и говорю:
– Мы текста не читали, так какого же лешего эти вопросы на понимание? Дезориентируем читателя. Да кто нас читает-то! Если молкомбинат рекламный отдел, и всё.
Промолчали, а главред Леонид Ильич, царство ему небесное, и говорит:
– Слепой тоски моей не множь.
– Пушкин?
– Баратынский.


26 ноября 2021 г.