Ч. 279 Попытка снять командира Дианы

Предыдущая страница   http://proza.ru/2021/11/25/1050
 
Читатель, наверное, помнит, что по приходе в залив Декастри командир фрегата «Диана» отправил лейтенанта Николая Шиллинга к Путятину доложить о прибытии фрегата. Через четверо суток лейтенант после многих приключений с риском для жизни сумел выполнить приказ Лесовского.
 
Утром следующего дня адмирал отправился к «Диане» на своей гичке. Шиллинга он с собой не взял, потому что в гичке не было места: адмирал взял с собой двух мичманов, Пещурова и Колокольцева, которые занимались промером фарватера во время следования «Паллады» к мысу Лазарева.
 
Им предстояло выполнить обязанности лоцманов. Пятнадцать часов гребли матросы на шестивесельной гичке, пройдя путь в Декастри. Должен заметить, что даже просто отсидеть столько часов на деревянной доске  -  удовольствие небольшое.
 
Те, кто занимался греблей или хотя бы бывал в лодочных походах, меня понимают. Трудно себе представить, как выдержал этот путь Ефим Васильевич, учитывая его старую рану в бедре, полученную им во время одного из десантов на кавказском побережье.
 
Незадолго до прибытия адмирала на «Диану» произошла встреча со шхуной «Восток». Вот как описал её Воин Андреевич Римский-Корсаков: «… Показались над берегом верхушки рангоута довольно высокого, мы от судна уже в двух кабельтовых, оно стоит к нам носом, у него откинуты выстрела, а на выстрелах шлюпки (выстрел – длинное рангоутное дерево, укреплённое концом снаружи борта, когда судно на якоре на выстрел ставят шлюпки – прим.автора).
 
Вслушиваюсь в говор: русский или английский – не разобрать; показались реи, хорошо выправленные. Мы уже в 100 саженях от незнакомца, проходим перед его носом малым ходом. «Оливуца»! - пришло мне в голову! Очень возможно, не «Оливуца»! – «На шхуне»! – крикнули с судна. «Диана»? – «Диана»!
 
Браво, ура!.. и громкое ура всех фрегатских вахтенных ответило на мой возглас. Ура!.. ответили все наши в привете давно ожидаемому фрегату, который все уже отчаялись видеть. Немедленно отдали якоря, и я поспешил на гичке к фрегату.
 
Через пять минут я уже обнял Лесовского, старого приятеля, не виденного мною уже с 1839 года; Ивана Ивановича Бутакова; князя А.В. Оболенского, который из Юхновских предводителей дворянства поступил снова во флот и был моим сослуживцем на «Ингерманланде»!
 
Пошли взаимные рассказы, которые продолжались до 3 часов ночи…. 23 июля, пятница. В 7 часу утра приехал ко мне Лесовский и пробыл у меня всё утро, а потом я к нему поехал обедать.
 
Он показал мне свой фрегат: чисто боевое судно, без всяких притязаний на чистоту и изящество, но готовое через две минуты вступить в бой в какое угодно время. Нет никакого сомнения, что он с честью встретит любого англичанина».
 
В тот же день «Восток» снялся с якоря и повёл с собой на буксире вельбот, на котором Лесовский отправил лейтенанта Энквиста к «Палладе» с известием о прибытии. Степан Степанович не имел никаких известий от Шиллинга и предполагал, что тот ещё в пути, поэтому послал Энквиста.
 
Энквист встретил на «Палладе» Шиллинга, но адмирала не застал. Они разминулись в пути. Гичка Путятина подошла к фрегату уже поздно ночью. На оклик часового со шлюпки ответили: «Флаг!»
 
Это означало, что в шлюпке находится адмирал, в противном случае ответили бы «Офицер!». Спустили трап, Лесовский встретил Путятина со всеми положенными почестями, проводил его в каюту и кратко доложил вице-адмиралу самое главное. Он видел, что тот измучен переходом на шлюпке.
 
На следующий день по команде Путятина «Диана» покинула Декастри. Ефим Васильевич и два мичмана, Пещуров и Колокольцев, благополучно провели фрегат по неизвестному Лесовскому фарватеру к мысу Лазарева.
 
Из Петропавловска пришёл корвет «Оливуца», командир которого капитан-лейтенант Назимов сообщил о прибытии туда фрегата «Аврора». Все были поражены, когда узнали, что из 350 человек команды только 24 моряка были относительно здоровы. Остальных поразила цинга.
 
Завойко прислал корвет вместо «Авроры», хотя в Декастри было приказано прибыть фрегату. Генерал-губернатор одобрил распоряжение Завойко и отправил приказ командиру фрегата «Аврора» остаться на зимовку в Петропавловске в распоряжении генерал-майора Завойко.
 
После радостной встречи моряков «Дианы» и «Паллады» кто-то из матросов с не в меру длинным языком рассказал о происшествии при выходе из Английского канала, при этом приукрасив и приврав. Такое известие взбудоражило команду «Паллады», в кубрике только и было разговоров о «бунте» на «Диане».
 
Об этом доложили Унковскому, и тот, встревоженный услышанным, доложил о происшествии вице-адмиралу. Путятин вызвал к себе для объяснения Лесовского. Состоялся тяжёлый, трудный разговор.
 
Лесовский напомнил Путятину, что у того самого был случай неповиновения матросов. Вспыливший адмирал заявил, что он отстраняет Лесовского от командования «Дианой».
 
Степан Степанович ответил на это, что, во-первых, командиром фрегата его назначил император, а во-вторых, по приказу управляющего Морским министерством великого князя Константина в военное время он поступает в подчинение генерал-губернатора, а не Путятина.
 
По требованию адмирала Лесовский написал рапорт, в котором изложил, что произошло в действительности.  После этого адмирал допросил старшего офицера лейтенанта Бутакова и вахтенных  начальников лейтенантов Мусина-Пушкина, Можайского и Энквиста (см. Ч. 250 – Ч.252).
 
Но как он на них поодиночке ни давил, все четверо твёрдо поддерживали версию командира. Однако Путятин не оставил намерения снять Лесовского с должности командира фрегата. Он решил договориться с Муравьёвым. Но кого назначить вместо Лесовского?
 
Адмирал подумал, что предложит Муравьёву кандидатуру командира «Паллады» Унковского, в крайнем случае, поменяет командиров двух фрегатов. Он вызвал Ивана Семёновича Унковского и предложил ему новую должность.
 
Страшнее перспективы продолжить плавание с Путятиным для Унковского не было. Он спал и видел, как ему избавиться от власти своего начальника. Иван Семёнович твёрдо заявил адмиралу, что слишком уважает Степана Степановича Лесовского, чтобы на это согласиться.
 
Не нашёл поддержки Путятин и у генерал-губернатора Николая Николаевича Муравьёва. Тот хорошо знал черноморских моряков ещё по службе начальником Кавказской береговой линии, ему  была известна прекрасная репутация Лесовского и то, что Степана Степановича считают лучшим учеником Нахимова.
 
Но генерал-губернатор был искушён в аппаратных играх, поэтому на всякий случай потребовал, чтобы Бутаков написал ему конфиденциальную записку о происшествии. Бутаков изложил всё ту же версию.
 
В Петербурге Муравьёв передал эту  записку великому князю Константину. Тот молча её прочитал, не сказал ни слова, а потом, когда Муравьёв ушёл, велел подшить записку в дело без всякой резолюции.
 
Но на этом дело не окончилось.
 
Продолжение http://proza.ru/2021/11/30/1518

На фотографии: мыс Лазарева