Спасти париж 21

                Глава седьмая
                КОНЕЦ БИТВЫ ДВУХ ИМПЕРИЙ

    К 11 сентября 1914 года в грандиозной Галицийской битве между Российской и Австро-Венгерской империями, наступил окончательный перелом. На всём 400 километровом фронте усилиями русской гвардии, гренадёрского корпуса, казачьих дивизий с Дона, Кубани и Урала, австрийские армии не выдержали ожесточения трёхнедельных кровопролитных боёв и стали повсеместно отходить. Отступающие войска не просто планомерно оставляли позиции, а не редко ударялись в бегство, бросая оружие, а то и сдавались в плен.

    Австрийский генеральный штаб, даже ещё не подсчитав своих тяжёлых потерь, полностью осознавал масштаб надвигающейся военной катастрофы и делал лихорадочные усилия, чтобы хоть как-то выправить положение на русском фронте. Был отдан общий приказ всем австрийским армиям отойти за реку Сан, а гарнизон мощной крепости Перемышль усилить до 45 батальонов. В тоже время из Вены в германскую Главную штаб-квартиру в Люксембурге шли и шли срочные телеграммы с призывами о незамедлительной помощи. Австрийцы уже не просили, а требовали у немцев не менее трёх корпусов. Причём германских гостей собирались поместить против русских на равнинах южной Польши, где за себя австрийцы уже не ручались, в отличие от удобных позиций на Карпатских перевалах.

    Своим добровольным общим отходом многие австрийские войска избежали окружения и пленения от русских армий по плану Юго-Западного фронта. Повезло австро-венграм и с природой — ибо на пути наступающих русских вставали Карпатские горы, но особенно отступающих выручила погода: зарядили продолжительные дожди. Главнокомандующий Иванов отдал приказ о перерыве в наступательных операциях, мотивируя это «утомлением наших войск...» Лишь 13 сентября командование фронта даёт директиву преследовать австрийцев, но только конницей и авангардами. Большая часть войск по-прежнему отдыхает, пополняет запасы и обустраивает тыл...

    В начале второй декады сентября осторожный генерал Иванов упустил благоприятнейший момент для полного разгрома австро-венгерских армий. Ведь в то время Германия терпела поражение под Парижем и ещё не собиралась срочно помогать Австро-Венгрии.

    В Вене хватались за всё, чтобы спастись даже попытались склонить пока нейтральную Румынию к войне с Российской империей, но Бухарест потребовал за это от австрийцев больших территориальных уступок и для начала-решительной победы над русскими войсками. Второе условие было уже невыполнимо.

   Потери и поражения австро-венгерских войск от русских армий по-прежнему росли как снежный ком. 12 сентября Третья армия Рузского взяла город Раву-Русскую, захватив 9 тысяч пленных, 30 орудий и много обозов. Русские войска хотели преследовать разбитых австрийцев, но их остановили ливневые дожди и приказы высшего руководства. Тоже случилось с Восьмой армией Брусилова, которая вначале успешно преследовала и разбивала вражеские арьергарды, но её стреножили не прекращающиеся дожди и осторожные приказы Главнокомандующего фронта Иванова.

   В Польше дождей было меньше и там австрийским армиям приходилось хуже. Уже 13 сентября Девятая русская вышла к польской реке Сан. Её Четырнадцатый корпус, уничтожив неприятельскую бригаду, переправился на другой берег. Отличились авангарды Четвёртой армии, когда нагнали огромный вражеский обоз длиной в 15 километров и после боя захватили до 1000 повозок с провиантом. Не отставала и русская гвардия, повсюду разбивая арьергарды австрийцев и забирая пленных и обозы.

    Лишь в одном месте в Польше австрийцы удержались благодаря первоклассной крепости Перемышль. Она имела большой арсенал и гарнизон, могла автономно вести боевые действия. Именно поэтому у стен Перемышля остановилась Третья австрийская армия и сдержала натиск русских. Но не всех других участках фронта австрийцы вынужденно отступали, из-за чего покинули важный рубеж на реке Сан и устремились к следующему на реке Дунаец. Их преследовала русская кавалерия, захватывая при этом десятки тысяч пленных, десятки орудий, сотни пулемётов, огромные склады с продовольствием, фуражом и обмундированием. Австрийские дивизии в среднем потеряли до 7500 человек убитыми, ранеными и пленными. Дело дошло до того, что австрийский главный штаб издал приказ по войскам, воюющим против русского Юго-Западного фронта: «до прибытия германских подкреплений избегать решительных боёв...»

   Выход русских к австрийской Венгрии и немецкой Силизии вызвал переполох в Вене и в Берлине. Германская империя, наконец, откликнулись на отчаянные мольбы Австро-Венгрии о военной помощи: целая германская армия перебрасывалась по железной дороге в район австрийского Кракова. Тянуть с решительной поддержкой и впрямь было нельзя, ибо австрийская армия стала разваливаться на глазах, особенно это было заметно в тех под-разделения, где служили славяне уже готовые перейти на русскую сторону. Германия испугалась остаться одна против России, Франции, Англии, Сербии и Бельгии. Во второй половине сентября 1914 года немецким генералам было не до взятия Парижа или ожидаемого наступления на Россию из Восточной Пруссии, они спасали своего союзника от победоносных русских армий Брусилова, Рузского, Плеве, Лечицского, Эверта. Штаб Юго-Западного фронта вынужденно прекратил Галицийскую битву, не только из-за прибывающих в южную Польшу германских корпусов, но и по причине испортившейся погоды, встающих на пути Карпатских перевалов и остающейся в тылу мощной австрийской крепости Перемышль, которую надо было одолеть...

    Так закончилась великая Галицийская битва, длившаяся более месяца и стоившая Австро-Венгерской империи 400 тысяч человек, из них более 100 тысяч были пленные. Русскими было захвачено 400 орудий, более 1 000 пулемётов и много другого оружия и снаряжения. Русские потери составили около 230 тысяч человек убитыми, ранены¬ми и пленными. По словам австрийских генералов, их армия, выставленная против русских в 1914 года, была луч¬шей за всё время Австро-Венгерской империи, но она по¬терпела такое поражение, и её офицерский корпус был настолько выбит, что уже никогда не смог восстановиться. Плоды этой большой победы были огромны во всех отношениях: австро-венгерские армии стояли на грани катастрофы, и сама Двуединая империя была потрясена до основания и уже речь шла, о её гибели, а русское государство впервые спустя много веков смогло воссоединить свои древние земли.



                Глава восьмая
                НА КАРПАТСКИХ ПЕРЕВАЛАХ

    Осенняя слякоть окутала галицийские Карпаты. Холодный дождь испортил и без того трудные горные дороги и Великая война грозно пришедшая со стороны Львова не¬надолго затихла. Австрийцы, потерпев от русских ряд жестоких поражений, теперь зализывали раны и собирались с силами. Они удерживали последние цепочки горных хребтов, защищающих Венгерскую равнину от победоносной армии генерала Брусилова.

   Первый Оренбургский артиллерийский дивизион войскового старшины Александра Николаевича Ончакова по причине плохой погоды стоял в резерве, восполняя запасы и людские потери в ходе Галицийской битвы. Едва Ончаков прознал, что в каких-то пяти верстах от его дивизиона, на линии фронта находится Первый Оренбургский казачий полк, так тут же засобирался в гости к землякам. Он давно уже не видел своего приятеля полковника Леонида Петровича Тимашова и потому решил воспользоваться временной заминкой в военных действиях. Александр Николаевич взяв с собою одного казака, выехали на отдохнувших лошадях в хмурый полдень. Путь к участку фронта, занимавшему оренбургскими казаками, проходил по извилистой дороге, уходящей на высокий перевал. Порывистый ветер гнал тяжёлые свинцовые тучи, предвещавшие новые дожди. По Ончакова такая непогода лишь успокаивала: в ненастье русские с места не стронутся, да и австрийцы ничего не предпримут...

   Пегий конь войскового старшины, медленно рысил по грунтовке на горный перевал слабо различаемый снизу. На полпути двух всадников нехотя окликнул казачий дозор, спрятанный за каменной глыбой, нависавшей над узкой дорогой. Дозорные, издалека заметив верховых, признали их за своих оренбуржцев. Вскоре различили знакомое лицо Ончакова и вовсе возликовали:

—Ваш благородь! Никак земляки-станичники к нам в гости пожаловали.

—Отчего малость не погулять— усмехнулся войсковой старшина кутаясь от пронизывающего ветра в длиннополую шинель — Погода позволяет выпить чарку за грядущие победы.

       Два бородатых постовых задорно отозвались:

—Ваша правда Ваш благородь!

—Надо выпить за недавние победы и помянуть погибших героев...

      Большая часть Первого Оренбургского полка разместилась в горной деревне русинов[6] на самом верху крутого перевала. Когда Ончаков с казаками поднялись на вершину, то в этот момент на какую-то минуту выглянуло из-за туч робкое солнце. Оно осветило пространство на десятки вёрст. Александр Николаевич неволь¬но охнул, увидав далеко на западе большую зелёную долину:

- Оренбуржцы! Никак Венгрия!

      Рядом находившиеся казаки охотно закивали:

- Она самая, Ваш благородь!
- Степная сторонка. Как  на реке Урал!

—А ведь когда-то эти венгры на Урале жили — вдруг вспомнил Ончаков — Вот куда наших бывших земляков занесло, за лучшей долей...

      Казаки из Первого полка сопроводили войскового старшину до самого большого дома в деревне, здесь и разместилась штаб-квартира полковника Леонида Петровича Тимашова. Ранний гость застал командира полка в одной исподней рубахе и шароварах, поглощающего поздний обед. Хозяин прознав кто к нему явился, мигом вскочил из-за стола и у самого порога заключил Ончакова в свои железные объятия и смеясь приговаривал:

- Долго же ты артиллерист не оказывал нашему полку огневую поддержку!

      Ончаков в ответ отшучивался:

—Да где нам — казачьей артиллерии, угнаться за первым по всем статьям оренбургским полком. Первым на Урале по добытой славе! Вот только сейчас в горах насилу вас нагнали...

      Тимашов ухмыляясь, накручивал ус одной рукой, а второй делал широкий жест, приглашая гостя за накрытый стол:

- Садись друже со мной. Мы с тобой Георгиевские кресты не зря получали. Не откажи сдвинуть бокалы за славные победы земляков в Галиции. Говорят, 18 полков казаков из наших оренбургских станиц бьются на всех фронтах и с немцами и с австрийцами. Есть ещё отдельные сотни и конные батареи как у тебя. Не завидую я злому ворогу, коль повстречается с казаком в бою.

- Верно Леонид Петрович! — кивнул Александр Николаевич — Уж три сотни вёрст  прошли с боями. Да какими! Я сейчас, представь себе, с перевала увидел Венгрию! Рукой подать!

      Неожиданно Тимашов хлопнул себя по коленке:

—А ты знаешь, что генерал Каледин никого не спросив, поднял кавалерийскую дивизию на рейд по венгерской равнине. Набег на Венгрию!

      Ончаков с сожалением покачал головой:

- Без поддержки толку немного. Само по себе дело важное! Пусть от страха встрепенутся не только австро-венгры, но и немцы. Если у нас здесь и дальше так пойдёт, то кайзер Вильгельм вообще один останется против нашей Антанты...

- Да — подумал Тимашов — до венгерского Будапешта осталось несколько сот вёрст, а там и до столичной Вены всего ничего. Правда слухи идут, что германские корпуса вот-вот поедут на помощь погибающей под ударами русских и сербов Австро-Венгрии.

- Немецкий солдат хорош, но и его бить можно — размышлял вслух Ончаков. — Мы в
Галиции широко использовали конницу и побили австрийцев. Напротив, в Восточной Пруссии, наши имея восемь кавалерийских дивизий так и не дали им развернуться. В результате наступление там провалилось!

       Леонид Петрович сначала пожал плечами, а потом с горечью сказал:

—Там у нас многое не получилось вот из-за чего... Здесь был талантливый генерал Брусилов, а там русский немец Ренненкампф, который упустил шанс окончательно раз¬бить Восьмую немецкую армию после победы под Гумбинненом. Нужно-то было спустить на бежавших германцев пять своих кавалерийских дивизий — давно бы Восточная Пруссия была нашей...

 -Многое, многое зависит от командующих — соглашался Александр Николаевич — Ох как дал Брусилов развернуться коннице! У меня до сих пор перед глазами картина разгрома лучших кавалерийских и пехотных дивизий Австро-Венгрии. Всыпали им наши казаки и драгуны! Теперь вот австрийцы скулят и просят немцев о помощи...

      Боевые друзья, выпив хорошего венгерского вина, захваченного у противника, ещё целый час просидели за столом, вспоминая своих погибших в боях товарищей. Уже на прощание Тимашов сказал Ончакову:

—Чую друже война эта затянется. В народе её  зовут Великой... но мы казаки не зря пролили столько своей крови. Мы отодвинули эту страшную войну от своих границ, а значит, пока россияне могут спокойно жить в своих сёлах и городах. Казаки будут стоять насмерть на страже рубежей нашей большой Родины...






                Глава девятая
                СПАСЁННЫЙ ПАРИЖ

    Военный агент России по Франции Алексей Алексеевич Игнатьев всю Марнскую битву провёл в автомобильных поездках с французскими генералами к линии фронта. Он не раз попадал под огонь германской артиллерии и видел беззаветную храбрость солдат и офицеров, защищавших свою Родину. В одной из телеграмм, посланных им в Петербург, было отмечено: «Дух французской армии, выдержавшей десятидневное отступление, снова воспрял, и подъём его не поддаётся описанию...»

     В то же время Игнатьев как участник русско-японской войны обратил внимание на силу артиллерийской канонады во время Марнского сражения, которая не прекращалась ни днём, ни ночью. Он сделал удивительный вывод из осмотра брошенных германских позиций, что именно французские орудия спасли свою усталую пехоту после первоначальных неудач. С мнением Игнатьева скрепя сердцем, согласился и Главнокомандующий Жоффр. Уходила в прошлое «царица полей» — пехота, теперь главенствующую роль в сражениях играла артиллерия.

    Многое повидал во фронтовых поездках Алексей Алексеевич, но одна навсегда врезалась в память. Игнатьев своими глазами видел, как в городе Реймсе германская артиллерия варварски уничтожала на французской стороне знаменитый памятник древней архитектуры — Реймский собор. В этом величественном здании не было никаких военных и не было никакой необходимости вести обстрел. Но немцы в ярости за поражение под Парижем методично разрушали собор: гибли старые стены и разлетались вдребезги окна из разноцветных стёкол. Месть современных варваров была жестока и касалась всего, и доставалось всем: и людям, «храмам», библиотекам...уничтожались целые деревни и городские кварталы...устраивались массовые расстрелы заложников. Так впервые в Европу пришёл железный немецкий порядок.

    Великая война в сентябре 1914 года ещё многим казалась недолгой и быстротечной, что окончательная победа над двумя германскими империями не за горами. Но Игнатьев в силу своего боевого опыта и в результате поездок к франко-германскому фронту сделал неутешительный вывод и сообщал русскому послу Извольскому, маявшемуся в далёком мирном Бордо: «минувшее генеральное сражение несмотря на его кровопролитность, в котором я лично убедился, объехав поля сражений, не было реши¬тельным в том отношении, что германские армии хотя и вынуждены были отступить, но отступили в порядке и сохранили, по-видимому, полную способность к возобновлению боя...»

    Через несколько дней после Марнской битвы Игнатьева, прогуливавшегося во дворе штаба французской глав¬ной квартиры, остановил восторженный молодой офицер Пенелон, который был прикреплён к президенту Пуанкаре. Он поддерживал связь между кабинетом президента в Бордо и Главнокомандующим Жоффром в предместьях Парижа. Пенелон, гордый первой победой, молодой и наивный, задал Игнатьеву вопрос:

—Когда же кончится война?

      Алексей Алексеевич с грустной улыбкой оглядел красивого офицера с восторженным лицом и вспоминая русско-японскую, отрезал:

—Не менее двух лет...

—Не может быть! — возмутился Пенелон — А господин президент собирался уже к рождеству вернуться в Париж...

     Игнатьев неустанно убеждал и русских, и французов готовиться к длительной тяжёлой войне, мало того, убеждал всех, что если не озаботиться пополнением материальной части, а особенно это касалось России в накоплении запасов артиллерийских снарядов, то неизбежны поражения от всесильной германской военной машины. Начинал¬ся нудный кровавый период окопной войны, он был ещё утешением для французов и англичан, испытавших на своей шкуре едва не удавшийся первый германский блицкриг. Наши западные союзники отлично понимали, что без русского фронта им бы не выстоять против немецких армий. Игнатьев не раз на себе испытывал чувство гордости за Россию, когда сопровождал Главнокомандующего Жоффра в автомобильных поездках к французским дивизиям у линии фронта. Выстроенные для встречи колонны солдат и офицеров, завидев Игнатьева в русской серой папа¬хе на голове, восторженно кричали:

—Viva  la Russie!

   Полковые оркестры откладывали исполнение «Марсельезы» и с воодушевлением играли русский гимн. Один из творцов победы на Марне, Жоффр тогда написал, вспоминая русских: «Два германских корпуса снятые с французского фронта и их Восьмая кавалерийская дивизия...в этом, быть может, и было наше спасение. Представьте себе, если бы они оставались на своих местах. Какие последствия!»

    В конце сентября Алексей Алексеевич Игнатьев заехал по делу в прифронтовой Париж и выбрал пару часов, что¬бы прогуляться по столице Франции. На знаменитых па¬рижских бульварах было непривычно безлюдно и тихо, так соответствуя серому небу и нависшими тучами над бывшим весёлым городом. Игнатьев не видел больше красочных витрин в великосветских магазинах, потому что на улицах уже не встретишь дипломатов, банкиров или богатых гостей со своими дамами. Теперь Париж был отдан бесстрашным парижанкам, которые не уехали в тыл, а остались ожидать своих мужей, сыновей и братьев, ушедших на близкий фронт. Великая война зримо и не зримо поселилась в душах людских и в парижском небе...там очень часто над площадями и дворцами летали германские самолёты. Французские девушки, несмотря на воздушную опасность, спокойно рассматривали аэропланы и презрительно называли их «голубями». Алексей Алексеевич с уважением смотрел на весёлых парижанок и думал: «Франция будет свободна, имея таких граждан. Она всё равно победит с моей Россией.

               



                ЭПИЛОГ

    Два первых месяца Великой войны были самым трудным периодом для союзной Антанты, ибо она стала жертвой агрессии центральных империй Европы. Но быстрые и неожиданно крупные наступательные операции русских армий в Восточной Пруссии и Восточной Галиции порушили захватнические планы инициаторов Первой мировой войны из Берлина и Вены. Германская империя была вынуждена срочно перебросить часть своих войск с запада на восток, из-за чего не добились первоначальной цели — взятия Парижа и покорения Франции. Немецким генералам не удался их первый блицкриг, и на несколько лет могучая Германия обречённо сражалась на два фронта. Но главный успех русских войск на Европейском театре военных действий в 1914 году был достигнут на юге Польши и в Западной Украине. Там в результате беспримерной Галицийской битвы Австро-Венгерская империя потерпела огромное поражение, потеряла боеспособную армию и даже свою независимость. Начиная с октября 1914 года, эта Двуединая держава превратилась в вассала Германской империи. Русско-австрийский фронт был уже немыслим без вкрапления германских частей, которые и укрепляли оборону и без них были невозможны наступательные действия.

    В начале Великой войны русские войска жертвуя собой, изменили ход событий этого глобального военного конфликта. Впереди Россию ждала бездна страданий, разброд, анархия и революции, но 1914 год запомнится как год всеобщего единения, воодушевления, побед и надежд на скорое возвращение к мирной жизни.

    Первые мысли о написании книги про Первую мировую войну были мне навеяны воспоминаниями моего деда — Ивана Анисимовича Степанова. Он будучи вестовым драгуном Второй армии генерала Самсонова, в первый месяц той Великой войны был тяжело ранен свинцовой очередью из немецкого пулемёта. Мой дед попал в бесконечно длинный список из пятидесяти миллионов раненых,  и, Слава Богу, не вошёл в число двенадцати миллионов погибших. Степанов потерял много крови, долго лечился и выбыл по здоровью из русской армии. Он уехал на родной Южный Урал, где женился, и у него родились сын и три дочери. Средней из них и была моя будущая мать Нина Ивановна...