То, что шло к ее глазам

1941.

Двадцать второе июня застало трехлетнюю Ниночку с родителями на привольных волжских берегах, где молодая семья сняла на лето дачу. Никаких вещей ее родители из Питера с собой не потащили - зачем? Папе Ниночки Саше и ее маме Нюре редко выпадало отдохнуть вместе, взрослые вечно пропадали в своем проектном институте, где и познакомились. Вырвавшись на волю, они никак не могли вдоволь наплаваться, набегаться, насмеяться… Пологие берега речки пестрели цветами, на рынке по дешевке продавали антоновские яблоки. Крошка Ниночка как заведенная крутила педали новенького велосипеда, осваивая окрестности. А Нюра радовала любимого Сашу свежесваренным вареньем из крыжовника. После обеда, настирав и нагладив белье, ниночкина мама устраивалась в гамаке и принималась петь. «Как много девушек хороших!» Утесова она боготворила! Поженились ниночкины родители недавно. И Саша, и свекровь Антонина Митрофановна в симпатичной хохотушке Нюре души не чаяли. А уж когда появилась Ниночка, принялись вовсю баловать хорошенькую девочку и наряжать ее, как коллекционную куклу. Начало сороковых казалось им абсолютно безмятежным временем.
Война грянула как гром среди ясного неба. Хорошо, что столицу заблаговременно перенесли подальше от границы - в Москву. Вот одержим Победу - и вернем Ленинграду былой блеск! Тем не менее, съездить домой семью не пустили, хотя ни о какой блокаде еще не было и речи. Ниночка с родными - в чем их застала беда - отправились в эвакуацию, в неведомый Ташкент. Без теплой одежды, без привычного скарба, так необходимого в быту. Они радовались, что Сашу не отправили на фронт - до войны он руководил крупным отделом архитектурного института. В тылу от Саши оказалось больше проку. В эвакуации папа и мама девочки вкалывали на таинственном секретном производстве, домой они заявлялись ближе к ночи и без сил падали в сон. Хозяйство легло на плечи бабушки Тони. Раз в месяц, отоварив продовольственные карточки, она выдавала Ниночке кусочек хлеба - но сразу разрешала съесть только половинку. Часть ломтика малышка прятала под подушкой - иначе на завтра ничего не останется! Утром она съедала все до единой крошки!
В просторной комнате общежития, разгороженной повешенными на суровой бечевке простынями, жило еще четыре семьи, эвакуированных из Питера. Взрослые работали с Сашей и Нюрой, дети резвились в придорожной пыли. Привыкнуть к изнуряющей жаре оказалось трудно. Как и смириться с тем, что все это - на неопределенное время. Бабушка Тоня однажды слегла и больше не поднималась. Когда старушка почувствовала, что недалек ее конец, она сняла с шеи нитку бирюзовых бус, обняла любимую внучку и перевесила украшение на нее. Бирюзу подарил ей ниночкин дед, когда миловидная дочь купца Антонина согласилась стать его невестой! «Как бирюза подходит к твоим ясным глазкам! Они у тебя - как незабудки! Носи на счастье, внучка!» - шепнула старушка. Вскоре ее похоронили.
В эвакуации Ниночка совсем отощала. Бутон прекрасного цветка грозил не распуститься вовсе. Есть хотелось все время. Бирюзовые бусы оказались достаточно длинными, и Ниночка решила съедать по бирюзовой бусинке в день. Так этого долго никто не заметит. А потом война кончится. «Красиво - значит, должно быть вкусно!» - убеждала она себя, когда запивала очередную бусину стаканом несладкого компота из узбекских сухофруктов. Но бусы становились ощутимо короче, а канонады продолжались. Настал день, когда мама Нюра заметила неладное - девочку отругали, остаток бус у нее отобрали и спрятали в шкатулку. Потянулись суровые тыловые будни - они не раз описаны очевидцами. Когда война закончилась, подросшая Ниночка и ее родичи вернулись из солнечного Узбекистана в изуродованный Ленинград.
В дом, где располагалась их просторная квартира, попала бомба. Семье выделили коммунальное жилье. Уцелевшие квартиры в историческом центре Северной столицы после войны беспощадно перегораживали. В бывших господских апартаментах размещали сразу несколько шумных семей. Комнатка родителей оказалась такой тесной, что Ниночке стелили прямо на крашеном полу. Она спала под обеденным столом. К концу эвакуации у нее появился маленький брат Шура. Его колыбель устроили на подоконнике. Родители вдвоем ютились на кровати с сеткой. Ниночкин папа ночь напролет вынужден был держаться за спинку рукой, чтобы не упасть. Да и куда было падать? На полу ведь спала его дочка!
За всем этим безмолвно наблюдал слоистый чайный гриб. В те годы он жил в глубине буфета у каждой хозяйки и вырабатывал кучу полезных веществ. В выходные Саша и Нюра вытаскивали коляску через черный ход и отправлялись выгуливать новорожденного в сквере, благоухающем сиренью. А Ниночка обеими руками выдвигала тяжеленный ящик древнего комода. Она вытаскивала из его недр шкатулку и любовалась уцелевшей бирюзой. Бедная бабушка! Она так любила Ниночку! Но ей повезло меньше всех. Погрустив, Ниночка задвигала ящик обратно. Плакать нельзя - иначе кто поверит, что девочка уже выросла?


1970.

Нина продела в уши серебряные кольца с бирюзой. Пора отправляться за сыном! А то мальчик в прошлом году вернулся из садика сам - босиком по снегу. Воспитатели не доглядели! Она задумалась. После войны прошло каких-то двадцать пять лет, но жизнь изменилась до неузнаваемости. Теперь они с мужем жили на значительном удалении от исторического центра города со всеми его Аврорами-Эрмитажами - там, где, мерно посапывая, расположились на вечный сон спальные районы, заняв огромные пространства до самых Пулковских высот. Сталинские чертоги Московского проспекта были для простых смертных недосягаемы. Нина с мужем скромно существовали в самом сердце хрущевского царства - в Купчино. В шестидесятые ее имя неожиданно вошло в моду. Имя эволюционировало до «Нинель», «Нинон»… Сама Нина распустилась, как роза, став красоткой, на которую оглядываются все встречные. Она родила симпатичного малыша и превратилась в вечно озабоченную домохозяйку. Муж Дима не дал Нине вернуться в проектный институт. Он - художник-оформитель и отлично зарабатывает, придумывая «одежду» для конфет. Ими же кормит жену. «Чернослив в шоколаде», «Золотая нива» - самые дорогие и редкие сорта… Неужели правда, что в эвакуации Нина глотала бусины? Вот дурочка! Какая бирюза? Этому камню теперь место разве что на ее пальцах или в ушах! Бабушка Тоня была права - этот минерал отлично гармонирует с ее васильковыми глазами!
На обратном пути из садика Нина заглядывает в ювелирный. Над входом так прямо и написано: «Бирюза!!!» Красавицу манит пальцем в кабинет директор магазина. Она - любимый клиент! Кофе, чай, ликер… Нину изумляют, сообщив ей по секрету, что в Америке рекламу вставляют внутрь кинофильмов! Как это так? Это же нарушает целостность восприятия! И откуда об этом знать рядовому директору ювелирного? А вдруг он шпион? Скучающего Мишку потчуют соком из неведомого манго, а Нине предлагают купить «из-под полы» браслет. Невиданное сочетание: серебро, бирюза, седой янтарь и пастельно-розовый коралл. Какая красотища! Нина достает из лакированной сумочки, висящей на ее локте, несколько красных червонцев. Нужно еще приберечь мелочи Мишке на эскимо! Домой она возвращается с опаской: не заругался бы драгоценный супруг, браслет-то - не самый дешевый!
Но Нина застает мужа в озадаченно-приподнятом настроении. Ему не до того. Диме поручили изготовить короба ручной работы по заказу генсека Леонида Брежнева. Это сулит неплохие дивиденды! Сроки - сжатые, три дня. И вот короба готовы, покрыты лаком и досушиваются на рабочем столе мужа. Завтра технологи наполнят их лучшими в Союзе конфетами и отправят в Кремль. Накормив домашних и перемыв посуду, Нина приподнимает полиэтилен, чтобы еще раз полюбоваться: красиво - очень! Нина напевает. На дне одного из коробов она замечает белый листок. Мишин почерк.
«Дорогой дядя Брежнев! Мы живем хорошо, спасибо тебе за это. Надеемся, дальше всем нам будет еще лучше. Много-много лет. А я за это обещаю хорошо учиться и помогать старшим! Миша, восемь лет, Ленинград». В этом - весь характер ее сына: ничего не попросив, он что-то еще и обещает в ответ! Весь в нее - наивный, только бусы не ест! Нина осторожно извлекает письмо сына из коробки - не прилипло бы оно к лаку! - и улыбается. Мальчишка понадеялся, что записку под конфетами никто не заметит. А просить ничего не нужно, все у них и так хорошо. Только бы не было войны!

1997.

Позади - еще три десятка лет. Юбилеи войны мелькают с регулярностью. Столица государства - в Москве. Санкт-Петербург - Мекка культурная. И дремучая провинция. После кончины Брежнева рулить необъятной страной принималось еще несколько деятелей. Дима - преуспевающий график, мэтр. Но фантики за него все чаще выполняет бездушный компьютер! Живописные полотна брата Нины вошли в моду. Шура изображает среднерусские перелески и охапки цветов. А Мишка стал телеведущим - он сам наполняет рекламой свои «Артобстрелы»! Рекламные паузы на телевидении становятся все длиннее. Писателем сын еще не сделался. Всему свое время. Когда Мишка вышел на подиум, то начал носить перстень с бирюзой. Бирюзовый цвет становится приметой стиля «гламур» - раньше и слова-то такого не слыхали. Семья вновь меняет ареал обитания, когда Мишка, пробив скорлупу хрущевского царства, выходит на просторы взрослой жизни. Север Питера, бывший комендантский аэродром. Кончается Страна Советов, завершается земной путь Ниночки. Как она занемогла - не уследил никто. Покойных не принято украшать золотом, и безутешные родные надевают на Нину Александровну несколько серебряных безделушек с яркой бирюзой. Это так шло к ее глазам!

МИХАИЛ ГРУШЕВСКИЙ, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ