Глава 5. Протест

– Ну что, выгнали тебя? – громкий визгливый голос Хелены гулко разнёсся по мрачному подъезду; тонкие губы тётки кривились в ехидной усмешке.

Энтони лишь пристально взглянул на неё; не говоря ни слова, он бочком протиснулся мимо неё, загородившей полкоридора, направился в свою комнатушку.

– Таскается неизвестно где днями и ночами! Ещё и какую-то пакость притащил! – понеслось ему вслед.

Кажется, тётя говорила ещё что-то… Демонстративно хлопнув дверью, Энтони поставил вещи на пол и, повалившись на кровать, накрыл голову подушкой. Ещё вчера он начал бы препираться с тёткой, прийдя в гнев от её колких слов и незаслуженных обвинений… Однако теперь он понимал: во всём этом смысла не больше , чем в бесполезном сотрясении воздуха.

В этот день Энтони покидал свою комнату лишь раз — когда Хелена позвала его обедать.

– Поторопись! – сказала она, ставя перед племянником тарелку, в которой уныло плескался чуть тёплый гороховый суп. – Сегодня я жду гостей.

Она могла и не говорить этого. Вечерние субботние посиделки входили в список тёткиных традиций.

***

– А я тебе давно говорила, Хелена! Напрасно ты на себя такую обузу взвалила! – доносился из кухни низкий хрипловатый голос Элизабет, дородной соседки, жившей на пару этажей ниже. – Не такой он у тебя какой-то. Неправильный.
– Да уж, вот такое наследство досталось мне от сестры моей, – вздыхая, молвила Хелена тоном мученицы. – Но я не ропщу. Каждый должен нести свой крест до конца…

Стены в панельном доме были настолько тонкими, что Энтони слышал не только каждое слово — он улавливал даже интонацию, с которой оно было произнесено.

– О Господи, что мне с ним делать, ума не приложу! – плакалась Хелена в соседкину жилетку. – Весь в отца его, неприкаянного! Жену в могилу свёл, сам душу свою незнамо где загубил!.. Дитя своё мне на руки скинул!.. Так знаешь, сам не удосужился приехать, нормально всё объяснить — письмо с мальцом передал! «Позаботься, мол, Хелена, о нашем сыне, кроме тебя у него больше никого нет.»

Тонкое пятиугольное стёклышко, зелёное, как малахит, хрустнув, треснуло, острый край вонзился в ладонь Энтони; кровь закапала на рисунок.

– А мальчишка-то что рассказывает? – спросила Лиз.
– В том-то и дело, что ничего. Молчит, будто воды в рот набрал.
– Может случилось что плохое — вот он и молчит?
– Случилось — хуже некуда. Бросил его этот беспутный, не поглядел, что малолетка! Без вести пропал. Зачем только ребёнка заводил?! Занимался бы своей никчемной мазнёй, а не гробил жену с сыном…

«Замолчите! Не смейте бесчестить моего отца! Вы ничего не знаете!..» Виски Энтони пульсировали. Яростный крик готов был сорваться с его губ, однако он сжал их ещё плотнее. «Бесполезно. Это ничего не изменит. Она будет пачкать его имя, пока я здесь. А значит...»

Только теперь он почувствовал боль. Морщась, он вытащил осколок из раны, и, кое-как замотав носовым платком распоротую ладонь, огляделся. Крохотная скудно меблировання комнатушка походила на нору. Прочь! Уж лучше открытое небо над головой, чем служить источником вечных незаслуженных попрёков! Будь что будет!

***

– Красивые серьги! – заметила Лиз.
– Бриллианты! – улыбнувшись, Хелена дотронулась до камушков, поблёскивающих у неё в ушах. – Знаешь, я так давно о них мечтала и...
– Слышала? – Лиз удивлённо взглянула на подругу; фарфоровая чашечка с чаем в её руке дрогнула.
– Что?!
– Кажется, стукнуло что-то...

Переглянувшись, подруги настороженно прислушались.

– Показалось! – махнула рукой Хелена. – Вот, попробуй пирог!