Глава 18. Ангел в ночи

! 18+ !



«Дорога… Куда она ведёт? В неведомые земли? Или к загадочной двери, открывающейся в иное измерение? Или… в никуда?.. Есть ли в мире страна с таким именем? Или так зовётся далёкая вселенная, в которой ещё никто не побывал…»

Отступив от штатива на пару шагов, Энтони в задумчивости взглянул на полотно. «Нет, – подумал он, хмурясь, – в ней нет целостности. Как будто там дальше обрыв, бездна, которую не преодолеть…» Вздохнув, он сощурился и взглянул на своё творение иным взглядом — туда, за дальние пределы. И медленно и бережно, словно хирург, делающий надрез острым скальпелем, провёл тонкую кривую линию…

… Очертания предметов потеряли чёткость, поблекли, сделались размытыми, призрачными. Стены студии исчезли. Энтони стоит на дороге, лениво вившейся меж зелёных лугов, подёрнутых белой как пар дымкой, и исчезающей с сиреневатой мгле. Лёгкий порыв прохладного ветра всколыхнул волосы. Медленно, точно сомнамбула, Энтони двигается вперёд…

– Энтони-и-и… – едва слышное, словно отголосок далёкого эха доносится из туманной дали.

«Она там, впереди, она зовёт меня!» Как же мучительно трудно даётся ему каждый шаг! Воздух, густой и вязкий как кисель, сковывает его движения, затрудняет дыхание. Шаг… Ещё один… Рушится незримая преграда...

Плотный сизый туман, обнимающий его со всех сторон — ничего больше. Ни верха ни низа. И лишь впереди — стройный силуэт, окружённый призрачным золотистым светом.

– Анджела?

Она оборачивается и улыбается, чуть склонив на бок кудрявую головку, – в тёмных глазах сверкают задорные искры. Она так близко, что можно до неё дотронуться — стоит лишь протянуть руку. Но пальцы хватают лишь воздух.

– Анджела! Постой, не исчезай! – взывает Энтони, протягивая к ней руки.

Она останавливается лишь на миг и, поманив его, исчезает в сумерках, лёгкая как облачко, влекомое сквозняком.

– Анджела! Где ты, Анджела! – в волнении взывает Энтони, бредя вперёд во тьме; густой туман поглощает звук его голоса. – Зачем ты зовёшь меня?

Тусклое свечение брезжит там, впереди, указывая путь…

… На потемневших от времени камнях стен твердыни, выступившей перед Энтони из мрака, играли отблески неяркого желтоватого света, пробивающегося из-за неплотно притворенной створки массивной окованной железом деревянной двери. Миг колебания — и Энтони внутри.

Гулкое многократное эхо звука его шагов отражается от стен и высокого, украшенного затейливой росписью стрельчатого купола старинного собора. Блики восковых свечей в лампаде трепещут на стройных колоннах, увитых ветвями зелёного плюща, на изображениях святых, придавая живости их ликам.

«Анджела, где ты? Ты указала мне путь сюда, в этот храм. Зачем?..»

Какой-то человек стоит у дальней стены и глядит на красивый искусно выполненный витраж с изображением сцены судного дня. Почему Энтони не заметил его, когда вошёл? «Как странно! Но мне кажется, что этот человек знаком мне!»

Словно прочитав мысли Энтони, мужчина медленно оборачивается…

– Эй, студент!

От громкого оклика Энтони содрогнулся так, словно получил заряд тока. Странное наваждение исчезло — он снова находится в студии. Он стоит, вцепившись в деревянные края штатива с такой силой, что побелели костяшки пальцев, беззвучно шевеля губами. Тело его сотрясает дрожь. «Где я был? Что со мной было?..»

– Парень, с тобой всё в порядке?

Вытерев выступившую на лбу испарину, Энтони обернулся. Уборщик глядел на него с испугом и озабоченностью.

– Всё… нормально, – ответил Энтони хрипло, проведя дрожащей ладонью по бледному лицу и попытался улыбнуться.
– Ну тогда… ладно, – ответ художника его, похоже, не успокоил. – Поздно, парень. Мне нужно студию закрывать.
– Д-да-да… – Энтони кивнул. – Я уже ухожу.

Накрыв картину куском ткани, он поставил штатив в дальний, самый тёмный угол и кивнув уборщику на прощание, вышел.

Последние лучи заходящего солнца, заглянув в университетские окна, прочертили на стенах и паркетном полу пустынного сумеречного коридора длинные широкие оранжевые полосы — словно незримый художник провёл кистью, довершая пейзаж уходящего дня.

«Кажется, все, кроме меня, разошлись по домам… – подумал Энтони, отстранённо прислушиваясь к звуку собственных шагов. И усмехнулся. – Мне-то спешить некуда!»

Мысленно он всё ещё пребывал в том удивительном мире, который открылся ему и впустил в себя, и реальность воспринималась им как что-то неправильное, ненастоящее. Собственная чуждость ощущалась им сейчас с особенной остротой. Но всё же он находился здесь, а не там.

***

– Мы искренне сочувствуем вам, мр. Свифт. Но вы отнюдь не единственный студент, столкнувшийся с подобными трудностями. К сожалению, на настоящий момент мы не можем вам ничего предложить.
– Но сэр…
– Мы внесли вас в список нуждающихся в жилье, мр. Свифт, – перебил его чиновник — дородный лысоватый мужчина в коричневом твидовом костюме, втиснутый в кожаное кресло; маленькие блеклые глазки за линзами очков в толстой роговой оправе выглядели неестественно выпученными, это придавало ему некое сходство с крупной рыбой. – Ожидайте своей очереди. Мы оповестим вас.

Захлопнув толстую серую папку, он воззрился на Энтони, всем своим видом показывая, что разговор окончен.

***

– Основными признаками Брутализма являются урбанистичность, функциональность и смелость, как это наглядно продемонстрировано… – монотонно вещал профессор, стоя перед экраном, на который была спроекцирована громоздкая железобетонная конструкция.

Судя по всему, мало у кого из студентов тема лекции вызывала живой интерес. Кто-то болтал вполголоса, кто-то с комически-глубокомысленным видом обсуждал полезное влияние модных веяний на развитие современного искусства, подразумевая вышеупомянутый брутализм… Кто-то, пренебрегнув правилами приличия, дремал, склонив усталую главу на учебник по архитектуре. Сам профессор выглядел усталым и выдохшимся и, похоже, мысленно пребывал на Канарах, куда он собирался отправиться в скором времени в отпуск, а посему игнорировал столь неуважительное поведение молодых слушателей.

– Ну как дела? – осведомился Александр Вудфорд громким шёпотом, перегибаясь через стол.
Энтони неопределённо передёрнул плечами и низко понурился. Для Алекса этот жест был весьма красноречив.

– Тони! – окликнул он Энтони, когда они выходили из аудитории. – Перебирайся к нам!

Пристально взглянув на товарища, Энтони покачал головой.

– Спасибо, дружище, – ответил он, – но ты напрасно обо мне беспокоишься. Мне пока есть, где перекантоваться, пока для меня найдётся какое-нибудь жильё…
– Слушай, кончай ломаться! – склонившись к нему Алекс понизил голос до конфиденциального шёпота. – Я ведь знаю, что…
– Ага! Вот и он! – долговязый Джеймс Гери возник перед ними точно чёртик из табакерки. – Свифт! Наши в пабе собираются сегодня, обмывать дебют Бэйнтона… Ты с нами?
– Нет, я… занят сегодня, – ответил Энтони с лёгкой заминкой.
– Э… ну что ж, жаль… – Джеймс горестно вздохнул и, метнув быстрый взгляд на молчавшего Алекса, собрался было удалиться. – Слушай! – вдруг вспомнил он. – Будь другом, займи пару фунтов! Я, понимаешь, сейчас на мели… Верну всё до последнего пенни, как только получу стипендию. Не переживай — за мной не станет!

Не выдержав, Алекс раскрыл рот.

– Прости, – предупредил его порыв Энтони, – но… я не могу дать тебе этих денег.
– Как?!.. – Гери вытаращился на него с выражением крайней степени изумления на лице. (Вероятно, он предполагал, что его однокурсник не кто иной, как переодетый принц крови!) Но в следующий момент расплылся в улыбке. – А-а, понимаю! Ведь у тебя теперь девушка есть! Видел я вас вместе — тогда, в кинотеатре!

Энтони лишь молча покачал головой. После той памятной субботы, когда столько всего произошло, Анджела исчезла.

Он испытывал беспокойство за неё. Почему? Вряд ли Энтони мог объяснить это. Они были так мало знакомы… Однако не было ни дня, чтобы Энтони тайком не высматривал её среди студентов. Но Анджелы не было, и волнение Энтони возрастало ещё больше…

Поняв, что его старания бесполезны, Джеймс Гери удалился восвояси пытать счастье по другому адресу.

– Вот же плут! – пробормотал Александр Вудфорд, глядя ему вслед. – Послушай-ка, Тони, – он положил руку ему на плечо, – Если ты нуждаешься, то будь откровенен…
– Спасибо, дружище, – Энтони улыбнулся. – Пока у меня неплохо выходит сводить концы с концами.

Алекс смерил его внимательным взглядом.

– Как знаешь, – сказал он. – Но помни: мы с Нэн всегда рады оказать тебе поддержку.

Энтони помнил. Но он не хотел становиться в тягость своему единственному другу, пока чувствовал в себе силы бороться.

***

… В вечернем воздухе веяло чем-то особенным, весенним. Стоя на широком крыльце перед университетским корпусом, Энтони прикрыл глаза, и подставил лицо прохладному ветру.

«Чего я ст;ю? – спросил он себя, глядя на и белые барашки облаков, плывущие по темнеющему небу. – Ради чего живу? Отец завещал мне искать ответ в моём сердце… Он был художником, творцом. Он верил, что искусство стоит выше низости, жестокости, равнодушия, без него он не мыслил жизни. А я?.. Я всегда мечтал походить на него.»

Он огляделся — немного удивлённо, будто оказался вдруг в совершенно незнакомом месте — и двинулся через безлюдный университетский двор к высоким воротам.

– Запозднился ты, парень, – заметил хмурый сторож, как раз собравшийся запирать их, удостаивая Энтони укоризненным взглядом.
– Простите, – пробормотал тот, отчего-то чувствуя себя виноватым.

И, проскользнув бочком за приоткрытую створку, зашагал прочь.

Город постепенно окутывали синие сумерки. В это час на улицах было ещё много прохожих: одни пользовались свободным временем, прогуливаясь по набережной и наслаждаясь весенним вечером, другие торопились домой, зная, что их ждут любящие близкие… Энтони некуда было спешить. В старом полуразвалившемся огороженном дощатым забором здании, бывшем когда-то фабрикой, где Энтони нашёл пристанище, его никто не ждал.

Другого выхода пока не было: тех денег, что были на его счету, хватало лишь на оплату обучения и, чтобы как-то прожить, Энтони приходилось подрабатывать. Но он был готов прозябать, живя на гроши, выполнять любую, самую тяжёлую и грязную работу — если однажды сделан выбор, нельзя отступать.

«А может, так и надо? – размышлял Энтони, медленно бредя вперёд и рассеянно поглядывая по сторонам. – И это ещё одно испытание на прочность? Проверка моему упорству в достижении цели?..
Я выбрал именно этот путь. Пускай он нелёгок, но я пройду его до конца. А испытания… Что ж, благодаря им я смогу лучше себя узнать, понять, какова цена моему таланту, затраченным усилиям.»

Город жил своей вечерней жизнью. По дорогам, ярко сверкая фарами и шурша шинами по влажному асфальту, мчались автомобили, гордо возвышавшиеся над ними автобусы, наполненные поздними пассажирами, походили на степенных горбатых светящихся жуков. Яркие неоновые вывески магазинов и увеселительных заведений призывно манили приверженцев позднего шоппинга и желающих развлечься — культурно и не очень. До молодого студента и его проблем городу не было никакого дела…


… Энтони стоял у кафе-пиццерии и растерянно глядел на ярко освещённые окна. Дядюшка Джиджи что-то с улыбкой говорил клиентам — парню и девушке. Энтони вспомнилось, как в тот вечер они с Анджелой сидели за тем же самым столиком и беседовало ни о чём… и обо всём.

«Порой бывает так, что для того, чтобы узнать человека, привязаться к нему бывает достаточно лишь нескольких мгновений…» Энтони вдруг остро ощутил, как сильно жаждет он её увидеть, заглянуть в её глаза, услышать голос…

«Войти? Спросить о ней?» – возникла у него мысль, и он даже сделал шаг в сторону двери, но, заколебавшись, отступил и, покачав головой, двинулся восвояси.

«Пора «домой», – вздохнув, сказал себе Энтони, идя по ярко освещённому проспекту. – Нужно выспаться, а завтра… Новый день принесёт с собой какой-нибудь сюрприз…»

Путь Энтони лежал через небольшой парк — тот самый, через который он провожал Анджелу домой. Возможно, в этом была ирония судьбы…

«Кажется, прошла целая вечность, а не какие-то три недели… – вспоминал Энтони, не спеша шагая по тёмной аллее. – Словно это было со мной… с нами. Но в другом измерении…»

Он шёл медленно, с удивлением глядя по сторонам. Странное волнение вдруг охватило его, голова пошла кругом. Видение, посетившее его сегодня в студии наложилось на реальность, словно вдруг, непостижимым образом он вновь оказался ТАМ!

«И сейчас из туманной тьмы выйдет она, окружённая ореолом золотистого света и поведёт за собой…»

Вдалеке действительно показался свет. Энтони ускорил шаги. Вскоре аллея повернула.

«Анджела!» Почему, увидев одинокую фигуру, скрючившуюся на скамье, Энтони подумал о ней? Луч фонаря, неяркий из-за вечернего тумана, падал на сгорбленную спину ссутуленные плечи.

– Анджела?

Содрогнувшись, словно от удара, девушка отняла ладони от лица и обернулась к нему: бледные щёки и глаза блестели от слёз.

– Ну почему?! Зачем сюда пришёл именно… ты?!!

Затем, расхохотавшись, она тряхнула головой и, подняв с земли бутылку с недопитым виски, приложилась к горлышку. Энтони присел рядом.

– Зачем? – спросил он, помолчав немного, и попытался забрать бутылку из рук девушки.
– Отдай, это моё! – воскликнула Анджела, отстраняясь и снова поднося горлышко к губам. – Пусто…

Она повертела бутылку в руках и вдруг с размаха швырнула её оземь. Зазвенело разбитое стекло.

– Гады!.. Гады!.. К чёрту всё! – сквозь зубы проговорила Анджела и, обхватив себя руками, принялась исступлённо раскачиваться.

Энтони придвинулся к ней и, обняв за плечи, привлёк к себе. «Как ребёнок», – подумал он.

– Тони-и!.. – прошептала Анджела, заглядывая ему в лицо; всхлипнув, она приникла к нему. – То-они… Я думала о тебе… Мне плохо, Тони!
– Пойдём, Анджи! – сказал он. – Я тебя домой отведу. Уже поздно…
– Нет! – она вскинулась точно раненная змея. И тут же сникла. – Я… у меня нет дома.

Энтони нашёлся не сразу.

– Анджи, – промолвил он, помолчав, – Пойдём ко мне.
– К тебе?.. – она взглянула на него с удивлением. И лишь кивнула.

Анджела была настолько пьяна, что едва держалась на непослушных ногах. Всю дорогу до «виллы» она плелась за Энтони как утопающий за спасательный круг, поминутно бормоча извинения заплетающимся языком.

– Как здесь у тебя клёво-о! – протянула Анджела, завалившись на старый продавленный широкий диван с потраченной молью жаккардовой обивкой, притащенный кем-то на старую фабрику в незапамятные времена, и окидывая взглядом «комнату» — пустое помещение с подпёртым толстыми просмоленными деревянными балками низким потолком, с которого свешивались на тросах большие железные крюки.
– Угу, – откликнулся Энтони, растапливая импровизированную печь, сложенную из кирпичей на каменном полу.

Водрузив на огонь котелок с водой, он оглянулся: Анджела сидела, подобрав под себя ноги и глядела прямо перед собой.

– Вот, держи, – промолвил Энтони, подсаживаясь к ней с эмалированной кружкой в руке. – Это чай. Выпей — тебе немного полегчает.

Анджела неопределённо пожала плечами. С улыбкой вздохнув, Энтони поднёс кружку к её потрескавшимся губам. Отхлебнув, она оттолкнула его руку слишком резко – выплеснув горячий напиток, кружка со стуком урала на каменный пол, – и вдруг, закрыв лицо ладонью, горько разрыдалась.

– Я не должна… не хотела возвращаться… – доносилось сквозь всхлипывания. – Я сама виновата в том, что случилось… Почему я не послушала дядю Джиджи?! Если бы я сделала всё как он говорит, то…

Энтони глядел на неё в полнейшей растерянности, не зная как следует поступать. Он понимал, что Анджеле сейчас необходимо выплеснуть всё, что накопилось и рвало её душу на части, и он так хотел её успокоить — только бы не видеть этих слёз.

– Они обманули меня, – говорила Анджела, уткнувшись ему в грудь, – они сказали, что сестра умерла… Они знали, что я обязательно приеду! Они заперли меня… А она меня выпустила и… Господь всемогущий! Зачем, зачем она поступила так?!! Бедная моя Франческа, ведь не они убили тебя — это я, я! Зачем ты заверяла меня, что они тебя не тронут? O Dio!..

Она заговорила по-итальянски, судорожно всхлипывая… А он лишь крепче прижимал её к себе, нежно гладил по спутанным волосам, вздрагивающим худеньким плечам, пытаясь успокоить.

– Всё будет хорошо, милая, – шептал он, едва касаясь губами её уха. – Я здесь, рядом, я помогу! Я никогда не оставлю тебя мой солнечный ангел!

Анджела вдруг притихла. Несколько минут она сидела, прижавшись к Энтони как маленький загнанный зверёк, затем медленно подняв голову, пристально заглянула ему в глаза. И, обвив руками его шею, поцеловала – долго и страстно…

***

… Была долгая сумасшедшая ночь… Он хотел её… О Боже, да! Он жаждал — каждую клеточку, каждый изгиб её тела! Каждый её вздох, каждый всхлип, каждый долгий, полный сладострастия стон был для него как самая прекрасная музыка… Она принадлежала ему вся — от макушки до кончиков нежных тонких пальцев, ерошащих его волосы, вызывающих своими прикосновениями дрожь.

– Войди в меня, милый!.. Ещё… О, прошу тебя — ещё! Не отпускай меня, держи крепче!..

Он сжимал её в объятиях, ласкал её грудь, приникал губами к её соскам, с благодарностью насыщаясь драгоценной энергией, даримой ею… Он входил в неё снова — глубоко, долго… Она стонала, слёзы текли по её щекам. И молила: ещё! Ещё!

Её каштановые кудри накрывали его мягкой душистой волной. Руки их свивались, тела, позолоченные пламенем печурки, слившись, двигались в магическом ритмичном танце, ведомом лишь им двоим. Сердца их бились в унисон. И не было ничего — ни горя ни ненависти ни смерти. Только он и она в мире, принадлежащем только им…

***

… Тусклый свет зарождающегося утра проник сквозь узкие провалы окон, лишённые стёкол. Огонь в печурке давно догорел и сырость, вытеснив его тепло, заполнила маленькое помещение, пробралась под старое драное лоскутное одеяло, в которое кутался спящий. Он сонно забормотал, заворочался, потянулся, прогоняя остатки сладкой дрёмы.

– Анджи…

Отклика не последовало. Рука Энтони нашарила пустоту. Резко сев, он огляделся по сторонам: Анджела исчезла. Словно всё, что происходило ночью, было удивительным видением, почти неотличимым от реальности. Но смятая подушка всё ещё хранила аромат её волос…

Взгляд его остановился на надписи на стене:

Прощай. Не ищи меня!

Буквы были крупные, немного корявые, выведенные осколком кирпича, который валялся тут же на полу.

– Но… Почему?!.. – вскочив, Энтони принялся торопясь одеваться. – Ты не могла вот так просто уйти!..

«Могла…» Ему почудилось, что тихий отголосок далёкого эха донёс до него ответ.

– Нет, – проговорил Энтони, обращаясь к ярко-красным буквам на серой штукатурке, словно те были живыми. – Я найду тебя всё равно!

Постояв с минуту в раздумье, он набросил плащ и, выйдя на пустынную улицу, быстро зашагал навстречу густому туману.

… Окна пиццерии дядюшки Джиджи были тёмными, Энтони знал, что она откроется не раньше полудня. Однако дверь поддалась сразу.

– Ага, явился, ragazzo! – воскликнул хозяин, выходя к Энтони, лишь только тот ступил внутрь. Он ждал его.
– Я ищу Анджелу, – выпалил Энтони, забыв поздороваться.

Вместо ответа дядюшка Джиджи указал на стул за одним из столиков. Поколебавшись, Энтони всё же принял это немое приглашение.

Обмахнув и без того чистую столешницу белоснежной салфеткой, Джиджи извлёк из кармана своего клетчатого жилета тонкий листок бумаги, сложенный вчетверо, и, положив его перед юношей, стал поодаль, скрестив на груди руки.

Бросив на него неуверенный взгляд, Энтони медленно развернул записку.

«Тони, я знаю, ты обязательно прочтёшь это. Теперь я далеко. Прошу, не ищи меня. Поверь, так будет лучше для нас обоих.
Я не жалею о том, что произошло между нами, я сама хотела этого. И я благодарна тебе, Тони, за подаренные тобой мгновения счастья и радости. За обретённую вновь надежду. За то, что ты смог меня понять и был готов принять.
Наверное, ты думаешь, что любишь меня, – о, прости мне столь смелую мысль! – но ты обманываешься. Я не та, кто тебе нужен. Я всего лишь случайная встречная на твоём пути, которая по мере отдаления приобретает всё более призрачные очертания. Ты ещё встретишь ту, что суждена тебе судьбой.
Много нового тебя ждёт, многое изменится… Но если ты когда-нибудь вспомнишь обо мне, думай, что со мной всё хорошо.

Я буду молиться за тебя. Будь счастлив, Тони! Прощай. Анджи.»

Всё поплыло перед глазами Энтони. Он медленно поднялся и, рассеянно сунув письмо в карман, пробормотал что-то невнятное, что должно было быть словами благодарности, и, сопровождаемый серьёзным и сочувственным взглядом Джиджи, пошатываясь вышел.

– O dio mio, che tristemente! – со вздохом пробормотал хозяин пиццерии, глядя ему вслед.

***

… Он потерянно брёл по улице. Куда? Вряд ли он мог дать ответ. Мир вокруг него будто смазался, подёрнулся белесой туманной пеленой. Ему было всё равно, куда приведут его ноги…

Издалека послышался звон колокола. Остановившись, Энтони, вскинув голову, прислушался к его низкому, утробному голосу — колокол будто звал его. Медленно, точно пребывая во сне, Энтони двинулся вперёд, и вскоре впереди показалась церковь.

Войдя в высокие двери, Энтони замер в нерешительности, глядя по сторонам и чувствуя как атмосфера иного мира окружает его со всех сторон, обнимает, принимая в себя. Он уже был здесь — в своём видении, Анджела привела его сюда. Анджела… Ангел в ночи…

Церковь была пустынна, колокол, услышанный Энтони, возвещал об окончании службы. Пахло ладаном и воском…

Энтони шёл по проходу, стараясь ступать бесшумно, будто боясь побеспокоить древних духов, почивших в тёмных тайниках. Странное смешанное чувство страха, нерешительности и благоговения, овладевшее им, вызывало трепет в его душе…

Всё повторилось — как тогда! Но Энтони знал: там, у дальней стены за потемневшим от времени алтарём, густая тень скрывает того, чьё лицо он так и не успел увидеть. Солнечный луч, расцветившийся витражными стёклами упал на сутулую спину незнакомца, стоящего у дальней стены под витражом; почувствовав присутствие ещё одного человека, он вздрогнул и обернулся.

– Мастер!..
– Тони! – воскликнул Чарлз и шагнул к юноше, с улыбкой простирая к нему руки. – Сынок! Я знал, что ты придёшь сюда.
– Знали?.. – Энтони глядел на него в растерянности.
– Это сложно объяснить, – кивнул старик. – В жизни много случается такого, что расходится с привычной логикой, – сказал он, положив Энтони на плечо слегка дрожащую руку. – Послушай…

Они присели на длинную узкую деревянную скамью в одном из рядов.

– После того, как ты ушёл, я пытался тебя найти, – начал рассказ мастер. – Я побывал на том месте, где произошла наша такая необычная встреча. Я глядел на твоих ангелов… Ты видел мою мастерскую; почему ты не сказал мне, что ты тоже художник?!

Энтони промолчал: он не знал, что ответить. Чарлз вздохнул.

– Я разыскивал тебя в студиях моих друзей, – продолжал он, – справлялся в художественных школах… Но, знаешь ли, Энтони — отнюдь не редкое имя. Тогда я понял, что должен ждать. Ты обязательно вернёшся ко мне.

Энтони кивнул. Ведь так и произошло!

– Неспроста Судьба столкнула нас тогда. Она свела нас снова, – Чарлз накрыл его руки широкой тёплой ладонью и заглянул в глаза. – Скажи, хотел бы ты стать витражистом?
– О, сэр!..

Слова замерли на языке у Энтони. «Да ведь это — моя сокровенная мечта! Неужели?..» Чарлз и невольно улыбнулся, увидев на лице молодого человека отражение его чувств.

– У меня была когда-то семья, – сказал он, – жена и сын. Его звали Энтони, как и тебя. Потом — война… Я так и не смог жениться второй раз. Марион осталась навсегда в моём сердце… Я состарился в одиночестве, и боялся, что никому не смогу передать секреты и тонкости моего искусства. Теперь мне встретился ты. Будь моим учеником!

Это явь? Или лишь сон? Нет это всё же была жизнь — его, Энтони Свифта!

«Ты на правильном пути, Тони, – почудился ему тихий голос отца. – Отринь сомнения. Иди по нему смело!»

Энтони поднял взгляд: над ним в витраже, подсвеченном лучами солнца, сияли две девы-ангела — одна, оружённае золотистым нимбом, другая — серебристым, словно лунный свет. На их прекрасных лицах светились улыбки.