Я буду ждать на темной стороне. Книга 1. Глава 22

Осутствие Новаковского на похоронах привлекло к себе внимание многих его одногруппников. И понятия не имея, где мог шататься этот тип, так и не соизволивший притащиться на кладбище вместе с остальными, Евангелина с Зонтиновым решили специально его проведать, отправившись на выходных к нему в гости.

Показавшись ей в первый день знакомства весьма забавным человеком, Евангелина была уверена, что у неё получиться с ним подружиться. Тем более он был её соседом, общение с которым показало, что он был довольно разносторонним человеком, чьи интересы можно было перечислять до бесконечности.

Благо, в тот день она беспрепятственно покинула особняк Лисовых, не став отчитываться Артему о причине своей очередной вылазки во внешний мир, рассказывая ему в подробностях, куда идет, с кем и когда вообще вернется. Не то, чтобы он переживал за неё лично, просто ему надо было знать, где потом её искать, если вдруг отец вздумает поинтересоваться ее нынешним местонахождением и почему он соизволил допустить такой поворот событий, если вдруг что-то пойдет не так.

Проснувшись ближе к девяти утра, (на выходных он спал обычно до полудня), Артем рано вышел из дому, так что на тот момент ему было уже не до нее. И лишившись на какое-то время навязчивого внимания этого парня, о причине которого она предпочитала лишний раз не задумываться, оказавшись вскоре за пределами особняка, Евангелина вздохнула свободнее, будучи всецело предоставлена сама себе. И это не могло её не радовать.

— Ну, кого там нелегкая принесла?! — отозвался недовольный Егор, поворачивая в замочной скважине ключ и отворяя входную дверь.

Судя по его выражению лица, он ожидал увидеть на пороге то ли курьера,  то ли свою пожилую и вечно с претензиями соседку по лестничной площадке — семидесятилетнюю Агнессу Иоановну, что было хуже всех вместе взятых проверочных служб одновременно. Каким же было удивление парня, когда отворив дверь в прихожей и приготовившись встретиться лицом к лицу с представителем проверки газовых счетчиков, он увидел перед собой одногруппников, которых ранее был и сам не прочь пригласить к себе в гости, если бы не царивший сейчас в квартире беспорядок.

Появление Литковской и Зонтинова на пороге его жилплощади в корне меняло ситуацию. И будучи рад, что в этот раз ему не пришлось воевать со скандальной соседкой, либо отстегивать баснословную сумму денег за доставку ошибочно заказанного товара курьером, натянув на лицо маску гостеприимного хозяина, Новаковский предложил им пройти внутрь помещения, кивая в сторону гостиной:

— Ну, здрасьте-здрасьте, заходите… Хотя приглашать вас особо некуда… В квартире такой бардак…

Судя по всему, до их прихода он был занят каким-то неотложным делом и их визит помешал ему завершить что-то очень важное. О чем свидетельствовал взбудораженный вид самого Новаковского и натянутые на его руки технические рукавицы. Однако стоило его одногруппникам переступить порог прихожей, как их взору предстало невероятное количество расставленных повсюду и загромождавших собою все пространство цветочных горшков и ящиков с землей, из которых выглядывали различные ростки растений.

— Не переживайте, это мы для нашего деда рассадили семена, — пояснил Егор, закрывая за гостями двери и упрашивая их подождать немного в гостиной, пока он не вернется из кухни, — начинаем потихоньку готовится к полевой. Так что проходите вот сюда и не обращайте на них внимания. Мы с Малым частенько бываем у него в гостях: дед то меня, то его достает постоянно своей простотой…

Как выяснилось позже, вместе с братом Алексом, младше его на пару лет, он как раз собирался сделать инъекцию кошке, параллельно засунув ей в пасть таблетку от целого ряда заболеваний. Правда, чтобы сделать все эти процедуры, это прыгучее животное ещё надо было поймать. Чем они с Алексом и занимались, битый час рыская по квартире и заглядывая под мебель, пока в прихожей не нарисовались гости. Не выпроваживать же их теперь с порога, ссылаясь на неготовность к приему?!

Пока братья возились с лекарствами, распаковывая таблетки, быстро сообразив, что дело пахнет жареным, кошка умчалась в спальню, где забившись в самый дальний угол дивана, уселась ждать чуда, сверкая из-под своего убежища хитрющими глазами.

Погнавшись за ней, Егор поскользнулся на ореховой скорлупе, разбросанной по всей квартире по вине коловшего накануне орехи Алекса. И чуть не свернув себе шею, едва успел схватиться за швабру, с которой и продолжил свой дальнейший путь, не собираясь так просто сдаваться. Он прекрасно понимал, что ничем другим выгнать из-под дивана наглое животное не удастся, поэтому бегая вокруг мебели и периодически заглядывая туда, он водил по полу этой шваброй, пытаясь дотянуться ею до перепуганной кошки. Вот только сама Боня, глядя на ерзание перед собой какого-то подозрительно опасного предмета, только глубже забивалась в угол, откуда её вообще нельзя было ничем достать.

— Новаковский такой грозный сегодня! — Усмехнувшись, проронил Зонтинов, прислушиваясь к его ругательствам, направленных в адрес кошки. — Ещё и нас с тобой выгонит…

Улыбнувшись, Евангелина утвердительно кивнула в ответ. Да, с такой кошкой Новаковский намается. И это он ещё не успел дать ей таблетки! Что уже говорить про укол…

— Это не Боня! — вопил Егор, как ненормальный, ерзая шваброй под диваном. — Это ходячая нечисть!

Единственная польза от этой кошки состояла в том, что она отпугивала от квартиры различных суеверных «недоброжелателей» из-за черного цвета своей шерсти. И стоило тем же контроллерам показаний по счетчику зайти в прихожую квартиры, наткнувшись у порога на это существо, они так и застывали у дверей, не решаясь ступить дальше. Егору было даже удобнее так с ними общаться, потому что служащие эти просили продиктовать показатели с места, а в само помещение заходить боялись, ожидая своего часа у двери. В общем, «готический» хозяин и его черная кошка стоили друг друга.

Довольно скоро Егору таки удалось выгнать ее из-под дивана. И едва она оказалась в его руках, он тотчас передал её Алексу, который зажав голову кошачью руками, одетыми в технические рукавицы, пытался ее удержать, пока брат, набирая в шприц физраствор, собирался ввести ей этот состав, делая укол в районе холки.

Пока эти двое возились с кошкой, стараясь как можно скорее покончить со всеми профилактическими процедурами, включая календарные прививки, не зная, чем себя занять, Евангелина с Зонтиновым рассматривали его комнату, напоминавшей какой-то склад, загроможденный различными диковинками. А посмотреть там и вправду было на что.

То была квартира, где не работала половина выключателей, а у работающих — функции не соответствовали написанному на них согласно инструкции. Стоило, к примеру, нажать на кнопку в одной комнате, как свет загорался в другой, а то и не загорался вовсе. Так, что пока запомнишь всю последовательность правильного нажатия этих кнопок, можно было десять раз тронуться умом.

Но больше всего гостей впечатлил толстый слой пыли на мебели, которая протиралась здесь наверное в начале прошлого месяца. В лучшем случае. Заниматься чем-то подобным самому Егору было сложно. Его голова и так постоянно была занята всякими важными проектами, куда уж тут до бытовухи, а что касается Алекса, тот принципиально увиливал от подобных дел, пропадая то на репетициях в музыкальной школе, то у своей школьной подруги, к которой в скором времени и вовсе собирался перебраться, устав терпеть домашний беспорядок и деспотичный характер старшего брата.

Так что если рядом оказывался тот, кто был в состоянии оказать им подобного рода услуги, то бишь прибраться в квартире или хотя бы протереть пыль, не задумываясь, Егор быстро перекладывал всю ответственность за предстоящую уборку на чужие плечи, не испытывая по этому поводу угрызений совести. Другого на его месте уже б давно хватил кондратий, и только одному Новаковскому было все ни по чем.

Как выяснилось позже, у него даже часы шли не так, как у всех нормальных людей. И отставая если не на один час, то на добрых два часа точно, вносили в мозг окружающих искаженное понятие об истинном времени. Самому Егору было намного удобнее мысленно отсчитывать время на час назад или вперед, в зависимости от перевода стрелок, подстраивая свой биоритм под ход часов, нежели каждый раз мучиться и переводить эти самые стрелки на зимнее или летнее время вручную.

Скользнув взглядом по стене, сплошь увешанной плакатами рок-музыкантов, гангса-рэперов и прочей дребедени, Евангелина наткнулась на семейные фотографии Новаковских, указывая на них Зонтинову. Подойдя к ней поближе, он с интересом уставился на стену, внимательно всматриваясь в изображения. Снимков было немного, но каждый из них был выполнен в индивидуальном стиле. На первой фотографии Егор с отцом и братом ехали на верблюдах, путешествия по песчаным барханам пустыни, на второй — он лично кормил из рук гиену, а на третьей — вместе с Алексом бежали со страусами наперегонки, увязая в песках Сахары.

«Интересно, когда они успели там побывать?!» — размышляла Евангелина, с интересом рассматривая эксцентричные фотографии.

Она была в курсе, что его отец чуть ли сутками дежурит в больнице, вынужденный заработать на жизнь семье, но при таком раскладе дел они все трое никак не могли бы позволить себе отдых за границей, да ещё такой экзотичный. И только присмотревшись к ним повнимательней, Евангелина заметила, что они являлись результатом искусного фотошопа, сделанного так, что изображенное на снимках нельзя было отличить от реальности. И на самом деле Егор кормил не гиену, а белку, на которую они наткнулись с братом во время прогулки по сосновому лесу у кого-то в гостях. Просто хорошенько поработав накануне с фоторедактором, он убрал со снимка саму белку, и, поставив на ее место в уменьшенной форме гиену, заретушировал контуры тенями, придав им натуральный вид.

Добравшись до этажерки, где лежали книги вперемешку с учебниками, Зонтинову посчастливилось наткнуться взглядом на ещё одну фотографию, правда, убранную уже в другую рамку и стоявшую отдельно от всех. На ней была изображена женщина, в которой при более близком изучении черт лица можно было рассмотреть их схожесть с чертами уже самого Егора.

Это была его мать, умершая пару лет назад от осложнений после перенесенной пневмонии. И зная непонаслышке, каково это — терять родного человека, Евангелина хотела обойти эту тему стороной, когда в следующий момент до её слуха донесся радостный возглас Зонтинова:

— Егор, твою маму просто отсканировали, распечатали и получился ты. Вы с ней — прямо одно лицо!

— Да, есть такое, — отозвался из кухни их приятель, подслушивая их разговор.
Кажется, Новаковский был вовсе не против, чтобы чужие люди обсуждали его схожесть с матерью. И вообще он вел себя так, будто она не умерла, а просто куда-то уехала и должна была вот-вот вернуться.

— Ну, что ж, тогда нам остается сказать спасибо ей и твоему отцу за такое творение в виде вас с братом! — улыбаясь, заявил Зонтинов, внимательно изучая этот фотоснимок. — Вы с Алексом похожи на мать, но надо отдать ей должное, она и вправду очень милая женщина. И конкретно ты пошел в свою маму.

— Прикольный дом, да? — спустя время обратился к Литковской какой-то подросток, чьи манеры поведения напоминали чем-то самого Новаковского.

— Да, — еле слышно проронила она, машинально ему кивая.

— Когда моего брата прибьют, можешь забрать это все себе, — в шутку добавил он, как-то загадочно при этом улыбаясь.

Алексей Новаковский оказался просто уменьшенной копией самого Егора с той разницей, что он был блондином, а не брюнетом, как старший брат, с мягкими, почти «кошачьими» черты лица, и не таким зычным, а более приятным голосом. И будучи совершенно непохожими между собой, на первый взгляд, (тот же Лисов, к примеру, куда больше подходил Алексу в качестве родственника по внешности, чем сам Новаковский), при более детальном изучении поведения братьев можно было подметить некую идентичность между этими людьми, — в тембре голоса, поведении и манере общения, что обычно не распространялось на двоюродных братьев и сестер. Но когда им звонил их наполовину глухой прадед, частенько путая их голоса, он называл Егора Алексом, а Алекса в честь старшего брата. И давно смирившись с таким состоянием дел, парни перестали с ним спорить, пытаясь убедить старика в обратном. В подобных случаях проще было согласиться с его аргументами, нежели пытаться убедить глухого деда в обратном, выслушивая в свой адрес немало «лестного».

— Ты всегда так принимаешь гостей, ничем их не угощая?! — осведомился у него Зонтинов, когда с кошкой, наконец, было покончено и, сняв перчатки, Егор таки разрешил им зайти перекусить на кухню.

— Нет, я, конечно, мог бы предложить вам что-то более существенней обычного чая, — возразил парень, оказавшись не готовым к такому повороту событий, — но мою стряпню, к сожалению, могут есть только я и… Алекс. Под дулом пистолета, — подмигнул он в сторону брата, разгуливавшего по дому в одних шортах и белой майке. — А вообще, что касается кулинарии, в этом деле я довольно специфический человек и мне частенько не хватает терпения довести свою стряпню до ума. Только найду рецепт, прикину в уме, чего и сколько надо добавить в кастрюлю для получения результата, как к середине процесса интерес к приготовлению самого блюда снижается, и дальнейшую его часть я уже готовлю как попало, лишь бы поскорее со всем этим покончить.

Нет, головой Егор, конечно, понимал, что одногруппников не помешало бы чем-то угостить, но неготовый жертвовать ради других своим личным временем, изощряться в кулинарных изысках он не собирался. И даже если бы ему вдруг захотелось приготовить им что-нибудь дельное, в нынешних условиях, когда на кухне осталась одна лишь пропавшая заварка, проделать что-нибудь подобное было просто невозможно. Тем более, как только он принимался за готовку, у него постоянно что-нибудь пригорало, а то и вовсе сгорало полностью. И устроившись за столом с целью дождаться от одногруппника чего-нибудь съестного, эти двое были удивлены, когда вместо нормального обеда, громыхая у плиты крышками от кастрюль, Егор предложил им сгоревшей картошки, с которой провозился вчера до полдня, начистив её про запас на целую неделю вперед.

— Да, она немного пригорела, но вы особо не стесняйтесь, — шельмовато прищурившись, молвил одногруппник, подавая к столу сковородку.

С опаской поглядывая на блюдо, которым хотел потчевать их Новаковский, (если так можно было назвать пригоревшие угольки, имевшие самое отдаленное сходство с ломтиками нарезанного картофеля), Евангелина с Зонтиновым вежливо отказались от еды.

После смерти матери всю готовку взял на себя её отец. От неё самой лишь требовались помощь, когда необходимо было что-то порезать, либо почистить к столу. Это был максимум, на который она была способна. А по настоящему она ничего и никогда не готовила. Так что если ее вдруг угораздит в будущем выйти замуж, то им с мужем придется вызывать на дом кухарку, потому что с готовкой у неё всегда все было плохо.

Скажем так, Евангелина ненавидела это дело всей своей душой. И не собиралась посвящать этому занятию все свое время, она питалась, в основном, в кафе, забегаловках, либо у друзей, как вот у Новаковского сейчас. Хорошо, что ей повезло попасть в семью Лисовых на все готовое. Там готовкой занимались специально обученные люди, и матери Артема не было нужды выстаивать часами у плиты, чтобы накормить всю семью, а потом перемывать за нею всю посуду, портя кожу рук горячей водой и моющими средствами. Тем более её сын был неприхотлив в еде, спокойно пропуская как завтраки, так и ужины, если не испытывал особого аппетита. Изредка и под настроение Артем мог что-то готовить, но исключительно для самого себя любимого. И то, в основном, поздно ночью, будучи любителем поужинать после одиннадцати вечера, когда остальная часть семейства уже давно готовилась ко сну. Для других же он палец о палец не ударит, чтобы что-то сварганить. А если готовить что-то все-таки приходилось, то делал он это, открыто проявляя все признаки недовольства. Так что отчасти Евангелина была рада, что проживая в этом доме, ей ни разу не пришлось столкнуться с этой стороной быта, о которой она вспоминала, навещая лишь своего отца, и то, стараясь на этом особо не зацикливаться, помогая ему поскольку-поскольку.

Да, она не любила готовить, но это вовсе не значило, что она не готовила себе вообще. И когда у неё возникал соответствующий настрой, она могла потратить свое время на простой плиты, изобретая что-то из ряда вон выходящее, но такие моменты были редкостью. И если подобного плана занятия превращались в рутину, Евангелина старалась переложить обязанности по готовке на кого-то другого, теряя всякий интерес к самому процессу.

— Если картошка вам не понравилась, не беда. Я могу приготовить что-нибудь другое, — отозвался Новаковский, ища другую сковородку.

Взмолившись, Зонтинов едва успел убедить одногруппника не делать этого и вообще они с Литковской уже давно собирались уходить. Застыв на месте со сковородкой в руках, предварительно нацепив на себя фартук, Егор с удивлением на них уставился. Превозмогая свое отвращение к пригоревшей картошке, Евангелина, тем временем, взяла в руки вилку, рискнув попробовать его блюдо, но слегка погорячившись с принятием этого решения, вскоре пожалела о допущенной ошибке, стоило ей попробовать его.

«Этим можно пытать людей в аду», — мысленно заключила она, отодвигая от себя тарелку.

С трудом прожевав кусок, Евангелина так и не решилась попробовать это блюдо повторно. Вот только сам Егор, продолжая грохотать у плиты сковородками, в пригоревшей картошке не видел ничего плохого, ведь самому ему, по собственному признанию, приходилось порой завтракать тем, что удавалось в спешке соскрести с поверхности самой сковороды.

— Зато теперь будете знать, как приходить ко мне голодными, — самодовольно заявил он, складывая наспех помытую посуду обратно в шкаф.

Спустя время на кухне нарисовалась его кошка, которой от силы был год. Протянув к ней руку, Зонтинов уже хотел было её погладить, вот только сама Боня, мгновенно превратившись в мини-тигра, вся распушилась и зашипела на него в ответ. Отдернув свою руку и виновато улыбнувшись, Евгений мысленно вернуться к столу, стараясь впредь держаться от этой кошки подальше, из-за чего у Евангелины сложилось мнение, что это животное походило нравом на своего хозяина. Боня была такой же неадекватной, как и сам Новаковский.

— Интересная получается картина, — неожиданно отозвалась она, размышляя над брошенными Егором словами. — Вы с братом не завтракаете, потому что не успеваете с утра что-то приготовить, в то же время не ужинаете, потому что вам влом готовить вечером… Тогда когда вы едите вообще?

— Можно сказать, что никогда, — подумав над чем-то, невозмутимо бросил Новаковский, выбрасывая пригоревшую картошку в мусорное ведро. — Сам я готовить не умею, но если подойду к плите, то сделаю это, скорее всего, от безысходности. Чтобы совсем не помереть с голода. А вообще у нас обычно готовит Алекс, — указал он ложкой на неугомонного брата, шнырявшего по всей квартире в поисках нового развлечения, — и то, если на него снизойдет вдохновение… — Улыбнувшись, Новаковский перевел дух, продолжая: — А поскольку снисходит оно на него не так часто, как хотелось бы, то и готовит он с такой же «регулярностью». То есть почти никогда. Поэтому мы не рискуем с ним поправиться. Не правда ли? — с этими словами он повернулся к Алексу. Тот молча кивнул, как бы подтверждая сказанное братом.

— В этом и состоит главный секрет наших изящных фигур, — позже добавил Егор, снимая с себя фартук и швыряя его в какой-то отодвинутый ящик в шкафу. — Секрет простой до невозможности. Мы ничего не едим на протяжении всей недели, получая возможность полноценно поесть только на выходных, вот и все.

В дальнейшем разговоры плавно перешли на тему общих развлечений, и мягко коснувшись вопроса о личном хобби, Алекс заявил, что два раза в неделю посещает музыкальную школу, где в конце мая должен состояться академический концерт, где он будет выступать вместе с остальными учениками. Однако стоило ему упомянуть вслух фортепиано, как лицо Егора исказила грозная гримаса. Кажется, он вспомнил о чем-то довольно неприятном. И касалось это далеко не самого красивого проступка Алекса, с которым он до сих пор не мог смириться. И когда Зонтинов спросил у него, что тот сделал, выпучив глаза, будто у него поинтересовались невесть чем, продолжая смотреть на брата, Егор разочарованно выдал:

— Этот гаденыш сжег пианино, которое я рисовал для него целых два дня, — в его устах подобное признание прозвучало как совершенное им накануне преступление.

Видать, Новаковскому рисование этой штуковины вручную и вправду далось нелегко. Во всяком случае, морально. От нечего делать он уставился в окно, считая себя единственно правым в данной ситуации, не готовый выслушивать в ответ чужие оправдания.

— А ты сам хоть пробовал играть на нем «Полонеза» Е.Огинского?! — поддавшись неуправляемой вспышке гнева, капризно отозвался Алекс, скрещивая свои руки на груди. — Что на этой картонке не исполняй, ни одного звука не слышно! Вот мне и приходилось мучиться, разучивая партии произведения, звучание которого можно было услышать лишь во время игры на настоящем инструменте, а не «отстукивать» эти такты по памяти на картонке.

Отдав своего младшего сына в музыкальную школу, о такой мелочи, как фортепиано, Новаковский-старший как-то благополучно позабыл. И чтобы ребенок до момента покупки инструмента, на который ещё надо было заработать денег, хоть как-то занимался, он предложил ему разрабатывать музыкальные навыки, довольствуясь нарисованной клавиатурой.

Взяв выполнение порученной работы под свою ответственность, Егор начертил на куске картона некое подобие не совсем ровных клавиш, и, взявшись за освоение игры на бутафорном инструменте, Алекс проклял тот день, когда отец вообще заикнулся о походе в музыкальную школу для развития его творческих навыков.

Следующие пару лет обучения в данном заведении превратились для Новаковского-младшего в сущий ад. И когда заниматься на нарисованном фортепиано стало совсем невмоготу, понятия не имея, как ещё донести до отца мысль, что тому надо срочно насобирать деньги на настоящее фортепиано, Алекс поставил его перед фактом, заявив, что если он и дальше будет играть на бумажной клавиатуре, то с обучением в музыкальной школе придется покончить раз и навсегда.

Озадачившись на мгновение таким раскладом дел, отец с Егором до последнего отказывались верить, что ему и вправду тяжело заниматься за бутафорным инструментом, но результат был очевиден. И если бы Литковской и её друзьям предложили тоже столь длительное время поиграть на куске картона вместо настоящего инструмента, не слыша при этом ни единого звука, они бы сделали то же самое, что и Алекс. Но зная приставучий подобно раскаленной смоле нрав этого подростка, не было ничего удивительного в том, что ему удалось добиться своего, потратив на это дело немало нервов. 

Не выдержав его нытья и вымогательства нормального пианино, а не бумажного, отец с Егором были вынуждены смириться с просьбой Алекса. И пересмотрев свои взгляды на траты семейного бюджета, таки решились на совершение долгожданной покупки, потуже затянув «пояса».

Недолго думая, Егор скупил все газеты с объявлениями о продаже вещей, и, исследовав самым тщательным образом разделы, посвященные продаже музыкальных инструментов, наткнулся на пару вариантов, которые устраивали его на все сто. Совершив рейд по квартирам жильцов, продающих пианино, он остановили свой выбор на таком, чья относительная недороговизна почти сразу привлекла его внимание, а вот Алекс в первую очередь обращал внимание на звучание инструмента. Теперь оставалось дело за малым. Извлечь это фортепиано из квартиры жильцов, расположенной на восьмом (!) этаже и во что бы ни стало доставить его домой.

                ***
    
«Знаете, ребят, я специально ничего не хотел говорить вам заранее… — улыбнувшись, обратился Егор к своим одногруппникам, едва нанятая им машина остановилась напротив дома, указанного в адресе по продаже пианино.

Удивленно переглянувшись между собой, Терехов с Сильвестром уставились на него, не совсем понимая, что он имеет в виду и почему у него такой загадочный вид. И ещё раз набрав по телефону хозяев, уточняя их номер квартиры, после окончания разговора Новаковский продолжил, надеясь на понимание парней:

«Вы, конечно, сильно на меня не обижайтесь, но пианино придется тащить не с первого этажа, как вы наверное уже успели подумать, а с восьмого»

И смутно подозревая, что их опять развели как пацанов, Терехов с трудом сдерживался, чтобы не набить ему морду. Рядом стоял водитель и он не мог показать ребятам свое мастерство в боевом искусстве в присутствии постороннего человека. Максимум — пригрозить Новаковскому кулаком и больше не вестись на подобные авантюры, если делом управлял этот аферист, лишь прикидываясь простачком.

«Я подозревал, что этим все и закончится… — скрежеща зубами, выдал Дмитрий, сжимая кулаки. — Не зря ты нас темнил насчет подробностей поездки»

Теперь все стало на свои места. Сильвестр тоже не разделял взглядов Новаковского на погрузку пианино с восьмого этажа, но дело зашло слишком далеко, чтобы бросив начатое на полпути, вернуться обратно. И раз уж они взялись за воплощение одного дела, следовало довести его до конца. Тем более нанятые Новаковским грузчики были готовы справиться с поставленной задачей, но за ними все равно нужен был дополнительный присмотр. Кто-то должен был следить за правильностью перемещения инструмента с одного этажа на другой так, чтобы не заехать его краями в поверхность стены на повороте и не повредить его лакированную поверхность.

С самого начала было понятно, что на себе тащить фортепиано никто не собирался. Ни Егор, ни сам Алекс. Для этой цели и были привлечены более мощные силы, которыми можно было управлять во время погрузки инструмента, давая общие указания грузчикам. Вот только в данном случае надо было действовать осторожно и не спугнуть потенциальных помощников. Поэтому пораскинув мозгами и перебрав в уме подходящие на эту работу кандидатуры, Егор сделал выбор в пользу Терехова, Сильвестра и Зонтинова, представлявших себе перевозку пианино как-то иначе. Но если быть честным до конца, Егор чуть ли не с самого начала принялся «темнить» ребят относительно данной авантюры, обмолвившись вскользь неоднозначной фразой:

«Да там делов всего-ничего: забрать фортепиано и доставить его домой!», вот они и клюнули на эту приманку, не догадываясь, о чем шла речь на самом деле.

И когда картина происходящего стала ясна непосредственно уже на месте прибытия, Терехов начал подумывать о том, чтобы и вовсе улепетнуть отсюда прочь, предоставляя возможность Егору разбираться с этим делом самостоятельно. Но пораскинув мозгами ещё раз, изменил свое решение, и не собираясь затягивать с «походом» на постороннюю квартиру, вызвал грузчиков, как договаривались накануне.

Добравшись до квартиры, ребятам пришлось ещё немного подождать у двери, пока хозяева, окончательно удостоверившись в том, что им звонят именно те покупатели, которые приезжали накануне проверять «рояль», не соизволили пропустить их в помещение. И едва эта тройка ввалилась в прихожую, хозяйка тотчас повела их в гостиную, чтобы они могли лично удостовериться в исправности злосчастного инструмента.

Обследовав фортепиано ещё раз на исправность, (как будто за одну ночь его могли заменить на более дешевое), Егор нашел его в том же состоянии, что и во время первого визита. И преследуя цель ещё больше удивить владельцев пианино, завороженно следивших за каждым его движением, он внезапно достал из бокового кармана своих черных джинсов ключ, которым обычно настраивают звучание струнных инструментов, после чего подойдя к пианино с этой штуковиной, напоминавшей с виду маленькие вилы с двумя тупыми зубцами, с многозначительным видом постучал ими по крышке музыкального инструмента, прислушавшись к его затухающему звучанию.

С инструментом, кажется, было все в порядке. И пока Сильвестр с Зонтиновым, обмениваясь друг с другом неоднозначными взглядами, делились вслух догадками относительно того, как вынести фортепиано из помещения, чтобы тот ни за что не зацепился, подойдя тем временем к окну, Терехов настежь раскрыл створки, и, сделав вид, будто любуется видом пейзажа из восьмого этажа, посмотрел вниз, будто и вправду собрался выбрасывать пианино через окно. По крайней мере, такое мнение сложилось о нем у самих владельцев этого музыкального инструмента.

Понятное дело, сбрасывать «рояль» с восьмого этажа никто не собирался, однако Терехов в тот момент с таким решительным видом посмотрел вниз из раскрытого окна, что устав теряться в догадках насчет хода размышлений этого парня, хозяин квартиры решил подойти к нему лично и напрямую поинтересоваться у него, действительно ли он собирается спускать «рояль» через окно, предварительно обвязав её тросами или это всего лишь его ошибочные предположения.

Услышав это, ребята покатились со смеху, настолько абсурдной показалась им его мысль.

На самом деле Терехов просил открыть окно, чтобы позвать с улицы грузчиков, не отвечавших на его телефонные звонки. Вздохнув с облегчением, хозяева квартиры перевели свой дух, и, успев вовремя оценить его шутку, принялись снова ломать голову над тем, что задумали ребята, вызвав дополнительную подмогу. Впрочем, «предприимчивым» в плане дипломатии оказался не только Терехов.

Вызвав накануне службу погрузки, Егор не стал посвящать ребят в детали товара, который следовало спустить с восьмого этажа. Он просто не стал ставить их в известность о том, что это будет пианино, поэтому решив, что тащить им придется негромоздкие вещи, контора отправила к ним ребят, которым на вид было по двадцать, если не меньше лет. Несложно было представить себе лица этих грузчиков, когда вместо обещанных «мелких вещей», которые они надеялись по-быстрому снести в подъезд, взору парней предстало пианино.

Уловив нерешительный настрой ребят и опасаясь, как бы те вовсе не сбежали от ответственности, Егор пообещал им дополнительную плату за эту работу, наблюдая за тем, как меняется выражение их лиц. Довольно быстро сделав выбор в пользу финансов, эта братия пошла ему на уступки. Тем более деваться им было уже некуда. Раз уж вызвались помогать с доставкой товара, каким бы ни был тот по форме и объемам, им нужно было делать свое дело и все.

Кое-как этот клавишный инструмент все же был водворен на лестничную площадку. И намереваясь покончить с этим делом как можно быстрее, не рассчитав расстояние в пространстве, грузчики едва не вывалили им пол стены, прицеливаясь углом «рояля» в сторону входных дверей. Благо, его поверхность оказалась твердой и он нигде не повредился.

Едва пианино оказалось на свободе, спустившись на седьмой этаж, Терехов с Новаковским принялись прямо оттуда давать указания ребятам, как следовало тащить инструмент, чтобы он нигде не застрял или того хуже, не врезался в двери соседней квартиры. Везти его в лифте не представлялось возможным, поэтому не придумав ничего лучше, чем просто спустить его по лестнице, передвигаясь мелкими шажками, им пришлось воспользоваться данным способом, убив на это занятие свыше четырех часов.

Одним словом, с этим «роялем» грузчики намучились порядочно, потратив немало времени только на то, чтобы спустить его в подъезд, а позже вытащить во двор, где их ждал водитель, принявшийся им также помогать. А эта тройка даже не думала их щадить: гнали ребят по лестнице, не давая им ни минуты на отдых. Так что когда они спустили пианино на первый этаж и погрузили его в машину, их силы были на исходе. Правда, едва этот инструмент был доставлен на место, вскоре выяснилось, что его ещё следовало занести на седьмой этаж.

Прочитав на лицах грузчиков сомнения относительно воплощения данной идеи, скрипя сердце, Егор был готов предложить им ещё одну доплату, отлично понимая, что ежели это произойдет, то он окончательно «разориться», ведь лимит суммы, предоставленный ему отцом на покрытие затрат по перевозке пианино уже давно исчерпал себя, а больше денег ему брать было неоткуда, как вдруг заприметив неподалеку пару местных алкоголиков, которые за возможность хорошенько опохмелиться были готовы сделать все что угодно, тотчас подозвал их к себе, и, разъяснив им вкратце суть дела, указал на «рояль».

Получив в результате за свои труды оплату вдвое меньше той, которую Новаковский был готов отдать за работу грузчикам из наемной компании, двое алкашей затащили пианино на седьмой этаж быстрее, чем его перед этим снесли к подъезду с восьмого. Ещё немало времени пришлось потратить на протирание его поверхности полиролем, предварительно смахнув с него пыль, а потом подождать, когда инструмент высохнет и полностью прогреется. Столько же приблизительно времени ушло на протирание самих клавиш.

Словом, несмотря на свои затраты в физическом, моральном и финансовом плане, долгожданная мечта Алекса Новаковского «помучить» настоящее пианино осуществилось. И получив массу впечатлений от прошедшего дня, эта компания ещё долго обсуждала подробности перевозки инструмента, сохранив в памяти каждую деталь этого небольшого приключения. Так что слушая этот рассказ лично от Егора, Евангелина невольно вспомнила, что Зонтинов хорошо разбирается в технике, а она как раз обещала подбросить ему отцовский радиоприемник: с недавних пор тот начал барахлить, — не тянет моторчик. Осталось только согласовать время встречи и договориться с отцом, а так она была почти уверена, что Зонтинов ей не откажет.


Книга 1. Глава 23

http://proza.ru/2021/11/29/1813