Глава 8. Муханки
Виктора распирала радость - радость oт победы. Волин жив, ФСБ низложено, народ поднялся и поддержал Волина. Вот Волин поправится и снова в бой.
- А знаешь, Ириш? Я не говорил тебе, а ведь Волина спасла одна женщина, донор, кровь у нее абсолютно совпала с волинской. И знаешь как ее зовут? Не поверишь, как Машу – Мария Орлова.
- А может быть это она? Позвонил бы.
- Маша! Доброе утро! Не разбудил? Ну и хорошо. Не дает покоя одно дело. Стрельцов разыскивает одну доноршу Волина, Марию Орлову, а я знаю только одну такую... Ты ведь Орлова? – Виктор закрыл трубку рукой и взглянул на жену, - Она! Ну тогда с нас причитается... Буду просить, чтобы тебя наградили. Не нужно, говорит, никаких наград. Спасибо тебе, Машенька! Но от встречи с Михаилом Ивановичем, надеюсь не откажешься?
Он положил трубку. Глаза его горели.
- Нет, ты представляешь? Машка, наша Маша, спасла Волина! Доктор сказал, что как раз это и было решающим. Ну, вообще-е-е!
Увидев как ребятки, ничего не понимая, перестали есть и уставились на него, сделал серьезное лицо:
- Так, ребятня! Быстро доедаем, выпиваем чай и собираемся. Не забыли? Мы едем в Муханки!
- Ура-а-а! В Муханки! – закричали все, - Едем в Муханки!“
Скованная тяжким ледяным панцирем, река Волгуша, послушно усмиряя внутри него свои резвые воды, напрявляла их по витиеватому руслу к своей старшей сестре Яхроме. Покрытая толстым слоем пушистого снега, ее поверхность отличалось от всего окружающего снежного благолепия разве что только своей ровной поверхностью. Сверкающее солнце радостно отражалось в бесконченом множестве хрустальных снежинок, устлавших нежным покровом все земное пространство. Небо, похоже, устало буйствовать на земле метелью и теперь лениво осыпало ее лишь огромными редкими снежинками, которые плавно кружась, завершали картину зимнего праздника.
Сухой снег нельзя было слепить и ребятишки, отчаянно стараясь делать из него комки, бросались друг в друга вместо снежков фонтанчиками рассыпчатого снега. Их радостные голоса громко и весело звенели в безмолвном пространстве зимнего царства. Их невозможно было перекричать и они услышали голос отца только после третьей его попытки:
- Владик! Надюшка! Ну-ка, разбирайте санки!
Дети наперегонки бросились к отцу. Первым подбежал сын, схватил санки и через пару секунд уже мчался вниз по склону, далеко-далеко, почти до самой речки. Подбежала и дочь.
- Ну давай, давай, Надюша, догоняй братишку!
Виктор обернулся к Ирине, ее глаза светились радостью...
- Красота?!
- Да, Витенька!
- Ну, теперь наша очередь... – радостно подмигнул Виктор жене и с улюлюканием покатил на лыжах вниз, делая зигзаги как заправский горнолыжник. Следом стала спускаться и Ирина, не уступая ему в ловком владении телом.
Уютный сруб на самой окраине деревни Муханки пригрел Пинегиных всего лишь на третье января с ночевкой на четвертое. Виктор и сам прекрасно понимал, что до конца праздников гулять не придется. Прибыв с семьей к месту, он скоро убедился, как был прав Стрельцов - „Там один день за семь! Сам увидишь.“
Три часа снежного веселья прошли незаметно. Их ждала теплая изба и предвкушение вкусного обеда, потому как еще до снежных потех они сами хорошо потрудились, все вместе. Мужички – Виктор с Владиком - наколотили дров, настрогали щепок и добротно растопили печь. Хозяйки – Ирина с Надюшкой – перетаскали из машины приготовленную заранее стряпню: щи из квашенной капусты, компот из сухофруктов в трехлитровой банке, гречку и котлеты, чтобы потом быстро сварить и поджарить и пышащими подать к столу. Отдельным пакетом в дом перекочевал и „мамин сюрприз“ - пирожки с яблочным вареньем, особо обожаемые двумя маленькими сластенами. Это – на полдник, к чаю...
Всем было чудно и весело всей семьей обедать в сказочной избушке, где наверняка в незапамятные времена проживали дед с бабкой, от которых удрал колобок. На огромном дубовом столе была разложена белая скатерть с вышитыми на ней синими петухами, стоящие возле стола крепкие, тоже дубовые, лавки ждали, когда заезжие рассядутся за столом, а разложенные деревянные миски и ложки, большая плошка с нарезанным черным хлебом да небольшой керамический кувшинчик со сметаной настойчиво призывали к началу застольного наслаждения.
Когда все расселись и щи были разложены по мискам, Ирина воскликнула:
- Ой! А водка?! В машине же осталась!
Виктор взглянул на стол, на детишек…
- Знаешь, Ириш, не буду. Получается, что я отдельно от вас свое удовольствие получать буду... Не буду… Как все! – и дал команду к началу обеда. – Ну, троглодиты, налетай!
Дети уплетали щи так, что аж за ушами трещало. Владик закончил первым:
- Ма!.. А можно добавку?
- Так еще же второе, гречка с котлетами…
- Ну, мам!..
В ход пошла и добавка, и второе, дошло дело и до компота. Виктор ел улыбаясь, то и дело поглядывая на Ирину, подмигивал и кивал на ребятишек – мол, во уплетают!.. Их красные от утреннего мороза и солнца мордашки отражались в радостных родительских глазах и создавали ощущение счастья.
Ирина ловко убирала со стола. В гостинной от печки было настолько жарко, что она еще до обеда сняла с себя свитер и блузку и расхаживала в одной тенниске. Ее свободная, ничем не стянутая грудь своим естественным колыханием вызывала на тенниске волны, что не могло остаться незамеченными Виктором и также естественно вызывали, уже внутри него, другие, сладкие приливы.
- Та-а-к! Все, ребятки. Спать, спать, спать! Объявляется тихий час!
- Ну па-а-а-п! – заартачилась детвора. Им хотелось еще побыть вместе с родителями в этой чудной сказке.
- Надя! Владик! Папа прав. Здесь в деревне всем полагается днем спать.
- А вы тоже будете спать?
Ирина взглянула на Виктора и увидев его горящий взгляд, улыбнувшись, успокоила детишек:
- Да. И мы тоже отдохнем. Витя, пожалуйста, поставь посуду в таз и залей кипятком. Потом помою. А я пока ребят уложу.
Виктору не хотелось упускать из глаз Ирину даже на минуту, но здесь пришлось смириться. Сладкое чувство не отпускало, настраивало на ожидание предстоящего. Он начал греметь посудой, укладывая тарелки в оцинкованный таз. Вытер руки, встал у окна, но внутреннее напряжение мешало любоваться снежной картинкой. Мысли были о другом. Точнее мыслей не было. Ждал Ирину... Вскоре, дверь, отделяющая гостинную от детской скрипнула, тихо вошла жена. Ему хотелось ее обнять, прижать к себе, стащить с нее тенниску... Сдержал себя, не хотелось быть прямолинейным и грубым.
- Вот... посуду уложил, залил кипятком... Если хочешь, помою?
- Тсс! Нет, не надо! Не будем сейчас греметь, пусть детишки заснут. Довольные, счастливые, сопят... Спасибо тебе! Такой чудесный день! – произнесла она полушепотом.
- Ну тогда, - вторя ей полушепотом, сказал Виктор, - пойдем и мы отдыхать?
Они вошли в комнату. Она обняла его.
- Витенька! Я так счастлива!
Он ничего не делал. Все делалось само. Сначала долгий страстный поцелуй венчал сказанное ею и несказанное им. Ее обнаженная грудь оказалось делом одного движения и уже через несколько секунд они не помнили чье движение это было. Дальше... или она отступала назад к кровати, увлекая его, или это он наступал, чуть подталкивая ее, это тоже было не ясно и не важно. Счастливый мужчина, побежденный собственной страстью, кружил над распростертым на кровати телом любимой женщины, нежно и грубо мял ее груди, старательно и упрямо лобызал соски, включая через них всю электрическую сеть ее страсти. С кровати на пол посыпалась одежда. Вся. Он был не мужем, чинным, правильным, строгим, он был свихнувшимся мальчишкой, упоенным наркотиком женской наготы, он был любовником, нарушающим моральные законы. В ушах его стоял шум собственной бушующей крови, ее учащенного дыхания и сладостных стенаний. Они превратились в одно тело, в котором не ясно где чьи руки, ноги, головы, но тело с одной общей кровеносной системой...
...Им захотелось укрыться. Нежность, только что бушевавшая в их объятиях, тоже спряталась, вглубь каждого из них. Это уже не было одно тело. В постели, обнявшись, лежали два очень близких человека, которым хотелось поделиться чем-то сокровенным.
- Витенька, боюсь я …
- Что такое? Почему?
- За тебя боюсь, за детей... Чувствую будто война идет... необъявленная. Вот вы чекистов прогнали, а я думаю, что они не сдадутся. Попрячутся, а потом партизанить начнут, исподтишка убивать. Вы же их власти лишили...
Виктор вздохнул. Успокаивать было нечем, Ирина была права. Будет непросто, и даже опасно, будет и сопротивление, и жертвы.
- Да, Ириш, будет нелегко, - он обнял ее своей большой рукой как крылом, – Пришло такое время... Но ведь по-другому нельзя! Иначе мы никогда не выберемся из этого дерьма! Родители боялись, мы боялись... И детям нашим бояться? Нет! Не позволю! Значит будем воевать. И побеждать. С Волиным мы горы свернем! Пусть только поправится... Ириш! Давай бояться не будем! Вот как Волин, ведь ради новой жизни на смерть пошел!
- У меня коллега, - продолжила тихо Ирина, - Наталья Петровна... Сын у нее, Артемка. Страшно переживает за него. Он недавно приходил к ней, к нам, в техникум. Высокий, красивый, невеста есть. Так вот он пошел в этот ваш РОС. Какие-то конторы будут открывать. Говорят, что это опасно. А что за РОС-то такой?
- Да... я тебе еще не сказал. Это наместо ФСБ – Российская охранная служба
- Так то же самое, что ли?
- Нет. Она как раз бороться с чекистами будет. Досье агентурное открывать, правду восстанавливать.
- Теперь понятно, почему она так беспокоится. Отговаривала, отговаривала, а он ни в какую. Кто, говорит, если не я?
- М-да... Молодец! На таких вся надежда.
- Ой, Витя, слышишь? Похоже ребята проснулись. Быстро встаем...
Свидетельство о публикации №221112800134