Безликий и чудовище. Глава 15. Фрустрация

Он совсем не нравится мне, это

Он хотел стать богом и царем,

Он повесил вывеску поэта

Над дверьми в мой молчаливый дом.

(с) Николай Гумилев «Память»



Столь резкое и неожиданное возвращение Агния произвело не малый эффект на всех матросов «Наследия», но и отнюдь не меньше эмоций вызвало известие, подоспевшее следом.

Неожиданно Гальдора услышала лёгкую трель, донёсшуюся откуда-то сверху. Резко задрав голову и навострив уши, девушка начала внимательно всматриваться в высокое свинцовое небо, и когда она уже подумала, что ей показалось, трель раздалась вновь, и вот она, то приближаясь, то отдаляясь, пока прямо у носа Гальдоры не оказался бумажный журавлик, быстро-быстро махавший крыльями, словно птичка колибри. Письмо из дома прислали…

Опомнившись, чародейка словила свою «почту» обоими руками, развернула, и, быстро пробежавшись по содержимому желтоватого листа глазами, она вдруг оживилась и стремглав понеслась к остальным, размахивая сжатым в руке письмом.

- Имир! Имир!!! – Надрывалась Гальдора, в то время как взволнованная метла Матильда семенила на своём «хвосте» за хозяйкой. – Зигмунда нашли, Имир!!!

Все находившиеся в тот момент на палубе обернулись на девушку.

- Как «нашли»? – Имир бросился к ней, и, вырвав у подруги из рук письмо, начал судорожно бегать по чернильным строчкам глазами.

- Нашли его неподалёку от деревни. Вся спина в кровь, все руки в ожогах, глаза – не видел ничего! В полном беспамятстве был!

- А-а Гор где?

Гальдора рывком забрала письмо назад и вновь внимательно его перечитала.

- Не зна-а-аю… - Девушка почесала затылок, сдвинув серый котелок себе на лоб.

- Да что гадать-то? Полетели, и увидим! – Заголосил возбуждённый столь радостным известием Лейв. – Матильда же нас выдержит?

Гальдора многозначительно переглянулась со своей подругой. Последняя, видимо, немного поразмыслив, кивнула концом тисовой палки.

- Ну, вот и славно! – Хлопнул в ладоши Имир. – Летим!

- И Агния с собой захватите! – Тут же быстро подала голос Искури. Имир, прищурив глаза, посмотрел сначала на неё, а потом на смиренно стоявшего в стороне Агния, будто юноша вообще успел за краткий срок забыть о присутствии маленького раба на корабле.

- А-а, д-да, хорошо. – С этими словами Имир, как изначально и хотел, двинулся в сторону уже поджидавшей всех своих пассажиров Матильды, а Агний скромно засеменил за ним следом.

Гальдора заняла место у самого носа, за ней рядком сели Агний с Лейвом, а Имир плюхнулся в конец, причём лицом к пучку веток на конце метлы, аргументируя это желанием, чтобы в лицо попадало как можно меньше ветра.

- Ну что, родная, летим! – После этих слов, Матильда медленно поднялась в воздух, готовясь сорваться с места.

- Хорошего вам полёта и благополучно добраться! – Крикнула с палубы Искури, махая улетающим рукой.

- Передайте, что скоро будем! – Подбавил Орландо.

- Да без проблем! – Крикнула им в ответ Гальдора, надевая на лицо пришитые к котелку лётные очки. – Давай, душа моя, летим!

Но тут, будто по чьей-то злой шутке, именно в тот момент все пассажиры чудо-летательного аппарата, вспомнили одну вещь, от которой внутри что-то съёжилось: Матильда летает задом на перёд. Причём летает достаточно… бесконтрольно.

Тем не менее, голос подавать по этому поводу было уже поздно, так как метёлка в эту же секунду припустилась, словно ракета, в голубое небо. Естественно, хвостом вперёд.

Под истошные крики вжавшихся в узкую палку мальчиков и со взъерошенным Имиром спереди, чей бледный, выставивший для баланса обе прямые ноги вперёд силуэт с двумя круглыми, точно две фары, глазами был самой запоминающейся, и, чаще всего, самой первой фигурой, узреваемой свидетелями всего этого действия, Матильда показывала в воздухе небывалые акробатические трюки. Метла со свистом взмывала в воздух и так же камнем падала вниз, выделывала одну мёртвую петлю за другой, маневрировала средь деревьев, могла даже нырнуть в облако или в находящийся под низом водоём к небывалому ужасу небесных и водных обитателей. Во время всего этого фантастического представления самым невозмутимым его участником оставалась Гальдора, которая до последнего момента непринуждённо сидела на своём месте и ожидала окончания полёта, который, к слову, наступил через не такой уж и большой промежуток времени. Однако же для большинства участников полёта он, как не банально, показался вечностью.

В один момент Матильда вдруг резко затормозила и выгнулась по инерции вперёд, отчего все её пассажиры вмиг слетели с её тонкой, но достаточно выносливой спины. Гальдора, как и полагается истинному профессионалу, плавно приземлилась на обе ноги, и лишь края её серого пальто слегка приподнялись в воздух, а вот остальные плюхнулись кто как. Главное, без травм. А приземлились они, к слову, на ровную поверхность одного из многочисленных широких деревянных мостиков, создававших систему переходов в каком-то огромном городе, дома которого находились в дуплах гигантских деревьев. Стоило только громкому звуку пронестись по тихим и спящим (в том месте почему-то была ночь, хотя, по логике вещей, сейчас нет и полудня) улочкам, как тут же в близлежащих окнах зажегся свет и наружу повысовывались заспанные физиономии всех видов и мастей, лоб которых обязательно, как и всю голову, прикрывал ночной колпак.

- Мама! Мамочка, смотри! Да это же Гальдора! – Раздался вдруг откуда-то звонкий детский голос. Тут же отовсюду послышался взволнованный ропот: «Как Гальдора? Да неужели? Гальдора! Действительно Гальдора!» - и не прошло и полуминуты, как целая ватага народу высыпались из домов, и, гремя многочисленными ногами по деревянным мостам, окружили девушку в котелке со всех сторон, наперебой с ней здороваясь, обнимаясь и целуясь.

- Тётя Тая! Дедушка Флипп! Дядя Харрис! Дядя Томас! Тётя Фло! Кристия! Люмпина! Юкрос! – Только и успевала перечислять по имени всех приветствовавших её людей Гальдора.

Наконец, вырвавшись из объятий сотен рук, Гальдора семенящей походкой приблизилась к своим спутникам.

- Дорогая семья, прошу любить и жаловать – мои друзья! Лейв, Агний и Имир!

- Имир? А-а, тот самый? – Из толпы вдруг выехала деревянная коляска с сидевшей в ней скрючившейся, седой, горбатой и бледной старушонкой, на длинном и крючковатом носе которой висела масляная лампа.

- Ну, наконец-то жениха своего, чертовка, приволокла! – Старушка достала большие, круглые очки, которые тут же сделали маленькие, почти не видные из-за огромных складок морщин, глазки престарелой женщины раз в двадцать больше. – Хоть посмотреть успею, на кого мои пра-пра-правнуки будут походить!

При упоминании о «пра-пра-правнуках» лицо Имира, на которого в тот момент и был направлен взгляд увеличенных глаз, мгновенно вытянулось и запунцевело.

- Бабуль, ну не сейчас! – Смущенно пролепетала Гальдора, водя носком туфли по деревянной мостовой.

- А-а-а, м-мадам… Й-Я не знаю точно, в курсе ли вы… - Имир начал постепенно приходить в себя и оглядываться по сторонам. – Сюда недавно должны были принести раненого Зигмунда Вальгарда! Т-Так говорилось в письме! Мы его ученики, нам надо с ним увидеться!

- Молодые люди! – Вперёд выступила средних лет женщина. – Идите за мной, он как раз недавно очнулся, будет рад вас видеть.

Услышав это, глаза Имира и Лейва засияли необычайно живым блеском и они не долго думая устремились да своим сопроводителем. Агний, с секунду постояв растерянно на месте, последовал бегом за ними, так как никто дожидаться его не собирался.



***

Нагруженный сумками Бальтазар ощущал себя пьяным слоном, плетущимся по ставшему невероятно узким коридору. Его постоянно заносило, доски под ногами душераздирающе скрипели, идти достаточно быстро не получалось. В те секунды он был невероятно благодарен человеку, некогда спроектировавшему этот замок и предусмотревшему эти давно забытые тайные ходы, которые чудом не замуровали по прошествии стольких веков. По задумке они, скорее всего, должны были служить спасением для королевской семьи спасением в случае осады замка. Бальтазар не знал наверняка, всё-таки времени более тщательно обследовать все закоулки этой сложной системы коридоров у него не было, да и не будет, скорее всего. Всё. Осталось только проверить один тайник (принц всё-таки всегда был готов к тому, что все его труды по велению родителей могут полететь в топку, потому всё самое ценное хранилось там, куда незнающий человек добраться не сможет) и можно отчаливать. Уже навсегда.

Единственное, о чём Бальтазар твёрдо знал – коридоры связаны почти со всеми помещениями замка, и иногда можно было из-за прохудившихся стен услышать разговоры или же вовсе найти маленькую щель.

Так произошло и в этот раз, и юноша бы даже не обратил внимания на маленькую щёлку у самого пола, откуда струился слабый лучик света. Но тогда, в тот самый день и тот самый момент кто-то решил, что Бальтазар просто обязан был уловить еле слышные слова, доносившиеся из комнаты внизу. Это было начало конца.

- И что, этот он до сих пор не объявился?

Бальтазар застыл на месте. Сначала он подумал, что ему показалось. Голос был до боли знакомый, но звучал он как-то по-другому.

- Да не, в том-то и дело! – Сопровождаемый противным смехом прозвучал из той же щели мгновенно узнанный голос Адруны. – Я у друзей расспрашивала – тоже ничего не знают. Не видели его уже давно.

Бальтазар сбросил с себя ношу и припал глазом к щёлке. Видно было плохо, но этого было достаточно, чтобы разглядеть маленькую коморку, тёмную макушку Адруны и… королеву.

Мама.

- Хорошо. – Вздохнула женщина, поглаживая уже сильно выпирающий живот. – Условия всё те же – если увидишь его лично или хотя бы услышишь какие-то слухи о том, что он где-то за пределами владений Зигмунда – тут же докладываешь. И да, вот.

Королева аккуратно достала из рукава что-то мелкое и протянула предмет Адруне.

- Клинок. Отравленный. Обращайся осторожно.

- Но..?

- На удачный случай, так сказать.

Повисла напряжённая тишина.

- То есть..? П-Подождите, в-вы действительно хотите, чтобы я..?

- Да. – Твёрдо ответила королева. Хочу всем сердцем. Не переживай, не будет никаких проблем. Парень он нелюдимый, так что обставить всё так, что его сочтут извращенцем, напавшим на беззащитную жертву в твоём лице, особого труда не составит. Ступай.

- А-А вы?

- Я побуду здесь. – Королева опустилась на близлежащий, укрытый пыльным покрывалом стул. – Хочу насладиться тишиной.

Девушка уже собралась уходить, но у самой двери остановилась и с несвойственной ей обычно неуверенностью вновь обернулась.

- И да, ваше величество. – Королева внимательно посмотрела на неё. – Не сочтите… Не сочтите за бестактность, но… Я хотела бы спросить – м-мноё вознаграждение всё ещё в силе?

Женщина прищурилась.

- Ты о..? Ах! Да разумеется, милая. О чём речь? Выберешь себе любого из близнецов. Свадьба у вас будет, как в сказке. Больше никакого пьющего отца, никакой круглосуточной работы и маленького домика с кучей родственников. Только тишь и благодать. Но с одним условием. – От ещё секунду назад добродушного лица королевы стало отдавать чем-то зловещим, а её силуэт в полумраке стал напоминать силуэт змеи. – Делаешь то, что я тебе говорю и рот на замке. В противном случае – пеняй на себя. Тебе понятно?

Друна сглотнула.

- П-Понятно, ваше величество. Разумеется.

Она вышла за дверь.

Неспешно девушка направилась по длинным тёмным коридорам к выходу, но тут из-за поворота вынырнула долговязая фигура.

Адруна вскрикнула, но увидев, кто перед ней, тут же поменялась в лице.

- А-а! Ну чего, Бальтазар, нагулялся? Бродя-яжничаешь, да? – Хоть она и улыбалась своей фирменной мерзкой улыбочкой, но было видно, как она нервничает, судорожно пытаясь достать отравленный нож из кармана фартука. – Ну ты… Это… Того… Совсем уже… А там..!

- Руки!!!

Зарычал не своим голосом юноша, с силой выдернув уже почти ухватившуюся за рукоятку оружия руку служанки и пригвоздил последнюю к стене. Нож вылетел из кармана вместе с рукой, упал на пол и откатился к противоположной стене.

- Ты чо, больной? Я щас кричать бу..! – Рука Бальтазара с силой сдавила горло девушке, отчего она на мгновение потеряла способность дышать.

Она уставилась прямо в глаза юноши. Былая уверенность взрослого, насмехающегося над глупым и наивным ребёнком, исчезла в ней без следа. Бальтазар видел – к человеку, на которого она сейчас смотрит, она бы не осмелилась даже подойти, не то что как-то подшутить над ним. Этот факт бы всенепременно заставил бы Бальтазара ослабить хватку и позволил бы неуверенности проскочить в его глазах, чем всенепременно воспользовалась бы Друна, но этого, на удивление самого принца. Не произошло.

Это был не он. Это была какая-то невероятно далёкая и в то же время всегда бывшая рядом часть сознания, которая наконец-то заполучила контроль над материальным телом, превратив самого Бальтазара в безвольного зрителя.

- Ты сейчас откроешь рот только для того, - говорили сами по себе губы, - чтобы объяснить мне, что здесь творится. Тебе всё понятно?



***

- Долго же ты притворялась милой дурочкой... - Бальтазар грузно уселся на табуретку напротив матери... Или всё-таки кого-то другого?

Бесвкусное платье, те же заплетённые в изящную ракушку волосы и густой макияж всё ещё выдавали ту безликую, вечно улыбавшуюся той дебильной улыбкой особу, что была связана с принцем фактом его рождения. Однако теперь, в мягком полумраке освещенного лишь одной лампадой помещения казалось, что на него пристальным, пронизывающим взглядом глядит совершенно другой человек с ровными, строгими чертами лица. Да что там, она даже руки держала не так, как обычно. Что-то подсказывало Бальтазару, что именно здесь и сейчас он видит истинный облик той, что когда-то даровала ему жизнь.

- Об этом потом. - Прозвучал в ответ незнакомый женский голос. - Я так предполагаю, тебе необходимо объяснение всего этого, не так ли? Рассказать в двух словах будет не просто. Вытерпешь?

Бальтазар на мгновение замялся, сощурив глаза, но всё-таки кивнул.

- У нас с тобой больше общего, чем ты думаешь, родной. Я была такой же. Не от мира сего, так сказать. Мне было абсолютно не интересно садоводческое или фермерское дело. Мой ум не ограничивался огородом и сараем. Я жаждала познаний. К счастью, мне повезло родиться не одним из старших детей в семье, и на меня был не такой сильный упор. Правда, когда скончалась мама, твоя бабушка, стало немного тяжелее, но я всё равно находила время понаблюдать за тем, чтобы просто сесть и понаблюдать за окружающим миром. Прочувствовать его, познать... Лет в десять ко мне в голову уже начали потихоньку просачиваться идеи о том, как заставить телегу ездить без лошадей, как сделать так, чтобы вода была всегда под боком и не приходилось по десять раз за день ходить к колодцу, или как сделать так, чтобы еду можно было готовить без применения огня. Раздумья над этим заглушали многое. Крики отца, которого какая-то очередная старая горничная ткнула носом в то, что я вместо того, чтобы заняться чем-то полезным сижу и на траву час-два смотрю, и что хозяйка из меня выйдет никакая. Да и вместе с ними время на ветке дерева, где я пряталась от кидавших в меня камни с криками "ВЕДЬМА!" детей, пролетало не так медленно. Что ж... Хозяйкой я, может быть, была и никакущей, но вот принцу я приглянулась. Уж в одном ему надо отдать должное - ухаживал красиво и настойчиво. Я сначала думала - ну зачем же? Зачем же мне эта морока? А потом подумала ещё немного... Они ж, вроде, все образованные, дворяне эти. Глядишь, и союзника себе в лице муженька найду - да ещё какого! Целого короля! Но... Тут уж, как говорится, разочарование - часть взросления. Наученный-то мой суженный и был, но вот туп он и по сей день, как пробка. Да ещё и эта галька с её прадсказанием паршивым...

- А что там за предсказание было? - Перебил Бальтазар. - Вы о нём никогда не говорили при нас.

- Терпение, друг мой. Терпение. Так... О чём это я? Нет, страной он управлять мирно-чинно до самого гроба вполне себе мог, но не более. Естественно, никаких моих планов и разработок я ему выдать не могла, да и кто бы меня слушать стал? От меня требовалось в основном только две вещи - быть красивой и детей рожать. Любые мои начинания, даже самые безобидные, на корню пересекались тучей облепивших с головы до ног моего благоверного придворными. Как бы меня это не злило, я не рисковала и не стремилась так сразу делать резких заявлений. Я понимала: их много, я одна. Тут надо подойти к проблеме тонко. Выждать момент, так сказать. И в один из дней, как мне казалось, я сделала огромный шаг навстречу своей цели.

У мужа был младший брат. Губернатор одной дальней провинции. Уже даже не помню, по какой причине он приехал во дворец, но эту встречу я запомню навсегда. Его глаза... В них горело живое, импульсивное пламя пытливого ума. Я этого раньше не замечала - у всех людей, окружавших меня до того, глаза были мутные, заплывшие, мёртвые, а тут я будто увидела существо из другого мира.

Кто знает, может быть, он увидел нечто подобное и во мне, но наше общение заладилось с самого начала. Пока супруг был с головой погружен в политические вопросы, у нас было время побыть вместе. Пусть и не так часто и не так долго, как хотелось бы, но они были. И мы разговаривали. Разговаривали, разговаривали, сочиняли, придумывали, зарисовывали... не только изобретения, целые миры.

Он был реформатором. Он много раз с рассказа о какой-то своей выдумке мог перескочить на то, как это могло бы помочь простым людям. "Я часто переодеваюсь в простолюдина и брожу по улицам. Смотрю на людей, на их жизнь, разговариваю с ними. Мне их жалко, очень жалко! Работают дни на пролёт, стирая руки в кровь, вынуждены тратить дни и недели, чтобы просто переехать из одного города в другой, тратят время и силы на какие-то мелкие задачи типа стирки вместо того, чтобы потратить его на что-то более стоящее". До сих пор помню эти его слова. Он хотел помочь им и помогал, чем мог. Но вот только... - Мама запнулась, будто кто-то не сильно сжал её горло. Бальтазар каким-то глубинным чутьём уже почувствовал, чем это всё закончится.

- Что случилось?

-... Только пока всё не дошло до плана по внедрению всех его изобретений в жизнь простых людей. Его предали. Все. Вообще все. И простой люд, и придворные. Огромная суеверная толпа просто вывела его на площадь и сожгла. Да. Бедный... - Королева задумчиво уставилась в сторону. - Но, как потом выяснилось, покойный оставил мне ма-аленький прощальный подарок.

Её нахмурившееся и лицо накрыла плотная тень, а впившийся, словно игла, в Бальтазара взгляд и сомкнувшиеся когтистыми лапами на подлокотниках ладони сделали маму похожей на голодную и полного ярости хищную птицу. От пришедшей в голову догадки в голове что-то оборвалось и тяжёлым грузом прокатилось вниз по всему телу.

- Это был...

- Да, мой сыночек, именно! Ты у меня просто умница! И твоя голова даже представить себе не может, сколько дряни я на себе испытала, чтобы только прервать эту проклятую беременность, и сколько денег мне пришлось вложить в руки повитух и всякого прочего сброда, чтобы те прикусили язык и молчали. О-ох, мой друг, я не останавливалась, даже когда срок уже подходил к концу! Но не-ет, тебе так сильно хотелось выжить! И ты выжил. Сутки самых тяжёлых в моей жизни схваток - и вот и ты! Жалкий, худющий, больной выродок. Я молилась всем богам, чтобы ты не прожил и трёх дней, но и тут чёртовы небеса ко мне оказались не благосклонны. Приехал Зигмунд со своей проклятой птицей, которые начали с тобой носиться, словно с писаной торбой, не давая тебе испустить дух самостоятельно, либо же мне покрасться к тебе с ядом или, на крайний случай, с плотной подушкой. Да и что уж там? Голова у него посообразительнее, чем у остальных. Я и до этого для себя подметила, что он, судя по всему, подозревает, что твоё болезненное состояние моих рук дело, так от каких-либо других действий он и вовсе мог раскусить мои намерения. - Королева тяжело вздохнула и ненадолго замолчала, уставившись в пустоту. - В общем, Бальтазар, ты выжил. И мне пришлось смириться. Как и с тем, что...

Она опять замолкла.

- Что? - Ненавязчиво подтолкнул мать принц.

- Бальтазар, это никому не нужно. Ни королям, ни дворянам, ни крестьянам. Хоть об стену головой бейся - они никогда не станут слушать твои рассказы о том, что все эти изобретения и разработки могут им помочь, потому что им это всё к чертям не нужно. Они сидят в своих грязных лужах уже которое столетие, и им нормально! Ты этого ещё не понял? Даже если ты очень сильно попытаешься - они просто сожрут тебя с потрохами, как животные. Назовут еретиком, колдуном, дьяволом в конце-концов и втопчут тебя в землю. Именно поэтому я решила всё бросить, Бальтазар. И именно поэтому я надеялась, что и ты всё бросишь. - Она что-то медленно вытянула из складок платья. - Но, видимо, не судьба.

Пистолет.

- Как ты..?

- Всё нормально, мой мальчик, я ничего у тебя не воровала. Это моя конструкция. Чертежи? В голове, Бальтазар. Сначала бумага, потом бумагу в огонь, а всё, что было на ней, здесь. В мозгах. Она взвела курок. Бальтазар молнией сорвался с места и побежал к двери.

Прогремел взрыв. Боль. Острая боль обожгла икру.

Бальтазар упал. В глазах замельтешили белые мухи. Жжение начало растекаться по ноге.

- Ах, да, что там за предсказание было? Что нас с мужем свергнет один из наших детей. - Принц обернулся, чтобы увидеть, как туфля женщины падает и с силой вдавливается в кровоточащую рану, заставляя его сдавленно вскрикнуть от нового приступа боли. - А я хорошая мать. Я хорошая жена. Я не позволю тебе разрушить мир, стены которого я так долго возводила.

Мать смотрела на него сверху вниз. Мать на него навела дуло. Он смотрит ей прямо в глаза. Взгляд свинцовых, не дающих бликов глаз холодный, мёртвый.

Тишина.

- Ты не знаешь, каково это. - Этот голос словно принадлежал тысячелетней старухе. - Понимать, что то, что ты сам же в здравом уме породил, медленно убивает тебя, и при этом бездействовать. Понимать, что тебе всё равно, что будет потом, потому что жизнь закончилась для тебя по твоей же вине уже давным-давно, оставив после себя лишь без эмоциональное послесловие. - Её губы задрожали. По худому лицу потекла одинокая слеза. Она взвела курок.

- И ты уже никогда не поймёшь этого.

- Эй, что там за шум?! - Несколько громогласных ударов грохнули в деревянную дверь. Худая рука дрогнула и после взрыва пуля лишь оцарапала предплечье успевшего увернуться парня.

В то же мгновение он со всей силой рванулся вперёд и, сбив мать с ног, вырвал у неё из рук пистолет.

- Помогите! - Взвизжала королева.

Крак! - с грохотом слетела дверь с петель. Огромный стражник стеной стал в дверном проёме, глядя на застывшего с оружием в руках принца.

- Бросай! - Рявкнул он, выхватывая меч.

"Небо..." - только и успело промелькнуть в голове Бальтазара, прежде чем переставшие слушаться мозг руки направили на противника пистолет и нажали на курок.

Бах!

Звон в ушах.

На щёку летит что-то влажное.

Вонючее облако дыма.

Будто по сне мутный образ стражника по инерции тянется к кровоточащей дыре около заплывшего в багровой пелене глаза и спустя мгновение падает на пол.

Со стороны раздаётся невнятный крик. Кто-то с худыми руками бросается на Бальтазара из-за спины и изо всех сил старается прорваться к оружию. Принц выходит из ступора, почти не чувствующей натуги или тяжести рукой он резко хватает напавшего на него человека за волосы и со всей силы толкает в сторону кровати.

Человек - женщина, - ударяется об угол кровати круглым животом. Звучит обрывистый вскрик. Человек беспомощно съёживается на полу, силясь унять боль.

Бальтазар даже подумать ни о чём не успел, как со стороны двери, послышались пока что еле слышимый топот приближающейся стражи.

На мгновение замешкавшись, юноша буквально в один прыжок перемахнул через бездыханное тело члена охраны и оказался в коридоре.

Боль сотнями игл вновь впилась в раненую ногу, но Бальтазар всё-таки сумел найти в себе силы доковылять до поворота и скрыться за углом прохода, противоположного тому, из которого вот-вот должно было вынестись подкрепление, спешащее на помощь своей королеве.

С трудом сглотнув, весь мокрый Бальтазар, прислонившись к стене, посмотрел в сторону двери. Кровавый след от подстреленной ноги тонкой дорожкой тянулся из покоев прямо сюда, прямиком к нему.

Чёрт. Чёрт. Чёрт!!!

Ладно, всё, хрен с ними, с чертежами. Всё равно в проходе не пропадут. А даже если пропадут... Всё, надо уходить.

Невероятно медленно негнущиеся пальцы выуживали спасительный бутылёк из дорожной сумки.

Топот.

Так, надо сосредоточиться! Дом Зигмунда... Его дом! Тепло. Покой.

Бутылёк летит на пол. Словно тёплое одеяло дымка обволакивает тело принца, на мгновение делает его невесомым, а потом снова резко возвращает сознание в израненную плоть, заставляя юношу упасть на пол.

Откуда-то донёсся до боли знакомый голос.

- Бальтазар! - Две огромные ладони подхватили парня за ставшие внезапно такими тонкими и слабыми предплечья. - Бальтазар, что стряслось?! Откуда на тебе кровь?! Что это?!

Бальтазар что-то невнятно промычал через отказывающиеся размыкаться губы.

- Стрел-ль-ляли... - Только и смог вымолвить он.

- Что? - Зигмунд посмотрел на рану в ноге подопечного более внимательно.

- Так, поднимайся! - Великан вскочил на ноги и почти на руках поволок юношу в коридор. - Давай, надо вытащить пулю, слышишь меня? Не закрывай глаза, слышишь?

- Нет! - Принц резко взбрыкнулся, рухнул на пол и с невообразимой для человека с пулей в икре прытью оказался в своей мастерской.

- Бальтазар, да что с тобой такое?! - Почти сразу за учеником в помещение влетели Зигмунд с Гором.

- Уезжаем!!! - Бальтазар носился от стола к столу, судорожно хватаясь за всё, что видит. - Собираемся и уезжаем, сегодня же!

- Ч-ш-што? Куда? Ты.. ?!

- Подальше отсюда! Подальше от столицы! Подальше от этого королевства! ВОН!!!

Принц споткнулся и растянулся на полу, тяжело дыша и потихоньку теряя сознание.

Учитель оказался тут как тут. Зажав кровоточащую рану, он быстро вынес юношу из мастерской.

- Где... Где Жолдыз? - Бальтазар был бледен, его била мелкая дрожь, а глаза закатились за смыкающиеся всё сильнее веки. - Где? Скажи, где..?

Зигмунд зажмурился. Нет, сейчас надо думать о том, как спасти мальчика. А после его ученику надо прийти в себя. Глядишь, Жолдыз всё-таки благополучно вернётся и все опасения, связанные с её задержкой в театре, окажутся лишь глупостью...

***

Да, Зигмунд к тому моменту очнулся, и находился в месте, которое выделили жители города специально для пострадавших при бедствии обитателей «Ковчега». Он очнулся, но самочувствие его оставляло желать лучшего. Прозрение наступало лишь на несколько минут, всё остальное время разум мужчины дрейфовал где-то в океанах бреда, без конца изрыгаемого его потрескавшимися губами. Иногда он мог вдруг вскинуть обе руки вверх и завопить что-то неразборчивое или начать царапать себе лицо в районе глаз. Но это было редко. А конкретно в тот момент, когда Имир с Лейвом, не дожидаясь указаний от проводившей их до этого дома женщины, пустились искать наставника по этажам, он и вовсе спал.

Заслышав знакомый голос даже через пелену дрёмы, Зигмунд собрал остатки сил и приподнялся на одной руке. Тут же в коридоре замаячил неразборчивый, но всё равно узнаваемый силуэт семнадцатилетнего юноши.

- Имир!..- Сразу последовала слабая попытка позвать ученика, которая увенчалась разве что тем, что мужчина, слегка поддавшись вперёд, тут же потерял равновесие и вновь оказался на кровати…

- Имир! - …Но стараний своих он не бросил. – Имир! Имир!

Молодой человек дёрнулся и, резко остановившись, мотнул головой в сторону одного из дверных проёмов.

- Зигмунд! – Глаза Имира радостно заблестели. Не прошло и секунды, как он кинулся прямо на кровать к раненому и сжал последнего в беспощадных объятиях, не уставая при этом восклицать: «Я знал! Мы все знали, что вы вернётесь! Что вы выстоите!». Остановили его разве что сломанные рёбра наставника, которые не надо было тревожить.

- Лейв с тобой?

- Все с нами! Все живы и целы, и совсем скоро будут здесь!

- Я в тебе и не сомневался. – С этими словами мужчина потрепал гордого Имира за плечо, после чего ученик обратил внимание на истерзанные руки Зигмунда, на запястьях которых даже через бинты виднелись большие, почти чёрные, синяки с отходящими от них корнями тёмных вен.

- Что… Он с вами делал?

Из-за тут же нахлынувших воспоминаний о событиях в замке Зигмунд мгновенно посерел.

- Выкачивал из меня энергию. – Он потёр тёмные пятна на руках. – Подавал что-то в вены через провода и получал таким образом электричество.

- А Гор же не..?

- Гора больше нет, Имир. – Резко оборвал юношу Зигмунд, видимо, даже не желая слышать столь болезненное ушам имя почившего друга. – Он прилетел меня спасать. Бальтазар его застрелил.

Имир впал в ступор, который, однако же, так же быстро закончился. Молодой человек сжал кулаки, в глазах засверкал праведный гнев.

- Ну ничего, ничего. Не долго этой свинье осталось…

- Имир.

- У нас есть план, Зиг. Я, правда, сам ещё до конца не знаю какой, но есть! Эта гнида скоро поджарится от своих же орудий, подавится своей короной!

- Имир, пожалуйста!

- Зиг, хватит его выгораживать! Знаем мы про ваши взаимоотношения, знаем! Зигмунд, Бальтазар – это больной урод, псих, он не пожалел даже Гора! Птицу, которая его ещё ребёнком застала! Это не показатель что-ли?

- Да ты..!

- Хватит его жалеть, уже бы у любого нормального человека нервы сдали! Не сможет такой измениться, Зиг! На его совести сотни жизней! Таких бить, таких сжигать, таких в самое жерло ада спускать надо!

- Вот он меня тоже не хотел слушать, Имир! – Побагровевший Зигмунд вдруг резко выпрямился. Имир даже отпрянул, таким злым он видел наставника впервые. – Ни Бальтазар, ни его родители – никто! И чем вы их лучше, молодой человек?

- Я их лучше по крайней мере тем, что знаю вес своим словам и поступкам, и не гублю тысячи и миллионы от не хрен делать! – Секундное оцепенение быстро схлынуло. – Да и вообще: что? Что вы предполагаете с ним сделать, Зиг? Что, если не смерть?

Зигмунд мешкался буквально секунду и уж было приготовился ответить, как вдруг со стороны дверного проёма послышался радостный крик и спустя мгновение Лейв уже был уже в объятиях единственного и всем сердцем любимого учителя, который, по совместительству, являлся для мальчика самым близким человеком на земле. В тот момент не имело значения ничего: ни рёбра, ни грязные ботинки мальчика, с которыми он залез на чистую постель – ничего, и Имир это понимал, потому не стал рушить это долгожданное мгновение. Бальтазар – чёрт с ним, самое главное сейчас это то, что наставник жив и цел, а остальное всё приладится.

Разговор сразу перетёк в мирное русло, весело зазвенели ручьи болтовни о чём-то совсем, казалось бы, не важном, но одновременно с этим приятном и только лишь им понятном. Именно во время этой идиллической беседы наконец-то подоспел Агний. Подоспел, и… Остался на месте. В дверном проёме. Хотел сначала, правда, зайти в комнату, что-то сказать, но когда понял, что сказать ему нечего, да и момент, откровенно говоря, абсолютно не подходящий, остался стоять в коридоре. Он мог прислониться к стенке, о чём-то размышляя, мог на секунду заглянуть вновь в комнату, чтобы убедиться в том, что подходящий для него ещё не наступил, но в основном он старался держаться дальше от поля зрения беспечно разговаривавших учителя и учеников. Ему было неловко. Он стал это явственно ощущать ещё с того момента, когда Искури попросила взять его, Агния, в это место. Это было странное ощущение того, что ты тут явно лишний, и что лучше бы тебе сейчас растаять и куда-нибудь деться.

К счастью, продолжалось это не долго: Лейв в один момент заметил всё-таки уже минут пять топтавшегося на пороге товарища и Агний наконец-то получил моральное право зайти в комнату и тихо присесть на близлежащий табурет. И только все приготовились после минутной паузы вновь заговорить о своём, как Агний вновь обратил на себя внимание, дождавшись всё-таки нужного момента.

- Господин Зигмунд. – Все затихли, мальчик выволок из кармана штанов измятый листок бумаги с уже поплывшим на нём детским рисунком. – Я… Я бы хотел просто узнать… - Агний нервно сглотнул, подбирая слова. – Просто узнать насчёт этого…

- Агний, давай не сейчас, - Нахмурился Имир, - ну ты что в самом деле!

- Имир, выйдете, пожалуйста, и помогите с другими ранеными.

- Что? Но..!

- Имир. – Мужчина обрезал ученика на полуслове и посмотрел последнему прямо в глаза. Имир мгновенно сник, молча взял за руку младшего брата и вышел с недоумённо оглядывавшемся на всех присутствовавших в помещении Лейвом за дверь.

Тишина, в течении которой Зигмунд сверлил мальчика хмурым взглядом, продлилась не долго.

- Агний, отдай это. – Мужчина поддался вперёд и вытянул руку к рисунку.

- Нет. – Агний отодвинулся назад.

- Агний, немедленно верни это.

- Не сейчас.

- Это ещё в смысле, юноша? Я сказал – быстро!

- Если расскажите, что случилось с Бальтазаром – отдам.

- Что случилось с Бальтазаром?

- В смысле – что с ним стало? Почему он такой? Зигмунд, я простой раб, я очень мало об этом знаю!

- И зачем тебе это знать?!

- Я должен знать, с кем я борюсь, разве не так? – Зигмунд вновь перебить мальчика, но Агния было уже не остановить. – Разве я теперь не часть «команды», или я простой хвостик, который обязан помалкивать в сторонке? Зигмунд, я не хочу быть в ваших глазах наглецом, но я всё равно хочу знать о том, что вас связывало с ним, и я уверен, что и вам хочется наконец-то это из себя выплеснуть. Отпустить, скажем так. Да, я смешен в ваших глазах, но у меня есть то, чего не хватает многим. Я просто слушаю. Вы не знаете, сколько чистосердечных исповедей я выслушал за свою жизнь. Многие люди, бывшие выше меня, говорили при мне о том, в чём бы никогда не осмелились бы сознаться даже своим самым близким людям. Всё это по той причине, что я просто слушаю, я не перебиваю, я не осуждаю, я не советую, а слушаю. Пусть прожил я на этой земле не так уж и долго, но у меня уже есть кое-какой опыт, и он мне говорит, что вам хочется просто кому-нибудь сейчас выговориться. Кому-то постороннему… Ну, и…

Зигмунд изменился в лице и долго молчал, потупив взгляд. Потом он всё-же собрался с мыслями, выпросил у Агния рисунок, и, к огромному счастью маленького раба, не порвал его и не скомкал, а лишь тоскливо поглядел на творение детских рук, вздохнул и начал свой рассказ.

«Я даже не знаю толком, с чего всё началось. С Бальтазаром мы познакомились когда ему было… Ну, года четыре, наверное… Маленький, худой, ноги – как спички, тёмные волосы - мочалкой… Точнее, мы с ним были знакомы ещё задолго до этого – я выхаживал его, когда он только родился. Он появился на свет раньше срока, да ещё и с целым букетом заболеваний, но его смогли вытащить.

Так вот, уже тогда было видно, что мальчик немного не от мира сего, если ты понимаешь, о чём я. Мне об этом много раз писали его родители, я же до того, как увидел ребёнка своими глазами, списывал всё это на естественные, так скажем, «проблемы с головой». Не помню уже, по какому поводу я к ним тогда приехал, по хорошо запомнил нашу первую с ним встречу: близ дворца была роща, что-то вроде большого парка, я стоял близ крепостной стены, где-то дети бегали, играли, и тут замечаю, что маленький мальчик бродит среди деревьев совсем один. Ну, думал сначала, отбился, может быть, на минутку, сейчас к своим побежит – но нет. Минут тридцать я там стоял и то и дело мне этот мальчик на глаза попадался, то кругами ходит, то кору на стволе пальцем поковыряет, то палку возьмёт и начнёт ею либо по веткам ударять, либо в листьях опавших копаться. И всё это время взгляд этого мальчика куда-то под ноги направлен и что-то он постоянно говорит сам себе.

Долго думал, подходить к нему или нет, но всё-таки решился. Подошёл, он меня не испугался, начал я ему задавать вопросы, мол, что он тут делает, почему с остальными не играет, хочет ли к родителям. Отвечал он пусть и коротко, но чётко. В общем-то, из нашего немногословного диалога я и выяснил, что зовут его Бальтазаром, что играть его не зовут, да и он сам особо желанием не горит, что пойти домой он хочет, но сам идти не рискует. Как я узнал потом – тогда состоялась очередная попытка королевы хоть как-то приспособить её младшего сына к социуму. Бальтазар был мальчиком очень хорошим, интересным и очень даже развитым для своих лет - он очень легко находил общий язык со старшими, но вот с ровесниками ему не особо везло в плане единомышленников. Из-за этого он больше предпочитал одиночество, но его мать не хотела этого признавать и раз за разом пыталась вынудить Бальтазара общаться с другими. Нет, её, конечно, можно понять – она из простой, работящей днём и ночью семьи, и свободное время с другими ребятами в детстве для таких казалось некой заоблачной мечтой, посему подобное добровольное стремление к затворничеству было королеве непонятно.

В общем, мальчик меня очень даже заинтересовал, да и я его, чего уж таить, тоже. Через какое-то время, когда выяснилось, что у мальчика проблемы с придворными педагогами – я взялся за его обучение. Мы сильно сблизились. Очень сильно. Пусть и косо на него смотрели многие, но, как уже говорил, он был очень интересным мальчиком. Очень смышлёным, вдумчивым, с феноменальной памятью и фантазией. Иной раз я просто не представлял, как подобные, ну, просто фантастические вещи могут произрастать в голове этого маленького и, казалось бы, совсем ещё неопытного существа. В то же время он пытался наладить общение хоть с кем-то, но из этого мало что выходило. Он на это не особо обижался, никогда ни на какие обзывательства и иные подобные вещи не жаловался, пока не стал подростком. Нежный возраст и всё в этом роде. Проблема его одиночества и отсутствия единомышленников встала для него ребром. Вот так он и метался, пока не появилась… Звёздочка»

- Звёздочка? – Агний, не понимая того, о чём идёт речь, прищурил глаза.

- Жолдыз, если быть точнее. – Зигмунд тут же улыбнулся, на секунду подняв блеснувшие жизнью усталые глаза на мальчика, и продолжил свой рассказ:

«Это была… Это была не то что любовь, это была в первую очередь крепкая и складная дружба. Они познакомились очень быстро и уже через предельно короткий промежуток времени общались так, будто знакомы с раннего детства. Скажет он – она подхватит, она предложит – он разовьёт. Это, наверное, и называется «встретить свою вторую половину» - встретить человека, прилетевшего с той же планеты, что и ты.

Это было прекрасно, сердце радовалось, когда смотрел на них, пока однажды… Однажды Бальтазар прибегает, глаза выпучены, весь бледный и что-то непонятное кричит. Кое как выведал у него – оказывается, украли её. Прямо из театра, где она работала. Она, понимаешь ли, происходила из… Как там… Карахты, кажется… А они же народ очень традиционный… Девочку ещё когда ей было пятнадцать увезли из их деревни в город - от раннего брака спасали – и вот, как повернулось. Вынюхали всё-таки, где невеста несостоявшаяся находится, да и выкрали её. Я, конечно, в шоке был не меньше Бальтазара, но всё-таки уговаривал его не действовать спонтанно и продумать наши последующие действия. Мальчик меня слушать не стал, вскочил на свой… - Зигмунд замялся. – Ты… Ты же знаешь, что такое «велосипед»? Редкая штука, но кое-где встречается. Такая… Ну… Табуретка с педалями, колёсами и рулём – на него садишься, педали крутишь и едешь? Во-от. Только у Бальтазара этот велосипед умел передвигаться без педалей, да ещё и раз в двадцать быстрее. Так вот, сел он на эту штуку, я буквально несколько секунд не успел – он уже умчал.

Что было дальше - узнал позже со слов Бальтазара. Доехал он до деревни. Уже ночь была. Он пробрался к Звёздочке. Она не спала, сидела у себя, плакала, да ещё и на лице огромный синяк с царапиной. Парень времени терять не стал – любовь свою в охапку и мигом рванулся назад. Что там у них в пути произошло – я уже не помню. То ли двигатель начал барахлить, то ли ещё что-то… В общем – отъехав на приличное расстояние, решили они у реки сделать привал. Пока Бальтазар возился с техникой, Звёздочка решила умыться и на время отложила головной убор в сторону, а когда взяла его вновь – оттуда выскочила змея и её укусила. Змея не особо опасная, но её яда хватит, чтобы человек лишился сознания. Оказалось, это родня невесты подоспела – Звёздочку с помощью той змеи лишили чувств, а Бальтазара схватили, избили, а королю весточку послали, мол, приезжайте, дело первой важности.

Я долго уговаривал короля позволить мне там присутствовать. И мне разрешили, но с одним условием. В услужении короля и многих его предшественников был так называемый «Внутренний Советник». Дух камня, которого я преподнёс в подарок королевской семье долгие годы назад. В общем и целом – он взрастил прямо в моих руках два минерала, на подобии кандалов, чтобы я не смог колдовать и в случае чего помочь Бальтазару..

Что-ж… Приехали… Ждали мы их долго, помню, стоял я как на иголках. Когда лошади вдалеке показались – глядели вместе с Гором во все глаза, чтобы умельца нашего разглядеть как можно быстрее. Увидели… В одной только рубашке и штанах тонких его на снег кинули. Босыми пятками по снегу ступает, ноги дрожат, видно, что переломаны, лицо всё взбухшее от синяков – всё внутри сжалось, когда увидел его таким. К нам подошел один из приезжих, кое-как на нашем болтавший, и начал королю объяснять, что чадо его покусилось на уже обещанную честному человеку женщину и посему должно понести соответствующее наказание от рук отца девушки. Его высочество слушал-слушал, а потом молча кивнул – «Разбирайтесь». Тут же переговорщик махнул своим рукой, крикнул что-то на их говоре и назад побежал. Из толпы к Бальтазару вышел высоченный, широкоплечий мужик с огромной деревянной дубиной, которая на глаз весила килограмм двадцать, не меньше. Вышел, постоял, нахмурившись, напротив съежившегося от холода Бальтазара, и о чём-то его спрашивает. Мальчик помолчал с полминуты, а потом что-то отвечает. Что - я не расслышал, далеко они от нас стояли, метров за двадцать. Но, в любом случае, ответ отца не удовлетворил. В ту же секунду он размахнулся и треснул той огромной дубиной Бальтазара по боку. Бальтазар тут же оказался на земле, словно он ничего не весит. Меня так и передёрнуло, я рванулся вперёд, но на меня тут же набросились королевские солдаты. Гор сумел отлететь на несколько метров, но его тоже словили. Я начал, переходя на крик, требовать, чтобы это безобразие немедленно прекратили. Мне ответили, что это с нашей стороны будет не компетентно. Что маленький проступок Бальтазара не должен стоить хороших взаимоотношений с соседними народами, и если он по их мнению совершил преступление – он должен понести наказание. И там… Там…»

По Зигмунду было видно, что он сейчас хотел продолжить рассказ в прежнем ключе, но что-то недосказанное, не выраженное ещё никому, мешало ему это сделать.

«К тому моменту Бальтазар уже практически неподвижно лежал на земле. Я до ужаса боялся, что его забьют до смерти, но тут из скопления людей вылетела девушка, которую до того момента старательно удерживали в стороне. Это, как не сложно догадаться, была Звёздочка. Она подлетела к Бальтазару буквально в самый последний момент, под самую дубину, загородила его собой, потом медленно-медленно, не сводя взгляда с отца, присела рядом с Бальтазаром и, обняв, буквально накрыла его собой. Отец бить своего ребёнка, естественно, не стал, но посмотрел на девочку презрительно, с жутчайшей злобой, и после этого они все уехали, а Звёздочка с Бальтазаром остались. Тут и я подоспел, всё-таки осмелел и вырвался. Бальтазар ещё три дня пролежал без чувств, у него было сотрясение, и ему сломали почти все рёбра, они чудом не задели лёгкие. А Звёздочка… Жолдыз ушла через какое-то время. Сказала, что знает, где сейчас под новым именем обосновался её театр и собирается продолжить там работать. Я не знаю почему, но я сразу почувствовал что-то неладное, да ещё и она так выглядела, будто что-то недоговаривает, но отчаянно на это намекает и тем самым подсознательно уговаривает меня каким-то образом её отговорить. И я пытался отговорить, честно, но она не соглашалась. В конце концов я просто проводил её до места назначения, чтобы точно знать, где она находится, и предупредил её, что Гор каждый день будет сюда прилетать, чтобы мы точно знали, что с ней всё хорошо. На том мы и расстались. Больше я Звёздочку никогда не видел.

Шло время, Бальтазар начал приходить в себя, постепенно он начинал связно говорить, овладевать руками и ногами, и вот однажды Гор вернулся со своего визита к Жолдыз как-то подозрительно рано. Как выяснилось, их театр опять куда-то уехал. Они стали часто переезжать – доходы с представлений падали, потому они и меняли так часто место своего пребывания. Но сам факт оставался фактом – Жолдыз пропала. Совершенно и окончательно. А Бальтазара тем временем уже стала интересовать судьба его подруги. Первое время я как мог отмахивался, но в один день он за меня схватился, и, глядя красными, выпученными глазами прямо на меня, прорычал сквозь зубы: «Где Жолдыз?». Не буду описывать нашу перепалку, но после нескольких полетевших на пол вещей я всё-таки его скрутил и рассказал, что произошло. Не хотел этого делать, боялся, что это на нём, и без этого искалеченном, ужасно скажется, и, чего уж греха таить, оказался в итоге прав. Он сразу побледнел, весь затрясся, взвыл – так только собаки, которых душат, визжат – царапаясь и кусаясь вырвался из моей хватки, порвав на себе рубаху, выбежал на улицу и рухнул прямо в мокрый снег, вопя на всю округу. Как мне тогда за него страшно было – это ужас. Одно я сейчас знаю точно – это было началом конца. Ужасного конца.

Через какое-то время к нам заявилась королевская гвардия, сообщили, что король с королевой требуют своё чадо обратно. Тут я уже серьёзно разозлился, но Бальтазар – он к тому моменту уже полностью поправился – стал меня уверять в том, что он обязан туда пойти. Стал говорить, что я ведь сам его всегда подталкивал к этому – к тому, чтобы он наладил отношения с семьёй. Он говорил, а глаза у него были серые, безжизненные, холодные… Мы долго так спорили, почти несколько часов, я, Бальтазар и стража. В конце концов его увели. Я его отпустил. Снова. Понимаешь? Снова. Снова буду жалеть, но впоследствии опять наступлю на те же грабли.

Я оказался тогда прав. Он был сломлен. Бальтазар, понимаешь? Если раньше его удерживало как-то моё наставление, его повседневные занятия, как отдушина, то тогда, лишённый любимого дела, его семья сожгла большинство его чертежей и разработок, единственного друга, униженный и достигший, казалось, самого дна – он уже не боялся ничего. И он убил их. Сначала старших…» - Зигмунд заикнулся, будто ему сдавили горло. – «Он, прежде чем уйти от меня, стащил маленькую, совсем-совсем маленькую колбу с одним… С-С одним химикатом. Он сбежал из темницы и подсыпал им это в еду. Они страдали. Долго. Бились в конвульсиях, их рвало кровавой рвотой… Королева и её три старших сына. Её ещё смогли спасти, а вот принцы… В общем, с-сгорели они меньше чем за день. Королева выла потом неделю, а король, поговаривали, прямо на глазах поседел после того, как они увидели тела. Всё бельё красное, а худые лица с до предела распахнутыми глазами искажены были таким животным ужасом, будто к ним за секунду до смерти явился сам Дьявол.

Как бы я не любил его, я понимал, что он сошёл с ума и не остановится. Поэтому я настоял, чтобы Бальтазара искали с утроенной силой. Я тоже искал его. Но мы не успели отыскать и схватить его вовремя. Через какое-то время он объявился, потребовал у отца трон, и, получив отказ, убил всех остальных.

В тот день я, проснувшись, выйдя на улицу, смотря на людей, на небо, на летящих в нём птиц вдруг явственно ощутил, что что-то поменялось. Тогда ещё даже не успели прозвучать первые возгласы «Да здравствует новый король!», но я уже ощущал, что нечто вокруг кардинально поменялось, и будто ведомый каким-то внутренним чутьём я отправился в столицу» - На лице Зигмунда появилась широкая, болезненная улыбка. – «Не прогадал, чёрт возьми. Ещё, знаешь, шёл к главной площади и думал: что за запах? Почему так много ворон? Почему так много людей? В общем, пробрался я через толпу народа и увидел…» - Он замолчал. – «Король и королева с их детьми. А точнее – их тела. Хотя… Кого я обманываю – это были просто куски мяса. Фарш, с торчащими отовсюду костями и обрывками окровавленной одежды. И да, висели только королева с выводком… От короля… Только голова осталась. В самой середине находилась, а в глазницу воткнута табличка с надписью: «Потому что они это заслужили».

Боже, я тогда думал, что просто сплю. Мне хотелось спать. Нет, не в том смысле, а в… Ай, не важно! Пячусь я назад, машинально опустил взгляд чуть пониже тел, а там... Там он. Уже с короной. Сидит. На троне. И, знаешь… Я даже… На него смотришь, у него ведь глаза тогда совсем другими стали. Они были не пустыми – они были полны. Крови, безумия и садистской радости. Знаешь, вот, смотрел я тогда на него. Долго-долго смотрел, пошевелиться не мог. Смотрел, и такое ощущение было… Похоже на то, как если смотришь на огромного, хищного паука, неспешно вылезающего из гнезда. Некий первобытный ужас и отвращение. Тогда будто всё вокруг исчезло, остались только я и он. И я ему говорю: «Что ты сделал? Что. Ты. Сделал?» И он меня услышал. В тот раз я не церемонился со стражей. Все за секунду оказались на земле, а я перед ним. Я мог закончить всё разом в ту секунду: он был абсолютно беззащитен. Но не смог. Точнее, я в принципе не мог. Надеюсь, ты понимаешь, о чём я, и я сейчас не о воздействии электричества на мои силы.

В общем-то, тогда всё и завершилось. Мы пошли на переговоры. Вёл он себя развязно и по-хамски. В итоге мы договорились – я создаю «Ковчег». Место, где люди могут найти покой, и где его, «его величества» власть не имеет силы. Он же имеет право проникнуть на территорию «Ковчега» только в том случае, если мы укроем у себя его врага. На том и порешили. Я ушёл, ничего не сказав. И всё»

Закончив свой рассказ, Зигмунд на несколько секунд закрыл лицо руками и тяжело выдохнул.

- Вот рассказал я всё это сейчас и в очередной раз понимаю, Агний: я ужасный человек. И ужасен я своим бездействием и приуменьшением. Как? Ну, как так можно было? Постоянно меня что-то тормозит. Тормозило, по крайней мере. У меня ведь столько раз был шанс всё это предотвратить: я мог увести Бальтазара от его семьи, я мог заступиться за него тогда, когда его избивали, я мог остановить Жолдыз, когда она уходила, я мог не отпустить Бальтазара домой, я мог, в конце-концов, поговорить с ним хотя бы тогда, в нашу последнюю встречу. Нормально поговорить.

- А убить его?

Зигмунд резко прервался.

- Что?

- Й-я имею ввиду… Если бы вам сейчас выпал шанс – вы бы его убили?

Зависла тяжёлая, сдавливающая всё внутри вставшим в горле ожиданием тишина. Наконец, Зигмунд собрался и честно, уверенным голосом ответил.

- Да. Я бы его убил. Всё-таки он действительно в чём-то прав. Всё, что было раньше – давно в прошлом. В одном я ему сейчас благодарен: у меня теперь есть два прекрасных ученика, которые появились у меня именно из-за того, что я больше не мешкаю. У меня есть смысл жить дальше, именно это и придавало мне сил при побеге. А Бальтазар мёртв. Я сейчас не шучу, он действительно мёртв. Не для меня, а в принципе. Просто.

В тот момент Агний понял, что разговор исчерпан. Мальчик не стал задерживаться. Отблагодарив Зигмунда за доверие и получив ответную благодарность за то, что маленький раб в очередной раз выслушал чьи-то душевные терзания, Агний удалился.

Следующие пол часа протекли как-то… Да никак. Мальчик старался не отходить далеко от места их общего пребывания. Ходил по мостикам, наслаждался чарующим запахом дерева, свежей выпечки, и, конечно, просто фантастическими видами на ночной лес и горы.

Словно граница между реальным, подвластным каким-то суждениям, мыслям и законам миром и чем-то потусторонним, эта тёмная панорама вглядывалась в созерцавшего её мальчик. Тысячелетние кроны деревьев с миллионами листьев поминутно раскачивались на неощутимом ветру, словно это дышит во сне какое-то огромное существо. И в этом шелесте, будто откуда-то издалека, можно было услышать, если вслушиваться очень долго и внимательно, голоса. Множество тысяч голосов, сливающихся в один единый, выговаривали множество нераздельных звуков на каком-то немыслимом языке.

- Тоже их слышишь?

Агний резко обернулся и увидел перед собой Гальдору. Та, в свою очередь, с задумчивой улыбкой расположилась рядом с Агнием, облокотившись на перила моста, и тоже начала вглядываться в далёкую мглу.

- Знаешь, кто это? – Гальдора одними лишь глазами уставилась на Агния. Тот помотал головой.

- Это духи «Того».

- Чего «Того»? – Прищурился от недоумения Агний.

- «Того, не знаю сам чего». Зигмунда, видать, почувствовали. Зовут домой.

Понимание того, о чём идёт разговор, у Агния пропало окончательно. А девушка всё продолжала:

- Этот лес является границей того, где мы все можем обитать, и того, где такие, как мы, и пяти минут пробыть не смогут.

- Почему?

Гальдора пожала плечами.

- Потому что там – неизвестность. Туда можно зайти, но вот выйти… Те, кто шёл туда с лёгкими намерениями, либо с ума сходили, либо впадали в такое дикое отчаяние, что… В общем, долго не жили.

Агний многозначительно промычал в ответ.

- И никто, вообще никто оттуда не выходил в здравом уме?

- Почему? Генерал оттуда вышел, отец Зигмунда. Правда… Не один. С сыном новорожденным. Была война тогда, и отец, спасаясь от врагов, туда и забежал. Что там с ним происходило – он не вспомнил впоследствии… Или говорить не хотел… Но, в любом случае, сын его людям много полезного принёс: и от многих болезней вылечил, и с дипломатией их познакомил, от многих проблем избавил. Вот так-то.

Агний молча кивнул, переваривая полученную информацию.

- А, да, вспомнила! Чего я тебя-то искала? Искури со всеми остальными приехала, тебя зовёт!

- Хо-Хорошо? – Только и успел вымолвить мальчик, как Гальдора без всяких церемоний схватила его за руку и с завидной скоростью буквально поволокла недоумевающего раба по подвесным улицам, ловко огибая немногочисленных прохожих.

Наконец, они оказались на большом причале (тоже располагавшемся на огромном дереве) около которого и находилось помятое, но не сломленное «Наследие». Не прошло и пяти минут, как они с Гальдорой уже стояли близ каюты капитана и смиренно дожидались того, когда же Искури с Орландо наговорятся и Агний сможет войти. В течение этого времени Агний внимательно вслушивался в разговор за дверью, но сколько он не силился, мальчик никак не мог разобрать, о чём идёт разговор. Разобрать ему в конце концов удалось только последние слова, сказанные Искури: «Ладно уж, ладно… Веди его сюда. Слышала, они уже пришли». После этого послышался грохот открывающегося замка и в дверном проёме показался силуэт Орландо.

- Вот, как и просили, привела! – Бодро отчиталась Гальдора, хлопнув своего лохматого спутника по спине так, что тот аж вздрогнул.

Секунду длилось всеобщее замешательство, после чего рослый мужчина со словами: «Ну, чего стоишь? Заходи! Тебя ждут» завёл Агния в комнату, после чего дверь захлопнулась.

В помещении находилось двое человек: Агний и Искури.

Сидевшая за большим деревянным столом девушка не стала долго тянуть, приветливо улыбнулась и подозвала мальчика к себе, предложив ему присесть. Агний, в свою очередь, немного неуверенно, но всё-таки приблизился к столу и уселся на очень громоздкий для такого маленького, худого и, что уж таить, жалкого существа стул.

- Ну что? – Своим фирменным, бодрым голосом начала разговор Искури. - Как вас тут встретили? Зигмунда уже видели? Как он? Хорошо? Отлично! А то мы так волновались… Как ты сам? Уже освоился? Хорошие тут люди? Ну! Очень тут народ добродушный, сама тут обожаю бывать…

Оперевшись локтями на стол, Искури с улыбкой на губах сделала протяжный вздох и вновь надолго замолчала. Внутренний психолог Агния явственно чувствовал то, что разговор, который сейчас должен состояться, будет очень непростым.

- Прости, я… Просто даже не знаю, с чего начать. – Вновь зависло молчание, но когда Агний уже был готов вставить слово – Искури оживилась и продолжила: - Ты когда-нибудь видел портреты покойной королевской семьи, где они стоят в полном составе?

Агний честно помотал головой.

- Ну, так вот… Их там всегда девять человек: родители и семеро детей. В том числе и этот самый… Бальтазар. – Девушка сделала особый упор на последнее слово, что свидетельствовало об особой неприязни к действующему правителю королевства.

Искури, по видимому, окончательно собравшись с мыслями, повернулась в пол оборота к Агнию и уставилась на то место на лице маленького раба, где у него должны были быть глаза.

- И знаешь что? – Мальчик кивнул в ответ на вопрос. – В тот день, когда Бальтазар предъявил народу убитых им родных – там было только семь тел. Двух детей не хватало. Один из них, ясен пень, это сам Бальтазар, а второй – младшая дочь короля и королевы. Алиса.

На лице девушки зацвела болезненная, полубезумная улыбка.

- И знаешь, почему её там не было? – Процедила Искури, еле сдерживая смех. Агний всё с те же невозмутимым лицом помотал головой. Спустя короткую паузу прозвучал ответ:

- Потому что она здесь, прямо перед тобой.

С этими словами девушка, начиная от верха переносицы, сильно давя на кожу медленно проехалась пальцами по лбу. В этот момент, словно по повелению какого-то сверхъестественного явления, с задорной темноволосой оптимистки начал спадать её привычный, приятный глазу образ. И происходило это так же плавно и быстро, как тает снег под палящим солнцем.

Каштановые волосы в некоторых местах пропали, а на их месте расцвели ужасающие ожоги, сеткой покрывшие бледную кожу, обтягивавшую худой череп. Алые, полные губы потрескались и стали чуть желтоватыми. Как только это страшное преображение закончилось – Искури (или теперь уже Алиса) посмотрела на Агния глазами, один из которых заплыл и стал таким же, как у мёртвой и уже гниющей рыбы.

- Прикольно, да? – Всё так же печально усмехнулась некогда красавица. – Это Зигмунд создал для меня эту иллюзию. Он не знает, кто я такая на самом деле. Хотя… Думаю, по крайней мере догадывается, но молчит. Понимает, что время для того, чтобы предать данный факт огласке ещё не пришло.

Агний в ответ молчал и внимательно изучал взглядом открывшуюся перед ним картину.

Алиса придвинулась к нему ближе.

- Знаешь, кто это сделал со мной? Кто сделал это со всеми нами?! Он, Агний! Эта тварь отняла у меня семью прямо у меня на глазах, поставила то, что я называла домом на колени и превратила его в притон с рабством и беззаконием! Я видела его своими глазами, Агний! Я видела это животное, и знаю, что загнало людей в норы! В тот вечер никто не ожидал такого, мы только-только оправились от смерти Принцена, Говарда и Худепина, которых Бальтазар убил, как оказалось, первыми. Тот вечер был самым обычным, но он превратился в Ад, как и вся моя дальнейшая жизнь. И, я уверена, не только моя.

Да, тот вечер действительно не предвещал ничего необычного. Они с сестрой и братом сидели в одной комнате. Четырнадцатилетняя Солин как всегда пыталась продемонстрировать свою занятость, даже будучи в полном безделий, и то и дело ударяла по рукам всё такой же робкой и тихой Алисы, когда та тянулась за той частью их, казалось бы, общей с сестрой косметики, которую Солин специально отобрала конкретно для себя, и хотела попробовать её на себе. А если честно, то у Солин сегодня был негласный праздник. Во время вчерашнего бала некий зажиточный барон подошёл к их матери и, глядя украдкой на расцветающую златокудрую красавицу-девицу якобы спросил, не готова ли ей ещё достойная партия. Для ждавшей подобного всю свою недлинную жизнь Солин это было великим достижением. Именно поэтому она сейчас так гордо рассматривала своё лицо перед зеркалом, размышляя, как бы ей ещё прихорошиться.

Химелен же всё это время невозмутимо сидел на кушетке и рассматривал недавно подаренный ему охотничий нож. Скоро будет его первая охота, и он намеревался показать себя невиданным молодцом и уже представлял себе, рассматривая блестящее лезвие оружия, как по нему польётся кровь его первой добычи, чью жизнь он оборвёт одним мастерским движением руки.

Как вдруг всю эту идиллию оборвал топот по ту сторону двери. В комнату ворвалась королева-мать, которая, стоило ей только оказаться в помещении, тут же захлопнула дверь и закрыла её на ключ. Одного лишь взгляда на неё было достаточно, чтобы понять – что-то явно не так. Бледная кожа женщины, живот которой уже внушительно выступал из-под платья, была покрыта блестящим слоем пота, волосы взъерошены, даже радужки вытаращенных от ужаса глаз будто побледнели.

- Бальтазар убил отца. – Её слова доносились будто вовсе не из её уст, настолько это было нереально. – Скорее, раскрывайте камин.

Им уже давно было известно, что якобы заложенный давным-давно кирпичом камин в их с сестрой комнате был на самом деле потайным ходом, что вёл наверх, на непросматриваемую часть крыши королевского дворца. Неизвестно, для чего был построен данный ход: для сокрытия каких-то вещей, либо же в случае нападения на дворец врагов – это всё было не важно. Сейчас враг был внутри, и он стремительно направлялся сюда.

Под натиском специально заготовленного для этой минуты лома камни на кирпичной дуге поддались, открывая взгляду маленький, словно нора, проход в каменную труду, ведущую наверх.

- Вы идите вперёд, мы с Химеленом подстрахуем. – Быстро проговорила мама. Нельзя было терять и секунды. Первой в проход шмыгнула Алиса. Хоть это и длилось от силы несколько секунд, но они тянулись просто убийственно долго, что только подбавляло, словно уголь в и без того раскалённую печь, адреналина в кровь. Второй полезла Солин, но тут раздался грохот, за ним полный ужаса крик мамы, переглушивший рычащее «Не ждали, черти?» и стоило только ещё даже не до конца осознающей весь ужас их положения Алисе узнать в постороннем голосе Бальтазара, как за волосы выдернули из прохода и пригвоздили тяжелым сапогом спиной к полу.

«… Я тогда на секунду лицо Бальтазара успела увидеть, когда он ворвался в комнату. Глазищи у него выпучены были и мутные-мутные, будто в себя смотрят… Взгляд просто… Так смотрит изголодавшийся хищник на жертву, за которой он гонялся несколько дней и наконец-то настиг…»

- А ну, заткнулись все! – Прогремел, отразившись от стен, звенящий от гнева голос. Все затихли.

- Бальтазар, погоди! – Запинаясь лепетала мать, одновременно пряча за собой сына и рефлекторно поддаваясь вперёд к дочери, будто готовясь схватить её в любой момент. – Не надо! Прошу тебя, не надо этого делать! Д-Давай… Д-Давай прос-сто пог-поговорим!

- Поговорим?! Поговорим! Поговори-и-им! Поговорим! – Начал будто бы разжевывать услышанное слово обезумевший юноша, проговаривая его с разной интонацией и театрально растягивая гласные. – Поговорим!!! Поговорим? По-го-во-рим?! Где было твоё поганое «поговорим» все эти годы, мама?! (Голос принца стал напоминать рёв.) Но ничего… Ничего… Вы сегодня узнаете… Вы у меня сегодня все узнаете!

В этот момент Солин вновь завизжала от ужаса. Бальтазар с раздраженным «Замолкни!» тут же занёс ногу и со всей силы ударил хрупкое, неокрепшее тело в грудную клетку. Та вдруг неестественно глубоко продавилась… Глаза вытаращились… Изо рта послышался хрип и через секунду оттуда повалила кровавая пена.

« Он отпихнул её в дальний угол. Солин пролетела эти от силы полтора метра как соломенная игрушка и ударилась лбом об стоявший там сундук и затихла. Мама завизжала, я впервые видела её в таком диком состоянии. Она попыталась подбежать к телу, но Бальтазар, опят выкрикнув что-то нечленораздельное, схватил её за волосы и занёс руку… Тогда я ещё не поняла, для чего он это сделал, но это сейчас не важно… Когда он приготовился убить и маму, то на спину ему запрыгнул Химелен и вонзил ему прямо в плечо свой новый охотничий нож. Бальтазар заорал, начал метаться по комнате и кричать: …»

- А ну слезь с меня, тварюга! – Бальтазар попятился назад и врезался в стоявший неподалёку книжный шкаф, опрокинув тем самым на себя и крепко вцепившегося в него мальчишку всё его содержимое. Именно в ту секунду пребывавшая в ступоре королева всё-таки пришла в себя и уже была готова кинуться на помощь сыну, и именно в этот момент в комнату ворвались пятеро здоровенных стражников, к которым уже мчалась на подмогу гвардия всего замка. Но схватить предателя они не успели. Именно в ту секунду, в тот самый час, в тот самый день мир узрел самое страшное оружие, которое было сооружено руками простого человека. В ту секунду тысячи, миллионы, миллиарды ярчайших молний вырвались, казалось, просто из неоткуда, озарив ярким светом вырвавшейся на долю мгновения из своей тесной клетки стихии, и так же быстро исчезли. Младший принц, отцепившись от брата, рухнул на пол. Одним рывком вытащив из плеча нож, Бальтазар тут же всадил кровожадное лезвие в голову подвернувшегося под горячую руку стражника за мгновение до того, как последний схватил бы безумца. Тут же над разлохмаченной головой принца был занесён вражеский меч, но не прошло и мгновения, как стражник уже лежал на полу, рассеивая в воздухе шедший от него дым. Та же участь ждала и их оставшихся трёх сослуживцев.

Со стороны коридора послышался топот многочисленных ног и гул. Бальтазар, оглядев своё гениальное оружие, обнажил голодный оскал. Впервые за всю свою жизнь он ощущал своё полное превосходство.

«… Прибежало подкрепление. Их было много. Очень много. Мне тогда казалось, что в нашу комнату вбежала целая армия. Но это ничего не меняет… В общем, я тогда впервые увидела, как один, ОДИН хлипкий человек расправляется с целой ватагой крепких воинов, которые на три головы выше его.»

В какой-то момент адреналин достиг своей высшей точки и затрясшийся от перевозбуждения Бальтазар вцепился в одного из гвардейцев шипастой перчаткой и, рванувшись не без помощи схвативших его тогда из-за спины трёх сослуживцев несчастного назад, с мясом вырвал тому нижнюю челюсть. После этого принц озверел окончательно. Больше он никого не боялся. Его преимуществом была не только его чудо-перчатка. Его преимущество – руки, ноги и зубы, которыми он теперь кромсал, рвал и перемешивал в один огромный кровавый фарш на полу и стражников, и очнувшегося Химелена, и некоторых слуг, прибежавших на помощь. Всех. Все они, вытаращивая свои поросячьи глазки и пища своими тошнотворными голосками сотрутся с лица земли под чужими ударами Все они окажутся там, в этой гуще человеческих останков, в которой уже невозможно разобрать, где кто. Все они станут одной единой композицией, изображающей самый глубокий, самый кошмарный, самый чудовищный круг Ада, который сейчас крутится в голове принца и, желая всем своим ощутимым существом вырваться наружу, заставлял безумного всё сильнее и сильнее сжимать от напряжения кровоточащий язык и всё быстрее и жестче уничтожать любые черты человеческого на этих хрупких вместилищах душ, чтобы они уже никогда ничего не смогли сказать, никогда ничего не смогли подумать своими тупыми головами, никогда не смогли выразить ни одной эмоции. Чтобы их больше не было вообще и никогда.

«… Последним он убил Химелена. Даже когда он уже минут пять как не двигался, Бальтазар продолжал наносить удар за ударом, превращая голову моего старшего брата в месиво. Потом он резко вскочил на ноги, подбежал к шкафу и опрокинул его на тело. Оно резко вздрогнуло и забилось в конвульсиях. Я услышала, как захрустели кости… А он, Бальтазар, ещё и попытался запрыгнуть на шкаф и окончательно раздавить всё, что под ним лежало. В итоге только ногу ушиб, разнёс заднюю стенку и начал просто биться в истерике и истошно орать, рвя на себе рубашку и царапая руки. Он чуть ли не головой об пол бился…»

После непродолжительного выплеска эмоций, Бальтазар, делая надрывные, рычащие вздохи и шатаясь из стороны в сторону, поднялся на будто онемевшие ноги и застыл на месте. Этих нескольких секунд Алисе хватило, чтобы разглядеть его от макушки до пят, пусть и со спины. Он весь был красный, словно какой-то древний кровожадный демон, обмазанный кровью принесённых ему жертв. После короткой паузы перебитый, израненный и еле державшийся на ногах принц с неестественно перекошенным лицом (видимо, разряд попал и в него) медленно, прихрамывая, направился через гущу человеческого мяса к своей главной цели.

«Мама…» - Неслышно шевельнулись губы сидевшей в камине девочки.

Да, всё было именно так. Мама всё ещё была жива. Хотя… Она, наверное, за всё это время успела умереть раз двадцать. Если не физически, то уж душой – да.

Бальтазар неспешно приближался к ней, и чем ближе он приближался – тем шире становилась его искаженная, уродливая, бешеная улыбка.

- Что такое, мама? – Принц проговорил это так, будто не разговаривал уже долгое время и практически разучился шевелить языком. – Жертва ведь всегда сама виновата в своих мучениях, (он подошёл к матери вплотную и нагнулся к ней с уже серьёзной гримасой) или как?

Королева не успела даже звука издать, как Бальтазар придавил её к полу и нанёс удар. Размашистый, полный непередаваемой злобы удар… первый. За ним тут же последовал и второй, через секунду третий, с завидным учащением и четвёртый, и пятый, и шестой… И так пока у наследника не защемило в лёгких и пока кулак не добрался до черепа, который через несколько секунд несколькими ударами рук и ног был превращён в муку.

После этого вновь возбуждённый накатившей агрессией Бальтазар вцепился в безголовую оболочку, несколько раз ударил её об пол, издавая при этом совершенно нечленораздельные звуки, после чего юноша резким движением вспорол вздувшийся живот женщины.

На лицо, прямо в глаза, тонкой струёй брызнула алая жидкость. Бальтазар на мгновение зажмурился и, медленно поднеся руку к лицу, вытер кровь с лица и огляделся. Будто прозревшими глазами он осматривал всю окружавшую его обстановку. Выглядел он даже как-то… растерянно.

Оглядывался, оглядывался, оглядывался – а потом коротко всхлипнул, дрогнув всем сгорбленным телом, ещё раз ощупал красными пальцами лицо, шею, волосы и предплечья, будто чтобы убедиться, что он реален, и. пробыв ещё какое-то время в тишине, медленно улёгся на бок.

Он приходил в себя. Приходил в себя, и, как видно, с трудом переваривал произошедшее. Всё произошедшее за последние двадцать минут огромным валом навалилось на него, и теперь он, облизывая языком впадины от выбитых зубов, потирая сломанные пальцы и неспешно распрямляясь на полу, переваривал всё то, что он натворил. Бальтазар ведь далеко не раз представлял, как делал со всеми ними это. Но чтобы вот так… В реальности, не какими-то там призрачными конечностями в своей голове, а вполне реальными, осязаемыми, бывшими каждый день и каждую секунду руками… По-видимому, даже для него это всё было настолько невообразимо и кошмарно, что разум Бальтазара даже не смог в те секунды хоть как-то на это всё по-человечески среагировать.

Этот «транс» длился не долго, но и не слишком мало. Возможно, даже само время отступило куда-то в другое измерение. Но это не важно.

В какой-то момент Бальтазар всё-же поднялся. Медленно, на дрожащих руках, будто вовсе он отвык от веса собственного тела, но от поднялся. Огляделся, выпучив, будто годовалое дитя, глаза. Двинулся к двери, но вновь застыл, глядя куда-то в одну точку. Так снова прошло несколько минут, потом он снова начал оглядываться и выражение его лица стало меняться. Сначала оно было таким же растерянным, потом вдруг сделалось настороженным, после взволнованным, а потом его взгляд упал на камин, откуда всё это время всё происходившее наблюдала Алиса.

Он застыл, но потом его глаза вновь налились кровью, будто зверь внутри разума юноши понял, что дело ещё не закончено.

- Алиса… - Донёсся хрипловатый голос. Внутри девочки что-то дрогнуло. Медленно, но верно, в ней начало пробуждаться осознание всего произошедшего и происходящего.

- Алис… са…

Бальтазар одним прыжком оказался около камина, запустив туда руку в дьявольской перчатке. Девочка зайцем метнулась к железным выступам на стене прохода, служившим ступеньками, и за секунды, пусть они и тянулись как часы, начала преодолевать расстояние от низа до свободы.

Бальтазар тут же рванулся за сестрой, но стоило ему только оторваться от земли как железка, за которую он держался, выскочила со своего места, и принц ухнул вниз, при падении ударившись головой об стену близ маленького прохода. Выругивая всё на свете, Бальтазар вылез из колодца. На мгновение наступила тишина, но уже скоро откуда-то снизу послышалась возня и злорадное, еле сдерживаемое гоготание.

Алиса так и не поняла, где он взял порох. Судя по всему, он был у кого-то из стражников (они иногда носили по небольшому мешочку на поясе), либо же у самого Бальтазара могло оказаться про запас что-нибудь горючее. В общем, суть вовсе не в этом. Когда нежная, детская ладошка уже почти коснулась верха дымохода, внизу маленькая спичка подожгла груду разорванных за минуту книг, платьев и всего остального, служившего масштабным очагом возгорания, и раздался взрыв.

Алиса, словно из пушки, вылетела из разлетевшейся в клочья трубы, и, покувыркавшись в воздухе, рухнула на каменную платформу на крыше и сломала руку. Но это было детским садом по сравнению с тем, что пережёвывало её ещё совсем детское тело от головы до опалённых практически до костей ног. Боль. Ужасная, дикая, подкрепляемая жадными укусами дождевых капель, стекавших по жёлто-коричневым пузырям, боль. Девочка даже закричать не могла, лишь судорожно глотала воздух, закрывая вздувшееся от ожогов лицо изуродованными пальцами, и силясь хотя бы заплакать…

- … Потом… Не помню, что было потом… Дальше помню лишь то, как меня уже на улице подобрала мама Орландо. Это было… Ну, месяца три спустя. Из-за моего... – Алиса усмехнулась. - … Из-за моего прелестного преображения меня, ясен пень, никто не узнал. Да и я не слишком-то горела желанием говорить, что я чудом спасшаяся принцесска. Что это изменит? Ладно, не суть. Попала я к ним, к слову, очень даже вовремя. Они как раз тогда собирались отправиться жить на «Ковчег». Ну, и я с ними туда ушла. Там и выросла.

Закончив свой рассказ, Алиса ещё какое-то время помолчала, поглощенная мыслями, а потом перешла к самой сути разговора:

- Так вот, Агний, спасла я тебя, признаюсь, не просто так. Нет, ну, точнее, ты не подумай, я бы в любом случае не выкинула тебя за борт, тебя бы на землю… Тфу, ну, в смысле… Не важно! В общем, ты здесь – значит здесь, и ты здесь прямо сейчас не просто так. Понимаешь ли, у нас незадолго до твоего появления с Орландо созрел один план… Даже не знаю, с чего начать… Этот план основывался на психологии Бальтазара, и если коротко, ты мы в итоге пришли к выводу, что лучшим оппонентом в бою с ним будет ребёнок. Причём ребёнок, который прошёл, скажем так, «естественный отбор» - рос в не самых благоприятных условиях и смог выработать в себе определённую стратегию, ведущую к выживанию. И, я думаю, ты уже знаешь, к чему я клоню.

Алиса серьёзно посмотрела на Агния. Тот, толком не зная, какой реакции от него ждут, неловко кивнул и в то же мгновение женщина продолжила:

- Агний, ну ты просто посмотри! Ты смог выжить в условиях рабства! Тебя бросили в лесу, и ты не то что не погиб, а даже смог найти дорогу к нам! Агний, ты знаешь, что это значит? Ты можешь найти выход из любой ситуации! Кому, как не тебе, выступить против Бальтазара один на один? Агний, пойми, больше некому. Никто больше так не сможет. Да и, тем более, сам подумай – все эти люди так хорошо обходились с тобой, неужели ты готов их подвести? Готов обрести их на страдания в руках тирана? Ты будешь героем, Агний! Тебя будут на руках носить! Больше никакого каторжного труда – ведь у тебя наконец-то появится то, о чём ты, я не сомневаюсь, мечтал всю жизнь… - Алиса, с маниакальным взглядом торгаша, стремящимся залезть в самую душу потенциального покупателя и буквально вынудить его раскошелиться хоть на что-то, придвинулась к Агнию в упор. – Ты получишь семью, Агний. Любящую семью, которая будет пылинки с тебя сдувать и сильно тосковать по тебе, когда тебя не будет рядом. Но перед этим надо эту семью защитить. Агний, что ты на это скажешь?

Агний застыл, словно вовсе разучившись двигаться, и только подбадривающее подмигивание глаза девушки кое-как вернуло его в чувства.

- Н-Ну… Ну… В общем… В общем, да…

- Согласен?!

- Да…

Алиса вцепилась в мальчика и, чуть ли не подняв последнего в воздух, крепко-крепко его обняла.

- Ты герой, Агний! – Приговаривала девушка, расцеловывая лохматую голову и невидное ей лицо паренька. – Ты уже герой! Молодец! Уважаю! Все будут уважать! Все будут любить! Они уже любят, Агний!

Наконец, уняв радостное возбуждение, Алиса вновь заняла своё место за столом, утёрлась платком и вновь обратилась к своему маленькому собеседнику:

- Если хочешь – иди в столовую, Агний. Ты, наверное, безумно голоден. Там сейчас все наши. Я тоже скоро подойду. Сам доберешься? Хорошо. Ждите меня.

У самой двери Агний вдруг остановился.

- И да…

Алиса посмотрела на мальчика, чуть приподняв бровь.

- Не будет же ничего плохого, если я попрошу об одном одолжении прямо сейчас? Я прошу не за себя!

Девушка, облокотившись на спинку стула, состроила деловитое лицо.

- Т-Там… Там, на запа… Да уже не помню где… В общем, есть тут недалеко поместье одного богатого господина, и у него есть дочь, Эннель Дагсхарт. Она очень одинока, и вся её семья находится в бедственном положении, отчего страдает не только она, но и вся их прислуга. Помогите им. Им всем. Пожалуйста.

Алиса твёрдо кивнула, не меняя выражения лица. Агний тихо, но искренне, поблагодарил и удалился.

… И он пошел в столовую…

Нужную комнату Агний искал не долго – шумные голоса из-за стены явно намекали о её местоположении, намного дольше мальчик искал вход.

Зашёл. В лицо ударил яркий свет от множества люстр под потолком. Сразу на пути повстречался Имир. Агний посмотрел на юношу снизу вверх и растянул, как смог, лицо в улыбке (сдавливающее чувство всё ещё давало о себе знать). Имир прошёл мимо. Глядя куда-то вперёд, будто даже и не заметив на пустом проходе своего маленького товарища.

Агний, не особо обратив на это внимания, проследовал за другом и присел вместе с ним за стол в дальнем углу, за которым уже сидел Лейв.

Между братьями мгновенно завязался оживлённый диалог, сопровождаемый радостными возгласами и периодическим перебиванием друг друга. Агний же робко сидел на стуле и изредка что-то вставлял в непонятный ему большую часть времени диалог, пожёвывая белый хлеб из корзинки на столе. Братья, бывало, на мгновение прерывались и даже что-то отвечали своему маленькому приятелю, но быстро возвращались в колею им лишь одним понятного разговора. Скоро в сторону Агния даже поворачиваться перестали.

Через какое-то время мальчик всё-таки вышел из-за стола и попятился назад, стараясь не попасться никому под ноги. На его отсутствие никто не обратил внимания.

К тому моменту в столовую успела войти и Алиса, и теперь она, сидя за самым огромным и пышно уставленным всеми мыслимыми и немыслимыми яствами столом громко разговаривала со своей командой, в числе которых был и периодически обнимавший свою подругу Орландо. Как и в прошлый раз, почти незаметное появление мальчика не обратило на себя внимание присутствующих. Агний будто истончавшейся от волнения рукой несколько раз посмел потревожить еле ощутимым толчком Искури, но та, лишь на мгновение обернувшись на мальчика, тут же отворачивалась, забыв о маленьком рабе так же, как забывают об увиденном на секунду краем глаза мираже. Постояв так минут десять, Агний устал от бездействия и начал просто слоняться по всему помещению. Уж лучше что-то, чем ничего.

Он ходил, смотрел, разглядывал, думал, снова ходил и когда ему был знаком уже каждый закоулок, каждое лицо, каждая лужа пролитого молока – он стал задумываться. Все эти люди – истории. Мечты. Миры. Целые вселенные, которые переплетаются друг с другом, дополняя каждый индивидуальную историю другого. Историю, которую потом не стыдно будет рассказать в цветной книжке для детей, которую детёныши какой-нибудь статной дамы будут слушать перед сном. И такие, как он, тоже будут слушать. Из тени. Словно неприкаянные духи в мире, где им уже нет места, они будут всегда находиться бок-о-бок с людьми и где-нибудь в сторонке наблюдать, как начинается и развивается чья-то история, в которой их нет и никогда не будет.

- А теперь, я предлагаю тост! – Звонкий, словно рокот военной трубы голосище Искури прокатился по всему залу так громогласно и неожиданно, что Агний чуть не обмер.

- Друзья мои! – Продолжала девушка перед замолкшей аудиторией. – Мои дорогие друзья! Только вспомните, сколько мы пережили! Сколько старались! Но теперь – мы на пороге мечты. Мы почти достигли нашей цели! Мы – люди завтрашнего дня, которые с рассветом выдвинутся в последний бой и наконец-то вгонят этот дьявольский режим в могилу. Мы – вместе! Мы – сила! Мы – ПРАВДА, и само небо на нашей стороне, ибо мы гласим устами свободы и добра, которая сегодня же придёт и всё на свете победит! За победу!

- За ПОБЕ-Е-Е-ЕДУ-У-У-У!!! – Загудели, будто предвещая начало страшного суда, стены, пол и потолок. Задребезжала каждая лампочка в маслянистых люстрах, завибрировала твердыня под ногами, всё вдруг задвигалось в каких-то диких конвульсиях, угрожая затоптать, изломить, буквально изничтожить маленькое, худое существо, оказавшееся в тот момент в самом эпицентре этого Ада. Агний, буквально сжавшись в один будто таящий под натиском давки бесконечного количества тел и ног комок, под громогласную, нескончаемую какофонию голосов, звона разбивающегося стекла и падающих стульев, от которой закладывало до глухоты уши, метался из стороны в сторону в попытках убежать. Куда? Не важно! Абсолютно неважно! Куда-нибудь подальше! Куда-нибудь далеко-далеко, но каждый раз, будто нарочно, похожая на ствол небольшого дерева нога опять впинывала измученного мальчонку прямо в этот котлован. И в тот момент, когда казалось, что он готов прорывать себе путь к свободе даже зубами, когда в легких почти кончился воздух, когда казалось, что сердце сейчас просто разорвётся и перед глазами встанет мертвый мрак – мальчик одним резким рывком вырвался из толпы, кубарем прокатился по коридору и практически вылетел за дверь на улицу, растянувшись на деревянной платформе. Наступила тишина. Гробовая тишина.

Вот так… Вот так! Ну, что тут ещё скажешь? Сам дурак, да! Сам несусветнейший дурак! Но что это теперь поменяет? Ровным счётом ничего. Да.

Агний всё сидел и сидел… Вот уже белая краска подмешалась в просыпающееся небо и что-то внутри жалобно брякнуло, но тут же это что-то безжалостно придавили, чтобы не шумело. Чёрт со всем этим. Сейчас он сидит. Всё равно, даже если мальчик и пойдёт в очередной раз на поводу своей пунктуальности и явится к кораблю минута в минуту – их это совершенно не тронет. Почему это вообще должно их как-то волновать? Главное – чтоб пришёл. Он.

Агний сидел и предавался чёрствому осознанию того, что никуда он никогда не сбегал. У него просто оригинально сменилась «крыша». А всё по одной простой причине: он - раб. Был рабом, есть раб и будет им до конца. Что бы он ни сделал, куда бы ни пошёл, что бы ни сказал, с какого бы боку себя ни показал, каким бы дружелюбным, общительным и хорошим он ни был бы – в глазах окружающих он по-прежнему никто и звать его никак. Глупая пустышка, с которой никак не надо считаться. Которая ничего не чувствует и не воспринимает. А всё почему? Потому что он не может закатить знатный скандал по этому поводу, от которого всем, даже совершенно непричастным к этому людям и нелюдям стало бы тошно? Не может в резкой форме выразить своё недовольство? Да, не может. Не такой он человек. Представьте себе, для некоторых это является чем-то невообразимым, даже при условии того, что если бы человек совершил это – ему бы стало легче. Да и где гарантия того, что если мальчик это сделает, то лица окружающих расплывутся во вселенской жалости и скорби, а не скривятся от непонимания и отторжения или от ироничных улыбок? Оно бы сработало, если бы он был одним из них. Если бы он был частью их истории. Истории, где униженные и оскорблённые, объединяясь в одну мощную волну «добра и справедливости», сметают негодяя в пропасть небытия и живут себе поживают, напевая через века оду своей прекрасной и великой дружбе, способной победить одним махом всё на свете.

Но он не один из них. Таким, как он, не посвящают ни одной истории. Про таких, как он, неинтересно и порой даже неприятно рассказывать. Почему? Так посудите сами: главный герой – он какой? Сильный, смелый человек не от мира сего, которого несправедливо унизили и он теперь мужественно идёт войной против несправедливости и угнетённости. А он? А ему-то, мальчику, чем похвастаться? Разве он имеет какую-то оригинальную и интересную судьбу? Да нет, таких, как он, тысячи или даже миллионы в королевстве. Разве его лишили чего-то? Нет по факту... Он родился в таком состоянии, другого он и не знал. А про какой-то там бунтарский дух и говорить нет смысла. В общем – кому он такой нужен? Маленький кирпичик на светлой дороге к будущему, по которой пойдут великие, только и всего.

И вспомнились в тот момент мальчику внезапно слова его самого первого хозяина, что он изрыгал в очередном припадке пьянства своему пятилетнему прислуге:

«Знаешь, вот, парень, ты не смотри на этих богатеньких прихлебал. Никогда им не завидуй. Никогда не завидуй тем, кто выше тебя по статусу, кто более талантлив и кто более любим, чем ты. Вот я, глянь, плотником когда-то был. Всякие полезные штуки вырезал, как говорили про меня – «мастерь на вси руки»! Н-да… Мастер… И вот теперь сижу тут, со свинями и с тобой, глистой безмозглой, разглагольствую… Так вот… Я о чём: мастера там, офицеры, короли – всё это так, мелочь, временно и пусто… А вот посредственности, как ты, парень – посредственности не переведутся ни-ког-да. Знаешь, пошему? Да потому что только благодаря вам одним могут возвыситься великие мира сего – одарённые. Любимчики жизни, так сказать. Помазанные. Вы же нихрена не должны делать. Просто жить и жить, да единственного высшего дара в вашей жизни ждать - смерти, ибо после смерти посредственностям сразу забронирован золотой билет в Рай, прямо под божье крылышко, ибо вы вашу бессмысленную роль отыграли на отлично и без всяких стараний…»

А может… Может, в этом-то всё и дело? Может, лучшее, что может дать ему, маленькому рабу, жизнь – это её окончание? Что ж… Если так подумать – очень даже может быть. По правде говоря, у мальчика действительно было ощущение того, что у Всевышнего когда-то были на него большие планы, но в какой-то момент он просто передумал. И вот он, лохматый раб, сейчас живёт, ну, «просто так». Как брошенный на первых этапах создания дом, он теперь глядит на мир никому не видными глазами и ждёт, когда же поток времени наконец-то поломает сгнившие балки недостроенного деревянного каркаса, засыпет землёй вырытый фундамент и наконец-то заглушит мучительную надежду на то, что добрые дяденьки-строители всё-таки придут и это уже никуда не годное строение наконец-то превратится в уютный домик, в окнах которого всё время будет слышен радостный говор и смех, и на который все проходящие мимо будут смотреть с нескрываемым восхищением и умилением. Но, надо признать, эти мечты так навсегда и останутся мечтами. Да, он посредственность. Миру всегда нужны будут посредственности и их у него хоть отбавляй. Именно поэтому не будет ничего плохого в том, если маленький раб наконец-то обретёт покой. Пусть их концовка будет просто невообразимо счастливой, пусть же на их свадьбах гуляет весь белый свет, сходя с ума от незыблемой радости, пусть нарожают себе дюжину, нет, тысячу детей, пусть же они просто полопаются от каждодневной радости и все склеят ласты в один день – ему всё равно. Ему от этого ни жарко, ни холодно. И пусть же даже когда ни одной слезы не прольётся над его бездыханным телом – он не загрустит. Он будет знать, что эта дурацкая жизнь закончена и он свободен. По-настоящему свободен. Наконец-то.

- Ой, ты здесь сидишь? – Агний дёрнулся и лишь чуть-чуть рефлекторно обернулся, хотя и знал, кто вышел подышать свежим воздухом. В отличие от своего товарища, у Лейва было прекрасное настроение. Пахнущий свежей выпечкой мальчик так и светился от счастья, а его сине-голубые глаза сияли счастьем даже ярче, чем когда-либо. Их взгляд устремлён в будущее. В светлое будущее.

Светлоглазый мальчик уселся на краю деревянной платформы рядом с Агнием и протянул маленькому рабу одну из булочек, что вынес с собой.

- Не хочешь? А зря! – Качнул головой Лейв в ответ на отказ Агния, после чего мальчик сделал смачный укус, откусив за раз почти половину предлагаемой им недавно булочки. – Здесь такие невообразимо вкусные булочки пекут, нигде таких больше нет! Да и народ тут дружелюбный, очень люблю здесь бывать! Знаешь, очень надеюсь, что когда мы победим завтра, то везде станет так же весело и хорошо. Вот ты что будешь делать, когда всё кончится?

Лейв повернулся в сторону Агния, и лучезарная улыбка за мгновение сползла с его лица. Агний выглядел словно соломенный мешок, безвольно облокотившийся на столб деревянного забора и глядящий никому не видимыми глазами куда-то в пустоту. Он был будто неживой. Кто-то вообще мог бы сейчас подумать, что это тощее, маленькое существо – выброшенная кукла, оставленная хозяевами здесь, наблюдать один и тот же пейзаж.

- Т-Ты знаешь… Неловко заговорил Лейв. – Ты знаешь, я где-то слышал, что всё на свете заканчивается хорошо, и если всё плохо – значит это ещё не конец. Наш конец обязательно будет счастливым!

О да, Лейв. Это будет счастливый конец. Это будет самый счастливый конец из всех до того существовавших. Обязательно…