Процесс пошёл и это необратимо

        Ночь казалась бесконечно долгой, она не заканчивалась и не хотела заканчиваться вот уже третьи сутки подряд, третий раз стрелки часов показали три часа ночи, потом четыре и пять  утра, когда Пётр в очередной раз глянул на электронные часы, стоящие высоко на книжной полке и оттуда весело, как зелёный  огонёк такси, означающий,  что свободен, не понятно  только от чего или для кого,  светили тем  же цветом,  освещая угол комнаты,  в которой какой уже раз за третью ночь Пётр открыл глаза. Снова, почти по графику  в три, четыре и пять.  Когда часы показали семь, он понял, что надо вставать, хоть и не спал, даже не говоря о том, что третьи сутки бодрствовал, но  всё  равно, раз утро и раз семь часов,  вставать надо.

         Он же был ленинцем  и всё  делал как положено пионерам-октябрятам- ленинцам, не смотря на новые  времена он оставался верен тем традициям, которые вошли глубоко с корнем в него, в   уже немолодого человека. Но как и раньше,  он знал,  что не смотря ни на что, на жуткую усталость, ломоту и боли в спине и просто во всем теле, он обязан… “ни шагу назад, ни шагу на месте, а только вперёд и только все вместе.”

      И потому он, с трудом спустив с кровати  опухшие ноги, опухшие от усталости, потому что глаза его опухли от недосыпов, встал, оставив за собой не сложенную  кровать, и   потащился в сторону сначала ванной комнаты, как было заведено, “ни шагу назад, ни шагу на месте, а только вперёд и только все вместе”,  вместе со всеми, кто не просто выспался, а выдрыхся за троих, Пётр не топчась на месте, шёл только вперёд и только в направлении к ванной комнате, потому что потом, после ванной комнаты, он снова и только все вместе,  не топчась на  месте,  потащится в сторону кухни.

        И хоть есть не хотелось, ещё и   от  той усталости, от которой опухли ноги, ну и глаза заодно от  уже хронических недосыпов,  и от вида пищи тошнило и выворачивало наизнанку, а ещё  эти адские боли в спине и во всем теле…  ”Ох, бож ты,  мой…” проскулит про себя Пётр, жалостливо глянет на себя в зеркале и,  вспомнив заветы садиста Ильича, озвученные в пионерской речёвке, а он был пионером,  не только ленинцем:

  Кто устал?

  Не уставать!

  Кто отстал?

  Не отставать!

     ...потащится, чтобы не отставать, не смотря на то, что всё же умудрился устать,  по жизни дальше, а сначала по квартире, по той, что как у всех, по "хрущобе",  он же  пионер и комсомолец,  и у него  всё, как у всех, у всех пионеров и комсомольцев, и никак иначе.   И потому походкой шаткой и валкой, а не дружно чеканя шаг, вливаясь как и прежде в пионерский ряд, плюя на все недочёты этой жизни  и своего здоровья, он обязан не уставать, а стоять,   даже тогда, когда хочется,  если не лежать, то сидеть точно, охая от непрекращающихся  болей, тоже уже хронических, как и его недосыпы, но он же помнил:

 Кто устал?

 Не уставать!

 Кто не спал?

 Тому не спать!

     И при этом,  как у садиста в песенке и в речёвке  и в его же заветах:

  Настроение на пять,

  Все законы исполнять!

     Какие  такие  законы сказано не было, и потому следом уже просто:

  Песню запе-е-вай,

  Другим жить не мешай.

  Из общей шеренги не выбивай…

     А раз живёшь, то живи,  как все, и даже,  как научил садист Ильич, что значит,   хоть устал, не уставай.

       А  коли всё же устал, то объясни,  почему?  Не просто почему устал, а почему живёшь раз живёшь, и почему живёшь так, а не эдак, не так,  как всем хочется,  а  так,  как тебе хочется, а не  тем,   другим,  как тому дружному отряду   не живёшь,  с которым ты до сих  пор шагаешь дружно в ряд.

       Это же твой любимый пионеротряд!

   Подумав о любимом, которое никак не связывалось у него с отрядом,  ещё  и пионерским, Пётр поморщился, как от боли в спине, вспомнив, что любимым у него была его матушка с батюшкой, его покойные родители, но никак не тот отряд, всё идущий громко в ряд.

      И потому ты помнишь?   Как на тех собраниях, сначала  в октябрятской звёздочке, потом в пионерском звене и  уже на комсомольском  и  партсобрании ты обязан объяснить почему!  Почему,   если  устал,  устал идти,   шагая,  идти в ряд запевая песню про наш отряд?

            Потому что всем надо знать,  с грустью и с тоской вспомнил снова заветы  именитого садиста  Пётр,  всем надо знать, зачем стою, а не иду вместе со всеми, когда все идут, зачем сбиваю программу партии и правительства, которых давно нет, но сила внушения!  А  та пропаганда…!  "Ооооо, дорогого всё   это стоит". — Снова простонал Пётр,   даже на минуту забыв,  что стонать должен от боли, а не от тоски по прожитому, хоть и не в том отряде,  до сих пор дружно шагающем в ряд.   

       Он, собственно,  и тогда выбивался из общей программы, сбивая её  всем остальным,  но внушённое, как вбитый ржавый гвоздь в такую же ржавую доску,  сбить невозможно,  оно до гроба с тобой и потому обязан ответить,  почему живёшь здесь и сейчас,  а не завтра и потом, почему устал, а не вместе со всеми,  нет. И почему настроение на нуле,  а не на пять, как у них, у всех них,    у ленинцев- садистов принято:

   Кто устал?

   Не уставать!

   Кто не спал?

   Тому не спать!

      А спать жутко хотелось.   Почему не спал,  не мог даже сам и   самому  себе   объяснить, просто не спал   и всё,   а может,   потому,  что просто не хотел, хоть  не хотел так уставать, чтобы потом не спать,   и   это, о  ужас,  уже третьи  сутки.

  А эти непрекращающиеся боли!  В спине и везде!

       Пётр уже не стонал, а громко во весь голос рыдал, пугая соседей за  стенкой. Им тоже не спалось, они тоже были из того отряда ленинцев и им очень хотелось знать, почему,  почему Пётр не живёт,  как они.  Хотя вот они уже и не спали,  как он, все мучаясь одним вопросом,  а зачем, зачем Пётр живёт,  если устал. Зачем он не шагает вместе со всеми в один ряд.

      Но при любом раскладе, он это знал точно, его  ответы никого не устроят, потому что они не совпадают с общепринятыми.  Потому он молчал, а не запевал.   И просто ответить,  почему молчал,  потому что просто  молчал,   не выходит,  надо знать, зачем стою, а не иду,   когда все идут —   всё  перечислял про себя все доводы и аргументы Пётр, опасаясь что они недостаточно убедительны.

     Им же так сказали, идти, а тут, кто- то не смог, не захотел, не получилось   и прочее. И  шеренга идущих,  как и  их строй,   распался.   Но нет,  такого не случится, ибо шеренга продолжит идти, не смотря ни на что.  Как и   ни на того,  кто  стоит, а должен,  по их мнению,   идти.  Процесс не остановится.   Он уже запущен и начался. Всё  идёт бесперебойно,  по программе,  как по маслу течёт и не останавливается, несмотря на то,   что один стоящий сбил программу заложенную во всех, но только на минуту. Это не обратимо. Процесс. Идущие одной шеренгой.

      И потому процесс пошёл дальше. А   Пётр  пошёл,   несмотря ни на что,  на ванную и на  кухню,  на то,  что не должен был уставать и не спать, он пошёл обратно в комнату и продолжил начатый ещё трое суток назад процесс засыпания, всё  же снова выбившись из общей запрограммированной шеренги, которая шагала где-то не совсем рядом,  но помимо него.

28.11.2021 г

Марина Леванте

© Copyright: Марина Леванте, 2021

Свидетельство о публикации №221112800994