Я шёл по Городу

Солнце вновь скрылось в наплыве туч, возвращая меня в серый мир отверженного — в мой привычный дом.
И на входе где ресепшен, столкнулся с китайцем, высокого роста и плотного телосложения. Это был Чен–Федя в жёлтой футболке.
Форменная одежда гидов, если подойти к нему, вы никак не ошибетесь.
Конечно, имя у него другое — Чен для своих, но так он представился мне при знакомстве, видоизменил, чтобы было удобно русским туристам.
Кстати, так делают почти все китайские гиды:
Феди, Миши, Лёши, Иваны, — заполонили курорты Китая.
А наш Федя–Чен… сложно описать словами, как и что.
… — Привет, я Федя, ты у меня в группе, как дела?
— Да так, хреново.— Ответил я.
— Что случилось?
— Хреново говорю спать на полу.
— Согласен.
— Слушай, ещё мне помощь нужна.
— Да ты говори, не стесняйся. Давай проходи в наш офис.
За стеклянными дверями, было просторное помещение.
Не похожее на типовой офис, а больше на конференц-зал: неубранный и захламленный.
Стулья, стоявшие по бокам возле заваленных стен, пара столов с бумагами, и кресла на свободном пятачке.
Он прошёл быстро впереди и сел за письменный стол, предложил мне:
— Присаживайся.
Тихим и спокойным тоном, будто заранее успокаивая, и предчувствуя неприятные известия.
— Не могу. Понимаешь Федя, у меня что-то с глазами произошло.
Не вижу толком.
— Тогда тебе в больницу надо.
— Да я знаю. Ходил ночью в местную больницу, да впустую.
Там мне сказали в итоге: надо утром делать обследование и ждать дня, когда освободиться от операций главный спец по глазам.
— Теперь понятно. А хочешь, в нашу больницу сходи.
— Это в какую? Я не вижу ничего, как её найду?!
— В городе есть больница, которая бесплатно обслуживает наш отель. Я отвезу тебя на своей машине, ну заплатишь мне только за бензин и всё.
— Не знаю, у меня голова не работает. А смысл есть в ней?
Я кушать хочу, и мне надо лежать и спать, а не валяться на полу террасы!! — Раскричался возмущённо, захлёбываясь от навалившихся бытовых проблем:
— А ещё мне нужны ваши грёбаные юани и паспорт!
Чтобы пройти обследование, и решать вопрос дальше!
Мне хотелось разбить, сломать, уничтожить, неважно что, да что под руку попадётся.
Но почему, всегда надо так.
Удар — и они зашевелятся.
Да нет, жаль, что так пришлось кричать.
— Не переживай, сейчас всё решим.
Чен поднялся и почти бегом направился к ресепшену.
Наверно он чувствовал вину передо мной, или угрозу.
Да конечно, он получал зарплату от туроператора и хорошие проценты, чтобы его подопечные в отеле, возвращались обратно на родину, в целости и сохранности.
Я пошел за ним, и по дороге вспомнил об оставленных вещах.
Обошел стол и диваны, их не было.
Чен разговаривал с менеджерами. Я подошел к ним ближе.
Это были новые парни, видно пришла другая смена.
Я хотел было поинтересоваться, куда подевались вещи, но тут увидел свой рюкзак. Он сиротливо стоял возле стойки, почти рядом. Опустился к нему и ощупал: все вещи были аккуратно сложены в него, и даже те, которые оставил на террасе.
Тут Чен закончил общение с парнями, и обернулся ко мне:
— Так, держи паспорт, — пока тебя без него пропишем в отеле. Талоны на завтрак. С юанями решим после завтрака.
А это будет твой номер.
Он протянул пластиковую карту с конвертом.
— Короче, иди заселяйся, потом дуй на завтрак в столовую, она на 12 этаже, и после спускайся в офис.
— А куда сейчас идти?
— Этот парень тебя проводит до номера — Чен показал на одного из менеджеров за стойкой.
Я сгреб всё в кучу, потом разберемся, и побросал в сумку, а карту с конвертиком отдал провожатому.
Подхватил рюкзак и побрел за ним к лифтам.
***
Номер, куда привёл меня китайский портье, был великолепен.
Отличная кровать и уютная обстановка, бутилированная вода и электрический чайник, холодильник и минибар, правда пустые.
Сделал для себя относительный порядок, переоделся в свежие вещи, и пошёл в столовую.
Несмотря на поздний час, — завтракающих посетителей уже нет за столиками, — немного еды осталось.
Аппетита тоже не было, кусок не лез в рот, пришлось заставить себя через силу съесть пару ложек.
Когда спустился в офис, за столом, где сидел утром Чен, корпела над бумагами чересчур загорелая девушка, высокая ростом, со смуглой кожей, резкими чертами лица и черными волосами.
Я подсел к столу, где сейчас сидела она, стал разглядывать её и обстановку сквозь туман в глазах.
Можно было принять за русскую девушку, если бы не акцент, незначительно выдававший её принадлежность к китайской нации.
Она показалось мне милой и доброй, назвалась под именем Наташа, и как понял, работает гидом в отеле на пару, вместе с Ченом.
Он был тоже в офисе, но отмахнулся от меня, и снова занялся мелочными проблемами других русских туристов, недавно прибывших в этот отель.
— Федя сказал, что вам нужно обменять доллары? — Наташа оторвалась от бумаг, и прервала моё безмолвное созерцание.
— Да, надо бы юаней немного. А что, вы тоже можете обменять?
И по какому курсу?
Разумеется, планировал совершить обмен валюты в банке, знал банковский курс до копейки, знал, что промышляющие «чёрные менялы» при отелях могут всучить фальшивки.
Знал все опасности, но приходилось идти на небольшой риск.
Да куда я теперь пойду, банк найти надо, бумажки заполнять по-китайски, изъясняться там.
Она передала мне калькулятор с цифрами биржевого обмена.
Кое-как я разглядел их. Он был ниже, чем официальный курс юаня к доллару, но был относительно приемлемым.
Пытаясь поднять цену, сказал:
— В банке же больше дают.
Она неожиданно разозлилась с пол-оборота, и резко заявила:
— Не нравится — вали в банк. А здесь такой курс. Не я его устанавливаю.
— Ладно, успокойся. Давай, меняй уж.
Милая Наташа оказалась с взрывным, и сволочным характером, вспыхивая от одной искры, и я не стал её злить дальше.
Вытащил бумажник и положил на стол треть всех долларов для обмена. После разрешения утренних проблем, мне пришлось снова идти в поликлинику.
Оглядываясь назад, можно осознать, что те моменты — казалось бы, несущественные и требовавшие лишь, чтобы я ткнул наобум пальцем в «да» или «нет», — на самом деле были поворотными пунктами в моей жизни.
Всё подстраивалось под меня, и делалось некой высшей силой.
Но тогда, не понимал и не замечал ничего этого.
День только начинался, а я был вымотан донельзя.
Хотелось чертовски спать, после переживания свалившихся напастей, отдохнуть и прилечь, но жуткое предназначение, не давало покоя, не оставляя мне выбора.
***
Я шёл по Городу.
Мой направленный или не очень, взгляд скользил, не особо задерживаясь, по лицам проходящих мимо людей, каждый раз находя в них неотразимые отличия, отражаясь в зеркальных окнах.
Голову сдавило точно стягивающим обручем.
Медленно, будто во сне, очень замедленно — вращаются шестеренки судьбы. Мир снова, в который раз, жёстко ставит меня на колени перед собой, заставляя познать нескучную боль.
Не чувствовал, я знал наверняка — злые волки судьбы, безоговорочно настигли потрёпанного всеми случайностями тигра.
И скоро придёт конец бесконечной облаве.
Так бывает: когда стоишь напротив фонаря, от тебя падает тень, а она вдруг раздваивается.
Или тень становиться раз в десять больше в размерах в неразличимой темноте.
Мимолётно обращаешь на неё внимание, коротко кивнёшь в ответ, будто приветствуя немое «второе я», и всё.
Не страшно, чего тут пугаться, страх приходит позже, со временем.
Как и произошло в самой поликлинике, куда, наконец, дошагал,
Там справочная, о которой упоминал выше, подошел к ней.
Окошко в ней было открытым, и суетилась девушка в белом халатике.
— Хеллоу, хеллоу, — сразу защебетала китаянка, увидав меня, с неясным произношением, что её никто не поймет, да будь ты настоящим англичанином.
— Нихау, — говорю ей. А в ответ:
— Хеллоу.
— Я понял, что утро доброе. Давай Юлю, зови сюда.
Говорю — Юлю подавай мне.
(почти как в том фильме: «Ларису Ивановну хочу»)
— А эм сори: Юля, Юля…
Девушка в справочной набрала служебный номер, и дала мне трубку.
Тогда ночью молодой помощник врача, мне объяснил на пальцах, что здесь при поликлинике работает переводчик Юля.
Мне нужно войти в контакт с ней, и далее поступать по обстоятельствам. Поэтому так.
Из трубки раздался женский голос и спрашивает на русском, с небольшим акцентом:
— Але, але. Вы слышите меня?
— Да, я слышу.
Потом мы долго искали друг друга в галдящей толчее громадного зала. Я никак не мог найти и опознать её, а она меня.
Это была Юля, мой ангел хранитель на тот момент.
Она смуглая, черноволосая, невысокая китаянка, одетая в лёгкую белую курточку с голубыми полосками и короткие шортики.
Она хорошо владела русским языком, кроме произношения.
Юля, мой переводчик, проводник и гид в одном лице, почти под руку водила по врачебным кабинетам, заметьте без очереди.
Стоявшие люди не возмущались нашей наглостью.
Хотя ведь хожу с палкой, постукивая по коридорам и заодно по китайским зевакам.
Ничего не попишешь, когда почти ничего не видишь.
Сначала мы сходили в кассу, без оплаты не будут делать обследование, поэтому пришлось расставаться с юанями.
Потом вернулись к кабинету УЗИ, он был закрытым.
Врач диагност, колдовал над очередным пациентом.
Пока ожидали, когда освободиться врач, мы присели на скамейки, и чтобы провести время с пользой, принялись болтать о разных вещах: от погоды, до политики в наших странах.
Я показал ей недавно написанные рассказы, они были скачены на смартфон. Юля вскользь рассказала о себе.
Естественно, настоящее имя у неё было другое — Юхень, похожее по звучанию, что она вдова и живёт с ребенком.
Я тоже поведал про мою историю, зачем всё-таки приехал в Китай.
Конечно, за двадцать минут, много ли узнаешь друг о друге.
Наверно нет, да и невозможно.
Жадно общаясь с ней, я почти влюбился, но не во внешность, а в открытую душу, и, наверно она тоже в меня, в русского незнакомца.
Я не заметил, как вдруг кто-то вышел из кабинета, и как пролетело время ожидания. Наш разговор прервался, мы зашли внутрь.
Юля стала объяснять врачу мою проблему, я показал чек об оплате, паспорт, ещё какие-то бумаги.
И сказал ей, чтобы доктор заодно посмотрел сердце.
После пояснений, он, седоватый мужчина с жесткими точными пальцами, уверенными движениями водил сканером по глазам, закрытыми веком.
Потом прошёлся гладким колёсиком по обнаженной груди.
Процедура заняла немного времени, вместе с напечатыванием снимка. Врач стал быстро говорить Юле, изредка поглядывая на меня.
— Что, что он говорит?!— вскричал я, обращаясь к ней.
Помедлив с ответом, она жалобно промолвила:
— Да так, ничего серьёзного. Теперь надо зайти к офтальмологу.
Мы пошли в другой кабинет, я не поверил ей, что это ничего серьезного, но промолчал, и вроде согласился с ней, что ерунда, обычная катаракта.
Там ещё один врач, чуть видавший виды того молодого интерна, пытался рассмотреть в увеличительном приборе глаза, выяснить для себя что со мной произошло, найти причину послужившею виной. Это я знал лучше его, но не станешь же всем подряд рассказывать про разные голоса, звучавшие в голове.
Да надо провериться, и принять решение, возможно ли мне восстановить зрение, хоть немного.
Он долго крутил прибор так и сяк, разглядывал снимок, сосредоточенно переговаривался с Юлей.
Прогноз был неутешительным, более чем скверным: разрывы глазного дна. Как мог я громко выразился матом, и как смог покосился на врача,— вроде ничего.
Это бывает, врач успокаивающе пророчески прокаркал.
Да ни чёрта подобного! Ни с кем такого не бывает!
Почему именно я и со мной?!
Трудно укладывается в голове, но, как всегда.
Это случилось и это так.
Что я почти ослеп, после полёта на самолёте.
Некто не обманул с одной стороны, обновлённое сердце стучало без перебоев, тяжесть с груди ушла, как ни бывало того порока.
Меня одновременно трясло от страха, от обиды, от гнева, от ярости.
Но Юля, она остудила мой злобный пыл, своим поцелуем
И что я был должен сделать…
Женщины, они произведут всё, чтобы ты не уходил.
Юля была не такая, да и у меня не было настроя к флирту.
Я нервно покачал головой:
— Рассказывай дальше, что он там сказал!
Юля вопросительно посмотрела на врача, тот махнул рукой, мол, давай, что уж скрывать, и она заговорила.
Сквозь одуряющую пелену остатки разума я кое-как понял из её слов, что мне требуется срочная операция: очень сложная и очень дорогая. Здесь, при всём желании, платно или бесплатно, операцию не смогут сделать как надо. Они не возьмутся за неё.
Юля повторила, пока я находился в оглушённом состоянии, как у боксёра пропустившего мощный удар, ведущий к нокауту:
— Надо искать другие варианты. Приходи завтра, может решиться по другому
С понурой головой я сидел некоторое время, не двигаясь с места в кабинете, врач убежал по делам, а Юля сидела со мной, потом я обронил:
— Проводишь?
— Холёсо, толька быстра, у меня работа многа.
Она подвела меня к входам сдвоенного пассажирского лифта, деловито нажала кнопки на обоих цифровых табло сразу, авось кто-нибудь да остановиться и подберёт нас.
Скоростные лифты двигались с тихим шумом по многочисленным этажам поликлиники. Она говорила, заученно улыбаясь, смешно объясняя, чуть коверкая язык произношением, но я перебил её:
— Слушай Юль, ты знаешь…
— Чито?
Задумчиво повторил, ни капли не конфузясь таким моментом:
— Ты знаешь: я думаю, что ничего не боюсь в этой жизни.
Ни бога, ни дьявола, ни смерти. Абсолютно ничем меня не взять на боязнь. Тогда может стоит выйти на крышу, и шагнуть вниз?
— Ты понимаешь меня? почему так бывает? Я устал, я больше не хочу менять мир под себя…
Но Юля ничего не ответила.
Только посмотрела непонятно как, широко раскрытыми глазами.
Нет, она не осуждала за малодушие.
Не порицала с осуждением за мысли о суициде.
Просто взглянула по-особенному.
А может собеседница по служебным обязанностям не поняла до конца, потому повторил:
— Понимаешь: переступить черту...
Нет, снова взгляд раскосых глаз и молчание.
Наверно у них так заведено: каждый делает свой выбор.
Раз и навсегда. Жизнь не сериал китайской мелодрамы.
Душещипательных уговоров — здесь нет.
И дело было не в языковом барьере.
Вовсе нет. Само отношение к жизни, совсем иное.
Створки лифта вдруг открылась.
Она кивнула мне, чтобы заходил за ней внутрь просторной кабины вместимостью примерно человек на десять.
Хотя она уже была набита людьми, они чуть расступились, и мы зашли. Тут же Юля нажала кнопку, двери закрылись, лифт чуть дернулся и поехал дальше.
Мы стояли возле выхода. Обычный лифт.
Светлые пластиковые стенки без зеркал и без граффити, стальные поручни, чтобы держаться.
Вверху цифровое табло, с подмаривающимся красным цветом числами пройденных этажей.
Почти посередине, разделяя меня с Юлей, стоит черное кресло-каталка, сзади неё за спинку держится провожатый, видно родственник или кто-то ещё.
На кресле находится здоровенный, большой по размеру как двое меня, мужчина моих годов с бритой наголо головой.
Его лоб по глазницы был обмотан бинтами, в ноздрях и во рту торчало по трубочке каких-то капельниц с жидкостью, подведённых со стойки сверху спинки передвижного кресла.
Человек то ли спал затяжным сном, то ли находился в анабиозе, точно зелёный овощ на грядке, который никогда уже не вернётся к привычному образу жизни.
Он сипло дышал сквозь прозрачные трубки, не смотрел по сторонам, не шевелился. Просто дышал, просто жил, ничего более, не думая ни о чём. Погружённый в дурманные сны, точно заснувший навеки Будда.
«Интересно, что он там видит?», — подумал, представляя себя на его месте.
В кабине лифта все обречённо молчали.
И я громко произнёс, дабы разогнать нехорошую тишину, невзирая что много людей, да меня бы и никто не понял, обращаясь к нежданной знакомой, выразительно указав рукой на обездвиженного калеку:
— Неужели тоже таким же стану?!
Хотя нет, я хотел задать вопрос по-другому, немного развёрнуто, что меня ожидает в будущем по прогнозам врачей.
Но как вышло, так вышло.
— Да,— не вдаваясь в подробности, ответила она коротко, отвернувшись и перебирая листочки с моими анализами.
Она и я, явно поняли друг друга, почти с одного слова, что я попытаюсь переступить хрупкую черту, в случае моей слепоты.
Лифт клацнув, остановился, открывая нараспашку двери.
Она шагнула наружу, вслед я за ней, опираясь на трекинговую палку. Юля проводила меня до выхода из поликлиники, и там мы довольно холодно расстались, условившись встретиться завтра днём. На прощание она с грустью выкрикнула мне несколько слов, и ушла прочь.
***
Вернувшись в отель, лег на постель, не раздеваясь, и постарался отключиться от всего, прогнать вон нехорошие мысли.
Это плохо получалась, можно сказать, совсем не получалось.
Меня лихорадило от всех чувств, не отпуская ни на мгновение.
За что… и заплакал тихонько и неслышно, никого не стесняясь, бессильно скомкивая кулаки и царапая пальцами по белой простыне. Да кого тут стесняться?!
Разве ту парочку, мужчину и женщину, которая трахалась в полном темпе вдогонке за оргазмом, за тонкой перегородкой номера, почти у моего изголовья постели, издавая громкие любовные стоны на непонятном мне языке страсти.
— Лох...
— Ло-о-ох.
С потолка номера, куда был устремлён мой невидящий взор, вдруг проявилось очертания существа, и ехидно оскалилась ослиная морда Зебры, то есть Фортуны, где полоска белая невзначайных удач чередуется с чёрной невезухой.
Ну и нафига кому нужен полуслепой, тоже вопрос, даже возможно и самому себе.
Не складывается жизнь в мудрёные пазлы, не складывается ни в какую фигуру. А если захочет сложиться, то как?
Наперекосяк, как всегда бывает у неудачников.
В тот злополучный день казалось, что я полностью сломлен морально, поставлен на колени, смят под шестерёнками судьбы, и нет никому до меня дела.
Появилось категорическое желание уйти из жизни, не мучиться самому и не мучить других.
Хотелось покончить со всеми несчастьями разом.
Усталая душа больше не противилась этому ультиматуму.
Кое-как встал с кровати, балансируя в моей темноте реальности.
Раздвижная дверь балкона мягко отошла в сторону, открывая мутновато–растёртый по пикселям вид на окружающую действительность.
Нащупал на прикроватном столике зажигалку и пачку сигарет.
Их я купил в магазине на первом этаже, за двадцатку юаней.
Китайскоё дерьмо, но приходиться курить за неимением выбора.
И закурил, обдумывая план действий.
Нет, отсюда не выбросится, балкон огорожен сеткой.
И поэтому приходится думать дальше.
Есть походный, острый как бритва нож, и крепкая штурмовая верёвка, паракорд.
Горло перерезать, или вену? — Но будет много кровищи, что вовек не отмоются.
В потолке номера был приделан стальной крюк.
Может для подвески чего-то.
Я выбросил окурок и влез на стул, дотянулся до крюка и потрогал. Он казался массивным и крепким, чтобы выдержать мой вес
Крюк манил меня: ну давай же! Не бойся, я не подведу!
Он будто был специально создан для таких фаталистов,
и вбит в потолок, чтобы я идеально повесился.
Но уж нет! Не стану повторять отца, который удавился на трубе парового отопления.
Раньше на него в обиде был, зачем он так поступил, а сейчас, давно простил. Что было, то было. И быльём поросло.
Ухмыляясь внутри себя, подошел к столу в углу, вслепую нашарил упаковку обезболивающих.
Сразу четыре таблетки принять? — Да, в самый раз будет.
Унять нервную дрожь перед Неизбежным, страх и боль в голове.
Запил водой из пластиковой бутылочки, которые будут приносить обслуга, каждый день. Вода из крана дерьмо.
Всё пройдёт, или не пройдёт.
После таких моментов нынешняя жизнь, не будет никогда прежней.
Да кого волнуют проблемы негров?! Риторический вопрос.
Каждый сам за себя отвечает и вытаскивает за волосы из болота.
Наверно так нужно по жизни, чтобы полностью размотать пьедестал бога или гламурной славы, опуститься до самого дна и снова подняться наверх. Если получиться.
Водка? Да… больше мне ничего не оставалось делать, чтобы утихомирить грызущую боль в душе и отчаянный ужас моего положения, когда остаёшься один на один с бедой.
Как напиться и свалиться в пьяном угаре где-нибудь снова до туманного утра.
Да плевать, что он здесь, а я там (во сне)
Всё материально грустное в топку — я напьюсь от души.
Как в последний раз.
Только останется скрип раздающихся в сумрачной тишине моих мягких подошв сандалий по просторным коридорам отеля.
И старое пианино зазвучит ли оно снова в полночи, кто это знает.
Тут я внезапно уснул, усталость взяла вверх.
***
Там тихо и темно, словно в запредельном подземелье, только не страшно ни капельки.
Даже в самую жару, когда печёт солнце, здесь прохладно.
Коридор длинный и очень большой, по его полам разложены мягкие ковры, они смягчают шаги до неслышных шорохов.
По бокам, закрытые двери номеров, светятся стеклянные дверцы встроенных холодильников.
Запутанная система проходов, в которых не мудрено заблудиться даже зрячему туристу.
В номере приглушенно работает цветной телевизор на русском канале. Я его включил с утра, играясь с пультом
Нет привычного чая со слоном, есть только чайные пакетики зеленой заварки в тумбочке.
На ней лежит тетрадь в кожаном переплете.
Это я всё щупал руками. На ощупь проверяя окружающий мир.
Опять ругаются аккуратные горничные, за мой беспорядок, устроенный в номере. Только ни к чему. Бесполезно.
Утро нового дня… ничего интересного.
Чужой ночью почти не спалось, как обычно.
Лежал с закрытыми глазами, изредка вставал курить, через балкон выглядывал на странное небо и город.
Пил воду и снова ложился, чтобы погрузиться в чуткое забытьё.
Тонкий наркоз сна, как оболочка мыльного пузыря, пришёл только под утро, укутал в ностальгирующую реальность, нагоняя душевную тоску.
Там снилось светлое и доброе, как в красивой романтической истории, но всё хорошее рано или поздно заканчивается, и под занавес видения я снова вскрываю конверт с непонятным письмом.
Раскрываю его, перебираю исписанные листки авторучкой и понимаю, что это моё старое письмо, отправленное лет десять, может и больше, назад тому, и пришедшее ко мне назад, в связи с выбыванием адресата по месту проживания.
Абонент больше недосягаем, кричишь в телефон, эй, постой, не договорили, в ответ короткие гудки как всегда.
Резкие звуки пробудили меня.
Это очнулся из спячки будильник в телефоне, вырывая из сна.
Пришлось вставать, потом туалет, и по возможности делать умывание лица с бритьём.
Но бритьё не требуется, тут я перед зеркальцем в душевой провел по редкой щетине, заодно по волосам, остриженным тогда в России. Обойдёмся, не маленький. Пойдет, для китайцев.
Что там теперь с дверью?
В китайском отеле всё электронное, даже обычный унитаз, в котором смывается ваше дерьмо. Распечатка. Тоже оттуда.
Но стоит ли искать мою душу в этих анализах.
Вздохнул, и стал собираться на завтрак.
Война войной, а жрать надо, ведь живое существо, пока крутиться колесо Сансары. Надо жить и надо кушать, хоть что-то из удобоваримого для моего желудка.
По телеку, который слушаю от нечегоделанья, вещает только один русскоязычный канал, и там половину эфира — сплошная кулинария, приготовление блюд по китайским рецептам.
Даже новостей и политики показывают мало, хоть и не люблю такой контент.
Ходу, ходу, некогда думать о смысле жизни, а то попаду к полному разбору всех блюд.
Сейчас народ набежит в столовую стадом, останутся только устрицы с моллюсками, и кукиш с маслом, или с хреном.
Короче, ничего не останется, после нашествия плотоядных китайских аборигенов на бесплатную еду
Оделся в шорты и футболку, сунул ноги в сандалии, походную палку в руку, вышел в общий коридор, прикрыл дверь за собой.
Смарт-карту приложил к считывателю, писк, щелчок закрытия самого замка. Карту опустил в пустой карман шорт.
Пластмассовый кармашек на приборе в дверном коридорчике, куда вставляется пластиковая карта.
Это электронный замок с записью ухода и прихода, опять же, в электронный журнал отеля, с постановкой и снятием на сигнализацию.
Я конкретно промахнулся в первый час пребывания в отеле, когда вышел по каким-то делам и оставил личную смарт-карту в кармашке приборе. Закрыл дверь и всё. Она пищала вслед.
Я вернулся, почуяв неладное, но было поздно, дверь номера закрылась намертво. Аут полный, точнее полнейший.
Там остались мои вещи и документы.
Что делать в чужой стране без них?!
Ну что, пинал дверь, да без толку, нажимал на кнопки кодового прибора, не открывается дверь, зараза.
На действия прибежала этажная горничная, она как раз находилась поблизости.
Сначала орать на меня стала, разумеется на китайском, тут кое-как объяснил на пальцах, как дело вышло, то есть не дело, а я.
Ох мои проблемы!— открыли дверь номера, и клятвенно пообещал этой горничной, что больше не стану тупить.
Да мозги толком не работают, все действия только на рефлексах и на старых навыках жизнедеятельности.
Но на этот раз не облажался.
Теперь можно идти. Но, сигареты снова закончились, а юани в номере оставил и торговля ещё закрыта.
Да ерунда, придумаю что-нибудь по дороге, подумал, надвигая бейсболку на лоб, для маскировки.
И я резво постукивая палкой по ковру, который на полу, поспешно пошагал по направлению лифта, в большой рекреации коридора.
Точнее к нескольким, а точнее к трём лифтам.
Там словно развилка на дороге из сказки: можно пойти туда, можно сюда, а можно спуститься пешком вниз.
Не вариант, с пятнадцатого этажа в случае чего переться до первого. А столовая на верхнем этаже, после неё открытый бассейн, и сама крыша. Лифты тут непонятные, с треугольниками и значками. Нет, сначала кажется русским умом, что запутанно у них, а если разобраться, то как надо выходить. То есть логически.
Оп-па:
— Нихау!
Молодой китаец стоит с немалой сумкой перед лифтом и курит нервно только что начатую сигарету, видно торопиться; может на поезд, а может на самолет.
Кто знает, я не разбирался, у меня своих забот выше крыши.
— Друг, угости сигаретой по-братски.
Это я знаками пытаюсь втолковать, что хочу от узкоглазого товарища по коммунизму.
Китаец поморщился, то ли от дыма, то ли от приветствия, вытащил сигарету из помятой пачки и дал мне.
Тренькнул звонок, подошёл битком набитый лифт едущий вниз, китаец втиснулся в него, и он уехал.
А недокуренную сигарету выкинул в пепельницу, в специальную урну, расположенную на этаже.
Не на пол коридора, не на пол лифта, не куда-нибудь.
Подошёл и выбросил окурок в урну.
А по «рашен тиви» говорят, что китайцы везде мусорят.
Странно. В Китае очень чисто на улицах, да и во дворах.
Или они потом отрываются в других странах, так сказать, срывая злость; а давай китайский товарищ, здесь намусорим, назло капиталистическим врагам.
Не знаю, но там, ни окурка на улице и нигде, кроме опять же «рашен туристо», никто не мусорит.
Что ж, пока амигос. Сигаретку за ухо, ждем лифт вверх.
Ага, счасс!
Утренние лифты проходили мимо полностью набитыми до отказа, игнорируя мой этаж. Да пошло оно!
Тут я плюнул, мысленно, на это безнадёжное дело.
Повернулся и направился к пожарному выходу.
Пора на завтрак, а то будем обедать, несолоны хлебавши.
Тут идти, раз плюнуть, мысленно так сказать, что и сделал снова. Открыл дверь пожарного выхода, она тоже как обыкновенный спуск используется. Что тут есть?
Этажные пролеты, бетонные ступеньки, невзрачные стены, покрашенные в салатный цвет.
Как обычно у цивилизованных людей, чисто и опрятно.
Темновато только с освещением, но ничего, разберёмся, и пошёл наверх, придерживаясь рукой за поручень лестницы.
Поднялся, с одышкой или как? не помню, «чесслово».
Наверно без одышки, я же бегаю всё-таки, распахнул дверь вестибюля, оказался в холле.
Номер люкс, но питание только по спецталонам, выданным на ресепшене отеля: завтрак в столовой в сутки.
И баста. Поэтому со значительной скидкой оказался тур.
Остальное за юани, и немалые.
Уговаривал выдать талоны на обед или ужин, — бесполезно.
Мне кажется там с взятками, вообще туго дело.
Народ, то есть люди, они реально боятся сделать незаконное, намусорить, или тем более нассать где-то на улице, помимо сортира. Но об этом чуть позже.
Хмм, что тут у нас творится, шоурум как всегда происходит.
Ударом трости, и одновременно проходя, распахнул дверцы столовой сделанных на манер ковбойских салунов дикого запада.
Пушка! Нет, лучше огонь из всех стволов.
Вот уж не хотел привлекать излишнего внимания, а тихо, бочком как всегда пролезть и ощутить всю прелесть.
Шучу. Не так было, распахнул дверцы с лязгом, и всё.
После прошёл внутрь помещения столовой.
Слева возле входа вроде пропускной кассы устроено, справа начинаются столы, стулья и скамейки.
— И что, сколько на сегодня полагается?
Протянул кареглазой молоденькой девушке в униформе бумажку со штемпелем сегодняшней даты.
Ох и красивая она, не смотри что азиатка, так бывает.
И переписывается с кем-то увлечённо по телефону.
Эх, присунуть бы ей спозаранку.
Да старый я, старый для неё и вообще по всем параметрам не подхожу.
А что думать, когда тебе выдают вареное яйцо и в одном количестве. Намёк ясен и понятен.
Честно говоря, меня такие намёки не трогали совсем в моём состоянии, жрать дают и ладно.
Красивая, да и пусть, давай моё яйцо в карман шорт.
Дальше самое интересное; ты идешь, нет, плывёшь катером мимо столов, если тебя не задавит теплоход.
Как объяснить: кто-нибудь ходил, посещал, российские столовые?
Вот там тоже, только без поварих.
Поварские столы в форме полукруга, возле которых нужно набирать еду в тарелку.
Перехватил палку, просовывая руку в петлю, чтобы она не мешалась. Так что здесь на очереди?
Ложки–вилки вымыты и рассортированы по отделениям, салфетки в ассортименте прилагаются.
Соль и перец не требовался, все блюда острые и солёные с избытком.
Берём столовые приборы и начинаем обход шведского стола.
Хлеба уже нет, разобрали, кто пришёл раньше, но идем дальше, и как назло заиграл Дассен из динамиков столовой, ведь вечером она превращалась в ресторан: «И пусть весь мир подождет», как по моему заказу. Так и у меня, пускай ждут.
Без всяких предисловий, после меня образовалась очередь.
Из кого? Конечно из россиян.
Да плевать, аналогично им тоже плевать на меня с высокой колокольни.
Мир не обломится за мгновения утоления моей похоти и чревоугодия, почти как оговорка по Фрейду.
Хотя какая тут похоть и чревоугодие; так совсем чуть.
Хлеба нет, и придётся брать лепёшки, они недопеченные, но за неимением лучшего сойдут.
Дальше идут по списку основные блюда, не считая варёное яйцо в кармане.
Берёшь тарелку и поварскую вилку из огромной кастрюли, которая стоит самой первой.
Пытаешься совладать со всем этим, с матом и руганью в очереди.
В тоже время, надо угадать; каково оно на вкус.
Либо вывернет кишки прямо на пол, либо нет.
В одной кастрюле явно шевелилось и двигалось, недобитое при готовке. Нет, я обошёл эту адскую ёмкость стороной.
Так, что дальше?
В кастрюле лежат макароны, в красноватой подливе.
Съедобная пища попалось, обрадовался внутри себя, наворачивая двурогой вилкой эту лапшу или макароны, накладывая их полную тарелку до краёв.
Дальше пошли разные гарниры из овощей, салаты из водорослей, из бамбуковых стеблей, но опять же в мясном соусе.
Салата тоже набрал, он по виду и по вкусу, напоминает квашеную капусту с нарезанным луком под рассолом.
Вкусно готовят тамошние повара, не отнять кулинарного умения. Вроде самого мяса нет в тарелке, а вроде и есть.
Только в номер нельзя уносить добавки еды.
Пробовал вчера так сделать, скандал получился с администрацией отеля, сказали, — выселят и точка.
Теперь приловчился хлебные лепёшки прятать за пазухой футболки, на запас. Не обеднеют, а мне пригодится на досуге чаёк погонять.
И чай столовский не забыть налить в бокал из специального кулера.
Я подошёл ближе к столу с напитками, посмотрел на кулеры, кофе уже нет, а чая половинка осталась.
Заодно оценил обстановку, раздумывая, куда бы приземлится для принятия пищи.
Столики в помещении столовой почти все были заняты китайцами, наверно с ночи заехал новый поток туристов в отель.
Здесь как Крым для русских, так для китайцев означает этот остров в плане отдыха. Ладно, не беда.
Как я понял, из столовой с одного бока есть выходы на крышу, там устроен вид летнего кафе под открытым небом: расставлены сложенные стационарные зонты от солнца, столы и стулья.
Оно огорожено забором из сетки, чтобы никто не свалился на землю. И вроде места есть.
Подхватил удобней тарелки в руки, так как подносов нет в наличии, одну большую с макаронами, другую поменьше с салатом, и направился к выходу на крышу.
Аккуратно протискивался наперерез через проходящих людей, стараясь не уронить тарелки, совершая чудеса балансирования, и это мне удалось.
Приметил столик под себя, он как раз освобождался от прежних едоков, громко голосящей немаленькой китайской семьи.
Проходя мимо их, я кивнул им приветственно.
Немного грязно на клеёнке стола от объедков, салфеток, пустых банок из-под колы и посуды, но тут подкатила официантка с передвижным уборочным комплексом и стала наводить чистоту.
Что ж, спасибо ей за сервис, от меня не убудет.
— Се-се.
Сходил за чаем, на дне емкости осталось немного, там ещё один кулер стоит с жидкостью, похожей на разведённое порошковое молоко. Попробовал, гадость. Пусть сами пьют.
Уселся за столик, снял кепку и как мог, осмотрелся по открытым сторонам. Хорошо, тепло, пташки ранние поют, красиво здесь.
Багровый солнечный диск неторопливо показывался из туманной дымки, прикрывающей высотные здания вдали.
Утреннее зарево растекалось слоями неземных акварельных красок по светлому небосклону, окрашивая облака в разные цвета радуги.
Искажённая реальность, моим новым зрением, виделось будто искусственной, вовсе не настоящей, выглядящей картинкой на гигантском мониторе.
Или мне так казалось, а на самом деле, небо как небо, утро как утро, да никто не замечал необычного.
Желудок подвело от голода, ведь не ел со вчерашнего утра, я вспомнил, зачем пришёл и принялся с жадным аппетитом поглощать еду. Не прошло пяти минут, и с ней было покончено.
Хотя я старался растянуть удовольствие насыщения.
Наверно это тоже своего рода, жажда к жизни.
Раздумывая над этим, стал тщательно вытирать салфетками губы и пальцы от жира, что остался на мне и одновременно наблюдать по сторонам, давая себе небольшую передышку, чтобы пища немного улеглась внутри.
Комкал салфетку одну за другой, складывал их в пустую тарелку и глазел на проходящий мимо люд.
За живыми людьми, тоже интересно наблюдать, особенно с другой ментальностью, разумеется, не с русско-советской.
С пофигистким отношением ко всему: к человеческой жизни, к экологии, к стране, к труду, особенно чужому, к правилам и законам.
Ведь сам такой, вернее сказать — меня таким сделали и взрастили. И это продолжается до сих пор, к сожалению.
А китайцы совсем другие.
Такое чувство, если они были бы с иной планеты.
Смотрел на девушек китаянок, официанток и посетительниц.
Они как на подбор: маленькие ростом, худенькие в талии, тонкие, стройные как тростинки, с тёмными волосами брюнетки и шатенки, смуглые на личико и раскосые.
А за соседним столиком рассаживались новые гости отеля.
Тоже семья, видно прибывшая с китайского Севера.
Глава семейства коренастый мужчина в годах, с грубым загорелым лицом, поверх головы бейсболка, клетчатая рубашка с рукавами по локти, она заправлена в простые штаны на ремне, тёмные жилистые предплечья рядового работяги, вкалывающего на заводе, или на рисовых полях.
Женскую половину семейства мало оценивал.
Две подросшие дочки и мамаша наряжены, а не одеты, в яркое, живописное, невообразимое, точно русские цыганки.
Шляпки, балахоны, длинные юбки,— сразу ясно, что дикие.
Откуда-то из деревни явились.
Сначала они вели себя неуверенно, а потом сразу осмелели и
стали громко переговариваться, смеяться, здороваться с другими сородичами.
Китайцы громкий общительный народ, это у них в крови, стараться перекричать друг друга.
Их много, и кто громче всех говорит, того и слушают — психология общения.
Я сначала думал, что они ругаются друг с другом на повышенных тонах, потом понял — так общаются между собой.
Ладно, хватит рассиживаться, пора и честь знать, нужно приниматься за насущные дела.
В первую очередь надо наведаться к гидам нашей русской общины, дабы узнать новости.
Тут поглядел на циферки наручных часов, вздохнул, ещё рано.
Спустился к себе в номер.
Выложил запас лепёшек на расстеленную газетку на журнальном столе. Курил добытую сигарету, лежал, смотрел на уличную суету. Думал о времени, о боге по имени Кронос, и о жизни.
Ведь эти понятия, так или иначе, плотно связаны друг с другом, и почти неразделимы.
В забытом прошлом я изучал немного эти вещи, так сказать по собственной инициативе, но потом забросил.
Так получились, и теперь это догнало меня, словно отзвук эха от давно прошедшего крика.
Что я знал о предикторе Хаоса? Да почти ничего.
Знал что был, или было такое, персонаж из древности, простой чувак. Объект или субъект, невиданной мощи и влияния, гораздо могучее разных божков.
По одному из описаний, Хаос породил самое древнее, что было в нашей начинающейся Вселенной — Время.
Эллины звали его Хронос. И теперь всё происходило во времени, так как пространство ещё только зарождалось.
Хронос породил три стихии — Огонь, Воздух и Воду.
Но это уже после того, как появилась Земля.
Ранее отождествлялся с Кроносом на основании созвучия имён.
Тут тоже греки запутали потомков как всегда.
Хаос — это не обычный хаос и беспорядок, а структурированное пространство, у которого по логике должен быть командный центр, наверно являвшимся тем самым предиктором Хаоса.
Так время тупо и убил.
Надо идти, решил через полчаса с лишком, — что и сделал, спускаясь без лифта на второй этаж, где находиться ресепшен, по привычному уже маршруту.
А весь первый этаж занят под магазины и прочее.
Поэтому так. Вышел в плохо освещённый холл, стал оглядываться, куда это я попал.
— О, привет!
Окликнули меня по-русски.
Да это же наш гид Федя, кое-как опознавая в силуэте человека знакомый образ.
***
Мы прошли в офис, где оказались только вдвоем.
— Так, что у тебя?
— Да ерунда, не считая моей слепоты.
— Слушай, у тебя есть страховка? Давай позвоним в Россию?
На руках у меня была медицинская страховка.
Оказывается, страховки бывают обычные, элитные и «вип».
Это я узнал сейчас.
У меня была самая дешёвая страховка, которая требует в смерти туриста, погребения и отправления гроба на родину, дополнительных расходов из бюджета России.
Это написано мелким шрифтов и примечаниям к договору страховки. То есть, даже в необходимой операции, мне откажут
Между тем Чен смог дозвонится до центрального московского офиса. Чен долго говорил с ними, диктовал номер страховки, объяснял мою ситуацию, отправлял копии моих анализов, документов и справок, потом передал нагретую трубку мне.
— Алло, Москва, вы слышите?! Мне нужна срочная эвакуация в Россию, вы сможете обеспечить её?
— Нет, мы не располагаем такими полномочиями,— отозвался сухой мужской голос. — Это ваши проблемы. Лечитесь на месте пребывания.
— Но как?! — заорал в трубку.— У меня нет денег, и я ничего не вижу, я ослеп, вы понимаете это?!
Там, человек у телефона Москвы, понял, что я не шучу.
— Я переключаю линию на другого специалиста.
Снова долгие гудки дозвона до страны, которая бросила меня здесь.
— Да, я вас слушаю,— донесся до моих ушей женский голос.
И тут я заплакал, не навзрыд, прослезился сильно.
Ведь услышал русский голос оттуда.
Наверно там, на другом конце провода, поняли, что со мной творится.
— Не расстраивайтесь, может всё исправится…— женский голос говорил в трубку:
— Есть варианты. Вы слушаете?
— Да, я здесь.
Не то чтобы я слушал, — я внимал! — я впитывал кожей эти звуки и слова, которые были рождены при мне.
— Вот слушайте: можно сделать отличную операцию в клинике Пекина...
Было слышно, как она нажимает кнопки клавиатуры.
— У вас какого вида страховка?
— Вида дерьма.
— Не надо грубить. Я пытаюсь вам помочь, И объясняю ситуацию.
— Хорошо, говорите.
— Операция будет стоить примерно от 10 до 20 тысяч долларов.
Наша страховая компания готова оплатить 65% стоимости, а вы можете оплатить оставшийся счёт операции…
Она помолчала, сделав паузу.
— С дебетовых и кредитных карт, с накоплений. Без процентов и комиссий...
Тут я усмехнулся.
— У меня нет, ни того ни другого. У меня нет ничего, вы понимаете это?!
— Нет, я вас не понимаю. Мы делаем огромные уступки, и идём вам навстречу...
— И я вас тоже не понимаю, почему вы не можете просто (бесплатно) эвакуировать первым же попутным рейсом домой?
Снова молчание и треск клавиш.
— Извините. Вы можете взять авиабилет стоимостью 300 долларов на свои личные деньги, или ждать окончания тура. Больше ни чем не могу вам помочь…
И в трубке послышались короткие гудки.
Конечно, в России я слышал много историй о том, как гоняют пустой самолет за тысячи километров из-за одного заболевшего россиянина, дабы успеть привести его в столичную клинику и спасти его. Но кто я такой, мелкая сошка среди сотен других миллионов. Ведь те личности были медийными, властными, известными, богатыми.
Я же не принадлежал ни к одной из этих категорий.
Это был конец, причём полный конец всем: надежде, мечтам и жизни. После этого, был готов убивать всех и подряд, чтобы прихватить с собой на тот свет больше попутчиков.
У меня всего осталось не больше сотни долларов, считая разменянные юани.
Я взвыл озлобленным воем и двинулся к Чену.
Ненависть — её тоже надо уметь культивировать глубоко внутри себя. Чтобы быть наготове ко всему; когда есть разочарование в человечестве, и в человеке отдельном; когда нет дела до человеческих ценностей, а есть голая правда, что другие сильнее и могущественней тебя.
— Э-э... Ты что задумал?
— Чен. Мне нужны деньги. Пойми, дай деньги, которые особенно нужны мне!
— Что ты хочешь от нас? От отеля? Ты болеешь?
— Да. Мне нужна эвакуация в Россию!
— Нет проблем, плати триста долларов.
— Чен! У меня не хватает денег! Забирай всё, что хочешь: мой рюкзак, все мои вещи. Только дай двести долларов!
— Нет, мне ничего не нужно, только доллары.
— Чен… сука… как так, ведь ты мой друг?!
Я медленно придвигался к столу, за ним сидел Чен, где в ящиках наверняка лежали доллары.
— Так дела не делаются! — Выкрикнул я ему в искаженное лицо от страха. Я перехватил его горло палкой и стал душить насмерть.
Чен сопротивляясь, привстал, и мы повалились на пол.
Я готов был задушить! И душил его, стараясь убить насовсем.
Чен хрипел в предсмертной агонии, задыхался, изо рта текла белая слюна. Я тоже хрипел, и истекал слюной.
Мы оба хрипели, как животные псы, сцепившиеся во время весенней случки. Тут в офис ворвался другой китаец.
И я отпустил шею Чена.
Он оттащил меня от него, и от стола с долларами.
Был грандиозный скандал и долго рассказывать.
Тот китаец любезно пообещал сдать меня полиции, в случае возникновение новых инцендентов, Чен тоже не стал заявлять.
Для этого пришлось ему отдать свои вещи, в качестве компенсации.
Да, с этим китайцем я бы подрался всёрьез.
Он не прав, мне запрещать, пусть даже и в «его отели».
Потом Чен, после схватки потирая шею, меня просветил,— он начальник над всеми отелями в городе. Мафия, и с ним очень опасно связываться. И с похищенными долларами далеко не уйти.
Мне, конечно, было плевать. Ладно, уступил. Живи Чен.
И помни, что я снова приду, когда-нибудь.
Ведь я русский.
***
Немного погодя, время было после обеда, я взял себя в руки и вышел из номера.
В больницу не пошел, какой уже смысл, если итак ясно: я не успевал на операцию, чтобы вернуть зрение.
Теперь мне требовалось найти изрядное количество алкоголя, и еды на вечер. Я чувствовал себя голодным как лютый волк, утренний
завтрак был не сытным.
Спустился вниз, на первый этаж, и постепенно обошел лавки и маркеты. Но в магазинах при отеле, я спрашивал везде, водки не оказалось, там продавалось только пиво, и довольно дорогое, нормальной еды тоже не оказалось. Нужно было идти в город.
Отель стоял на перекрестке проспектов.
Я решил перейти на другую сторону проспекта и пойти направо, может что подвернётся, к тому же указали направление туда, и там чернела спасительная тень от солнца и от жары.
Пройдя довольно много расстояния, я остановился на входной террасе в кафе, в раздумье: стоит ли продолжать дальше идти в ту сторону?
Так как по пути попадались лишь рестораны с блюдами из экзотики, судя по запахам и вывескам: никаких пельменей, котлет с картошкой, и тем более наваристого борща — не предвиделось
Размышления прервала симпатичная девушка, она проходила возле
меня, и заметив мой растерянный вид, обратилась участливо:
— Хелло. Ю проблемс?
Честно говоря, я сам не знал, что ищу и на ум пришло представление бургеров «фастфуда».
— Макдональдс, где можно найти?
— А-а, «макдак», — догадалась она.— Окей. Гоу, гоу!
Девушка знаками показала, что готова меня туда подвезти прямо сейчас.
— Окей, поехали.— Согласился охотно, думая, что прокачусь на машине. Она поманила меня за собой, и пошла вперед к тротуару проспекту. В шагах пяти от нас, у нее, оказывается, был припаркован белый байк, или большой скутер с задним сидением.
Этого мне не хватало, поездки на мотоцикле!
Но оказалось не так проблематично выглядело.
Девушка первая ловко уселась на байк, надела шлем, и обернулась, смотря на меня, неуклюжего увальня.
Я на долгое время замешкался: с сиденьем, с палкой, упорами под ноги, и за что удерживаться, ведь не за тонкую талию незнакомки.
Да успокоительные таблетки давали о себе знать.
Наконец, кое-как разобрался, пробормотал что готов, и мы поехали.
Она неплохо справлялась с вождением в бурном потоке движущегося транспорта разного калибра, удерживая равновесие, несмотря на мой вес, превышающий её вес раза в два.
Мы вернулись к перекрестку обратно, где был мой отель.
Там она свернула на пешеходный тротуар, и поехала прямо по нему, правда на маленькой скорости.
Да все так делают, считается в порядке вещей.
Привычка у китайцев, уворачиваться от всего, можно сказать кун-фу в действии. Вскоре она остановила байк, показывая рукой на вход в заведение:
— Макдак.
Я не сразу сообразил, что к чему.
Перед глазами мельтешило, голова кружилась, словно я побывал в стиральной машине в режиме центрифуги.
Мое психическое самочувствие уходило в отрицательный минус, когда можно потерять полный контроль над своими действиями.
Можно сказать, что я превратился во взрослого ребенка, обладающего мышлением для пяти лет.
Реальная действительность перемешивалась с фантасмагорическими сюжетами, граничащие с полным безумием.
Это как выпустить на улицы пациента сбежавшего с психбольницы.
— Окей. — Я неповоротливо слез с байка.
Девушка, меж тем мило улыбалась мне, через открытое забрало шлема.
— Спасибо большое тетя, — сказал, ведь я стал большим ребенком.
Надо быть вежливым. И смирил себя ласковым словом, как в детском садике перед воспитательницей, так шептала моя ментальность. Наверно я умер, от этой улыбки.
Умер, тот прежний я, и вновь возродился через миг, короткий, чем моргание глаза.
За спиной девушки были крылья, белые, пушистые как у ангелов, которые нарисованы на библейских иконах. Не знаю, почему так.
Улыбка действовала на меня как транквилизатор.
Призрачное видение девушки уехало, оставив на память, да ничего не оставив на память.
Я потёр виски ладонями, стирая наваждение и отгоняя волну ненужных видений, открыл дверь заведения, проходя внутрь небольшого помещения, где было шумно.
Понятно, значит, прибыл по адресу.
Настороженно осмотрелся куда попал: столы по бокам, ещё один ряд посередине расположен; кое-где сидят посетители; шкафы реклам и автоматов, — нет ничего супер.
Как обычно бывает в кафе.
Сами китайцы чувствовали себя в непринужденной атмосфере «макдака», как рыбы в воде: они пили колу, поедали фастфуд, и общались между делами.
Вообщем вели себя культурно и прилично.
Почти каждую минуту вбегали взмыленные курьеры в фирменных футболках, получали пакет с едой на стойке раздачи заказов, и тут же точно ошпаренные уносились прочь на скутерах.
Только слышался шум и треск клаксонов, доносившийся с улицы.
Понятно, тут идёт самообслуживание.
Я кое-как пробрался между рядами столиков к стойке.
Там работала дружная бригада из нескольких парней и девушек.
На самой стойке раздачи находятся кассовые терминалы, мини витрина. За ней виднелась кухня и отдел упаковки.
Я достал смартфон с переводчиком с набитым текстом и показал одному парню, из кассиров. А он без лишних объяснений сунул мне картонку с изображениями готовых комплексов.
Пробежался по меню, подумал над ценами, и ткнул пальцем в выбранный набор пищи.
Понятно, что едой это трудно назвать: и так протекает жизнь — ешь дерьмо, пьёшь дерьмо, дышишь дерьмом, и умираешь в дерьме. Китаец понятливо кивнул, стал пробивать чек.
Я достал деньги и протянул ему — «тейк мани».
Потом сел за столик, ожидая заказ.
Минут через пять выкрикнули меня, — «рашен туристо, рашен мен». Из русских посетителей, я был один.
Хотя там обращаются по номеру чека, но не знал порядков.
Забрал пакет с картошкой фри и парой гамбургеров, запихал его в наплечную сумку, и пошел наугад дальше по тротуару, тесно набитому проходящими людьми и едущими скутерами.
Толчея, сумятица, не проходило минуты, чтобы я не столкнулся с кем-нибудь. Я натыкался — на меня натыкались, приходилось отходить в сторонку для передышки: отдышаться, оглядеться, и выбрать дальше направление.
Прокладывал себе дорогу, словно курс кораблю среди айсбергов, раздвигая низкорослых китайцев точно льдины.
Мне повезло, я забрел, куда мне было нужно.
Это площадь территории крытого рынка.
Не совсем покрытого сплошным навесом, в центре не было основной крыши. Под распахнутым солнцем стояли небольшие магазинчики, лотки со специями и фруктами, киоски с одеждой и обувью, ряды с разложенными товарами от часов до китайских сувениров.
А по бокам располагались огромные супермаркеты, с двумя и тремя этажами. Под палящим небом открытые участки раскалялись до желтого цвета песков, и плыло марево горячего воздуха, точно на восточном базаре. Сначала прошелся по большим магазинам, среди кондиционированного воздуха, красот интерьеров, дорогих вещей и техники, и китайского гламура: модной одежды и вещей.
Но да, цены кусались на вещи и алкоголь порядком.
Поразило количество разных охранников: от профи в костюмах с рациями, до молодых парней и девушек в футболках с лаконичной надписью «охрана».
Продавалось мало мясных изделий и не было нищих попрошаек.
Потом я набрёл на захудалую лавчонку, когда стал обходить центр.
Тихо звенели колокольчики, повешенные над входом, и разбуженные моим внезапным появлением.
На полках стояли бутылки и бутылочки, флаконы с разными напитками: эликсиры, настойки, крашеные жидкости, просто водка.
За прилавком лениво подрёмывал мужчина, вполглаза поглядывая то ли в газету, то ли в смартфон.
Он не обратил на меня никакого внимания, когда я стал брать в руки стеклянные сосуды и разглядывать ёмкости.
Я выбрал обычную водку, она была в маленьких квадратных бутылочках, ёмкостью в четверть литра и крепостью под 60 градусов. Сколько стоит? Да цена уже не интересовала.
Я заплатил сполна, чтобы торговец не спрашивал, куда я денусь после выпитой водки, вылез из лавки и побрел дальше
Отошел за угол проулка и от души приложился к горлу бутылки.
Она впилась в меня, точно ядовитая змея.
То чувство, когда в горло вливается расплавленная резина.
Меня вырвало. Я рыгал долго и часто. Хотя уже было не чем.
Меня корежило и изгибало в самых неестественных позах.
Желудок сокращался, надеясь извергнуть высокоградусную дрянь.
«Зажуй хлебом», — знаками мне предложили китайцы, и поднесли кусок булки.
Они сидели на ступеньках вокзала, точно стайка черноголовых воробьев и видели, как я корчился в спазмах.
Там был через дорогу проулка автовокзал и рядом билетные кассы, ходила полиция, но им было плевать, на меня, на всех.
Ведь я особо не нарушал Закон.
Хлеб… он представился деликатесом на земле, когда-либо мной распробованным.
О, эти добрые китайцы, они показались мне самыми славными людьми в мире.
Иной раз мне проще найти понимание и общий язык с теми, кто не говорит на русском языке, то есть не с моими соотечественниками.
И такое случалось не один раз на моём пути.
В той лавке я взял пять бутылок водки.
Одну бутылку оставил им, по доброте душевной из которой уже выпил. Пусть пьют, мне не жалко.
И я прошел дальше по проспекту.
Там на площадке между проулками, оказался инвалид в кресле: маленький, молодой китаец, с изуродованным тельцем покрытым струпьями от ожогов и без ног, но с выразительным лицом и живыми глазами, полными жизни.
Рядом стояли динамики и микрофон, крепившийся к поручню коляски. Он пел песни о родине, о жизни, о любви.
Я не понимал слов, но и без перевода было понятно, о чём они.
Когда я проходил мимо его, он подмигнул мне.
Как бы ни дрейф бродяга, прорвемся
Он продолжал петь, снова и снова куплеты мелодичных песен.
Голос его был великолепен.
Он был повелитель миров и времени, несмотря на то, что он был малость ущербным, в физическом плане.
И не мог ходить своими ногами.
Но он являлся настоящим солдатом, готовым идти до конца в сражениях за жизнь, и стоять насмерть до конца.
Он был лучшим из тех, которых знавал я, и уж лучше меня.
Ведь чтобы жить дальше, таким как мы, надо иметь мужество.
Эти люди долго не живут, как правило.
За «малым» надо попытаться рассмотреть нечто большее, что скрывается под маской клоуна.
Так бывает как маскировка под мимикрию общества.
И чтобы быть таким — надо вправду взлететь, сжечь крылья и разбиться оземь. Я стоял возле коляски и долго слушал пронзительный голос, и тем более больше смотрел на него.
Да, я видел. Прозрел наконец-то, конечно на время.
Водка служила стимулятором для извлечения дополнительных ресурсов организма человека, как и все наркотики.
— Может деньги?— Я показал ему смятые купюры.
— Нет!— Он, не прерываясь отрицательно покачал головой, и, продолжая снова петь.
Я тоже хотел петь как он, кричать во весь голос на всю улицу и на весь мир, да на всю планету, или даже вселенную.
Но разве меня кто-нибудь услышит? Вряд ли.
Когда я хочу достучаться до небес закрытых тайной веков.
Поэтому я пошел дальше, постукивая палкой по тротуару, набитым многими зеваками и случайными прохожими.
Стояло здание, шикарно отделанное, на пересечение проулков проспекта. На нём красовалось надпись аршинными буква «БАНК».
Подойдя немного ближе, обозрел, что творится вокруг него.
К входу банка стояли живым коридором китайцы в черной униформе, вооруженные огромными дробовиками наперевес.
Сами китайцы маленькие ростом, и эти дробовики, если опереть их о землю, почти достанут им до плеча.
Этот коридор протянулся к машине, похожей на инкассаторский броневик, который был припаркован возле входа в банк, на дороге проспекта.
Три охранника с одной стороны цепочки людей, и три с другой.
На самом входе в банк, где находятся основные двери, контролировали ситуацию двое крепышей с подствольными автоматами наизготовку.
Ещё в самом броневике двое китайцев наверно, и тоже с оружием.
Банковские служащие, вроде грузчиков, сновали туда–сюда, перенося опечатанные мешки с грузом: золото, или упаковки долларов.
«Да ограбить этот банк и забрать нужные мне деньги для операции на глаза!» — в голове мелькнула такая идея.
Прямо сейчас взять на испуг охрану, приставить к горлу кассира пистолет, да хоть муляж, или обычный нож, и всё.
Сердце застучало быстрее, оно было готово к атакующим действиям. Я был в адреналиновом ударе, немного прозрел, и заточенный нож лежал в сумке.
Было бы просто, как дважды два об асфальт, если я был в России.
Но дробовики, — холодные, смертельные, отблёскивающие матовым воронением…
Это не муляжи, они заряжены смертоносной картечью, которая разрывает быка с одного выстрела при попадании в цель…
Наверно я рыгал не от того, что водка плохая.
Это чувство безысходности, когда можно пойти на крайние меры, вплоть до убийства и грабежа, как было сегодня утром в отеле и сейчас. Я хочу жить спокойно и тихо, в своей заповедной гавани.
Но не получается.
Стараешься жить каждую минуту и секундочку, а тут такие проблемы. Или убьёшь — или убьют тебя. Тут без вариантов.
Я тороплюсь... люди торопятся…
Мы все торопимся; успеть дожить до пенсии, успеть полюбить женщин, допить и доесть на поминках.
Ведь земной мир торопится, чтобы возвратить одолженное время жизни Кроносу.
***