Мои учителя

В   1946   году   я   пошёл   в   1-й   класс   38   начальной   школы.   Моя   САМАЯ   первая учительница оказалась воровкой — она исчезла, прихватив с собой деньги, собранные с родителей   на   школьные   завтраки   (булочка,   на  которой   лежала   конфета   —   подушечка, обсыпанная сахаром) и на новогодние скромные подарки. К счастью, она исчезла перед новым годом, не успев привить нам свои криминальные навыки. После зимних каникул у нас появился учитель Дмитрий Кузьмич Трушкин, который и стал нашим первым учителем. Он был уже в летах, в каких, не могу оценить, наверное, около пятидесяти. Одет он был скромно: потрёпанный пиджачок, под ним рубашка-косоворотка, брюки с небольшой бахромой в самом низу. У него был какой-то среднерусский выговор: «В колхоз привезли шешнадцать пудов пашаницы и тридцать пудов ржи» - диктовал он условия задачи. Мы вскоре стали обращаться к нему скороговоркой - «мир кумич» или просто «кумич».
 
Дмитрий   Кузьмич   многое   позволял   на   уроке,   но     иногда   особо   провинившегося выгонял из класса. Я не очень отличался баловством — моя мама была в родительской тройке — но однажды был выдворен. Отбывали наказание в подвальном помещении. Школа была  одноэтажная, в подвале была печь, которая топилась дровами, и там же раздевалка,   где   всегда   дежурила   жена Кузьмича,   которую   он   называл   Шура.   «Своих» учеников Шура знала и всегда спрашивала: «За что он тебя?» Я начал бубнить, что это не я, а Шлёма (это была кличка моего дружка по фамилии Шеломко), а Кузьмич не разобрался. Выслушав мои объяснения, Шура взяла меня за руку и отвела в класс, со словами: «Ну что ты, старый, дитё не виновато, это — Шлёма». Кузьмич в ответ что-то бурчал, но разрешил остаться.

Но один мальчик, по кличке Робин, когда считал, что он ничего не сделал, отказывался покидать класс. И тут начинался «бой быков»... Робин цеплялся за парту, как Ивасик-телесик, когда Баба Яга запихивала его в печку, Кузьмич вытаскивал его в проход, тогда Робин бросался на пол и брал ноги Кузьмича в кольцо. Тот с большими усилиями осторожно вытаскивал  одну ногу и волочил Робина по полу на выход. Но стоило только вытащить руки Робина за дверь, тот прекращал сопротивление и удалялся со словами: «У-у, Кузьмич!»

 Особенно любили мы уроки внеклассного чтения. Кузьмич стоял возле учительского стола. В левой руке держал книгу и читал, проводя правой рукой по стриженной под нулёвку голове. Робин стоял рядом на столе, заглядывая в книгу и обнимая Кузьмича за шею. Когда Кузьмичу надо было перевернуть страницу правой рукой, Робин два раза гладил его по голове, чтобы не нарушать процесс.
 
Особенно веселились мы на уроках пения, которые проводил Кузьмич. Мы годами разучивали одни и те же две песни: русскую народную: «Ой жги, жги, жги, говори» и революционную: «По военной дороге шёл в борьбе и тревоге боевой восемнадцатый год».Кузьмич преподал нам первые уроки дирижёрского искусства: «Когда я делаю так, — он протягивал обе руки вперёд, — вы не поёте». «По военной дороге» мы пели, нет, не пели, а выкрикивали так: «По военной дороге шёл Кузьмич кривоногий, а за ним восемнадцать цыплят!» При этом Кузьмич упоённо дирижировал.

В памяти осталось немногое о Кузьмиче: помню его смущённое лицо, когда наши родители и мы поздравили его с Днём рождения и подарили новые ботинки и горшок с цветком. Но его подпись в дневнике я могу подделать по сей день.

Директором школы была Глафира Ивановна. Сказать, что её боялись — значит ничего не сказать. Спустя много лет я встретил Глафиру Ивановну, она спросила: «Ну почему меня так боялись?»
 
В 1951 году нас перевели в среднюю школу. Это была одна из первых в городе школа с совместным обучением мальчиков и девочек. В нашем классе почему-то была только одна девочка, в другом — только один мальчик. Помню смущённое лицо этого мальчика на первом построении классов, как он всем показывал указательный палец, мол, один на весь класс.

Директором школы был Даниил Иссидорович Слабвенко, педагог ещё старой школы. По утрам он часто стоял на лестничной площадке второго этажа (на первом был спортзал) с согнутой в приветствии рукой, а мы, проходя мимо него, здоровались наклоном головы. Это следовало из «Правил поведения учщихся». Однажды ученик 8 класса Сеня Аптекарь остановился напротив директора на две ступеньки ниже и бухнулся головой ему в ноги.

Даниил Иссидорович преподавал психологию. Однажды, когда он входил в класс, перед его носом пролетело ученическое перо, заправленное в бумажный стабилизатор, и воткнулось в доску. Мы похолодели.
     - Кто это сделал?
Отпираться было невозможно, Гена Недёшев признался.
      - Объясните ваш поступок с психологической точки зрения.
У Гены язык был хорошо подвешен.
      - На большой перемене мы всегда выплёскивали свою энергию, у нас выработался динамический стереотип поведения, на этот раз в результате психологического возбуждения я не услышал звонок.
      - Садитесь, пять!

Завучем был Иван Степанович Ещенко, по кличке «Держиморда», очень тонкий воспитатель. Особо провинившиеся ребята должны были явиться ему в кабинет. Он вставал из-за стола и говорил: «Ну, что? Пиз....лей хотите?» Ещё одной колоритной фигурой был физик Владимир Иванович, по кличке «Троекуров». Эта кличка так укоренилась, что родители, приходя на родительские собрания спрашивали, где найти учителя Троекурова. Его любимым развлечением было следующее: частенько кто-нибудь из пацанов другого класса приоткрывал дверь, чтобы дать знак своему дружку из нашего класса. Троекуров вставал, прикладывал палец к губам и на цыпочках подходил к двери. Подойдя к двери бил в неё ногой, раздавался вопль, он довольный усаживался за стол. Однажды после удара вопля не было, но что-то за дверью обмякло... и тишина. Урок продолжался, но видать у Троекурова «заскребли кошки», он сказал: «Дежурный, посмотри, что там.» Дежурный с трудом открыл дверь, повернулся и испуганно сказал: «Там, там... пердунья...» Пердуньей называли старенькую полненьку учительницу химии. Её увезла скорая, больше она не появлялась.

У Троекурова в нашем классе был приятель, некий Максюта, подружились они после того, как в школьном коридоре Максюта сказал: «Владимир Иванович, у вас ширинка расстёгнута». Они даже иногда делились друг с другом папиросами. Дружба эта окончилась трагически. На переменках Троекуров прогуливался вокруг школы с англичанкой, у которой была очень хорошая фигурка. Максюта из окна туалета на втором этаже полил их водой из соски. Ярости Троекурова не была предела, минут пятнадцать он гонялся за Максютой по всем этажам. Максюта спасся, выпрыгнув из окна второго этажа на угольную кучу.

Учительница ботаники, зоологии и анатомии Елена Арефьевна на каждом уроке проклинала вейсманистов-морганистов, у неё даже рот как-то кривился при этом. Была она рыхлая с очень полными руками. На уроке анатомии она сказала: «Чем мышца толще, тем она сильнее», раздался голос: «Елена Арефьевна, а вы, наверное сильная?» До сих пор помню стишок, который она заставила нас выучить:
Помните крепко ребята -
Птиц обижать нельзя,
Птицы — защитники леса,
Лучшие наши друзья.

Хищники полезны тоже -
Пустельга, сова, канюк
Могут за год унчтожить
Грызунов до тысячи штук.

Благодаря Елене Арефьевне я и мой друг Славик попали в морг (хорошо сказал?) -  она послала нас туда забрать банки с различными заспиртованными органами.

Учительница физики Суламифь Моисеевна часто демонстрировала нам разные опыты в кабинете физики. Показывая опыт, в котором две отполированные пластнки склеивлись после прижатия за счёт диффузии, она сказала: «Пластинки должны быть абсолютно чистыми», и потёрла их о свой оттопыреный зад.

Я не могу сказать, что уже в школе у меня проявились какие-то склонности или ориентиры в выборе будущей профессии. Наши учителя, обременённые заботами о доме и семье, честно учили нас. Среди них особенно выделялся учитель математики Николай Николаевич Лескевич, мощный, пожилой с породистым лицом. Он требовал от нас не только знать материал, но чётко его излагать. Например, говоришь:"Эти выражения равны". Ник. Ник.:"Чему равны? Вё-ё-драм? - надо сказать, выражения равны друг другу".Вспомнился такой эпизод.
Николай Николаевич, невнятно:
      - Николаенко, к доске.
      - Николаева или Николаенко, Николай Николаевич?

Ну, и, конечно, молодая учительница истории Софья Зиновьевна, которая привила нам любовь, нет, не к истории, а к красоте — это была необыкновенная красавица. Она была нашей классной руководительницей - на родительские собрания приходили все папы.
Спустя годы, она стала директором кинотеатра «Парк». Я встретил её, гуляя с коляской. Софья Зиновьевна сказала: «Приходите с женой -  посмотрите кино». Я ответил, что должен гулять с малышом, на что она сказала: «Я погуляю с ним пока вы будете в кинотеатре».

Английский преподавала Ася Григорьевна Лаповок, ей я благодарен за те минимальные знания языка, которые я помню до сих пор. Ася Григорьевна была строга и требовательна, в конце каждого урока мы открывали учебник и подчёркивали слова, которые надо было выучить - «читать, переводить, знать слова». Урок начинался с вопроса:
- Who hasn't prepare their hometask for today?
(Кто не приготовил сегодня домашнее задание?)
      - I am
      - Why?
Голова болела.
      - Sit down,  one!

В классе был смазливый мальчик Олег Шульман, по кличке «Шульц», страшный разгильдяй. К Шульцу у А.Г. была стойкая неприязнь, она нещадно заставляла его учить язык, правда, безуспешно. После окончания школы Шульц поступил в военное училище, на первом же уроке английского в класс вошла... Ася Григорьевна. В результате, когда у всех были каникулы, Шульц учил английский для пересдачи экзамена.

Кстате о Шульце. Он жил с семьёй в частном секторе на Шатиловке, чтобы помыться ходил в душевые стадиона Динамо. Там заправляли два солидных дядечки. Как-то Шульц сказал им, что выйдя в отставку, тоже хотел бы пристроится к ним на работу.
      - А в каком ты чине?
      - Майор.
      - Нет, не пойдёт — здесь полковничья должность.

С 8-го по 10 класс моим соседом по парте был Славик Семаков, высокий блондин, хороший фехтовальщик. В 9 классе на уроке русской литературы Виктория Адамовна поручила нам разыграть сцену из «Фомы Гордеева». Отец Фомы (это был Слава) возвращается из поездки, маленький Фома (естественно я) спрашивает:
      -Ты где был?
 Отец:
      -По Во-о-лге ездил.
Фома:
      - Разбойничал?
      - Чего-о-о!?
      - Ведь ты разбойник, тятя, я знаю уж.
Мы часто общались пока учились в институтах, но после окончания Сельхозинститута Славик уехал на Камчатку, и следы его потерялись.   Спустя 40 лет после нашей последней встречи, будучи уже в Германии, я нашёл его через Интернет. Он работал зам. директора Беловежской пущи. Я тут же позвонил ему на работу и услышал: «Алло».  «Семаков?» - спросил я.
      - Да.
      - Ты где был?
И моментально услышал:
      - По Во-о-лге ездил!
Вот что дала нам школа!