Часть четвёртая Кронос

Вечер того дня.
Я вышел из отеля, когда совсем стемнело.
Как пожилой инвалид, опирался об палку, некрепко стоя на ногах и немного пошатывался. Перед этим выходом, в номере я опустошил ещё одну бутылку водки из запаса.
Часы показывали примерно восемь вечера, по китайскому времени.
Мне хотелось взглянуть на море в последний раз,— когда я ещё его увижу в своей жизни. И быть может это последний шанс.
Так твердо решил, и поступил, невзирая ни на что.
Глаза не видят, но есть здоровые ноги, они доведут меня до места.
Когда на ощупь вышел из территории отеля, то сразу спросил направление к морю.
Мне объяснили добрые люди, и дальше я двигался только по этому направлению, что было совсем несложно делать.
Мой проспект и азимут полностью совпадали.
Я шевелился со скоростью черепахи, но я никуда не торопился.
Ведь вся ночь впереди.
Навстречу попадались разношёрстные пары и парочки, в пляжной одежде, шедшие явно оттуда.
Значит, я иду правильной дорогой, дорогой товарищ?!
Интересуясь у проходивших китайцев.
— Сия —sea — море где?
— Там, там море. — Махали они рукой вдаль к пальмам, немного удивлённо. Ведь по их понятию каждый местный дурачок знает, где находится море.
Наверно они ещё крутили пальцами у виска, но я не видел этого.
Но я не был дураком, я просто был запасливым, и тогда перед прогулкой, взял водку с собой, которая сейчас лежала в сумке.
Так, на всякий случай, вдруг пригодиться.
Было хорошо и долго идти, что я решил откупорить бутылку.
Тут нашлось подходящее тихое местечко; это было здание,
(участка полиции) тут рядом стоянка авто, а по бокам кустарники с ягодами и хвойные деревья, со скамеечками и памятниками.
Зашел, подсел на скамью, и я тут же не медля приступил к делу.
Чёрт!— закусить было нечем.
Ничего: ни одной крошки сухаря или конфеты.
Но я уже выпил! Прямо из горла!
Я нашарил рукой листья с кустарника, сорвал и зажевал им водку.
Она прошла внутрь желудка и успокоилась.
Листья оказались, приятными на вкус, как салатный шпинат
Потом обнаружил, что на нём растут ягоды, начал срывать, кушать и собирать в карман, точно дикарь из джунглей.
Они были тоже вкусными, и вроде съедобными.
Как наши грибы, которые можно есть только один раз в жизни.
Немного погодя, я пошёл дальше к моей намеченной цели.
Я чувствовал её, осязал и чуть ли не плакал, и готов был даже ползти. Слабый просоленный бриз с моря доносился до моих ушей и носа. Ещё вот-вот и я дойду.
Я шел по тротуару, и, подходя к перекрестку, и вдруг увидел, как какой-то китаец зашёл за железную будку.
Мне стало интересно, вдруг это нечто запретное, тайный вход в метро или в портал, и я подошел к ней ближе.
Конечно, я услышал журчание мочи.
Китаец просто мочился за будкой, пользуясь темнотой.
Но, опять же, я не понял, из-за моего состояния, и подумал, что там устроен общественный туалет. Я стоял и ждал.
Китаец отошел от будки, и направился прямиком от меня.
— Стоять!— окрикнул его на русском.
Он пробормотал пару выражений, и подошёл ко мне.
— Ты что здесь делаешь? Здесь туалет? Платный, или как?
Это был китаец как китаец, просто сильно пьяный, и уже в возрасте. И я стал спрашивать про море.
— Море, море где? У-у, пьяная твоя китайская морда…
Китаец, в ответ яростно залопотал, видно стараясь научить меня китайскому языку прямо сейчас.
Он, то подходил ко мне вплотную, расширив косые глаза, то изображал рога, то садился на карачки и ползал на четвереньках, то приплясывал, шумно дыша перегаром.
И говорил–говорил, неразборчиво и быстро.
Свистопляска закончилась, когда к нам подвалил третий нежданный собеседник. Он оказался полисменом, проходившим по проспекту, то ли с дежурства, то ли наоборот, со смены.
Синяя форма кителя, значки, жетон на груди и погоны на плечах.
Представителя власти ни с кем не перепутать.
При его виде китаец прекратил учинять безобразия.
Он притих, тут же протрезвел, и стал нашёптывать полисмену, часто показывая на меня пальцем, и как мужчины справляют нужду. Стало понятно, что он старался переложить вину на меня, будто злой белый турист напал на него, заставил его мочиться, выделывать эти штуки и тем более силой напоил русской водкой.
Я уже думал, что меня арестуют и посадят в камеру для преступников.
Но нет, полисмен оказался не дураком и не поверил китайцу, даже не посмотрел мой паспорт, ограничившись объяснением, что море находиться в той стороне.
Более того, он отпустил пьяного китайца на свободу.
Я был тоже пьян, но не настолько же, как он.
И мы разошлись: пьянчуга в одну сторону, китайский полицейский в другую, а я побрёл к морю.
Перекрестки я переходил так: как слепой, махал палкой и руками, когда раздавался сигнал едущей машины, но в большинстве случаев этого не было.
Все машины останавливались и ждали, несмотря на зелёный свет светофора, пока я пересеку дорогу.
Уже осталось недалеко, каких-то триста метров до начала пляжа, и виднелся строй стройных пальм.
Я шёл, опираясь на палку, утопая по щиколотку в теплом песке пляжа. Несмотря на поздний вечер, здесь было много людей.
Там, в начале входной аллеи, где я прошел на пляж, работали кафе и рестораны. Лилась громкая музыка.
Один подросток, установив штатив со смартфоном на песке, сидя вёл видеострим. Другие запускали китайские фонарики в небо.
Некоторые купались и плавали.
Но здесь, у самого края водной пены, было совершенно тихо, и слышно как стрекочут цикады и сверчки.
Я нашёл свободное место, где не было никого поблизости.
Воткнул глубоко палку в песок, на неё повесил вещи: шорты, белую футболку, служившую мне опознавательным знаком в темноте, когда я купался в море.
Сумку, с телефоном, документами и деньгами, оставил там же.
Море…. я не видел глазами самого моря и воды, но в тоже время видел всё, вплоть до раковин  и камешков на морском дне.
Оно было у меня под веками и внутри глаз.
Море было точно таким же, как в том отрывочном сне, увиденном мной в самолёте. И приняло меня, как давно знакомого и родного, оно было очень тёплым и ласковым, несмотря, на то, что где-то там далеко — мороз и снег. Можно лечь и качаться на волнах, и заплывать за буйки. Что я и делал, долгое время.
Можно всё, но когда-то это «всё» заканчивается.
А вещи не украли, за время моего отсутствия.
Даже странно, и я удивился этому.
Возвращаясь обратно в отель той же дорогой, разглядел того полисмена, он одиноко сидел на скамье автобусной остановки, я помахал ему рукой, он тоже в ответ.
Потом подошел к тому зданию. Снова выпил, закусил ягодами.
Стало хорошо, тревожное ожидание последних дней отпустило, и я перестал испытывать какой-либо страх.
Помочился прямо возле машины, беря дурной пример с того китайца. Стучал ногой и палкой по колесам и стеклам, чтобы засвистела сигнализация. На полном желании хотелось, чтобы меня теперь арестовали, и депортировали на родину.
Но никто не вышел и никто не обращал никакого внимания на меня. Будто так и надо, и каждый вечер здесь бушует пьяный русский. Обидевшись на это обстоятельство, я побрёл дальше.
По пути мне повстречалось ветвистое дерево, почти без листьев, оно было старым и древним, похожим на тысячелетний баобаб.
Его кряжистый ствол был изборождён, глубокими морщинами или шрамами от времени. Я обхватил его руками на прощание, как самого близкого друга, и прижался ухом и грудью, слушая его безмолвные слова, что дерево хотело передать мне в сердце.
О, оно было очень многоречивым, в отличие от малолетних русских берёз, и я отлично понимал его.
Это не казалось мне бредом свихнувшегося человека.
Вполне себе настоящая реальность, где человек мог общаться с деревом, или с кем угодно на свете; с землёй, с небом, с солнцем, и с морем.
Этому ощущению не нужно было учиться, иметь тайные знания, или прилагать значительные усилия, и выглядело столь же естественно для человека, как дышать воздухом и шагать ногами по земле.
Это была как игра различных смыслов, где смысл есть во всем, есть его понимание, и проистекает из всех странных действий, на первый взгляд; где-то присесть, где-то выпить, потом постоять и обняться.
Но в тоже время нет никакого твердого убеждения, что так оно и есть и происходит в материальном мире.
Дальше по проспекту играл старик на саксофоне, я очень долго слушал его прекрасную музыку состоящих из набора звуков, берущих за самые тонкие струны души и, уходя, положил ему в футляр пару десяток юаней.
Потом возле отеля затеял драку с молодым китайцем.
Он был гибким как змея и тренированным точно пять «джеки чанов». Китаец прыгал, делал сальто и крутился как волчок возле меня. Но нас вовремя разняли.
Протянул ему руку, мы помирились, и выпили мировую, угостившись тем немногим, что осталось в бутылке.
И я, выдохшийся после бурного вечера, направился в номер.
***
Ночь того дня.
Уютный номер в отеле класса люкс, теперь стал моим домом, приютом на время, и тотчас моей тигриной клеткой, откуда не вырваться ни за что.
Белоснежные простыни и одеяла, дарившие прохладу в жаркий полдень, махровые полотенца, менявшиеся каждый день.
Кондиционер, телевизор, зачем они мне?!
Ведь я почти не вижу ничего глазами.
Снова белый пух над головой кружится, будто осенней лесной паутинник. Он видимый только для меня.
Теперь ведаю невидимое и неощутимое, а не материальное.
Аура… Она видна, как никогда из моего тела.
Свечение, истекающее из моих пальцев.
Дыхание вырывается из лёгких, потом из губ едва ощутимой белой струёй, растворяясь в красном, нервном облаке, называемым — энергии социума.
Не прикольно, если точно знаешь, чем приходиться расплачиваться.
— Марг! Где ты?!
Но Марг, ускользающей невидимкой рядом как всегда.
Вижу бесплотную тень, ощущаю спокойное мурлыканье.
Он лежит возле моей постели.
Навострив уши, чутко сторожит от моего побега в небытие.
Так бывает или нет? Куда делись фантомы любви?
Хочется закричать во всё горло звериным воем, чтобы все услышали и поняли иступленное состояние обречённого человека.
Закричать страшно–страшно, по-настоящему.
Испугать всех небесных духов, когда крик идёт из души.
Ведь бог не слышит смиренные мольбы земной паствы, а внемлет лишь тем строптивцам, кто оглашает Мир от ярости и боли.
Бог… Он оставил меня в далёкой стране.
На ненужной теперь чужбине.
Да кто я такой, мелкий червяк, повлёкший самого себя, поднимать неправедный мятеж против венценосного Начала, которому подчиняется всё живое на свете, в том числе и верхушки цветов, словно по мановению царственного перста распускаясь бутонами утром, и бережно сворачивая лепестки с приближением вечера.
А система Мира, она какая?
В привкусе безумия и отчаяния, когда хочется стрелять и стрелять, убивая всё живое.
Если она состоит из множества миллионов подсистем.
К примеру, человеческая система: в ней человек человека всегда желает исподволь наколоть по полной программе, развести и обмануть, а то и того хуже — убить, изничтожить вконец.
Да будь хоть кто на воображаемом месте: жена, муж, приятель, встречный прохожий, случайный попутчик в трамвае, друг, подруга, коллега по работе,— не важно.
Кто, интересно, вершитель жизненного пути человека, на самом деле? Человек ли сам — туша из плоти, крови и костей;
судьба ли — определённая по звёздам в небе; провидение ли Бога, или ослиная морда со шкурой зебры, которая заученно подзуживая
твердить внутри нас: «всё в порядке, не расстраивайся, ещё раз кинь монетку на удачу», — решают, как поступить, где и что сделать?
Иногда, да и не иногда, а постоянно, кажется, что ад не где-то там после смерти, а здесь рядом, на планете Земля.
Тогда кто грешил и как?— мне ли оправдываться перед очами Солнцеликого, когда предстану перед ним...
Сначала я пил водку с неким умыслом.
А потом просто так, без всякого смысла, пил и всё.
В редких  промежутках размышляя о прошлом и настоящем.
Шок и треш. Тихо-тихо бьётся сердце, чтобы жил.
Я как в песне, а вроде и нет.
Среди ночи, от выпитого алкоголя мне стало невыносимо жарко.
Захотелось освежиться, в номере был душ, но это было бы слишком обычным делом в моём состоянии.
Тут я вспомнил, что там наверху, есть шикарный бассейн.
Захватил из номера простыню с постели, и поднялся на крышу отеля. Подошёл к бассейну, рядом никого не было.
Не стесняясь, разделся до трусов, аккуратно сложил одежду на бортик и погрузился в теплую воду.
Бассейн был не слишком глубоким, я был пьян, но не настолько, чтобы захлебнуться и утонуть в нём.
Он был точно уменьшенной копией моря.
Я наслаждался последними мгновениями блаженства, это был мой триумф, моя последняя победа, окрашенная траурным цветом подвенечных венков.
Было прекрасно и здорово находиться здесь в комфортной обстановке, не думая ни о чём страшном.
Но я чувствовал, мое время на исходе, меня тянуло наверх, из бассейна, чтобы совершить важное дело.
Вылез из воды, завернулся в простыню и стал подниматься на самый вверх.
Там на краю крыши, длительное время в одиночестве стоял, думал, курил, снова размышлял.
Мне расхотелось умирать.
Но я почему-то зашатался, и упал вниз…
***
Часть четвёртая: Кронос.
Проворная ночь подвижно несёт потаённую жизнь.
Она вездесуще поспевает по всем укромным местам, где только пожелает. Еле слышны одинокие шаги в душном январе.
Осторожные и шаткие, почти шажочки, едва различимые в темноте. Шаркающая походка неуверенной поступью вперемешку с приглушенным стуком раздаётся посреди неразборчивого гула открытого пространства, всеобщего несмолкаемого ни на секунду гвалта городских улиц мегаполиса. Так сливается шум крыльев бабочки в полной гамме звуков луговой поляны.
Шаги подкрадываются ближе и ближе.
Показался еле угадывающийся силуэт.
Ожившая тень, смахивающая на бесполое создание.
Бесформенное, закрытое почти полностью непонятным одеянием.
Оно возникло из ничего, едва освещенное ночным светом бьющими огнями в полумглу, перед быстрым рассветом.
Точнее, неторопливо поднялось с верхнего этажа, ничуть не беспокоясь куда-то не успеть.
Потом оно переместилось на основную крышу со сплошным защитным ограждением, где мерцал перевёрнутыми звездами открытый бассейн с прозрачной водой.
Теперь подымалось с остановками по железной лесенке на крышу технического отсёка обслуживания лифтов и прочих механизмов высотного здания.
Громоздкое помещение примыкает к задней стене отеля, возвышаясь обрывистой скалой над всем зданием.
Мерное постукивание, иногда с глухим звяканьем об металлические детали лестницы, производила трость или посох, которой оно постукивало в поисках твёрдой опоры под ногами, ощупывало преграды впереди и опиралось при медленном передвижении наверх.
Там, на самом верху всей крыши, оно отбросило предмет похожий на посох в сторону, с каким-то ожесточением вывернулось из одежд, похожих на погребальный саван и замерло безмолвным идолом.
Если бы в данный миг нашелся, кто наблюдал за происходящим, то стало, несомненно, понятно неведомым зрителям, что это мужчина без определённого возраста.
Он дошел до места, где всё-таки пожелал оказаться, против воли.
Возможно ему было бы приятнее очутиться где-нибудь на холодной родине.
Или допустим, неторопливо прогуливаться по ночному, не уснувшему проспекту, наполненному праздными беззаботными людьми, где они как близнецы, похожи друг на друга, но и разные.
Замедлить шаги на свежевымытом тротуаре, мимо которого проносятся быстрые ездоки на электрических скутерах.
Остановиться на короткое время возле железного навеса.
Около тормозящих с визгом маршруток, где сидевший старик в белой рубашечке в соломенной шляпе на скамейке подыгрывает аккомпанементом на блестящем саксофоне джазовой неувядающей мелодии прошлых лет, исходящей из переносного динамика.
И уличный музыкант безучастно играл бы, погружённый в себя, извлекая чарующие звуки из волшебной трубы, а он стоял бы рядом и слушал, наслаждаясь игрой пальцев и губ.
Пускай мелодия будет незамысловатой и не столь виртуозной.
Да пусть, лишь бы слушать и созерцать само течение жизни.
До отвесного края падения с высоты осталось лишь сделать пару шагов.
… — Эй, не уходи, не уходи. Услышь!— Кто-то жарко шепчет в онемевших висках мужчины.
— Постой ещё немного.— Назойливо он молит в израненной душе.
— Не торопись,— твердит внутренний голос то ли на прощание, то ли предостерегая от опрометчивого шага с обрыва крыши.
Взрывная смесь из не пойми чего и разных чувств, стучится во все двери в мозг: стыда, совести, горечь обиды, раскаяния, рефлекторного страха смерти.
Докуренная сигарета, вспыхивая последними огоньками, полетела вниз, в темноту нескончаемой бездны высотного отеля.
Надо решаться: сейчас, или уже никогда.
Когда представиться удобный момент для своевременного ухода из всего, что держит прочными путами на этом свете.
Только надо быть завершённым и готовым к такому шагу:
— Ты готов? — Он спросил самого себя, вытягивая руки вширь, точно обнимая небесный горизонт.
Превращаясь в существо, похожее на человеческий облик и одновременно на огромную птицу с надломленными крыльями.
Щелкнула зажигалка, поджигая новый столбик сигареты.
Снова выпадает небольшая отсрочка, напоследок определиться с осмысленным выбором.
Струйки дыма тонко поднимаются вверх, закручиваются причудливыми завитками и уносятся вдаль.
Тут же развеиваясь, растворяются в тяжёлом гнетущем воздухе локального микрокосмоса.
Он лихорадочно думал, мозг упорно работал, не желая впустую сдаваться, над значениями бога, жизни, смерти и времени.
В голову лезли ломившиеся в минуту рокового прощания обрывки мыслей, воспоминаний, умозаключений.
Вмешивалась прочая полнейшая ерунда, что надо оставить записку или написать завещание, хотя бы от руки на листке бумаги, или то, и то вместе.
Судьба… что есть судьба человеческая:
«От судьбы лучше не бегать, а то умрёшь уставшим».
Так и есть, с этим не поспоришь.
Неожиданно, с нечаянно промелькнувшей мыслью как озарением, он вспомнил, что было одной из причин вогнавшей его сюда.
Давно это было, в его оставленной за бортом жизни.
Где-то после дня, проведённого на лекциях, когда столкнулся у выхода из московского университета со старенькой вахтёршей.
Думая о своём, он пробормотал, не вдаваясь в смысл, так, лишь бы для поддержания пустяковой беседы:
— Мда, ничего, неделя только началась.
— Да брось, она уже закончилась.
Он перевёл взгляд и посмотрел на пожилую женщину с удивлением:
— Как? Ведь сегодня лишь вторник на дворе!
— Ну и что. Вторник почти прошёл, завтра среда, потом глядишь уже пятница и воскресенье настало. Вот неделя пролетела мигом.
— Так правильно, если так рассуждать, то вся жизнь покажется одним летним днём.
— Верно, молодой человек.— Тамара Георгиевна встряхнулась внутренне, будто помолодела тотчас, вспоминая промчавшуюся молодость, превращаясь из седой старушки в озорную девчонку с чернявыми кудряшками в стройотрядовской курточке:
— Когда я была юной; ух!— как время длинно тянулось.
Так мне казалось. Сначала комсомол, учёба, студенческие стройки, потом детки пошли. На всё ведь время хватало.
Но отсюда, с достигнутой пенсии, смотришь на прожитые года, вроде не жила толком. Слишком стремглав жизнь пролетела для меня. А сейчас вообще очень быстро проходит. Раз — и нет моих последних, отмерянных богом годков. Как так?!
— Может время сейчас у нас крадут?— пошутил он неудачно:
— Инопланетяне или пришельцы с альфы центавра.
— Наверно. Если его ни на что не хватает. — Тамара Георгиевна поддержала бредовую идею.
— Соглашусь, но справедливо будет заметить — вы жили во времени, проживаете по времени. Просыпались по звонку заведённого будильника, работали по одинаковому графику для всех. Новый день был похож на прошедший день, до каждой мелочи. Неделя похожа на другую неделю.
Поэтому вам сейчас кажется, что жизнь прошла очень быстро.
Да ещё оставляете, за собой и для себя, прошлое.
— Эх, молодой человек, эх, сначала доживите до моих лет…
Тамара Георгиевна с огорчением покачала головой, явно не соглашаясь с аргументами, тихонько по-старушечьи поплёвшись к двери, ушла в комнату.
«Но зачем, для чего доживать до преклонных лет?» — думал он.
С того случайного разговора мысли о таинстве времени и о смысле жизни не оставляли голову.
Иногда он чувствовал, что разгадка близко.
Она лежит прямо на поверхности бытия.
Стоит только протянуть руку и обрести желанный секрет известный лишь избранным счастливчикам не познавшим смерти.
Снова только подумать, и можно уйти в мир магии, или в мир науки, а он зарылся в мир времени.
Он почти слился с ним, стал если не мельчайшим ядром системы под названием Время, то превратился в одну из частичек мира, носившего это в себе.
Он сам создавал иллюзорные личные Миры, состоящих из себя и времени, потом разрушал их за ненадобностью, и вновь сотворял нечто новое и совершенное.
Ведь Мы создаём мир, миры, или миры создают нас, или и то и другое и третье.
Наивно думая, что идёт по правильному пути, он вбивал в мозги знания, говоря себе, что знает об этом мире всё, или почти всё.
Но что значит «знать всё»?
Равносильно тому, что совсем ничего не знать.
Ибо человек не может абсолютно полностью знать из-за того, что не может понять элементарных вещей.
Почему текут реки, почему растёт трава, почему встаёт солнце, куда уходит время, из чего состоит весь мир.
Да все люди поступают также; вечно о чём-то говорят, кого-то обсуждают напоказ, пыжась изо всех сил показаться в каких-то вопросах сведующими всезнайками.
На самом деле это не так.
Но у него дальше был заход в беспробудный тупик.
Подобно композитору, который погружаясь в новое творение, схватывает из воздуха невидимые нотные волны неизведанного произведения только слышные одному ему, — он тоже силился застичь волны времени.
Всё больше и больше, он уходил в рассуждения, поражавшие фантасмагоричностью замысла, словно бы свихнувшийся на старости лет мастер–часовщик, неотрывно прослеживающий за точностью хода секундных стрелок над добрым десятком неисправных часов.
Он предавался занятию между случайными заработками, посвящая свободные минутки миру Времени.
Этот мир всё глубже поглощал его, словно в болотную трясину, впитывал в себя, завораживал загадочностью и недостижимостью логики, чтобы охватить простым вниманием бесчисленные вариации разных теорий.
А само время шло, текло, крутилось, не обращая никакого внимания на жалкие потуги крошечного человечка, подчинить себе закон времени.
Время злорадно усмехалось, наглядно подшучивало нал ним; то вдруг ускорялось в несколько раз, то невпопад замедляя течение в круговерти, или совсем застывало на месте без малейшего движения, словно парусный корабль, прикипевший к одной морской широте в мертвый штиль.
Где она теперь, старушка божий одуванчик Тамара Георгиевна…
Он встряхнул головой, прогоняя терзавшие душу воспоминания.
После бесплодных попыток оседлать буйное норовистое Время, он с приглушенной злостью в душе оставил, выкинул из головы шалопутную затею.
Сжёг записи, удалил файлы, стёр форумные посты.
Бросил и забыл — точно кошмарный сон.
Но сейчас всплывший призрак ожившей старушки из прошлого, эта Тамара Георгиевна не желая пропадать, как наяву, в продолжение того памятного разговора, снова спросила скрипучим голоском:
— Ну что, разобрался со временем? Узнал, как сделать жизнь длинней?
Будто она была живой, — он, умудрённый опытом безумной идеи, отозвался:
— Как? Я не знаю, Тамара Георгиевна, не получилось.
Пробуйте Жить вне времени, относиться ко времени, будто живешь сегодня самый последний день. Касаться завтрашнего дня, как заново рождающейся жизни. Есть ещё варианты, но там сложней, вряд ли вы сможете…
Он хотел продолжить про добытые упорным трудом наработки, неосознанно радуясь новой отсрочке, но видение старушки растаяло, с укоризной помахав сухой ручкой, то ли прощаясь до скорой встречи, то ли…
Теперь он думал снова про время и вневременности жизни, мысленно пролистывая уничтоженные записи:
«… Вне Временность, когда нет ничего: ни прошлого, ни будущего.
Проживание в режиме временности — оставлять за собой прошлое.
Фиксируясь на точке жить «здесь и сейчас», на чувстве в настоящем — значит проживать тоже во времени.
Временность — колоссальный накопленный обьём времени, который непрерывно расходуется каждым живущим объектом, органикой–неорганикой.
Есть индивидуальная шкала дробления движения от одной точки в пространстве, или на плоскости.
С определённым ритмом: внешним и внутренним.
Если отбросить понятие «время», то вневременность для каждого предстанет в виде дерева ключевых возможных событий, по схожести с фамильным древом.
Оно является не фиксированным, но существующим во всех вариантах Вне Времени.
Проживание человека по шаблону «дерева» — это фиксация отдельной ветки в нем.
Ветки реальности, если принять за основу что время в ветках реальностей течёт везде одинаково.
Ключевые обязательные точки событий для каждого человека: родился, умер. К примеру — Моцарт.
Он родился, потом умер. В промежутке, сделал то-то и то-то.
Весьма значимое для общей культуры человечества, поэтому помним. То есть, нет описания относительной временности.
Или сказать по-простому: времени не существует для умерших.
Время только для живых существ…»
Страх не мешал ему размышлять.
Мозг, разогнанный им до предела, наоборот работал на грани возможностей разума, словно движок гоночного болида при включённом форсаже.
Теперь же стоя на крыше, в двух шагах от прыжка с высоты, он спрашивал себя извечным вопросом:
«Что я знаю о жизни?
Или я тоже как все, совсем ничего не знаю о ней…
Вот она жизнь, пока нахожусь здесь, на безопасной крыше, но стоит только переступить черту — и вот она смерть.
Но полноте!— всё о себе да о себе.
Интересно, чтобы произнесли в ответ на моём месте, те, все остальные люди про жизнь, про страх?
Каково оно, взять да уйти из жизни, господин Время?»
Он грустно усмехнулся и продолжил внутренний монолог:
«Они говорят, что всё меняется: времена, люди.
Но как всегда ошибаются.
Ничего не меняется: ни времена, ни они сами.
Как было, так и есть, и будет завтра.
Изменяется лишь одна обстановка, декорации, так сказать.
Оформление душевнобольного человеческого театра…»
Почти незаметно для него как, ведь он увлёкся своим потоком, мозг посетила туманная догадка, напрочь перебивая весь остальной мысленный мусор:
«А что если человек мог бы жить вечно, или почти вечно.
Что ему сокращает жизнь? В принципе.
Пусть время жизни отбирает господин Время.
Пусть так. Но что ёще?
Как там, на чём остановился — дерево событий.
Представляем визуально, что чертим его на доске…
Дерево событий росло бы бесконечно, и можно было бы любое желание довести до крайности, но жизнь постоянно преподносит неожиданные сюрпризы.
А происходит это, потому что по дереву событий расставлены ключевые точки, куда сходятся все ветки реальностей от прошлой точки.
Это событийная линия жизни, заложенная с рождения для развития в нужном конкретном направлении, или для выполнения какой-то предустановленной задачи, то есть судьба.
Ага, тут понятно.
Но кто?! — кто программирует эти линии, задачи, ключевые точки, ветки реальности?
Так, идём дальше.
Между ключевыми точками можно перемещаться как угодно.
По любым веткам событий, чем дальше от корня, тем сильнее напряжение внешней среды, но избежать самих точек нельзя.
Потому что слишком большое удаление от собственного корня, или точки, может вызвать напряжение внешней среды, не совместимое с жизнью.
Также точками являются некоторые встречающиеся люди, травмы, болезни, смерть близких, аварии и прочие события, кардинально меняющие представление человека о мире.
Так, стоп: что из этого следует?
Ведь, правда, человек жил бы намного дольше, судя по заложенному природой ресурсу в организм, но точки!— чёртовы точки. Они во всём виноваты, в этом вся закавыка.
Кто же их создаёт, если не сам Бог, творец вселенной, или искусственный разум?
Допустим, подопытный человек живёт ровно и счастливо, в усы не дует, на своей ветке событий.
Тут бац, сюрприз!— Бог кидает человечка на другую ветку реальности, где точка связана с болезнью или ДТП.
Понятное дело, что здоровый подопытный, за один раз потеряет большую часть своего здоровья и время не причём.
Нет, слишком мудрёно и подло для Бога.
Так, думаем дальше…
Вхождение в следующую ключевую точку, или ветку реальности, может проходить совсем незаметно.
И зависит от того, как человек строит причинно–следственные ветки между точками, насколько большое сопротивление оказывал корню и внешней среде, то есть Миру.
Тогда выходит, именно человек наравне с богом, по деяниям, по причинным связям, сам творит будущие точки.
Элементарно: если подопытный много пьёт, то следующая точка будет цирроз, как пить дать, или что-нибудь похуже.
Значит, понять свою задачу — означает свести уровень стресса и потери здоровья к минимуму, при вхождении в следующую ключевую точку…
Трансерфинг реальности за полминуты в натуральном виде!
Есть! Всё получиться — и получилось.
Но какова моя роль, как понять, что мне следует делать?
Так. Стоит попробовать отыскать результат в построение математической модели жизни, или, одним словом, матрицы.
Матрица имеет меня, и да, я порождение матрицы, плюю в эту реальность изо всех сил, которая черно–белая, бело–синяя, а не цветами семицветной радуги.
Впрочем неважно, ведь она не даёт видеть будущее, проявлять свободу.
Матрица как символ математического анализа, использует в вычислениях переменные функции, и сложно–переменные, это когда на всю жизнь.
Захотел испытать новое в жизни, заходишь в специальный маркет матриц, покупаешь переменную приключений за сотню баксов, вставляешь в себя и начинается; ты мчишься на сноуборде по заснеженным склонам альпийских гор.
Десять минут прошло, и ты снова, оказываешься обратно там же в маркете. Только где найти такой магазинчик?
Ладно, теперь спокойно далее: как в задачке из алгебры берём переменные «х» и «у», простраиваем оси координат в объёмном пространстве, в уравнение вбиваем данные 6Д измерений…
И что же в результате выпало в белый сектор «зеро»?
А получилось примерно как в казуальной компьютерной игре VR (виртуальна реальность), под названием, допустим:
«Жажда жизни».
Параметры загрузки данных клиента на игровой сервер;
Особенность: взлом защитных кодов, пиратская копия;
Предыдущая стартовая локация: где-то в РФ;
Степень сложности: максимальная, ультра–хардкор выживание.
Условных точек возрождения персонажа — нет;
Жанр — рейтинговая, многопользовательская, линейная РПГ с открытым миром, заселённая различными NPC (non–рlayer сharacter): ботами, фриками, пранкерами, дебилами, зомби, итд. Присутствуют элементы квестов, хоррора;
Способ прохождения — рандомное соло;
Способности персонажа: начальные, без перков, новичок;
Уровень НР (hit points) — ниже среднего значения;
Конечная цель — решить Задачу…»
Успокаивая волнение, сделав два шага, он подошел и встал на самом краю сплошной стены.
Не будет большим секретом сказать, что место было выбрано довольно удачно, с не парадной стороны отеля защитные ограждения из сетки отсутствовали.
Всё замерло и остановилось.
Стихло дуновение теплого ветерка, угас шум проспектов, даже само время дало отмашку на стоп.
Целый мир, выжидал, что предпримет ничтожный человечек, решающий в данное мгновение главную проблему.
Ведь ветки дерева человек рисует сам, делая каждый раз выбор.
Но пора спускаться в номер, время умирать ушло.
Он слегка наклонился, и заглянул в глаза манящей к себе бездне.
Нисколько не страшась покачивающейся высоты, ничуть не считая, что это опасно для будущей точки.
Далеко внизу, выделяясь мутными пятнами в ночном свете, виднелись редкие точки людей, прямоугольнички автомашин на стоянках, овалы низких деревьев, квадратики крыш домов, ромбики клумб, прямые полоски дорог и кривых линий тротуаров.
И вдруг, перед взором поплыло кругами, завертелось, перемешиваясь и переплетаясь.
Уши заложило нарастающим сверхвысоким свистом грядущего полёта. Босые ступни в сандалиях, ощутили лёгкое покалывание точно горячим иголками. Через пару секунд усиливающуюся вибрацию. Затем пол крыши заходил ходуном под ногами, взбесившимся быком на корриде.
Неосознанно, не желая упасть, он удерживал шаткое равновесие, чтобы не свалиться вниз от головокружения или от тряски.
Наверно, простое самовнушение, подумал и, не обращая на эти мелочи, ждал, что будет происходить.
Но дьявольское наваждение не унималось.
Тело отшатнулось назад, оно не желало теперь погибать, но не удержалось, и сорвалось вниз.
Будто в замедленной съёмке пятна ландшафта, конструкций и строений превратились сначала в хаотичный беспорядок мельтешащих фигур.
Потом сливаясь в мелькающий строй, плавно переходящие из одних фигур в другие, перекинулись в более сложные по строению зрительные образы: вращающиеся кубоиды и гексаэдры, льющиеся тороиды, крутящиеся фракталы.
Вот оно — взломанная мозгом многомерная реальность, отточенная законченная красота в каждом незначительном элементе.
Нет, теперь он уже не смотрел, он видел по-другому.
Но не глазами, а непонятно чем.
Видение самопроизвольно переключилось на такой способ восприятия.
Человек тоже имеет строение, как фрактальная архитектура.
Ярко всплыло необъяснимо добытая информация в падении.
Она, и само Время, также возникает из фрактальных структур.
За несколько тысячных долей секунды он смог, расшифровать загадку Кроноса.
Он даже успел обрадоваться этому финалу, что так получилось.
Не надо эвакуации, не надо гроба, не надо дьяков, не надо поминок.
Всё случиться — здесь и сейчас — верное определение, хвала Кроносу, когда падаешь с высоты.
Сами фракталы вселились в его тело, и сам состоял из них, и он воспринимал теперь Мир как величайший набор геометрии.
Загрузка на сервер прошла успешно, и …
***
А потом случилось вот что.
Человек, точнее мужчина, падал вниз с огромной высоты, безвольной птицей.
Жить ему оставалось недолго, сущие пустяки, каких-нибудь две-три секунды в свободном падении до земли, по всем физическим законам.
После последует столкновение, глухой шум удара и останется кроваво-красное пятно на асфальте, как обычно бывает при невесёлых делах у людей упавших с высоты.
Прошло три секунды или даже больше, отмерянных мгновений Кроносом, но этого не произошло.
Тело падающего человека, или оно уже не было телом из плоти и крови, растворилось в воздухе, не оставив после себя ни малейшего следа пребывания на крыше отеля, с последующим прыжком.
В остальном всё было также в земном пространстве: светил плавный свет луны, и большой город понемногу просыпался от ночных привидевшихся снов.
***
Эпилог.
… Пересекая невидимые границы планеты, разделяющие людей, «Аирбас», — большущий круизный лайнер А–321, —высадил меня одного ночью, на песчаном мелководье.
Я спросил кого-то в самолете:
— А куда идти, собственно?
— Иди прямо по дорожке, там дальше увидишь,— непонятно куда показали выросшей рукой из тёмных недр грузового отсека.
Самолёт улетел, я остался один.
Темно, ничего не видать, тихо везде.
Только волнующийся шум прибоя, мокрый песок хрустит под подошвами, подсказывая направление на слух.
Сухая отмель вскоре прекратилась, пришлось ступить в воду, она плескалась под ногами.
Мелководье, доходившее до щиколоток, долго не кончалось.
Я надеялся, что скоро подойдёт к концу моё путешествие, так или иначе достигну места прибытия, покажется город, улицы с дорогами и с сухим асфальтом, жители, и всё остальное.
Вышла луна, озаряя пространство, но ничего не показывалось на горизонте, хоть каким-то местом похожим на обитаемую землю.
Вокруг простирался необъятными водами океан, я один стою посреди него. Брод заканчивался, вода постепенно доходила до пояса, замачивая зимнюю куртку.
С удивлением оглядел себя — полностью одетый: в куртке, в кроссовках, в джинсах. Так правильно, вспомнилось, ведь летел из снежной России, там зима и мороз, в самолете наверно оделся перед выходом, не бросать же её там.
Ничего не чувствовалось: ни воды, ни холода, ни одиночество.
Страха тоже нет. Ведь я не один, а с кем-то неосознанным.
Стремление двигаться, тянуло меня вперёд.
Свет в океане верным компасом указал тропку серебристой дорожкой по водной поверхности.
Положившись на него, с уверенностью пошёл дальше, но вода докатывалась до груди, идти становилось труднее.
Скинул потяжелевшую куртку, она здорово мешала передвигаться.
Я хотел повернуть назад к месту посадки «Аирбаса», но с ужасом понял, что дороги назад нет, само направление потерялось.
Нога впустую ушла в глубину не находя точки опоры в попытке возвращения. Темень за спиной страшная, там темнее черной дыры, свет не прокрадывался туда.
Теперь только вперед, не докричаться ни до кого, не дозвониться, ни позвать на помощь спасателей МЧС.
Небо вспыхнуло светом, озарило изнутри тучи и облака
Они странно двигались, — не под воздействием воздушных потоков, — перемещаясь сами собой и складываясь в пятна, а потом в неустойчивый вид планетной карты.
Тут пространство осветилось до горизонта огненными протуберанцами, подсвечивая гигантскую на весь небосвод материковую карту планеты.
Она висела голографической картиной, пустынным миражом, во всю бескрайность и величественность мировых океанов.
Контуры материков пульсировали, вскипали яркими бегущими огнями, разрывались невиданной лазерной иллюминацией, показывая грандиозное космическое представление.
В безразмерном кинотеатре без стен и потолков, с включенным видеопроектором.
Зрелище завораживало красотой, и шелестящая волнами целым океаном всех симфоний мира, музыка моря способствовала выразительному эффекту.
Значит туда, и я на верном пути, подумалось мне.
Незаметно перешел на плавание, неторопливо, приноравливаясь к ритму движений, гребя перед собой руками вроде брасса.
Могущественный океан показывал силу, но он не был злым ко мне.
Равномерно двигаясь с массивностью огрузневших континентов навстречу набольшими волнами с гребешками пузырчатой пенки.
Белая прозрачная пена на волнах просвечивала сквозь свет на горизонте, вода заливалась в рот и в нос, перекрывая дыхание.
Разумный океан трепетно дышал, он был словно живым, позволяя качаться на его груди.
Показывая, что я ничтожно мал как песчинка.
В тоже время океан держался со мной на равных, признавая мое могущество и бесстрашие древних богов.
Сколько плыть, до самого горизонта к этой карте?
Сколько времени и расстояния? Хватит ли сил?
Но усталости не ощущалось, словно находился под допингом.
Или придётся утонуть в океане?
Нападут акулы–людоеды, любительницы поесть свежего мяса.
Закончиться мой путь в желудке кровожадной рыбищи.
Хотя это лучше чем сгнивать несколько лет в земле, а так почти кремация, переварится для услады рыбьего существа.
Раньше поедал рыб, теперь они меня, всё логично в пищевой цепочке. Да нет, опровёрг мысль о съедении, — в миролюбивом океане не может быть априори хищников.
Чувство тревоги нет, как и опасности, будто вернулся домой, где спокойно и уютно.
Если только утонуть?— и перестал грести совсем, чтобы проверить эту теорию. Но я держался на плаву, точно сделанный из дерева.
Наверно готов к шагу, или, точнее сказать, заплыву.
Вся жизнь была подготовкой к событию.
Порой мы не знаем с чего начинаются наши сложные, важнейшие дни, когда судьба делает непоправимый поворот.
И ничто не указывает на это, ведь хорошо было, как у всех.
Также все люди, которые живут, а потом узнают, что у них рак, или непоправимое, и жизнь в один момент летит кувырком под откос. Наверно мой особенный день был, когда узнал о своей болезни, или подчас задумал полёт в Китай, а может когда с Лией расстался — не знаю. А теперь оставалось плавать в воде, надеясь добраться до суши. Я плыл и плыл, теряя ощущение времени.
Иногда отдыхал, делая остановку, покачиваясь на размеренных волнах необъятного океана.
Вдруг почувствовал, как образное пятно появилось, сбоку от меня.
Я обернул голову. Это был человек, только странный.
Мужчина в светлом халате китайских буддистов с закрытыми глазами сидел на воде, поджав под себя ноги.
Я поразился и одновременно испугался необъяснимому явлению:
— А ты кто такой ещё?!— вскричал в голос.
Он открыл глаза, безмятежно посмотрел на меня.
— Успокойся, видишь звезду там наверху, она теперь твоя.
Мягко заговорил незнакомец.
Я её отчётливо видел как никогда, и снова обратился к незнакомцу:
— Но кто? — И тут же догадался, узнавая голос в самолёте.
— Ты Некто? неужели ты?!— сам предиктор Хаоса?!
— Если знаешь, зачем спрашиваешь… я был уверен, что ты попадёшь сюда, и найдёшь здесь то, к чему стремился.
Он прав: ответы.
Теперь знал, что мне будут открываться врата познаний, которые можно себе представить: научные, магические, философские, исторические.
Был ли на самом деле Гомер, написавший «Илиаду» с Одиссеем, был ли в подлинности индийский эпос «Махабхарата» с Арджуной и Кришной.
Всё, абсолютно всё.
Потом он спросил.— Ты всё ещё спишь, или смог проснуться?
— Не знаю. Просто хотел поплавать в одиночестве.
— Тогда хочешь, пойдём со мной?
— Ну пошли. Прогуляемся, — согласился я. — Если научишь сидеть на воде, как ты…
 — Здесь ты сможешь сам научиться всему. — Он ободряюще улыбнулся, и в его улыбке возникла любовь такой огромной силы, что невозможно понять, из чего же он сам состоит.
Я любил, и ненавидел людей, как только мог, всеми фибрами души, если они существуют.
Но у него в мельчайшем движении губ, в каждой морщинке возле глаз, играющих золотистыми искорками, светилась поистине вселенская Любовь ко всему живому и одухотворённому.
Ладно, я постараюсь от всёй души, что осталась у меня.
Сначала принял невероятные обстоятельства за настоящую действительность.
Стал сливаться с ними, стирал и отсекал лишнее, представлял и сразу же выкраивал заново новый мир, какой желал обрести с самого начала своего рождения.
Попробовал опереться руками о влажную затвердевшую толщу, как об твёрдую землю, поднялся, с удивлением что получилось, и встал на океанскую воду.
 — Я готов. Идём же, брат Любви Хаоса…
***
И они отправились в путь, в шутку перекидываясь шарами, собранные из блёстков звёздной пыли падающей на барашки волн, словно играя в футбол.
Две человеческих фигурки шагали по поблескивающей глади лунного моря, постепенно превращаясь в невесомые тени.
Вдруг присоединилась тень поменьше, гибкая и хвостатая, с кошачьими повадками, которая иногда почёсывалась на ходу.
В громовой тишине небесного звучания моря, они вместе снова шли в бесконечное время фрактального Хроноса, удаляясь к далёким светлячкам.
И больше ничего не стало.
А может и не было.
Что будет у странников дальше и впереди?
Вряд ли кто ответит на этот вопрос правильно.
Возможно отзовутся другие, кто дошагает Следующими по дорогам судьбы.
***
2018 — 2020 гг.

Крик — лекарство от одиночества.
Вот попробуй, крикни! Поможет!
Плевать тогда на вековые пророчества.
Если нас это не уничтожит.
Выживем. Как-нибудь.
Поскрипим отмеренное.
Худо ли, бедно ли.
Но, в общем, не сложно же.
До могилы сырой тихонечко.
Не сложно, не дорого,
Если не хотеть ничего. Нисколечко.
Как есть, как дадено, и спасибо, справимся.
Не нравимся жизни, может смерти приглянемся.
***
Послесловие.
Мой безымянный друг.
Мы все совершаем ошибки, и пишем свои книги жизни, на белых страницах романа волшебного рассказчика таинственных миров.
Никто не знает, куда устремиться сюжет истории, и станет потом с её героями. Всё так, в этом и есть ещё одна грань смысла жизни.
Ведь потом истории продолжатся в других книгах, в других людях, и в другой жизни.
Жизнь зависит от череды случайностей, от счастливых или неудачных, выпадающих моментов судьбы.
Люди всегда идут и идут, порой над обрывом пропасти.
Делают очередной шаг … и ... конец... конец всему.
Это образное сравнение, почти подходящее (подводящее) к моменту Истины.