471. Дух приятия делает то, что называется славой

471. Дух приятия делает то, что называется славой.

17.10.97. Видение: Приехал француз-артист-иллюзионист. Я один в зале. Сцена высоко от пола: еле дотягиваюсь рукой до неё. Из зала ничего не видно, потому что всё загораживает сама сцена. Француз тянется со своей высоты ко мне, жмет мне руку.

= Идет высокий концерт. Я на балконе за кулисами витаю. Строгая дева, к полу привязанная, но длиннорукая, собирается меня поймать. Ей говорят, что есть аналог прощения. И она прощает. Я влетаю в высокий зал. И здесь опять не знаю, где в какое кресло сесть, чтобы не нарушить. Вот со второго яруса высокий сановник предлагает в своем центральном ложе место. Очень высокую честь оказывает мне. Лечу к нему.

Комментарий: Об этом, чтобы их везде все узнавали, встречали по самому высшему разряду, мечтают начинающие актеры, писатели, музыканты, художники. Для этого им надо создать что-то такое, что прославит их на весь мир. Кстати, по радио читают дневник Достоевского. Предлагает Достоевский Плещееву написать рассказ по анекдоту, который рассказал. Плещеев написал. Читает. Рассказ такой, что скучно становится всем. Еле дослушивают до конца. Достоевский говорит, не по анекдоту вы написали, а совсем по другому чему-то своему и это свое другое не выразили должным образом. Этот рассказ Плещеева не сохранился. Хотя вот как поэт Плещеев известен, даже песни есть на его стихи. И вращается он в кружке таких известных личностей, как Достоевский.

Дух приятия явно не чужой в судьбе восхождения Достоевского. Приняли молодого Достоевского по его «Бедным людям» Белинский и Некрасов сразу – приняли и прославили. Вопрос, кто сейчас читает «Бедных людей»? Стали всемирно известными «Братья Карамазовы», «Преступление и наказание», «Идиот», ставятся спектакли по ним, снимаются фильмы. Но никто бы не заметил и этих произведений, если бы не Дух Приятия. И сама судьба Достоевского, который попал в кружок петрашевцев и прошел через публичную смертную казнь, это уникальная судьба для писателя: никто из известных, даже Плещеев, который тоже был в кружке петрашевцев, не выходил на помост с завязанным на голове мешком.

Казалось бы, та же самая Душа Достоевского стала в наше время писателем Леонидом Зреловым. Но кто, кроме владимирцев, знает Зрелова?! Вырос он в Гороховце. Быстро узнали о нем во Владимире, приняли в Союз Писателей, стал он одним из самых уважаемых владимирских прозаиков, редактировал писательский журнал «Владимир». Вот и всё. Читал я и «Бедных людей» Достоевского, и что-то Зрелова, а что – не помню. Но и в «Бедных Людях», от которых в восторге были Белинский и Некрасов, ничего такого особенного, что бы вызвало у меня восторг, я не нашел. Вероятно, в их время мало кто из писателей обращал внимание на жизнь бедных людей: все писатели, как правило, были из привилегированных семей и попросту понятия не имели о жизни бедноты. Достоевский понятие имел, что и постарался выразить, рассказывая в письмах о жизни Макара Девушкина, неравнодушного к бедной Вареньке. Фактически о самом себе он рассказывал, становясь в письмах к Вареньке бедным Макаром. Для того времени и той писательской среды рассказ о простых чувствах бедноты был такая новость, что как открытие. Открыл Достоевский им тот новый мир, которого они не знали. Не знали писатели, но знал Дух Приятия, чем и как пронять слежавшийся пласт писательских амбиций. А потом еще понадобился кружок петрашевцев, казнь, четыре года каторги и подаренная женой декабриста библия, с которой и отбыл всю свою каторгу будущий великий писатель. Сейчас называют его пророком. Русскими пророками, напомню, еще в 1997 году определил я Пушкина и Лермонтова, Льва Толстого, Достоевского и Набокова. Достоевский из них единственный знавший очень хорошо жизнь бедноты и прошедший через казнь и тюрьму. Никаких подобных уроков современный гороховецко-владимирский писатель Леня Зрелов не проходил. Соответственно, и проникновения в сокровенную для современности тему у него не было, хотя та же самая Душа Достоевского, как мне показывали, поднималась в нем до потолка, когда он думал о жизни на своей кухне, заливая свои раздумья известным для мятежных Душ лекарством.