Глава 22. Одержимый

На следующее утро церковь огласили бодрые голоса реставраторов. Молодые учёные приступили к работе со всем рвением людей, влюблённых в свою профессию.

– Простите, что помешал… – обратился мистер Гудроу к Брайану Роули, делающему снимки потемневшей от времени иконы с изображением апостола Павла; низкий голос секретаря звучал вкрадчиво.

Щёлкнул затвор фотоаппарата. Сверкнула вспышка, на миг озарив пространство; в этом ослепительно ярком свете лицо «правой руки» пастора приняло сходство с жуткой гротескной маской: длинные тёмные волосы, обрамляющие смертельно бледная кожа, резко очерченные скулы, чёрные провалы глаз…

– Я вас слушаю, – откликнулся Роули, оборачиваясь к нему.
– Собственно, ничего экстренного… – Гудроу, замявшись, переступил с ноги на ногу. – Вы надолго к нам? Простите, но если вопрос бестактен, то…
– Ну почему же? – «Глас Искусства» улыбнулся. – Соберём материал, необходимый для работы — и обратно в столицу. Думаю, на первых порах всё займёт дней десять. Но! – Роули многозначительно воздел палец к сводчатому потолку. – Через некоторое время ждите гостей. Реставрация — дело весьма серьёзное.
– О да, да, понимаю, – закивал Гудроу. – Я просто полюбопытствовал. Дня нашего маленького местечка это великая честь!
– Угу, – отозвался Роули. Сосредоточенный на своём занятии, он пропустил последние слова мимо ушей.

***

– Странный какой-то этот Гудроу, – заметил Джеймс Гери за обедом, ни к кому конкретно не адресуясь. – Скользкий тип.
– А и вправду! – отреагировал на «утку» Малколм. – Ходил, нос свой длинный совал везде, точно вынюхивал…
– Или искал кого-то.

«Почему мне показалось, что Айзек Гудроу искал меня?..» – подумал Энтони, рассеянно ковыряя вилкой паштет.

– Эй, дружище, – вполголоса окликнул его Алекс, – что-то с тобой не так. Вечером явился сам не свой, и сейчас… Ты что, встретил кого-то?
– Встретил. – Энтони взглянул на друга. – Её.

***

… В опустевшей церкви звучал орган. Мелодия, печальная и прекрасная, возносилась к высокому своду, проникала в самые укромные уголки.

«Орган как живой! – с удивлением подумал Энтони, пристроившийся на одном из задних сидений и зачарованно внимавший игре органистки. – Кажется, я даже слышу его дыхание… А ведь так и есть!»

Но вот орган умолк. Поднявшись, Энтони двинулся навстречу мари, спустившейся с хоров.

– Мой неизменный почитатель! – звонко рассмеялась девушка. – Ты меня вконец избалуешь своим вниманием.
– Ты его заслужила по праву!

Она поднялась на цыпочки и поцеловала Энтони в щёку.

– Скажи, Тони, – промолвила Мари, поворачивая ключ в замочной скважине высокой двери бокового портала, – твои коллеги не подшучивают над тобой, когда ты слишком поздно возвращаешься?
– Весьма вероятно, – Энтони усмехнулся. – Ещё бы! Для них я всегда был отшельником.
– А не для них?

Они неторопливо шли по пустынной улице.

– Да, ты права, – проговорил Энтони, останавливаясь. – Не рассказать тебе о ней будет ложью. Её звали Анджела…

*

… Медленно сгущались сиреневые сумерки. Потянуло прохладой и сыростью. Где-то поблизости зачирикал рассерженный дрозд…

– Так было суждено… – проговорила Мари.

Она ещё раз перечитала прощальное письмо Анджелы Хьюстон и, аккуратно сложив немного помятый листок, вернула его Энтони.

– Хорошо, что ты принял её, хоть самому тяжело приходилось. И ты действительно помог ей, Тони!

Приостановившись, Мари заглянула парню в глаза, и снова двинулась вперёд.

– «Я всего лишь случайная встречная на твоём пути, которая по мере отдаления приобретает всё более призрачные очертания. Ты ещё встретишь ту, что суждена тебе судьбой.» – повторила она запомнившиеся ей слова из письма. – Тони, а ведь Анджела благословила тебя! И предрекла нашу встречу. Она — твой ангел хранитель.
– Она и ты. Знаешь… – Энтони почему-то смутился. – Я нарисовал вас — на стене под мостом.
– Ты обязательно расскажешь мне, Тони! Я так хочу всё-всё знать о тебе! – Мари продела руку под локоть Энтони. – Может когда-нибудь ты покажешь мне этих ангелов…
– Обязательно! Если их никто не закрасил, – он улыбнулся и, остановившись, обнял любимую. – Господи, я так хочу, чтобы ты их увидела! – прошептал Энтони, вдыхая аромат её волос.
– Ой, – встрепенулась Мари, – гляди, куда мы пришли!

Они стояли перед заброшенным домом.

– Ну здравствуй, дух, – проговорила Мари, поднимаясь на крыльцо и входя внутрь. – Сегодня ты позвал навестить себя нас обоих…

«А ведь правда!» – подумал Энтони, следуя за девушкой.

– Так странно и удивительно, что в тот день мы встретились вновь именно здесь, – она старалась ступать неслышно. – Ты ведь тоже искал уединения?
– Я… Я когда-то жил в этом доме.

Мари замерла. Обернулась. Энтони не видел её лица, но ясно представлял его выражение.

– Правда?
– Я был совсем мал. Моя мать тяжело заболела; отец привёз её в эту деревню, надеясь, что благодаря хорошему питанию, чистому воздуху и жизни в близости с природой она выздоровеет. Недуг, казалось, начал отступать… Увы! Это была лишь иллюзия. Знаешь, так бывает…

Мари взяла Энтони за руку.

– Мама очень любила отца… Известие о его гибели подкосило её. Она ушла следом.
– И умерли они в один день. Как в сказке… – Мари вздохнула. – Я всегда расстраивалась, когда читала эти слова. Лебеди — они тоже умирают вместе. Не могут жить друг без друга.
– Мне кажется, я бы тоже не смог, – тихо промолвил Энтони, с нежностью привлекая Мари к себе.

Притаившийся под окном закутанный в длинный плащ человек кивнул.

– Посмотрим, – пробормотал он под нос с недоброй усмешкой. – Что ж, мистер витражист, возможно, я смогу быть вам кое в чём полезным…

*

… Они долго прощались — без слов, держа друг друга в объятиях. Для тех, чей путь друг к другу был длиной в жизнь, это были лишь краткие сладкие мгновения. И, расставаясь, они радовались, зная: новый день подарит им ещё одну встречу друг с другом.

Энтони глядел на тёмные окна коттеджа; но вот в одном зажёгся свет — то было окно Мари.

– Храни тебя Господь, – прошептал молодой человек с улыбкой и, повернувшись, зашагал в ночную тьму. Он был счастлив. Сказочно счастлив!

Лишь только вдали затихли звуки шагов витражиста, из густой тени, отбрасываемой стеной соседнего дома, выступила высокая тощая фигура. Свет уличного фонаря озарил смертельно бледное осунувшееся лицо, обрамлённое тёмными волосами, отразился в чёрных глубоко посаженных глазах. Мужчина взглянул на неярко освещённое окно Мари Никлсон, затем через плечо и, пробормотав что-то неразборчивое, двинулся прочь, кутаясь в длинный плащ.

Айзек Гудроу шёл всё быстрее, сам не сознавая куда. Вдруг, резко остановившись, он воздел к ночному, усыпанному яркими звёздами небу руки, стиснутые в кулаки и неистовый, напоминающий звериный вопль вырвался из его груди.