Оля

     Перелистывая страницы книги о Новом Иерусалиме, обнаруживаю фамилию основателя Государственного историко-художественного музея «Новый Иерусалим». Это последнее название этого часто переименованного за годы своего существования хранилища исторических и церковных ценностей. Архимандрит Леонид (Кавелин) в 1874 году в трапезной палате Новоиерусалимского монастыря создал музей Патриарха Никона – первое название собрания памятных предметов монастыря. Это было началом сбора коллекции будущего огромного хранилища произведений, пополняющих первую опись музея. В то время, когда о новом здании музея ещё не было и речи, мы бродили по трапезной и не представляли, что основателем был дядя нашего сотрудника Института биофизики МЗ СССР.
     С тех пор миновало каких-то тридцать лет, и теперь огромное здание,  построенное в стилистике «зелёной архитектуры», вмещает сразу несколько выставочных проектов и несколько тысяч посетителей. Бывшая трапезная, в которой столько лет ютился музей, сейчас исполняет какие-то другие функции.
Посетив в прошлом году выставку Малевича, мы радостно отправились на новую экспозицию семейства Брейгелей, дополненную фламандскими и голландскими их современниками, никогда не выставлявшимися у нас в России. Хоть апрель и весенний месяц, но холодом дышал как февраль. Пронизывающий ветер бодро подгонял нас ко входу в музей.
     Команда из 5 человек: я, моя сестра, её подруга Марина с мужем и подруга подруги, перезнакомились и рассредоточились по залам музея. Брейгели старшие и младшие щедро поделились с нами картинами своего быта и мировосприятия. Практически сразу сформировалось представление об эпохе и характерной прослойке общества, их жизни и заботах. Перекусив в буфете прихваченные с собой бутерброды, фрукты и шоколад, мы отправились в обратный путь.
На удивление внезапно разогнанная хмарь от порывов ветра расступилась и яркое, ослепительное солнце осветило весь Новоиерусалимский монастырь. Ярко белые облака оформляли сверкающий золотом купол, красота открывшегося пейзажа казалась не реальной.
     Подругу подруги звали Оля. Меня поразила эта милая женщина, доброжелательная и застенчивая. Немного бледна, без косметики. Правильные черты лица и необыкновенное тепло глаз. Интеллигентность в общении. Слушает, тихо отвечает, внимательно смотрит. Увлекается графикой. Рисует. Её подруга Марина позже прислала мне рисунки собаки, сделанные рукой Оли. Милый пёс, видимо французский бульдог, преданно смотрел в глаза хозяйке. Иногда, когда он отворачивал свою мордашку, Оля рисовала его пухлое тельце в разных позах. 
     Коллекция Валерии и Константина Мауергауз «Младшие Брейгели и их эпоха, нидерландская живопись Золотого века», лихо сформированная хозяевами за последние 20 лет, умиротворяюще подействовала на нас. Надо же немного повладеть супермаркетами чтобы потом накопить на Брейгелей, не каждому дано. Мы почувствовали, и воочию убедились, что человек не меняется. 1520 год на земле или 2020, не имеет никакого значения. Люди лгут, льстят, воруют, чревоугодничают, но хотят праздника в жизни и иногда делают его себе, и, бесконечно трудятся надрывно и тяжело на всевозможных поприщах.
Расслабленные и погруженные в себя мы возвращались домой. Прощаясь у метро, Оля вложила в мой карман мешочек с конфетами, которые объевшиеся мы, уже не хотели попробовать. На удивление, эти Питерские конфеты фабрики Н.К. Крупской стали моими любимыми. Странные торговые обстоятельства почему-то лишили столицу этого лакомства, и я покупала эти конфеты в подмосковных маленьких городках, где их было вдоволь.
     Часто вспоминала милое лицо Оли и её необыкновенное обаяние.
Вижу как будто сейчас "Букет цветов в глиняной вазе" 1599 года рождения около которого долго стояла Оля. Яна Брейгеля старшего  за страстное  увлечение  цветочными натюрмортами прозвали Бархатным. Букет невероятный. Цветы собраны из разного времени года и в этом парадокс сюжета. Тюльпаны, лилии, розы, ирисы, нарциссы и колокольчики вместе в тугом букете поражают своим реалистичным разнообразием. В полумраке зала, на освещённом полотне художника  ярко виден профиль Оли. Её задумчивое лицо прекрасно и спокойно. Удивительным теплом веет от маленькой фигурки и в то же время некая сдержанность говорит об океане внутреннего мира. Каждый из нас вселенная со своими звёздами и бездной с витиеватыми противоречиями и философским спасением от суеты с помощью литературы и искусства. Это полотно Яна Брейгеля с цветами целого лета, с профилем милой женщины почему-то остался в моей памяти.

     Ничего, вобщем не мешало мне позвонить и встретиться, но быт как всегда затягивает, мешали то дела, то случаи. Казалось, ещё есть время, ещё всё впереди. Однажды, в ясный сентябрьский день, я спросила у сестры:
     – Как там Марина?
     – Всё хорошо, – ответила сестра.
     – А как Оля поживает? Вспоминаю её часто, всё не решаюсь позвонить. Мы ведь не близко знакомы. Её угощение стало моим любимым. Теперь только Питерские конфетки ем, – мне хотелось продолжать говорить об этой женщине и как можно больше узнать о ней, но я натолкнулась на тяжёлый взгляд сестры.
     – А Оля умерла. В августе. От скоротечного рака.
***
     Шок от этой новости сразил меня. Задушили спазмы слёз. Я не могла вымолвить ни слова. Между этой печальной новостью и нашим лучезарным походом миновало всего 4 месяца. Я открыла наброски французского бульдога, сделанные рукой Оли, и почувствовала сердцем, душой, кожей как неисповедимы пути Господни!