Кукла

               

    Пап, мне там страшно одной, я посижу с тобой, ладно? – робкий голосок звенит, переливаясь кокетливыми и боязливыми нотками одновременно. В дверном проеме, привалившись к косяку и причудливо скрестив ножки в белых колготочках, чудное создание, размером с большую куклу, хлопает огромными глазищами, накручивая от смущения подол платьица на тоненькие бледные пальчики. 

   - Ладно, только не мешай! – откликается взрослый голос, занимаясь делом.

   - Ага! – с поспешностью, рожденной страхом, послушно соглашается кукольное создание, и быстро и аккуратно переставляя алые туфельки с перемычками над стопами, пересекает помещение. В казенном интерьере, заполненном серым цветом, мраморными плитами и железными стояками, это движущееся яркое пятно  выглядит совершенно несуразно. Под  мышкой у ребенка резиновая спринцовка, в кармашке платья пара простых карандашей и рулон отпечатанных в типографии листов «О результатах  паталогоанатомического исследования трупа». Потряхивая кудряшками цвета пломбира в такт каждому шагу, девочка целеустремленно направляется к подоконнику. Она не мешает трудовому процессу: она еще не доросла до плоскости, в которой все происходит: столы выше ее головы, люди копошатся где-то там, наверху, она видит только ножки мебели и ноги людей. Она не карлик, просто секционные столы делают повыше письменных – для удобства. Проходя мимо немногочисленных ног, обутых в специальные резиновые тапки, необыкновенно легкие и необыкновенно безобразные, ребенок поднимает голову наверх и, тщательно выговаривая каждую букву, улыбается:

  -  Здравствуйте!

   - Привет, крошка! Соскучилась? – летит ей в ответ откуда-то сверху  хороший такой, командирский поставленный голос. 

   - Да! – коротко соглашается она, подтверждая сказанное кивком головы неоправданно большой амплитуды. Кудри падают на лицо и весь оставшийся путь она  (руки-то заняты) пытается сдуть с лица локоны, прилепившиеся к носу, щекам и губам. Вся в своих раздумьях, малышка, не меняя делового выражения лица,  движется к окну – там, на широком покрашенном белой краской подоконнике единственное светлое пятно во всей комнате, на которое не страшно усадить ребенка. Пока она вскарабкивается, цепляясь ручонками за батарею, и устраивается поудобнее на месте, раскладывая свое богатство вокруг себя,  секционная, как живое существо, вздохнуло и зажило своей жизнью.

   - Труп мужчины, правильного телосложения, удовлетворительного питания, длиной 175 сантиметров, одет … - командирский голос диктует необходимые подробности, невидимый секретарь все записывает, паталогоанатом, буднично перечисляет все, что положено по протоколу. 

   - Па-ап, а можно я слоника нарисую?

   - На волосистой поверхности головы, в теменной области следы удара тупым орудием, с повреждением  кожи и костных образований. А? – запоздало откликнулся на призыв голос.

   - Слоника, говорю, можно нарисую?

    - Ну, конечно можно! Многочисленные гематомы в области лба, висков…

Белокурый ангел берет в руки огромную рыжую спринцовку, долго крутит ее перед  собой, прикидывая, с какой стороны будет красивее смотреться ее задумка, потом  карандашом, 

периодически подслюнявливая графит, рисует глазки на ровной розовой поверхности клизмы. Глазки получаются с какими-то неровными краями, с дрожащими огромными ресницами, торчащими ломаными прутиками в разные стороны: от этого клизма, перерождающаяся слоником, выглядит испуганной и обиженной. Но малышке, увлеченной процессом, пока не до результата.

-Левая рука сломана в двух местах: открытый перелом на уровне верхней трети предплечья, со свободной поверхностью кости … два сантиметра и открытый перелом на уровне нижней трети предплечья… свободная поверхность кости…три сантиметра…

Не вникая в кровожадный смысл летающих в воздухе фраз, девочка увлеченно ковыряет острием карандаша дырку под «хоботом». Гриф с хрустом ломается, но успевает продырявить хрупкую от времени и бесконечных стерилизаций резину. 

  -  Ой! – девочка подпрыгивает на месте от неожиданности.

   - Что такое? – поднимает голову паталогоанатом.

   - Карандаш сломала! – хохочет она от изумления.

    Ничего, еще раз заточим! – и продолжает – Грудная клетка деформирована в передне- заднем направлении. Множественные переломы ребер…Та-ак… С двух сторон…Со второго  по десятое включительно.

   - Па-ап! – летит с подоконника – А что такое лебро?

   - А вот, посмотри! – приподнимает доктор пинцетом  краешек переломанной вдрызг  реберной дуги, чтобы ребенку было виднее – Усекла? – и, обращаясь к секретарю – на нижних конечностях следы темно-бурого цвета, повреждений кожных покровов не выявлено…

   - Усекла! – кивает юная любительница анатомии и тут же  снова звенит колокольчиком – Па-ап, а у меня оно есть?

   - Что оно?

   - Ну, лебро!

   - Конечно, есть! Не мешай! – и будничным голосом – Внутренние органы…Вещество мозга бледно-серого цвета, сохраненной структуры, с участками размозжения в лобных долях …

    -Одно?

    -Одно! – автоматически отвечает занятый папашка - … С участками мелкоточечных кровоизлияний в…

   - Одно-о-о? – удивляется наблюдательный ребенок – А почему у дяди много?

   - …подкорковых областях теменной и лобной долей… А?

   - У дяди много почему?

   - Чего?

   - Ну, лебров! Чего-чего!

   - Чего? – поднимает голову непонятливый папа, который тему беседы с ребенком уже забыл, а слова, исковерканного детской дикцией не понимает.

   - Ну ты даешь, папа! Лебро же! – делает акцент девочка на каждой букве, что не проясняет ситуации. 

   - Давай потом разберемся, малыш, не мешай! Ты обещала!

Ангел, обиженно надув щеки, отворачивается к стеклу. За ее спиной – анатомический театр с его жуткими, совсем не детскими реалиями. Мраморные трагические полы. Голые холодные секционные  столы. Аккуратно сложенные вдоль стены трупы. Сосредоточенно выполняющий свою мрачную работу отец. Усердно скрипящий шариковой ручкой секретарь.       

Девчушка прекрасно понимает, что никому сейчас не нужна, и с недетским выражением покорности судьбе на сказочном личике, туманным взглядом смотрит вдаль сквозь немытое стекло, прижимая свежесделанного слоника к алому платьишку. Там, над покатыми серыми  крышами видна полоска грязно-голубого неба, засыпанного грузными неповоротливыми облаками. Они надувают щеки так же, как и прильнувшее к стеклу юное создание и выплевывают на землю крупные снежинки: рыхлые, белые, медленно оседающие ровными параллельными линиями и, не долетая земли, тающие над поверхностью рваного асфальта. В пейзаже мало красивого: дома, попадающие в поле зрения скучны, цвета тусклы, деревья голы. Движение картинке придают только падающие хлопья. Они не к месту. Не по сезону. Они не вписываются в видимую действительность. Зато вписываются в настроение чудной невинной куклы, которая немигающими глазенками, не дыша, следит за их хороводом, непроизвольно все сильнее прижимая к груди убогую самодельную игрушку.

-   … желудок на разрезе розового цвета, стенки его не утолщены, в полости непереваренные остатки овощей, содержимое кишечника - соответственно отделам….