На смерть Александра Градского

До дна испита жизни чаша,
но мы, оплакав твой исход,
из глубины сердечных сот,
глаголем: - «С Пасхой, друг наша, Саша»!

Когда во время двух последних выпусков проекта «Голос» я слышал, как трудно было Саше говорить, как срывался его голос, холодная волна пробегала по спине и сердце сжималось в предчувствие беды….
Лично я мало знал Сашу, мы почти не общались, но нас соединил мой брат и вот об этом я хочу сказать отдельно. Я дважды был в его театре "Градский Холл". Первый, когда Саша организовал концерт в честь 60-ти летнего юбилея своего друга и моего брата, Андрея Давидяна, большого артиста, уникального в своем роде певца, думаю, лучшего в своей достаточно узкой категории. Второй раз это был опять – таки организованный Сашей, ну уже вечер памяти Андрея. Радость и скорбь разделили всего два года. В тот вечер была и моя мама, женщина редкой внешней и внутренней красоты, удивительно тонкий, глубокий музыкант, блестящая пианистка и прекрасный педагог…. Выражая свой уважение, Саша попросил маму сыграть… Я стоял вместе с ним за кулисами, находясь за его спиной. К тому времени мама была уже в коляске, так как лавинообразно у нее не стало тазобедренных суставов. Ей помогли устроиться за роялем. Зазвучал посмертный ноктюрн Шопена. Всего несколько пассажей и Саша негромко воскликнул: -«Господи, как она играет»! И заплакал….. Это произвело на меня тогда огромное впечатление. Я как будто почувствовал, как через гений Шопена соприкоснулись души двух больших художников, мамы и Саши. И вот обоих уже нет. Маму я потерял пол года назад.
И вот третий раз собираюсь туда же на панихиду с глубокой скорбью в сердце.
Мы прощаемся с большим художником, удивительно цельной, яркой личностью, блестящим профессионалом и мудрым человеком. Для кого – то он был дорогим и родным, кому-то другом или наставником. И я спросил себя, а каким Александр Градский останется навсегда в моей памяти и образ в моём воображении возник как-то сразу: прекрасный парусник, на борту которого вместо названия красуется золотая гравировка семи нот, как символ вселенной Ее величества музыки, верноподданным которой Саша был всегда. В каюте много книг, а он стоит красивый, с развевающимися на ветру волосами, с лицом античного героя и философа, крепко, сжимая штурвал, несущейся по волнам житейского моря бригантины, паруса которой наполняют творческий дух, энергия мысли, все силы его, по мирским понятиям, полностью реализованной души настоящего человека и художника. И только сейчас они, паруса, на себе ощутили, что значит полный штиль….
Для многих поколений Александр Градский стал своим, близким, родным. Уверен, миллионы сейчас скорбят и оплакивают его уход.
Вечная и светлая память Маэстро!