А пусть не смотрят!

 Сколько себя помню, а помню я себя едва ли не с рождения (да-да, и такое бывает), так вот сколько себя помню, я всегда боялась... травы. Обычной зелёной травы. Особенно тимофеевка — просто в ужас повергала. Повезёт меня мама бывало в коляске через поле, а я лежу, в небо глазёнками таращусь. Голубое, с облачками беленькими. Нет-нет и солнышко блеснёт в глаза. Щурюсь, улыбаюсь. Коляска покачивается. Красота. И вдруг, над краями коляски зашуршат, закачаются страшные огромные «червяки» – головки созревшей тимофеевки. Вот ужас-то! Тут я и начинала орать. На одной ноте, без остановки и передыху. Так и орала пока поле не закончится и не пропадут с глаз моих долой страшные пугалки тимофеевские. Глотка у меня была лужёная — орала я громко. Далеко слыхать. Вся деревня знала — «опять Ляльку не с кем оставить, мать с собой на дойку потащила.»
 Став чуть постарше, года в два, с тимофеевкой я разобралась. Мы с ней даже подружились. Тимофеевка не кусалась, как крапива, не колола, как кусты крыжовника — в общем была абсолютно мирной травой. К тому же, как оказалось, её очень любят кролики, которых разводили Шустовы из соседней деревни. Ох, как я любила смотреть, как ушастиков кормят. И сама иногда, выбрав самую длинную травинку тимофеевки, просовывала её сквозь прутья кролику. Он хватал травинку и начинал быстро-быстро шевелить челюстями. Казалось, что травина сама собой втягивается зверьку в рот. Но вот, перед самой гусеницеподобной головкой тимофеевки, кролик делал «кусь» и головка травинки падала на пол клетки. Почему-то кролики не ели этих «червяков». Наверное тоже боялись — решила я.
 И вот едва я успела подружиться с тимофеевкой, появилась новая напасть — мама надумала разводить цветы в палисаднике перед домом. Ну надумала и надумала — цветы они вам не тимофеевые червяки, цветы они сразу добрые и красивые. Ромашки, васильки, колокольчики. Но нет — мама высадила на клумбу какие-то махонькие зелёные кустики, не похожие ни на что из того, что я знала.
– Ох, и красота у нас тут будет, когда они расцветут! – уверяла мама.
– Красивее ромашек? – засомневалась я.
– Куда красивее!
 « Это ж какая красотища тут расцвести должна? Уж если даже ромашек красивее... Это же глаз не оторвать от красоты такой будет.» – думала я и каждое утро первым делом мчалась в палисадник, чтоб не пропустить цветение чуда дивного. Но цветы и не думали распускаться. Постепенно я начала забывать про мамины цветы, всё реже заглядывала в палисадник, а потом и вовсе потеряла к ним интерес.
 
 Сегодня, с утра пораньше, я решила вывести на прогулку своего любимца – «самошитого» зайца. Самошитого, потому как не магазинный он был, его мне бабушка сама сшила. Из старой, как она мне тогда сказала – «котиковой», безрукавки. Почему безрукавка «котиковая» я так тогда и не поняла. Бабушка твёрдо уверила меня, решившую, что безрукавку сшили из котиков, что коты и даже кошки тут ни при чём, и никто из них одежду не шьёт. И я тогда подумала, что наверное до бабушки эту безрукавку носил какой-нибудь котик, вот потому она и «котиковая». Подобное объяснение меня вполне устроило и я очень полюбила своего «котикового» зайца и всюду его таскала за собой. Вот и сегодня, я напоила его молоком, потыкав носом в свою чашку, затем вытерла его мокрую мордочку подолом своего платья и мы пошли гулять.
 Поболтавшись возле крыльца, мы с зайцем решили пойти в палисадник.
Открыв дощатую калиточку, я провела своего любимца в мамин цветник. По пути  поведала зайке о чудодивных цветах, которые никак не хотят расцветать... и тут неожиданно натолкнулась на пристальный, немигающий взгляд чьих-то глаз. Этих самых глаз было так много и все они так зло смотрели на меня. Казалось злые глаза обступают меня со всех сторон, сейчас окружат и я уже никогда не смогу вырваться из их плена. Я завизжала от страха и выронив зайца понеслась к дому. Ни мамы, ни бабушки дома не было. Брат с мальчишками уже убежали на речку. Кому же рассказать, пожаловаться на злые глаза? Да и зайца надо как-то выручать из беды. Как он там один, без меня, среди этих страшных злых глаз? А вдруг они сожрут моего зайца? Кто же знает, может «котиковые» зайцы их любимая еда. В общем зайку обязательно надо спасти. Но как? Как решиться и снова пойти в палисадник, туда, к этим злющим глазам? От воспоминания у меня мурашки побежали по спине и я невольно поёжилась. Можно конечно было сесть на крыльцо и зареветь во весь голос – кто-нибудь из взрослых да услышит, придут на помощь. Только ведь пока услышат, пока придут... От моего зайца может уже даже и ушей не останется. Надо идти самой спасать. Я огляделась – идти в палисадник с пустыми руками – так себе затея. Надо было вооружиться. За крыльцом к стене дома был прислонён черень от лопаты. Мама всё собиралась насадить новую, но пока руки не доходили. А вот мне, пожалуй, эта дубина придётся в самый раз. Я схватила черень, но не смогла удержать, уронила. Подхватив за один конец, так и поволокла за собой по земле в сторону палисадника.
 Приоткрыв калитку, я робко заглянула во внутрь, боясь встретиться взглядом со злыми глазами. Мой зайка одиноко лежал на краю маминой клумбы, которая ощетинилась страшными глазастыми цветами.
 Страх мешал дышать, но в то же время меня вдруг захлестнула волна какого-то отчаянного безрассудства и я покрепче ухватив палку, с воплем ринулась в бой.
 Смутно помню что происходило дальше – я с трудом елозила по клумбе тяжеленным длинным чернем. Во все стороны летели ошмётки страшных цветков. Остро пахло свежей зеленью. Я сквозь слёзы орала на цветы во всё горло:
– А вот вам! Вот вам! Нечего тут смотреть!
За этим занятием меня и застала мама...
 С тех пор она больше никогда не садила возле дома цветы, а уж Анютины глазки и подавно, хотя ещё много лет продолжала выписывать журнал «Цветоводство».
 
© Copyright: Алла Касецкая, 2021