Ч. 280 Эхо бунта на Диане

Предыдущая страница   http://proza.ru/2021/11/27/572

Не получив поддержки от Муравьёва в попытке снять с должности командира «Дианы» и после решительного отказа Унковского сменить Степана Степановича Лесовского, Путятин был вынужден отступить.

Отношения между адмиралом и командиром фрегата стали холодными и сугубо официальными. Путятин решил установить такой же порядок, как и на «Палладе», поднимать людей на час раньше для молитвы.

Но на его распоряжение Лесовский ответил, что это нарушение Морского устава, и он этого не допустит. Между ним и адмиралом состоялся второй тяжёлый разговор.

Зная от Унковского, что Путятин вмешивался в его команды, Лесовский предупредил Ефима Васильевича, что он не позволит вмешиваться в его командование кораблём.

За корабль и экипаж отвечает командир. Он выполнит любой приказ адмирала, куда направить фрегат, но команды на корабле будет отдавать только он.

Путятин понял, что обострять и дальше обстановку не следует. Он столкнулся с человеком, обладавшим таким же железным характером.

Понимая, что неудача при вводе в Амур фрегата «Паллада» ляжет полностью виной на него, Ефим Васильевич создал 28 августа 1854 года комиссию в составе Посьета, Лесовского и штурмана Халезова. Комиссия подтвердила вывод Унковского, что из-за мелководья, сильного осеннего течения, ветров, ввести фрегат в Амур невозможно.

Положение самого вице-адмирала было очень непростым, и не только в силу особенностей его характера, послуживших причиной конфликтов с командирами фрегатов. У него фактически было двойное подчинение.

С одной стороны, в качестве чрезвычайного и полномочного посланника он подчинялся Министерству иностранных дел, а с другой – полностью зависел от Морского министерства, обеспечивавшего экспедицию. А теперь объявился ещё и третий начальник – генерал-губернатор Восточной Сибири.

Ефим Васильевич в переговорах с японцами проводил весьма осторожную политику канцлера Карла Васильевича Нессельроде, что вызывало неудовольствие в Морском министерстве и у генерал-губернатора Восточной Сибири Муравьева.

Путятин был против занятия Сахалина и Приморья. Основным своим начальством он считал Нессельроде и Сенявина, директора Азиатского департамента, самого большого в Министерстве иностранных дел.

Им он писал подробные отчёты о своей деятельности. Кроме того, адмирал имел недостаточно информации о том, что происходило на берегах Восточной Сибири, Камчатки и Приамурья.

Иначе, по прибытии в Татарский пролив не стал бы требовать тёплую одежду для экипажа фрегата и продовольствие от начальника Амурской экспедиции Невельского, у которого каждый сухарь был на счету.

После подчинения адмирала генерал-губернатору Восточной Сибири, не желая быть старшим - куда пошлют - Путятин переговорил с Муравьёвым о том, что он планирует, несмотря на военные действия, продолжить переговоры с японцами, а если не получится, то будет действовать как рейдер, нарушая английскую и французскую морскую торговлю.

Муравьёв с облегчением дал своё согласие: ему тоже не улыбалось строить отношения с равным по званию, да к тому же, генерал-адъютантом. Ефим Васильевич не хотел рисковать, поэтому перевёл на «Диану» большую часть экипажа «Паллады», оставив 120 человек матросов с «Дианы».
 
Муравьёв не согласился с решением адмирала заменить большую часть команды «Дианы» на команду с «Паллады». Но настаивать на этом не стал.

Почему же через год вдруг снова возник вопрос о «бунте», и почему вновь Муравьёв потребовал письменного объяснения от Бутакова, при этом не ставя в известность Лесовского?

Напомню, что записка Бутакова была конфиденциальной, а вся переписка по этому вопросу  - секретной. Дело в том, что великий князь Константин  получил письмо от  Путятина, в котором тот изложил своё видение событий. Вице-адмирал дал такую характеристику командиру «Дианы»:

«Характера непомерно вспыльчивого до бешенства, отчего с командой был жесток. Вообще, по образованию своему, по честности и познаниям морским, более принесёт пользы по административному управлению, нежели в линейной службе».
 
Однако великий князь не забыл и аттестации, которые дали Лесовскому Корнилов, Нахимов и Меншиков.

Корнилов написал: «…капитан-лейтенанта Лесовского, офицера мне известного своею преданностью службе государю императору и своей заботливостью о том, чтобы подчинённые ему не только исполняли свои обязанности безукоризненно, но несли бы их с любовью к своей профессии».

Адмирал Меншиков сообщил управляющему морским министерством: «…капитан-лейтенант Лесовский признаётся в здешнем флоте во всех отношениях достойным упомянутого назначения».

А Павел Степанович Нахимов дал своему ученику такую характеристику: «Отличный командир и примерный человек. Строг по службе, и обладает умением приводить суда в превосходный морской военный вид.

Отлично образован, но жаль, что слаб зрением. Вообще был любим подчинёнными на Чёрном море. Страстный моряк и любит морскую службу до педантизма. Словом сказать, щегольской командир, и притом боевой».

Поэтому великий князь попросил Муравьёва ещё раз разобраться на месте «без ненужного шума». Муравьёв, как человек со стороны, был более объективен, чем Путятин. Он видел, в каком состоянии прибыли на восток «Аврора» и «Паллада».
 
«Диана» по сравнению с ними смотрелась в лучшую сторону, да и потери в людях у Лесовского были меньше всех.

Генералу с восхищением рассказал Завойко, как лихо прошёл мимо вражеской эскадры на американском бриге Лесовский со своей частью команды, доставив порох и продовольствие, и как Степан Степанович активно включился в работу (об этом я ещё буду писать).

Поэтому генерал-губернатор решил не трепать лишний раз капитан-лейтенанту нервы, а выполнил формальную часть. Он получил конфиденциальную записку Бутакова и, приложив к ней объяснения вахтенных начальников, отправил документы в Петербург.

К ним он добавил свой  рапорт с собственным мнением, в котором выражал несогласие с мнением Путятина и его решением переменить команды.
 
Когда Путятин после своей командировки прибыл в Петербург, то в рапорте великому князю Константину он объяснил это так:

«Секретно 29 ноября 1855 г.
Его императорскому высочеству генерал-адмиралу
 
Генерал-адъютанта Путятина
Рапорт.

Вследствие повеления Вашего императорского высочества, изъявленного в предписании ко мне от 31 октября 1854 года № 1844 и в дополнении к рапорту моему от 2 августа того же года №286

я имею счастье довести до сведения вашего высочества, что командир фрегата Диана донёс мне о происшествиях, бывших на сем фрегате, немедленно по прибытии его к мысу Лазарева,

и, кроме того, было потребовано мною объяснение об этом случае от старшего офицера и вахтенных начальников фрегата, которое и имею счастье представить при сем в оригинале.

При тогдашнем положении у мыса Лазарева, когда команда фрегатов «Паллада» и «Диана» были заняты усиленными работами и осеннее время заставляло нас спешить выйти в море и быть во всегдашней готовности встретить неприятеля,

я не считал благоразумным давать делу этому большую важность и гласность, а потому и не назначил следственной комиссии, а только сделал распоряжения, уже известные вашему высочеству.
 
Я ограничился этою мерою ещё потому, что сам переходил на фрегат «Диана» и, следовательно, всегда мог остановить не надлежащее обращение командира или офицеров с нижними чинами, и вообще прекратить всякие беспорядки, если бы таковые заметил.

Сверх того, мне служили примером действия в подобных случаях адмиралов Сенявина и Лазарева,
 
результаты которых были благоприятны для службы. Нижние чины, бывшие в протяжении зимы на Амуре, по показанию всех офицеров, вели себя примерно, и с большим усердием выполняли все обязанности службы, и теперь нет сомнения, что случившиеся беспорядки произведены были малым числом, а не целым экипажем фрегата.

Генерал-адъютант Путятин
№ 247
25 ноября 1855
В С.- Петербурге»

Этот рапорт ранее никогда не публиковался. Я взял его из архивного секретного дела «О беспорядках на фрегате «Диана».

Продолжение http://proza.ru/2021/12/02/1165

На фотографии: великий князь Константин Николаевич