Климатические катастрофы поджидают... и оленеводов

Друзья!

Весной 1985 года я побывал сразу в двух оленеводческих совхозах -"Саранпаульский" и "Казымский"- в Берёзовском районе ХМАО. Дела в них, на излёте СССР, шли ни шатко, ни валко.
Из истории.
"Березовский оленеводческий совхоз с центром в селе Саранпауль образован 15 декабря 1931 года. В 1934 году в результате разукрупнения Березовского оленеводческого совхоза организован Саранпаульский оленеводческий совхоз. Позднее в 1961 году произошло объединение всех существующих колхозов в одно сельскохозяйственное предприятие, Саранпаульский оленеводческий совхоз тоже вошел в его состав. Это предприятие получило название «Совхоз Саранпаульский».
Основной отраслью хозяйства является оленеводство. Следующей по значимости отраслью совхоза являлось звероводство. Разводилось в клеточном содержании 520 голов основного поголовья серебристо – черных лисиц. Это одна из самых эффективных отраслей в районах Крайнего Севера, однако, ее перспективность развития непосредственно зависела от возможности обеспечения кормами. В Саранпауле из-за малопродуктивных водоемов не было возможности обеспечить лисиц собственными кормами, приходилось завозить из отдаленных районов Сибири и Дальнего Востока.
Почти бессменно зверофермой заведовал Ефим Лазаревич Вокуев. Звероферма имела 6 отделений, нагрузка на одного зверовода – 70 голов зверей маточного состава. В состав бригады, также входили 3 рабочих кормоводчика, 4 повара кормокухни, 3 кочегара, 4 оператора холодильной установки и бригадир – зоотехник. Клеточная пушнина полностью сдавалась на Омский пушномеховой холодильник.
Еще одним направлением деятельности совхоза была молочно – товарная ферма, на которой содержалось до 60 голов дойных коров черно - пестрой породы. Молочной продукции от такого поголовья коров было достаточно для удовлетворения потребностей детских учреждений, больницы и местного населения. Удой от фуражной коровы в конце 80-х годов составил 2640 кг, валовой надой – 1750 центнеров, себестоимость 1 центнера молока – 72 руб. 14 коп. Не менее важным промыслом была в те годы рыбодобыча. Постоянная рыболовецкая бригада в составе 7 человек (бригадир Николай Семенович Вывчий) облавливала местные водоемы в течение всего года сетями, неводами, атармами. Основная промысловая рыба – это чебак, налим, щука, язь,- шла для продажи населению и частично на кормление зверей". https://vk.com/
...Други!
В Арктике, на Севере особено интенсивно идёт потепление климата! Как это скажется на традиционных видах хозяйствования коренных народов? Ведь и здешняя природа будет меняться! А олени,дикие и домашние? Они ведь и болеют и умирают...
 Сегодня варварски "дикарей" отстреливают браконьеры, сократив более чем наполовину их поголовье. Но вот  своих,приручённых. у манси,ханты и ненцев вроде становится больше. Частник стал больше заботиться  о своих стадах!?
И не боится погодной "пилы", аномальных явлений в природе!?
Конечно, наука должна придти на помощь оленеводам Севера. Внимание учёных сегодня привлечено к удалённым районам ХМАО Югры и ЯНАО! (см.файл ниже).
И ещё!
"Длительные наблюдения за жизнью северных оленей на Шпицберген и математическое моделирование показали, что глобальное потепление не уничтожит этих животных, но заметно уменьшит их численность и поменяет их "демографию". Выводы экологов были опубликованы в журнале Nature Communications.
Что ж, северные олени до недавнего времени были одними из самых распространенных животных в заполярье и в прилегающих территориях умеренных широт. Численность многих стад достигала нескольких сот тысяч животных, и их состояние, несмотря на потепление и связанные с ним климатические процессы, постепенно улучшалось до недавнего времени.
В последние годы учёные начали опасаться того, что периодические зимние дожди, превращающие снежный покров в лед и убивающие растительность под ним, могут привести к резкому сокращению в численности этих животных, приспособленных к жизни в суровом климате Арктики.

Сильнее всего подобные климатические катастрофы скажутся на больных, старых и молодых животных, наименее приспособленных к выживанию в аномальных погодных условиях. В результате этого популяция Rangifer tarandus уменьшится, но станет более стабильной и стойкой к действию неожиданных дождей.
Как предполагают ученые, нечто похожее будет происходить и с овцебыками и другими арктическими животными, для которых сегодня характерны большие флуктуации в численности.https://ads.adfox.ru/
Да,бедные братья наши меньшие! Крепитесь!..

Вл.Назаров
**********
1.РОЛЬ ПОГОДНЫХ УСЛОВИЙ В ПРОИЗВОДСТВЕННОЙ ПРАКТИКЕ
ОЛЕНЕВОДОВ ПРИПОЛЯРНОГО УРАЛА

Погодные условия являются очень важным фактором в производственной практике оленеводов. От состояния сезонных метеоусловий зависят качество кормовых ресурсов пастбищных угодий, особенности выпаса, состояние здоровья оленей. Опыт наблюдений за поведением и регуляцией отношений оленей в стаде, оценки влияния внешних факторов и организации производственных процессов в северном оленеводстве в различные сезоны года обобщен в ряде учебных пособий и фундаментальных исследований. Особенности технологии оленеводства Западной Сибири рассмотрены преимущественно на материалах территории Ямало-Ненецкого автономного округа. К опасным погодным явлениям относятся экстремально низкие температуры, высокий снежный покров (более 1 м). оттепели в зимние время, гололедные образования (наст), метели и бураны, сильные ветра, туман и мокрый снег (особенно в период отела), обилие паразитов в жаркие летние месяцы и аномальная жара . На фоне погодных колебаний отмечаются распространение аномальных явлений и изменение повторяющихся режимов погоды. Исследования этнографов обнаруживают прямое и косвенное воздействие происходящих климатических изменений и погодных аномалий на приемы и практики выпаса оленьих стад, реакцию оленей на изменения климата.

Адаптация популяций оленей к используемым экологическим нишам, так же как и опыт оленеводов, складывающийся в течение поколений, имеет отличительные особенности, характерные для определенных физико-географических условий. Каждое даже стадо индивидуальное, не говоря об отдельных оленях. Наша статья посвящена определению роли погодного фактора в годовом хозяйственном цикле оленеводов Приполярного Урала, характеристике значимых в производственной практике знаний о природных условиях и опыта прогнозирования погоды. Основными источниками послужили материалы полевых этнографических исследований 2018 года на территории сельского поселения Саранпауль в Березовском районе Ханты-Мансийского автономного округа — Югры, где размещается АО «Саранпаульская оленеводческая компания», кроме этого привлечены полевые материалы авторов, полученные на исследуемой территории в 2007 и 2012 годах. Приоритетным методом сбора информации являлось полуфор-мализованное интервью с жителями пос. Саранпауль и деревня Щекурья, в том числе с потомственными оленеводами, руководителями и специалистами оленеводческой компании. Среди респондентов были представители разных этнических групп — коми, манси, ненцы; возраст от 48 до 86 лет.

"Вестник археологии, антропологии и этнографии". 2018. № 4 (43)
Н.А. Лискевич, И.Ю. Копыльцова, Л.С. Поршунова,
ФИЦ "Тюменский научный центр СО РАН",  ул. Малыгина. 86. Тюмень.
***************
2.Хрустальная тонна

В год 900-летия первого упоминания Югры в русских исторических летописях мы запускаем новую рубрику. Уверены, что она поможет нашим внимательным и любознательным читателям стать победителями народной историко-краеведческой викторины «Югре-900!». Знакомьтесь с историей нашего края и получайте достойные призы!

Александр Николаевич Алёшков (1896–1949) – геолог, первооткрыватель месторождений горного хрусталя на Приполярном Урале. В июне 1927 года один из отрядов под его руководством открыл высочайшую вершину Урала – гору Народная.
«На Полярном Урале, где сейчас ведётся добыча пьезокварца, три года тому назад геолог Алёшков нашёл гигантский кристалл. Он лежал на глубине около двух метров в россыпи, содержащей 10 т горного хрусталя. На днях гигантский кристалл был доставлен в Москву. Вот что сообщают «Известия» по этому поводу: «Однако не так просто было вывезти эту ценную находку. Лишь зимой 1935 г. кристалл на оленях был перевезён в Саран-Пауль. Здесь он лежал до 1936 г. Затем на лодке по рекам Ляпин и Северная Сосьва кристалл доставили в село Берёзово. Отсюда на пароходе его перевезли в Тобольск. Этой зимой кристалл на автомобиле доставили в Тюмень, где он был взвешен. Чистый вес кристалла превышает тонну. На днях ящик с кристаллом по железной дороге был доставлен в Москву, в Петрографический институт» (газета «Остяко-Вогульская правда», 1937).
 *************
У ханты повсеместно было распространено плетение циновок «Якын пом», требующее больших трудов. На заготовку озёрной травы уходит около недели. После сбора траву просушивают в тени под навесом несколько дней, когда она подсохнет, начинают плести. На изготовление одного ковра у мастериц уходит до десяти дней.
Наиболее простой способ – связывание верёвкой из ивового лыка тонких пучков травы, которые укладывались параллельно друг другу. Второй способ – соединение в одно прямоугольное полотнище нескольких узких травяных полос, сплетённых вручную, или же сшивание по спирали одной такой полосы, в результате чего циновка получалась круглой. Третий способ – плетение на простейшем вертикальном станке. Материалом служил камыш. Пучки его помещали на жёрдочку и переплетали проходящими через желобки бечёвками, к концам которых в качестве груза привязывали небольшие чурочки.
Обские угры всегда использовали в своих изделиях орнаментацию, наделяя её магическими или обережными свойствами. Технология плетения циновок включена в Реестр объектов нематериального культурного наследия народов Югры.

Исследователь Тобольского севера Александр Дунин-Горкавич писал: «В Ляпинском крае первые зыряне появились в 1842 году». Деревня была основана оленеводами-зырянами, вынужденными переселиться с Приполярного Урала из-за полного вымирания их оленей от эпизоотии. Сами зыряне называли деревню Ляпин по имени реки, но со временем более употребительным стало мансийское название Саранпауль, означающее «зырянский посёлок».
Окрестности посёлка, Приполярный Урал манили рудознатцев и золотоискателей. Так, курганский купец Фёдор Шишкин обследовал реки Ляпин, Северную Сосьву, Манью, Щекурью, нанося на карту перспективные места золотых россыпей. В 1935 году трестом «Русские самоцветы» была образована Полярно-Уральская экспедиция по разведке и добыче горного хрусталя на базе месторождений горного хрусталя, открытых в 1929–1934 годах. Именно она многие десятилетия являлась главным предприятием Саранпауля.
Оленеводческий совхоз в посёлке был образован в 1931 году, позже на территории сельского совета была создана артель имени Сталина. В 1961 году она преобразована в оленеводческий совхоз «Саранпаульский», имевший 20-тысячное поголовье оленей.
По информации Центра «Открытый регион».
**************
3.НЕВЫДУМАННЫЕ ИСТОРИИ ЗЫРЯНСКОЙ ДЕРЕВНИ

Ягель — главный корм для северных оленей. Уж где-где, а в Саранпауле это каждый пацан знает. Нельзя сказать, что сегодня главная профессия в селе — оленевод, но раньше, пожалуй, так и было. Именно олени принесли в здешние края звание «совхоз-миллионер».

Вот только какую дату брать за начало официального оленеводства в округе? Нынче исполнилось бы 80 лет с момента образования Березовского совхоза Оленеводтреста. В 2014-м случился бы 80-летний юбилей Саранпаульского оленеводческого совхоза управления сельского хозяйства районов Крайнего Севера Народного комиссариата земледелия РСФСР. В марте нынешнего года — 50-летие образования артели имени Сталина, объединившей 5 небольших колхозов, а еще через полгода — преобразование этой же артели в оленеводческий совхоз «Саранпаульский». Тогда в совхозе создали новые отрасли: молочное животноводство, коневодство, клеточное звероводство, промысел дикой пушнины, рыбодобыча, картофелеводство, овощеводство закрытого и открытого грунта. Но на первом месте — оленеводство: поголовье насчитывало более 24 тысяч голов.
Новейшая история: в 1992 году совхоз «Саранпаульский» берет под свое крыло управление сельского хозяйства администрации Ханты-Мансийского автономного округа. Основные направления деятельности — оленеводство, звероводство, животноводство, растениеводство для собственных нужд, пошив головных уборов и обуви из меха на базе собственного сырья. В 2000-м совхоз становится государственным унитарным оленеводческим предприятием департамента госсобственности ХМАО.
Однако директору ГУП «Саранпаульский» Анатолию Валею не до юбилейных дат, да и собрать весь коллектив на торжества невозможно даже теоретически. Пусть и небольшой, в 63 человека, коллектив, а чтобы самому объехать бригады, директору понадобилось целых 11 дней.
— Оленеводство — процесс непрерывный, — объясняет прописные истины Анатолий Прокопьевич. — Это завод можно закрыть — на ворота замок повесить, экспедицию законсервировать. А олени каждый день требуют ухода.
По сравнению с 90-ми жить мы стали чуточку лучше. Поголовье увеличилось — значит и забои увеличились, мяса стали побольше продавать. На 1 января нынешнего года численность стада у нас составила 8300 голов. Наращивали его постепенно: 7200, 7900… Ну и забои: было 300 голов со всего хозяйства, а в прошлом году — почти 1000. Проблемы со сбытом есть, ведь самим вывозить мясо за пределы округа нам накладно: транспортные расходы очень большие, зимник стоит недолго. Но народ постепенно к оленине привыкает. Когда туристы бывают, то обязательно мясо спрашивают.
Больше всего гостей в Саранпауле собирается на праздник оленеводов. Посмотреть гонки на оленьих упряжках народ приезжает по зимникам из Березова, Игрима, Югорска (400 километров не крюк) и Свердловской области, вертолетами — из Ханты-Мансийска. Праздник проводится раз в два года, следующий должен состояться в 2013 году.
Да, было время, когда у совхоза было все: клуб, детский сад, ЖКХ, жилье… Повсюду так было, на сельском хозяйстве в основном деревни и поселки держались. При директоре Федоре Прокопьевиче Егорове совхоз даже становился миллионером. Тогда и кадры были. Нет людей — зачем олени?
Сегодня зарплата у оленеводов — 12 тысяч рублей. Нужно платить в разы больше, но если отдать все, то через полгода мы будем банкротами. Были смутные времена, когда люди пасли стадо, не получая зарплату. И сохранили поголовье, про забастовки не думали. Оленеводы — это такие честные люди…
В 2005-м звание «Почетный оленевод ХМАО» ввели, так первый знак наш Афанасий Андреевич Хатанзеев получил. После него — Степан Григорьевич Попов, Александр Павлович Рокин… А для меня как руководителя лучшая награда — это когда в хозяйстве и у людей все хорошо.
Из большого рода-племени
…Свою награду Афанасий Андреевич Хатанзеев должен был поделить с супругой Варварой Прокопьевной, ведь они вместе проработали в совхозе оленеводами по 21 году. По сравнению с родителями Прокопием Петровичем и Анастасией Николаевной Валей Варвара Прокопьевна много «недотянула»: мама трудилась чумработницей 55 лет, да и отец занимался оленеводством лет 40… Интересно, кто-нибудь брался считать общий трудовой стаж большого рода Хатанзеевых-Валей?
У Хатанзеевых мне случилось вечеровать. Варвара Прокопьевна накрыла стол, выставила отварной картофель и олений язык, сосьвинскую селедку и жареную рыбу, хрустящие огурцы нового засола и копченое сало, голубику к чаю. Покупные консервированные ананасы в сиропе на таком столе были явно лишними.
Разговор, конечно, был о главном.
— Туристов в горах однажды встретил. Они на оленя показывают и спрашивают: «Это кто?» «Олень», — отвечаю. «Да не может быть! У нас в зоопарке есть олень, и он весь такой растрепанный, а здесь гладкий», — с улыбкой вспоминал Афанасий Андреевич нечаянную встречу. — Какое может быть сравнение, ведь наши-то олени на воле живут… Олень — он ведь как: пройдет — и лишь 10% ягеля возьмет. После стада, если помета нет — считай, никого и не было. А если отара овец пройдет, то после нее только 10% растительности остается.
— С одной стороны, не жалко, что двадцать лет в горах провели, с другой — все молодые годы там прошли. Что я видел? Только природу. Опять же здоровье: то мерзнешь, то вспотел. Это дома хорошо: промок, обсушился — и дальше пошел, а на природе… Два раза попадал, что по месяцу в чуме не был. Так по работе получилось.
О прошлой жизни Хатанзеев вспоминает с ноткой ностальгии. Взять хоть зарплату: в советские времена оленеводы получали по 500-700 рублей в месяц — как летчики.
— Просто тогда на эти деньги нечего было купить, а на море съездить как-то не думали, — подключается к разговору хозяйка. — Дочка как-то спросила: вы где оленей пасете, в Европе или Азии? Какая за Уралом Европа? На свою землю ездим!
— А я за границей был, в Финляндии, — похвалился Афанасий Андреевич. — По обмену опытом. А заодно смотрели оборудование перерабатывающего цеха. Планировалось купить два таких: один в Березовский район, другой — в Белоярский. Два миллиона евро каждый. Может, и купили бы, да кризис начался. А цеха хорошие, прямо-таки завод с конвейером. Привозит фермер своих оленей на убой, а на выходе получает охлажденное мясо в упаковке, которое можно сразу по магазинам развозить. Оленина там дорогая: мы прикидывали — почти 1000 рублей за кило, а у нас — 250-280. Но это ладно. Нечаянно тогда выяснили, что финны жир олений выбрасывают. Мы с мужиками решили показать им, что к чему. Режу я мелко сало, мясо тонкими ломтиками, подсаливаю — и на сковородку. А мясо оленье нужно есть горячим прямо со сковородки. Если оставишь — оно мерзнет и вкус не тот. И вот заходит к нам в гости финн, понять не может, почему его за стол накрытый не приглашают. А я тем временем новую партию мяса жарю… Мы за уши оттащить его не могли, он даже жир со сковородки собрал и все приговаривал: «Я такого мяса ни разу не ел. Оказывается, вкусно!»
…Одиннадцатый год, как Хатанзеевы ушли из профессии и привыкли за это время, как все, огород садить, коров держать, телевизор по вечерам смотреть. А недавно Афанасий Андреевич решил дом новый поставить, и сейчас он на стройке практически за прораба. Но синоптики Хатанзеевым по-прежнему без надобности: погоду они умеют определять по луне и закатам. Да и травмированная нога Афанасия Андреевича к дождю начинает ныть. А вот чтобы решить, когда сено косить, за советом все-таки лезут в Интернет.
Счастливая способность геолога Алешкова
В ясную погоду контуры гор видны за 89 километров. Именно такое расстояние нужно проехать по дороге, чтобы попасть из Саранпауля на месторождение Неройка, а дальше — пешком.
Походы в эти края — дело привычное. Летописи свидетельствуют, что еще в XI веке Приполярный Урал стал северными воротами из Европы в Азию. Царским указом в 1620 году торговым людям было велено пройти волоком через Урал к Оби, в 1808 году здесь искали возможность строительства канала из Печоры, в 1834-м нашли золотые россыпи на берегах Северной Сосьвы…
Но главное открытие — первое в СССР коренное месторождение кварца. Открывателем мощных кварцевых жил, содержащих очень крупные кристаллы чистейшего горного хрусталя, из которого можно получить пьезокварц, был геолог Александр Алешков. Современники свидетельствовали, что Алешков обладал счастливой способностью первым находить непознанное, в то время как другие или искали не там, или не замечали своей удачи, даже проходя рядом. Это был своеобразный человек: его работы отличались оригинальностью, вопросы он решал весьма необычно — выводы обосновывал не ссылками на авторитеты, а подтверждал реальными фактами из своих наблюдений.
Александр Николаевич по национальности был зырянин, еще до революции сумел получить техническое образование и стал горным техником. Позже он окончил университет, в 1924-1928 годах работал в составе Северо-уральской комплексной экспедиции АН СССР и Уралплана под общим руководством Бориса Городкова. Когда в 1935-м в Саранпауле прописалась Полярно-Уральская экспедиция по добыче и разведке горного хрусталя на основе месторождений, первым начальником предприятия стал геолог Александр Алешков.
Будущее не за горами
В кабинете генерального директора ОАО «Сосьвапромгеология» Андрея Андреева, все как положено: на стене — карты, в шкафах — минералы. Карты довольно старые, составлены 40 лет назад, но точные. Все предприятия, на базе которых было образовано ОАО «Сосьвапромгеология», вели поиски и разведку энергетических углей, россыпного и коренного золота, железных и медных руд, алюминиевого сырья, металлов платиновой группы, хромовых руд, алмазов, поделочных камней, стройматериалов. Выполнялись также работы по разведке месторождений нефти и газа, добыче и переработке кварцевого угля. Правда, в те годы на общее дело работало 3000 человек, в настоящее время — чуть больше 250.
В здешних краях фамилия Андреев распространенная, но Андрей Александрович неместный: родом из Саратова, в «Главтюменьгеологию» попал по распределению после окончания геолого-разведочного техникума. В послужном списке — полевая партия, «Хантымансийскгеофизика», НГДУ «Сургутнефть». Ему досталось работать в период перестройки и вместе с командой единомышленников пережить акционирование предприятия. Из всего, что было, Андреев старается извлекать только положительный опыт.
— В акционерном обществе все стало по-другому: появились хозяева, которые в первую очередь стали наводить на производстве порядок. Все хорошо и красиво построено, эксплуатируется правильно — долго работает. И людям приятно в таких условиях трудиться. Оттуда дисциплина пошла и культура производства, — рассуждает вслух Андреев, лишний раз подтверждая правильность стратегии и тактики относительно «Сосьвапромгеологии».
Впервые в Саранпауле он был в 2006 году в составе делегации, которая намеревалась получить лицензию на разработку Северососьвинского медно-цинкового месторождения. Летели, конечно, через Саранпауль. А здесь живет старейший геолог Александр Александрович Денисов — личность очень известная.
— Созвонились, забрали Сан Саныча с собой, он нам показал территории, посмотрели заодно Ятринское месторождение известников, — вспоминает Андреев события пятилетней давности. — За год подготовили программу, вышли на конкурс и в итоге… не выиграли. Победителем вышла корпорация «Урал промышленный — Урал Полярный». Но после этого конкурса намерения прийти на Урал мы не оставили, понравилось нам это место — Саранпауль. Когда предприятие «Сосьвапромгеология» выставлялось на торги, мы выступили в качестве соискателя, выиграли в аукционе, и меня по «комсомольской» путевке — сразу сюда. Случилось это летом 2008 года.
После Сургута мне было здесь настолько печально — слов нет. Но, в принципе, я это уже проходил: грязные базы, разваленные цеха, техника в убогом состоянии, вечно недовольные люди. Но недовольство — это нормально: большинство людей стремятся жить лучше, только вот не всегда пытаются это сделать.
…Первый год было очень тяжело: долгов у предприятия много, только задолженность по зарплате около 9 месяцев. К Новому году мы выровнялись, в 2009-м стало получше: у нас еще госконтракты были не закончены — они давали хоть маленькие деньги, но стабильно. В прошлом году мы закончили все работы, новых контрактов пока нет по причине того, что у государства не хватает средств на геологоразведку. Но сейчас есть возможность за счет собственных средств потихоньку двигаться во всех направлениях, и лет через пять, надеюсь, все будет гораздо лучше. У нас много объектов на освоении, а в этой сфере расклад такой: сначала затраты, а прибыль, как правило, на 2-3-й год после запуска объекта. Так что придется потерпеть. И когда у меня спрашивают, куда мы набираем объекты, всегда отвечаю: «На будущее!»
Вся надежда только на своих людей, варяги нам не нужны. К сожалению, среди наших людей многие предпенсионного и пенсионного возраста, но у них за плечами опыт и старая закалка, которую ни за какие деньги не купишь. Сан Саныч Денисов у нас работает, Сергей Иванович Комарицкий, Владимир Александрович Власов до сих пор по полям, как молодой, бегает. Все заслуженные геологи. Хотим вот режиссера хорошего пригласить, чтобы фильм снял о наших людях, а когда построим новое административное здание, то обязательно музей откроем.
( в сокращении)
2011 год
http://old.t-i.ru/
************
Материалы из Сети подготовил Вл.Назаров
Нефтеюганск
30 ноября 2021 года.

ПРИЛОЖЕНИЕ
Оленеводческий совхоз: между вчера и сегодня.

...Все описанные выше практики применялись в обычные годы, когда условия для оленеводства были средними или хорошими. В плохие годы, когда потери оленей оказывались большими из-за эпидемий или неблагоприятных снеговых условий, использование совхоистских практик, судя по всему, обычно росло. Так, например, исследование динамики изменения численности совхозных и  личных оленей на севере Коми АССР в XX веке даёт интересную картину: с 1935-го года вплоть до середины 1950-х годов кратковременная динамика изменения численности колхозных и личных стад совпадала: в годы, когда численность колхозных стад падала из-за неблагоприятных внешних условий, происходило сопоставимое по масштабам сокращение личных стад колхозников, а годы, благоприятные для  колхозных стад, были таковыми и для личных. В 1954-55 годах тундры северо-востока европейской части России поразила крупная эпидемия ящура, вызвавшая самый значительный падёж оленей в этом регионе за весь колхозно-совхозный период: общее количество оленей упало почти в два раза. Однако сокращение численности колхозных оленей оказалось в этот раз гораздо более значительным, чем сокращение личных стад – последние в целом по северу республики сократились всего на 20%. Что самое важное, начиная с этого момента, кратковременная динамика личных стад отвязывается от динамики коллективных: сокращение колхозхных и совхозных стад из-за неблагоприятных внешних условий  больше не сопровождается сокращением личных стад (да-да, именно так, личные стада не просто сокращались в меньшей степени, чем совхозные – они не сокращались в такие годы вообще, происходило лишь замедление или остановка их роста). Наоборот, факторы, которые приводили к сокращению общего количества личных оленей, были весьма далеки от природных: хрущёвская борьба с личными хозяйствами, переформирование бригад и закрытие посёлков в годы укрупнения, отток оленеводов из отрасли в начале 1980-х. Поскольку, как уже говорилось, личные олени содержатся и всегда содержались вместе с колхозными/совхозными, в одних стадах с ними, то такая «отвязка» динамики может объясняться только тем, что  оленеводы нашли возможность компенсировать потери личных оленей. А единственной такой возможностью были совхоистские практики. 
Как это известно каждому, кому доводилось иметь дело с совхозным оленеводством  советского или раннего постсоветского периода, волки в тундре необычайно умны: они всегда едят лишь совхозных оленей. Всё это, впрочем, не имело большого значения для благосостояния совхозов пока личные стада оленеводов были малы и составляли 20-30 голов на семью. Однако по мере роста личного поголовья, связанные с ним совхоистские практики начали причинять совхозам серьёзный урон.
Пожалуй, лучшим показателем степени развития совхоистских практик в позднесовесткий период является процент личных животных в совокупном оленьем стаде. Этот показатель в позднесоветский период сильно разнился от региона к региону, показывая значительные различия в развитии совхоизма. Наименьшим он был на крайнем северо-востоке страны, на Чукотке, Камчатке, в Магаданской области, на северо-востоке Якутии (там в личном владении оленеводов находилось около 10% общего поголовья), наибольшим – в ямальских тундрах (там личным был каждый третий олень). Тундры Европейской части страны занимали промежуточное положение (в личном владении до четверти поголовья).
Причины таких заметных различий указать сложно. Можно лишь предположить, что северо-восток страны, в то время являвшийся основным  её оленеводческим регионом с наибольшим на севере оленьим стадом, также являлся и своеобразной лабораторией модернизации оленеводства: здесь широко применялись всякого рода технические и технологические новшества, такие как кочевание оленеводов на вездеходах, сменный выпас (при нём оленеводы не кочевали постоянно со стадом, а работали посменно – пока часть пастухов дежурила у стада, другая часть пастухов жила в посёлке, занимаясь оседлыми работами и готовясь сменить дежурных на вертолёте), производственное кочевание (при котором в тундру на смену отправлялись лишь мужчины, а женщины и дети постоянно жили в посёлках) и ряд других. Эти нововведения отрывали семейное хозяйство от тундрового совхозного, разводили работу и быт оленеводов в две различные сферы. Что, возможно, ещё более важно, они создавали зависимость оленеводов от совхозной инфраструктуры, снабжения и транспорта и соответственно расширяли возможности администрации контролировать пастухов, не давая развиться в полной мере совхоистским практикам. Такое предположение выглядит логично, однако у него есть серьёзный недостаток: сходная политика модернизации и технологизации оленеводства проводилась советским правительством также и на крайнем западе российской Арктики, на Кольском полуострове – наиболее развитом экономически арктическом районе СССР. Там также вводились кочевание на вездеходах, стационарные оленеводческие базы, производственное кочевание. Это, однако, не помешало серьёзному и широкому развитию здесь совхоизма и совхоистских практик. Видимо, определённое влияние имели и культурные факторы, традиции оленеводческих народов в двух регионах.
 

Пост-советский пост-совхоз
Крушение советской системы в начале 1990-х годов породило, как теперь задним числом можно констатировать, и серьёзные вызовы, и новые возможности для оленеводства. Вызовы состояли, прежде всего, в параличе совхозной инфраструктуры: прекратились выдачи совхозной затоварки (продуктов и материалов) оленеводам, регулярные полёты в тундру вертолётов; встали совхозные вездеходы перестали поддерживаться в надлежащем состоянии корали и забойные пункты, кое-где даже временно прекратилась вакцинация животных. Зарплаты оленеводов и чумработниц также резко сократились. С другой стороны, были отменены все прежде существовавшие ограничения на поголовье личных оленей и частный сбыт оленеводческой продукции. Поскольку по крайне мере в части оленеводческих регионов страны совхоизм, как описано выше, был весьма развит, оленеводам, проживавшим там, воспользоваться открывшимися возможностями было часто легче, чем даже жителям посёлков. Этому в немалой степени способствовало и значительное ослабление контроля за движением бывшего совхозного поголовья, перешедшего теперь к сменившим совхозы ПСК, Акционерным обществам, Унитарным предприятиям и т. д. Известный специалист по российскому оленеводству А. А. Южаков необычайно метко назвал эти предприятия «пост-совхозами» - термин, который и мы будем использовать.  В обстановке всеобщей неразберихи и паралича правовой системы в стране возможностей у пост-совхозов контролировать оленеводов было куда меньше, чем у настоящих совхозов, а сами оленеводы, возможно, и не без причин, видели в манипулировании пост-совхозной собственностью что-то вроде проявления высшей справедливости. В 1999 году, во время моей первой полевой работы в тундре, один из молодых оленеводов коми заявил мне буквально следующее: «Денег ведь они нам не платят, а хотят, чтобы мы работали. Это несправедливо, правильно? Вот мы и работаем, а зарплату сами берём – это справедливо, ведь так?». Честно говоря, я не знал тогда и не знаю до сих пор, что ему можно было ответить.
Известный отечественный специалист по статистике и экономике оленеводства К.Б. Клоков заметил, что по судьбе, постигшей оленеводство в постсоветский период, север нашей страны можно чётко разделить на три части. 
Первая часть включает северо-восток страны, где в 1990-е годы произошло резкое и ужасающее сокращение численности оленей: в целом количество оленей здесь сократилось более чем в четыре раза, а в отдельных регионах падение численности было семикратным. Это сокращение произошло на фоне распада и ликвидации бывших совхозов. С начала 2000 годов региональные власти здесь взяли курс на воссоздание крупных оленеводческих предприятий (пост-совхозв), что практически немедленно привело к остановке падения и началу роста численности оленей, который продолжается и поныне, хотя о восстановлении поголовья советского времени здесь пока говорить не приходится. Интересно – и крайне важно, на мой взгляд, - подчеркнуть, что рост этот происходит именно за счёт роста пост-совхозного поголовья оленей. Личное оленеводство на северо-востоке страны кризис не пережило, и в большинстве регионов северо-востока процент личного поголовья сейчас меньше (кое-где и значительно меньше), чем даже в позднесоветский период (когда, напомним, он был здесь и так очень небольшим по сравнению с другими регионами страны). В настоящий момент оленеводство здесь практически полностью пост-совхозное.
Вторая часть российской Арктики представлена Ямало-Ненецким Автономным Округом, в особенности его северными районами. Здесь после крушения советской системы начался, наоборот, достаточно быстрый рост оленьего поголовья, который продолжается до сих пор, превратив ЯНАО в крупнейший оленеводческий регион планеты (здесь в настоящий момент сосредоточена треть мирового поголовья домашних северных оленей), а также в зону нарастающего экологического бедствия из-за перерасхода в результате выпаса оленей биоресурсов тундры. Заметим, что рост оленьего поголовья произошёл в основном за счет личных оленей. Пост-совхозные стада в 1990-е годы здесь, наоборот, ощутимо сокращались, хотя полного распада пост-совхозов, подобного тому, что имело место на северо-востоке, не произошло. Начиная с 2000-х годов пост-совхозам удалось консолидироваться, остановить сокращение своих стад и даже начать их рост, однако локомотивом развития отрасли они так и не стали. 
В настоящее время руководство округа приступило к ликвидации пост-совхозов и забою их стад с целью сократить давление на пастбища (убедить оленеводов сократить частные стада оказалось невозможным). Современное оленеводство ЯНАО в основном частное.
Наконец, третья часть российской Арктики представлена европейскими тундрами – Кольским полуостровом, Ненецким Автономным Округом и Республикой Коми. Здесь после крушения советской системы… не произошло ничего существенного. Общее поголовье оленей в целом осталось на позднесоветском уровне, либо сократилось, но очень незначительно по сравнению с северо-востоком. Структура поголовья изменилась сильнее: произошло некоторое перераспределение оленей из совхозных стад в личные, что привело к росту процента личных оленей, составляющих ныне примерно треть общего стада. Самое важное, однако, то, что пост-совхозы здесь не только выжили (что отличает этот регион от северо-востока), но постоянно оставались основной формой организации оленеводства (что отличает регион от Ямала): практически все европейские оленеводы нашей страны до сих пор работают в постсовхозах, полностью частное оленеводство в заметных объёмах здесь отсутствует.  С другой стороны, организационная роль пост-совхозов не соответствует их экономической роли в хозяйствах пастухов: основой их домашней экономики являются именно личные олени, в то время как получаемые в пост-совхозах зарплаты являются лишь прибавкой к доходу от них. Так, проведённый мною в середине 2000-х годов опрос среди оленеводов одного из оленеводческих предприятий республики Коми показал, что не более трети их монетарного дохода приходилась на зарплату, в то время как основная его часть (как и практически весь натуральный доход, за исключением, понятно, труднооценимого дохода от совхоистских практик) поступала от личного стада и торговли продукцией личных оленей:  мясом, камусами,  пантами и роголомом, пимами, шапками и т. д. Роль зарплат с тех пор несколько поднялась, но до сих пор, судя по всему, не стала основной. Соответственно, потребность в накоплении личного стада оленей в европейских пост-совхозах ещё выше, чем в советских совхозах. По словам одного из оленеводов-коми, «сейчас если у тебя нет 150 голов, то лучше вообще в тундру не ездить: смысла нету, ты на продукты больше потратишь, чем заработаешь». 
Несмотря на малую, хотя и растущую, экономическую роль пост-совхозных зарплат для экономики оленеводческих домохозяйств, европейские оленеводы не делают попыток отделиться и основать полностью частные хозяйства, подобно своим ямальским коллегам. Причина проста: работа в пост-совхозе даёт оленеводческим домохозяйствам доступ к пастбищным ресурсам для личных стад, связи, транспорту, ветеринарному обслуживанию, какому-то социальному обеспечению и во многих случаях, что греха таить, к пост-совхозному стаду, которым можно манипулировать в целях обеспечения столь важного роста личных стад, пользуясь ещё советскими практиками. В этом заключается ещё одно важное отличие европейской части России от её северо-восточной части: в первой, в отличие от второй, сохранилась не только ведущая экономическая роль совхозов, но и ведущая экономическая роль совхоизма, которая сейчас значительно выше, чем в советские времена.  
Читатель настоящей работы, несомненно, уже обратил внимание на то, что три региона российской Арктики, выделенные по различиям в пост-советской судьбе оленеводства, полностью совпадают с тремя регионами советской Арктики, выделяемыми по различной степени развития совхоизма, которые мы описали в предыдущей части. Разумеется, это не может быть совпадением – подобных совпадений не бывает. Другое дело, что объяснить связь между совхоизмом и пост-советской судьбой оленеводства не так просто. Уже упомянутый мною выше К.Б. Клоков, например, считает, что процент личных оленей в разных регионах в позднесоветское время отражал меру сохранности в нём традиционного, семейного оленеводства, и чем больше была его сохранность, тем больше была устойчивость оленеводства к кризису. Мне, однако, эта мысль кажется сомнительной: на мой взгляд, Клоков совершает здесь примерно ту же ошибку, которую на заре советского периода совершили ответственные работники Комитета севера, видевшие в коллективистских порядках и принципах равного дележа добычи, сохранявшихся в то время у некоторых народов российского севера, ранние формы коммунистических общественных отношений и считавшие, что этим народам будет легко влиться в социалистическое общество. 
На самом деле, и в том, и в другом случае за суть принимается внешнее сходство: как равный делёж добычи имеет мало общего с коммунистическими принципами, так и личные оленьи стада имеют очень мало общего с традиционным семейным оленеводством. Они являются частью совершенно другого типа экономики – экономики совхоизма, являвшейся плоть от плоти и кровь от крови социалистической советской экономической системы. Традиционным мог быть образ жизни, в рамках которого эта экономика существовала. А мог и не быть: вспомним ещё раз Кольский полуостров, где оленеводы в 1980-е годы кочевали на совхозных вездеходах между стационарными оленеводческими базами, пасли оленей на снегоходах, а немногочисленные женщины, отправлявшиеся на оленеводческие базы для организации бытового обслуживания пастухов, занимали в штатном расписании очень по-толстовски звучащую должность «хозяйка усадьбы» (чумработницами их называть было нельзя за отсутствием чумов). Вряд ли можно представить что-то менее похожее на традиционное оленеводство коми и саамов – основных групп местных оленеводов. Тем не менее, личных оленей тут было много и оленеводство избежало такого сокрушительного падения, которое постигло, например, в целом более традиционно живших оленеводов-чукчей.
Мне представляется, что связь тут есть, но характер этой связи несколько в другом. Оленеводство в большей мере сохранилось там, где оленеводы в меньшей мере зависели от свохозов экономически, но в большей мере имели с ним неформальные связи. Первое давало им возможность, в какой-то мере преодолеть сложные времена, связанные с разрушением совхозной инфораструктуры и падением зарплат, опираясь на свои  личные хозяйства. Второе создавало стимул продолжать работать на совхоз, не допустить по мере сил его разрушения и потери совхозного стада – просто потому, что неформальные связи с ним важны. Кстати, точно такие же стимулы, на мой взгляд, работали и в центральной России: мне вспоминается однажды услышанная мною история о том, как жители села на севере Кировской области во второй половине 1990-х всеми силами отстаивали совхозную конюшню. Не то чтобы благосостояние их дышащего на ладан совхоза их сильно заботило (большинство из них были безработными в любом случае), но вся их деревня уносила с этой конюшни навоз. Не будет конюшни – откуда брать навоз? Не будет навоза – как вести подсобное хозяйство? Не будет хозяйства – как выжить? Иными словами, выживание как совхозников, так и, как ни странно, совхозов возможно было лишь с опорой на совхоизм. Чем более он был развит, тем лучше это получалось – как на юге, так и, в ещё большей мере, в тундре.
Однако выживание за счёт личного хозяйства в системе совхоизма предполагает не только сохранение совхозов, но и интенсификацию манипулирования совхозной собственностью в личных целях для максимального расширения личного хозяйства. Такая интенсификация, однако, расшатывает совхоз и имеет поэтому определённые пределы, при достижении которых она как бы взрывает совхоизм изнутри: дальнейшее расширение личного хозяйства (в нашем случае накопление личного стада) в рамках совхоизма оказывается невозможным, и хотя совхоизм, без сомнения, создаёт комфортные условия для быстрого накопления личного стада, домохозяйствам, достигшим этого предела, приходится выйти из совхоза и стать полностью частными. Альтернативой является разрушение совхоза. Именно это, на мой взгляд, произошло на Ямале, в то время как в европейской части – то ли из-за меньшего количества оленеводов, то ли из-за большей готовности местных администраций спасать убыточные пост-совхозы, до этого дело до сих пор не дошло.
 Заключение
В этой статье мы рассказали об оленеводческом совхозе и оленеводческом совхоизме – странном детище социалистической совхозной системы, существующем до сих пор. В заключение работы хотелось бы кратко коснуться возможного будущего оленеводческого пост-совхоза. 
В последние годы большие споры вызывает вопрос, могут ли оленеводческие пост-совхозы быть прибыльными или хотя бы безубыточными. Исходя из приведённых в данной статье собственных размышлений, я ответил бы на этот вопрос так: оленеводческие пост-совхозы не могут быть прибыльными до тех пор, пока они остаются пост-совхозами, то есть системами, обеспечивающими совхоистскую экономику оленеводов. Прибыльными и успешными в такой системе могут быть  лишь личные домохозяйства совхозников. Причина очевидна: экономика, основанная на вплетении личного в общее, существует, фактически, ради удовлетворения личных нужд за счёт общих ресурсов, а не ради увеличения общих ресурсов. Иными словами, выведение оленеводческого пост-совхоза на уровень безубыточности на самом деле не является «кровным» экономическим интересом для его основных работников-оленеводов – оно может представлять интерес только для его администрации. Именно это отсутствие стимула и интереса к экономическому росту предприятий в конечном итоге и сгубило, на мой взгляд, советскую экономику и продолжает оставаться основной проблемой её постсоветских остатков.
Администрации оленеводческих предприятий вполне осознают эту проблему, и это во многом объясняет атаку на совхоизм, которая ведётся со стороны администрации в последние годы на многих предприятиях Европейской части России. Например, многие пост-совхозы пытаются снова начать ограничивать численность личных стад своих работников, причём жёсткость этих ограничений порой оставляет далеко позади свои советские аналоги. Например, в ПСКХ «Оленевод», одном из двух пост-совхозов Кольского севера, допустимая численность личного стада оленевода  уже несколько лет ограничивается пятнадцатью головами. К несколько менее жёстким, но действенным методам относятся запрет оленеводам забивать личных оленей иначе, чем на забойных пунктах пост-совхоза и реализовывать их продукцию иначе, чем через пост-совхоз. Подобная мера призвана исключить конкуренцию совхозов со своими работниками-оленеводами за и так весьма узкие поселковые рынки оленеводческой продукции и одновременно ограничить прибыльность личных хозяйств.  На некоторых предприятиях вводится система изымания личных оленей в качестве штрафа за допущенные потери в совхозном стаде, невыполнение производственных планов и прочие провинности. Тем не менее, совхоистские практики в европейском оленеводстве не сдаются легко: оленеводы скрывают личных оленей, продают их на сторону, возмещают потери личных стад несанкционированным забоем совхозных животных. Как не без злобы заметил в разговоре со мной один из оленеводов упомянутого выше Кольского предприятия «Оленевод», «они (администрация предприятия) должны понять, что если лишить оленеводов личных оленей, то совхозные олени пропадать начнут. Жить-то нам надо…».
Пока очень трудно сказать, чем закончится борьба с совхоизмом в нынешних пост-совхозах. Если пост-совхозам удастся поставить под контроль или даже уничтожить личные стада, как это, судя по всему, произошло на северо-востоке России, то они превратятся в крупные сельскохозяйственные предприятия капиталистического типа, где система частного в общем будет ликвидирована и работники-пастухи будут работать исключительно за зарплату. Но не исключено, что личные хозяйства смогут возобладать над совхозами и взорвать их изнутри, как это произошло на Ямале. В этом случае будущее оленеводства окажется за мелкими частными кочевыми хозяйствами. Наконец, нельзя исключить и того, что интересы совхозов и их работников смогут каким-то образом вновь прийти в относительное равновесие, как это было в советские времена. Пока сложно понять, каким оно может быть, но в любом случае оно будет означать сохранение совхоизма и пост-совхозов на неопределённое время.
( в сокращении)
2019 год.
Автор: Кирилл Владимирович Истомин, ИЯЛИ КомиНЦ УрО РАН.

https://goarctic.ru/