Караканский бор

Большинство моих мелких путешествий связано с Караканским бором в нашей Новосибирской области. Караканским его называют по имени речки Каракан, которая берет начало на Салаирском кряже, и будучи «слегка горной» дает пристанище даже такому известному обитателю горных рек, любителю чистой воды, как хариусу. Новосибирцы уже давно называют этот бор просто: Каракан. Это мой любимый уголок, здесь я всегда отдыхал душой и телом, набирался первозданных сил от воздуха, аромата — от ауры этого прекрасного бора. Я настолько полюбил это место, что задался целью оставить после себя в Караканском бору посадки кедра — для этого я на протяжении 20 лет, начиная с Дашуткиного (моей внучки) рождения, сеял в бору семена кедра, в самых моих заповедных местах. Места эти расположены вдоль побережья Обского моря: параллельно берегу идут подряд 4 протяженных возвышенности, называемых местными жителями «увалами». Не знаю, сколько из этих семян прижилось, но думаю, что хотя бы несколько десятков кедров все-таки будут радовать людей — ничего, что мне не доведется этого увидеть, я доволен уже тем, что при жизни добавил (или попытался добавить) чуть-чуть чего-то хорошего к природной красоте Каракана. Дал себе обет — пока жив, и пока есть силы, сеять кедры в Караканском бору. Пусть растут на радость людям и всяческому зверью. Сама идея сеять кедры пришла ко мне случайно. Однажды прогуливаясь по лесу вблизи больничного комплекса СО РАН, я обнаружил островок молодой поросли кедров, совсем еще маленьких: будто кто-то просыпал на землю пригоршню кедровых орешков. Я задался вопросом: а насколько трудно вырастить кедр самому? Осенью высеял дома в горшочках десяток орешков – и к весне все (!) дали всходы. Интересно было наблюдать, как сначала из земли появляются толстые ростки сродни огуречным, затем эти ростки расщепляются на пять иголочек, а дальше уже все идет обычным путем. Поэтому осенью я в лесочках вблизи дома и гаражного кооператива посеял «детские садики» по 20-30 орешков – и на следующую весну они взошли, почти все! Так что сегодня, через 20 лет у меня красуются 2 детских садика с двумя десятками кедров (кое-что поели мышки и бурундуки) высотой уже сантиметров по 30 – так медленно, но основательно растут кедры. И, получив первый положительный опыт, я решил  озеленять Караканский бор благородными кедрами. Кстати, мне совершенно непонятно было и есть до сих пор: почему южнее Новосибирской области, на Алтае, и севернее ее, в Томской области кедры благополучно растут, а в Новосибирской области – нет. И я захотел хоть чуть-чуть устранить эту несправедливость.
 
Первый мой визит в Каракан был в июле 1980 года. Весной этого года я купил подержанный катер «Прогресс-4» и, подготовив его к плаванию, погрузил семейство и направил свой корабль на юг Обского водохранилища. Опыта — никакого, знаний — никаких. Добрались без приключений, остановились в маленьком заливчике недалеко от базы отдыха Института Цитологии и Генетики (ИЦиГ), на этом месте сейчас находится комплекс  «Синеморье» (раньше все институты СО АН СССР и многие предприятия города имели свои базы по берегам водохранилища). Палатки у нас не было, да и не требовалось, поскольку обитаемость под брезентовым тентом «Прогресса» была очень приличной.

Нельзя не сказать несколько слов об этой базе. Место для нее выбирал лично первый директор Института Цитологии и Генетики СО АН СССР академик Дмитрий Константинович Беляев. Если ехать к этой базе по центральной «церковной» просеке, то где-то на 14-м километре слева от дороги росла удивительная сосна: высокая, стройная, и ветки на ней шли по спирали, как будто символизируя открытую в 60-х годах структуру ДНК — основу генетического кода человека, да и всего живого. Церковной просека называется потому, что на самом въезде на нее, то есть на выезде из села Завьялово, стоит церковь середины 18 века. Архитектура ее заслуживает особого внимания, а также внимания заслуживает размер кирпичей, из которых она сложена: все кирпичи намного крупнее современных, по крайней мере, в два раза. Долгое время эта церковь служила складом какого-то барахла, но сейчас она приведена в должное состояние, и служит людям по назначению. Так о необычной сосне.  Ее увидел академик Беляев и решил, что это – знак судьбы, и базу института следует ставить где-то здесь. И не ошибся в выборе места: напротив этой сосны оказалась и прекрасная поляна среди сосен, и уютный заливчик. Сейчас этой сосны уже нет, то ли погибла, то ли спилили (в лихие перестроечные годы предприимчивые (точнее — вороватые) люди, лихо изводили лес в Каракане.  К самой базе вела лесная дорога, длиною около километра, которая упиралась в уютную бухточку, не раз дававшую мне впоследствии приют, а дальше дорога круто сворачивала налево и приходила к живописному заливу моря. На берегу этого залива и располагалась база Института Цитологии и Генетики. Надо сказать, что накануне несколько дней подряд в Новосибирске и области шли ливневые дожди, и в первую нашу Караканскую ночь небольшой дождик также прошел.

На чистом воздухе сон прекрасный, и мы стали подавать первые признаки жизни уже ближе к полудню. Я пошел на базу за водой (там была колонка, собственно, это и послужило основным аргументом в пользу выбора нашей первой стоянки). Пришел на базу — и обомлел. Под навесом, сооруженным над длинным столом (как на полевом стане) во всю длину стола (4 — 5  метров) лежали грибы, настоящие белые. Я никогда в жизни не видел столько грибов вообще, а уж белых-то всего несколько штук и находил. Начальник базы Саша Ильин объяснил, что они только что сходили на «увалы», где и обрели все это богатство. Я — грибник от рождения, грибник удачливый и азартный, ноги сами ведут меня к грибам. Поэтому, позаимствовав на базе резиновые сапоги (сами мы все прибыли в сандалетах), снарядил все семейство в грибную экспедицию по следам первопроходцев. В самом деле, мы, двигаясь от «увала» к «увалу» долго находили, преимущественно, ножки от срезанных нашими предшественниками грибов. Наконец, двигаясь влево от просеки по гребню третьего «увала» мы наткнулись на не тронутые никем заросли грибов. Именно заросли — сидя у подножия «увала», сквозь молодой сосняк можно  было видеть, как ряды этих прекрасных созданий уходят вверх рядами, как войска на параде. За пару часов мы набрали полностью все взятые с собой емкости, я снял рубаху и штаны и сделал из этого мешки, которые мы также заполнили, а грибы все шли и шли, как солдаты, за рядом ряд. Поняв, что нам просто не унести уже добычу, мы стали возвращаться. Как потом выяснилось, мы набрали враз 8 ведер прекрасных боровиков. Часть из них мы тут же засушили, часть отварили — и наутро вернулись домой. Больше такого грибного праздника мне испытать не доводилось. Объективная причина нашего успеха — прошедшие накануне ливни, которые практически лишили возможности добраться до этих мест городским автомобилистам, ведь моста через речку Каракан еще не было,  а высокий уровень воды сделал практически невозможным для легковушек форсирование речки вброд, как это было здесь принято. Да и автомобилей тогда было раз в 10 меньше. Таково было мое первое знакомство с Караканским бором.

Через неделю мы снова решили навестить эти места, но уже вместе с Тамарой и Леней (сестра с мужем). У них был автомобиль «Лада», и они решили ехать на нем, в качестве проводника они взяли мою жену Стеллу. А мы с сыном Кириллом отправились на катере. Встретиться должны были на месте нашей прежней стоянки. До ближайших Боровских островов мы долетели легко и быстро. А дальше все стало не так безоблачно. Мы уже были близко от места нашей высадки, всего в нескольких километрах, когда разразилась гроза, поднялся сильный ветер и начался настоящий шторм. Море наше мелкое, и волны высотой 1,5 — 2 метра поднимаются уже через несколько минут после первых порывов ветра. Около часа мы кувыркались среди этих остроконечных водных громадин, неуклонно приближаясь к берегу. Хорошо держал волну наш катер и хорошо слушался руля, хотя порывы ветра упорно сбивали его с намеченного курса. Наконец, берег и до входа в нужную нам бухточку уже подать рукой. Но как войти в эту бухту, когда все вокруг кипит, обнажая торчащие со дна пни и корни деревьев, затопленных при заполнении Обского моря? Или, хотя бы пристать к берегу? Я не нашел ничего лучшего, чем выпрыгнуть из катера в  кипящую воду. Оказалось, почти по шею. Тем не менее, стоя на цыпочках, временами отрываясь ото дна и всплывая, я тянул катер к берегу, ухватив его за боковую утку (передняя была слишком высока для этого). Наконец стало  помельче, и я смог уже вполне уверенно провести катер в бухту, минуя пни и корневища. Здесь было тихо, и можно было перевести дух. Отдохнув немного, мы с Кирюшкой разгрузили катер, сняли вымокшую одежду, одели все сухое и развели костер. Тем временем шторм утих, тучи рассеялись, и ласковое солнце стало обогревать нас и сушить наши шмотки. А мы занялись приготовлением ужина — решили сварить борщ с тушенкой. Опустились сумерки, когда мы приступили к трапезе. И немногословный вообще и молчаливый за все это время Кирюшка (ни одного вопля или панического возгласа, все только по делу) произнес сакраментальную фразу: «Да, небо и море — для сильных людей». Так лаконично он сумел выразить все пережитое за этот день. Поздней ночью мы встретили Леню — они тоже натерпелись от непогоды, поскольку им пришлось вброд форсировать еще не до конца успокоенный Каракан. Конечно же, мы насобирали наутро грибов, не так много, как в первый наш выезд, но много.

С тех пор я неоднократно выезжал в Караканский бор. У ребят с базы отдыха я научился ловить с лодки крупного леща — это целая технология. В море на месте ловли, которое выбирают на самой кромке «плато — обрыв» необходимо устроить стоянку для лодки, то есть установить 2 стационарных якоря на расстоянии друг от друга метров 20 примерно поперек течения, которое на Обском море весьма ощутимо. Далее лодку ставят на растяжку между этих якорей: с кормой к морю, носом к берегу. Примерно посередине лодки с правого борта стационарно закрепляют постоянный прикорм (буханку хлеба в сетке). Выходя на ловлю, стараются причаливать лодку как можно точнее по отношению к этому прикорму. После этого посередине лодки в кормушке опускают ежедневный прикорм (кашу) — и вперед. Ловля идет с глубины метров 8-9 на так называемые «зимние» удочки, оснащенные скользящими (лучше) или обычными грузилами. Крючки берут обычно номеров 10-12. Освоив эту технологию, я всегда был с рыбой, один раз поймал даже 25 штук крупных подлещиков (граммов по 800 — 900). А в другой раз мне удалось поймать крупного леща — 2,5 килограмма. Я настолько ошалел от восторга, увидев, какую рыбину я подвел к лодке, что начисто забыл о подсаке, приобретенном специально для вываживания крупных рыбин, и втащил трофей в лодку с помощью громадной кастрюли с остатками каши.

В Каракане мне довелось увидеть также уникальное зрелище — серебристые облака. Однажды июльской ночью мы с ребятами с базы ИЦиГ СО АН решили сгонять на браконьерскую рыбалку на другой берег моря: по слухам, лещ откочевал туда нагуливать жиры на заливных лугах. Мы отправились туда на  двух моторных лодках. Половили немного и решили слегка передохнуть посередине моря. Ночь была ясная, звездная, светила полная почти луна. И вдруг я заметил высоко в небе эти самые серебристые облака: отчетливо была видна их структура (как стиральная доска), они сверкали в отраженном лунном свете, как будто они были сделаны из полированного металлического листа. И в то же время они были прозрачны, сквозь них были видны звезды. Кирюшка, выслушав утром мое описание увиденного, поставил точный диагноз: «серебристые облака». Я не мог не согласиться с ним, ибо в то время он серьезно занимался астрономией и был для меня в этом вопросе безусловным авторитетом. Так что Каракан подарил мне, вдобавок к рыбалке и грибам, и это великолепное зрелище.

Один из последних доперестроечных выездов запомнился мне опять-таки сильным штормом. Дело было в конце августа. Мы совершили на лодке очередной поход в Каракан   за грибами, да и просто так — отдохнуть. Прожили на базе дня 3, насобирали грибов, в том числе и груздей — ведра четыре. Белые грибы отварили для будущего маринования, а  грузди замочили — для будущей засолки. Возвращаться решили поутру. Ночью я проснулся от сильного шума моря. Выглянул из палатки — в волнах прибоя мелькают белые барашки и дует хороший свежий северо-западный ветерок. Однако тревожных ассоциаций у меня еще не возникло, и я отправился досыпать. Поутру мы быстро позавтракали, погрузились — и в путь. Лодка была тяжелой (я, Стелла, теща Лилия Кондратьевна, Кирилл, поклажа), и мой специальный грузовой винт с трудом справлялся  с небольшой еще волной. Поэтому я выбрал курс вдоль берега — на всякий случай. Примерно через полчаса  ветер усилился, волна стала круче, нос катера стал утыкаться в волны, и вода начала заливать лодку. Мы как раз дошли до села Быстровка, где была в то время великолепная база отдыха завода «Сибсельмаш». Чтобы не дразнить судьбу, мы решили высадиться на базе и переждать шторм, который к этому времени уже хорошо набрал силу. Но пристать к базе оказалось не так-то просто: бухточка у берега базы была специально огорожена от волн валунами с очень узким проходом для лодок, и попасть в этот проход на сильной волне при сильном боковом ветре было очень трудно.

Тем не менее, мы сумели пристать к берегу. Я отвел все семейство на автобусную остановку, усадил его в автобус до Искитима и остался один. Пришел на берег, закурил и стал наблюдать, как желтые волны  злобно пытаются сдвинуть валуны ограждения бухточки. День был солнечный и какой-то пронзительно прозрачный. Упругий ветер пах свежестью. Ко мне подошли двое местных мужиков, я угостил их сигаретами (я тогда еще курил), и потекла беседа о том — о сем и ни о чем. И вдруг в ходе этой беседы я уловил страшную для меня истину: оказывается, в августе этот северо-западный ветер обычно дует непрерывно от трех до пяти дней. Перспектива для меня плачевная: из продуктов у меня только немного хлеба и сала, сигарет — половина пачки, а денег всего один рубль. Да в лодке пропадают грибы, которые уж точно не сдюжат ни три дня, ни тем более пять. И я решил продолжить путь домой немедленно, благо горючего у меня было вдоволь.

Я разделся до плавок, натянул на себя спасательный жилет  и запустил двигатель. Выйти из бухточки было ничуть не легче, чем войти в нее, хотя лодка была теперь намного легче, и я проделал этот путь к морю, в основном, отталкиваясь веслами от дна и от камней ограждения. Вышел в море — и пожалел о содеянном. Волна была очень крутой, и от жестоких ударов ее в скулы катера он содрогался, как живой, и было ощущение, что катер не выдержит этой борьбы со стихией. Но понемногу я привык к этим гулким ударам, чуть прибавил газу и вскоре научился лавировать между волнами, чтобы и ударов было меньше, и скорость не слишком-то падала. Дело пошло, и странное веселье охватило меня. Я стоял, держась за штурвал, и начал горланить песни — все подряд, задорные студенческие и грубые блатные, а потом и цыганские, даже приплясывать начал.  Ни одного суденышка не было на море в этот день, и отдыхающий на море народ на берегу с любопытством смотрел на одинокий катерок и беснующегося в нем капитана. Правил я опять вдоль берега — на всякий случай. Так на малом газу и дополз часов за пять до Метеоостровов (это уже рядом с Бердском и Академгородком), где решил передохнуть и добавить в бак горючего из канистры — также на всякий случай. Причалить с подветренной стороны оказалось очень просто. Здесь, на тихом песчаном пляже я уничтожил остатки своей нехитрой еды, запив ее чаем из термоса и полежал на солнышке (а за ветром оно было ласковое, даже жаркое) около часа. Наконец, пополнив бак с горючим, я запустил мотор и продолжил свой концерт на море. Море в районе Бердска имеет наибольшую ширину, и здесь есть, где разгуляться волне. Так что кувыркание мое продолжалось практически до самого дома. Только в Аванпорту, уже перед самым домом (мы жили тогда на улице Русской) я почувствовал облегчение. Был вечер. На дорогу, которая занимала у меня обычно менее двух часов, я затратил целый день. И что примечательно, мотор не подвел меня ни разу. Я был благодарен ему, как живому существу, как лучшему другу. Я сбегал домой за подмогой, не опасаясь оставить катер на берегу – потому что дуралеев и прочих «лихих людей» на берегу в такую непогодь не бывает. Уже в сумерках мы разгрузили катер, и я отогнал его на стоянку. Грибы были спасены, и я был мокрый насквозь, но счастливый.

Да, с Караканом у меня связаны только самые светлые воспоминания. В последние годы я практически не выезжал туда на сколько-нибудь продолжительное время, обычно — на один день. Только раз я прожил там с маленьким еще лохматым другом Чарликом неделю, собирая грибы и купаясь. Здесь у меня сложился определенный ритуал: лечь на белый мох, устремить взгляд в небо, отвлечься от мирской суеты всего минут на 20-30. Высота неба в обрамлении красавиц-сосен действует успокаивающе, настраивает на философский лад. Становится ближе замысел Всевышнего относительно людей, Земли и всей Вселенной. И всякий раз я возвращался домой с ощущением большого прилива душевных и физических сил. Так что Каракан для меня — своего рода лечебница. Чарлик мой тоже как-то особенно полюбил поездки в Караканский бор. Видимо, сама атмосфера бора пробуждала в нем неистовую активность. Как только я открывал дверцу машины, пес бросался из нее на дорогу, и это надо было видеть. Он вытягивался в струну, прижимал плотно уши и летел с максимально возможной скоростью метров двести, потом – разворот, и назад с той же скоростью и тем же прилежанием. Топот стоял, как от галопирующего коня на ипподроме: «та-там, та-там». Закончив этот ритуал, Чарлик жадно пил воду и становился опять мирным милым существом.

Свою любовь к Каракану я  до сих пор стараюсь оформлять материально: в каждый свой приезд я высеваю один – два стакана специально припасенных для этого орехов. И каждый раз представляю себе, как лет через сто в этом чудесном бору поднимутся посеянные мною кедры — ведь хотя бы несколько штук из посеянных мною тысяч семян смогут уцелеть и набраться сил. И будут эти кедры кормить белок и глухарей, а также давать приют под своей сенью грибникам и туристам. И не беда, что мне не доведется увидеть этого. Как бы то ни было, это будет, пожалуй, самое лучшее из того, что довелось мне сделать за прожитую мною жизнь.