Лица необщим выражением

В школе это сочетание слов однажды на мне опробовал не мой  одноклассник, а Алексей Гориболь, одноклассник брата Люси Шубиной, который так мало отставал от сестры по возрасту, что играл на своем гобое только на год младше своей сестры, о которой я уже писала публике. Так одноклассника, который так разбирался в литературе, и в принципе  и в других искусствах тоже понимал неплохо. Так Гориболя этого  сместили с фортепиано аж на контрабас, а не на какую-нибудь дудку. Надо отдать должное его образованию сразу. Он настолько не изменил своей любви к роялю, что в консерватории московской несколько раз даже сопровождал своим участием выступления все той же Люси на некоторых зачетах и экзаменах. При этом уточню, что сопровождал он ее совсем не на контрабасе.

Да и теперь, насколько мне известно, славен именно своим фортепианным мастерством. Хоть прославляется он все больше  не игрой, а продюсерством в этом мире.

Так вот когда в школе он мне намекнул про мое совсем необщее выражение лица  (простив  мне мой нос, далеко не греческого типа), он еще и художника приплел, который изображал как раз такие лица, как мое. И назвал меня...Портретом. Модильяни. Я просто не знала, кто это был такой. Поэтому нисколько не обиделась. Просто при редких походах с папой в Изобразительный музей имени господина Пушкина, мы почему-то никогда не доходили до зала с этим Модильяни. Я, видать, тогда раньше уже сильно уставала. Поэтому все происходящее было для меня скорей кадрами из фильма с Чуриковой "Начало".  Там, где ее подругу Теличкину мастер на работе  назвал Нефертити.

Так я о Сыне изначально собиралась. Это я просто опять случайно  очень сильно отвлеклась, как со мной здесь всегда бывает. Он, когда оказался в школе. Тоже понял почти сразу про свое  сильно "необщее выражение лица". Нет, его никто не бил за школой после окончания уроков. Просто он однозначно был  для всех чужим. А, значит, своим он никому там стать не мог с самого начала. Тогда как раз уже начали вводить в обиход праздники иностранцев за отменой всех своих, к которым мы были приучены другой еще страной. Так на праздник Св. Валентина  мой ребенок сам себе посылал открытки, потому что больше он их ни от кого не получал.

При этом без всяких праздников на улице, а в суровые будни, дверь в наше изумительное жилище часто была изгваздана сверху до порога потеками сырых яиц, хорошо хоть, что не тухлых. Это одноклассники ребенка не ленились приходить в подъезд и пачкать наши двери. Такой вот силы небывалой школьная дружба та была.

Но это обращение душевное все же не помешало как-то одной из мам этих одноклассников попросить меня пристроить ее дочку в школу музыкальную. Я тогда как раз опять работала недолго в душевной ДМШ №38, которой тогда было еще очень далеко до нынешнего своего названия имени пианиста Гилельса. Там уже тогда существовало аж два отдела фортепиано. На одном из них трудилась крайне незаметная персона с ярким сколиозом Татьяна Клюева, который изначально очень сокращает желание общения. Но была она такая тихая и хорошая при этом. А хороших учеников ей совсем не полагалось. Их другие дамы обучали.  Так дочь этой родительницы я самовольно решила ей отдать. Не потому совсем, что та девочка Наташа была очень музыкальна и надежды подавала. Просто оттого, что и незаметным людям тоже надо иногда иметь нормальных учеников в пределах видимости.

Спустя много лет я эту маму встретила в одном из магазинов. Она поторопилась меня скорей поблагодарить за любовь к музыке,с которой теперь так счастлива ее Наташа. Приятно делать даром добрые дела. А счастье моего Сына с необщим выражением лица нашло применение себе только в кардинально другой школе города Москвы, где как раз и учились в основном дети с похожим необщим выражением.