Недеянье

Глава 1. Недеянье
Я стою посредине недеяния на фотографии, присланной моим другом, почти позабытым. Осень, ясный день. Мы ненадолго вместе, словно бы освещены неповторимым очарованием молодости, радостны, полны надежд. Короткий визит на какие-то официальные встречи в одной из европейских столиц. Он поляк, я из Минска. Наши страны соединены общей границей, но исторически всегда и во всем по разные стороны. Расстанемся, вернемся каждый в свою жизнь. И мидии в томатном соусе, и холодное пиво в маленьком кафе посредине булыжной площади…все забудется, закружится в жерновах времени.
А я так и останусь стоять в недеянье, продлившимся в петле Мебиуса, и завершившимся сегодня днем неожиданным всхлипом WhatsApp в тот момент, когда выбираю овощи в ближнем магазине, - разом поразив и приведя в смятение ярким снимком из прошлого.
И все станет на свои места, расшифруется тайна. Недеяние позволило событиям разрешиться как должно. Не иначе. Потому, что, если бы я, или он, приложив немыслимые усилия, все же вырвались бы за рамки предначертанного, это повлекло бы множество ненужных, не запланированных жизнью последствий, спроецированных нами же от этой конкретной встречи. Состоялось бы что-то иное, не желательное. Теперь-то, со стороны прожитого это слишком ясно! Недеяние позволило выйти на новый уровень отношений с той же теплотой в чувствах, «…. Я мог бы приехать, это был бы хороший повод увидеть тебя, но в другой раз. Я что-нибудь придумаю!» И мгновенный ответ «Будет здорово!»

Остановиться. Задуматься.
- Любая философия начинается с паузы, —говорил Мераб Мамардашвили, великий мой современник и философ. Остановиться, и помыслить. Ничего не утаивая, откровенно и честно. И то, что помыслил – оно уже твое.

Глава 2.  В Москву
Год 1981. В Москву ездили часто, все самое главное находилось там, в столице. Вечером садились в скорый поезд, и ранним утром следующего дня уже на Белорусском вокзале. Приключения начинались тотчас в дорожном купе. Ах, эти тревожные ночи! Пассажиры разного пола и возраста, командировочные и влюбленные, разговоры ни о чем, вынужденные знакомства … Громыхание колес, визг тормозов, и пыхтение паровоза. Дежурный проводник кратко стучит в дверь костяшками пальцев, и ставит на столик стаканы в резных металлических подстаканниках с тонкими витыми ручками. Пахнущий веником жидкий чай, прозванный в народе «Пыль грузинских дорог».
- Скоро прибываем. Поторопитесь!
И высыпает с ладони продолговатые кусочки сахара в упаковке с эмблемой Железной Дороги.
- Через полчаса закрываю туалеты!
Очередь в воняющий жидкой грязью общий туалет тянется вдоль узкого коридора. Это единственная возможность умыться, привести себя в порядок, балансируя в тесном и скользком пространстве при внезапных мотаниях вагона из-стороны в сторону. Надо успеть схватиться за что-то, чтобы не упасть, одновременно продолжая чистить зубы.
В обязанность пассажира входило после пробуждения «снять постель», и отнести в купе проводника застиранные серые простыни с запахом сырости, и тонкие шерстяные одеяла, выцветшие, затертые до дыр. Скрутить полосатый матрац в плотный рулон и засунуть его на верхнюю полку. Услуга по использованию «постельного белья» оплачивалось отдельно. Кто не имел наличности – спал на голом матрасе. Главное, что все ехали в Москву.   
За тусклым стеклом мерно плывет асфальтная полоска перрона. Поезд со скрежетом замедляет ход. И уже не имеет значения вагонная ночь. Выход на оживленную привокзальную площадь. Спуск в метро. Несколько долгих перегонов по цветной линии, и мы на месте.


Глава 3. Мераб
Свободных мест не осталось, а люди все приходят и приходят, стоят вдоль стен, садятся на ступеньки, на пол…В небольшом зале и тесно, и душно. Но радость от того, что все-таки попали сюда, сглаживает все неудобства. Он кумир молодых, жадно впитывающих каждое слово, не понимающих, порой, запоминающих одну лишь интонацию. Но как это здорово! Как важно и нужно каждому!
Мераб движется между рядами, обращаясь к присутствующим, словно приглашая к беседе. Лекции не записывал, считал, что это обедняет мысль. Но говорил так легко и свободно, словно дышал. Мыслил свободно. Больше проповедник, чем философ.
Массивные очки в тяжелой оправе, наверно потому, что читает много, да еще на пяти языках, которые выучил самостоятельно. Любит свет и солнце. Он и сам словно бы излучает свет, некую особую энергию, волны которой не угасают до сих пор.
- Смысл философского осознания жизни, - понять: где я, и кто я. Человек, проходя свой жизненный путь, стремиться стать лучше, подняться над собой бытовым и возвыситься душевно, чтобы потом уложить все это вниз. Как наверху – так и внизу. Ибо нет ничего другого: вечная жизнь она здесь и сейчас, и менять себя надо сейчас, чтобы было хорошо не после смерти, а во время жизни.

Свободолюбие не поощрялось в те смутные времена. Пришлось покинуть Москву и возвратиться в Грузию. Но и там он неустанно трудится, преподает, участвует в общественной жизни, выражая через философию свою гражданскую позицию: «Истина выше родины!» Сколько же критики пришлось перенести за эти выстраданные слова, сколько злобы и хулы!
На президентских выборах предостерегал: «Если изберут Гамсахурдию, то я откажусь от своего народа!»
Бесконечно любивший Грузию и свой народ, понимал, что никто другой не сможет сказать столь прямо и открыто, а людям надо это услышать, именно сейчас. Его ругали, оплевывали. Но худшее впереди - выбрали Гамсахурдию. Мераб раздавлен. Ведь и мысли не допускал, что допустят диктатуру: где угодно, только не в Грузии! И что же?  Его убеждения повержены. Полное отчаянье.

Когда в Тбилиси вошли танки, он лежал в больнице. Прошло всего несколько дней после обширнейшего инфаркта. За окнами шум, крики…Поднялся с кровати, вышел на улицу и успокаивал обезумевших от страха и ужаса женщин, детей, открыл дверь и завел их внутрь, в безопасное место.

Его считали «неудобным» философом, как Сократа, призывавшего к самосовершенствованию, господству закона и ограничению власти толпы.
Ученики дважды предлагали Сократу бежать из тюрьмы, но он отказался, и долго беседовал с ними о смысле жизни, и величии истины накануне казни перед тем, как палач подал ему чашу с ядом.
Мераб тоже отказался уезжать из СССР, полагая, что только здесь может полностью реализоваться. И до последнего дня был с учениками, творил философию.

25 ноября 1990 года возвращался из Москвы, где прочел очередной курс лекций. Уже существовала договоренность о его скором переезде в столицу для работы на постоянной основе. Аэропорт Внуково. Самолет в Тбилиси задерживается из-за отсутствия топлива. Пассажиры скопились у выхода, гул, суета. Там и умер. Сердечная недостаточность.
А всего-то 60 лет.

Через несколько дней друзья встречали в Тбилиси самолет с гробом Мераба.
Нашли какой-то старый грузовик с открытым кузовом, тряский и дребезжащий. Так и везли по гулким мостовым великого философа: ни почестей, ни цветов, только горечь утраты.

Глава 4. В путь
Дождливой и серой осенью 2021 года я получила из Москвы посылку с книгами Мераба. Одну взяла с собой в поездку, думала, что скоротаю время в ожидании рейса, а оказалось, что найду для себя что-то необыкновенно нужное и важное.
Порой ответы на вопросы приходят совсем не оттуда, откуда их ждешь, а со стороны, подсказкой памяти, неожиданным сообщением, или вот так, раскрытой наугад желанной книгой, посылающей живой отклик.
Все началось летом. В самый разгар пандемии получила приглашение поучаствовать в конференции, виртуально, конечно. Почему бы и нет, ни к чему, ведь, не обяжет.
В назначенное время на экране в зум-квадратиках возникли лица бывших однокурсников, с которыми много лет назад обучались программе для европейских юристов. Память играет со мной злую шутку. Хорошо это или плохо, - пока не знаю. Бывает, что напрочь не помню не только имена, но и события, способные отложиться ярким пятном у кого-то другого, а возможно и стать чьей-то судьбой, ну, или, хотя бы увлекательной литературой. Так что пришлось изловчиться, чтобы незаметно разглядывать подписи участников, попадая в тупик, когда под говорящей мужской головой красовалось женское имя, надо полагать жены или дочери, на ком зарегистрирован контент.
- О! Конечно! Как дела?
- Отлично! Ты не изменилась! Такая же красавица! А помнишь, как я пил из твоей туфли в каком-то замке?!
И вдруг это странное чувство внутреннего подъема и трепета, оставленное в прошлом кокетство, ожидание чего-то нового, повисшая в пространстве тайна.
Ночью вертелась как червяк, не спалось от нахлынувших мыслей. Где же я настоящая – здесь и сейчас? Или та, о которой мне рассказали эти люди?

Не удивительно, что, получив обещанное приглашение на очередную встречу в октябре, согласилась, хоть и с опасением, и стала искать билеты на самолет для себя и П, но П. не захотел, может и правильно…или зря?! Тогда не случилось бы всего того, что случилось. Но обо всем по порядку.

Билеты куплены и отель заказан. Первая запись в новеньком дорожном блокноте: «Мы с Мерабом предприняли отчаянную попытку вырваться и поменять амплитуду времени, отстранившись от бытовых нужд и бесплодных ожиданий». О как пафосно! Мераб летит со мной. Вернее, книга его лекций.
Ожидало, как казалось, путешествие к теплому морю, где ждет компания веселых товарищей.
Окончив шестнадцать лет назад никогда в жизни не пригодившийся мне курс, я вскорости о нем позабыла, окунувшись в бесконечность зовущих дорог, встреч со многими незнакомыми, но очень важными людьми, без лица и без имени. Globetrotter (путешественник по миру), одним словом.
А неутомимые сокурсники, собираясь на ежегодные встречи в одной из стран-участников, каждый раз вспоминали, вопрошая без ответа: «Кто-нибудь слышал о Вере? Как она?»

Глава 5. Группа
Самолет прилетел с опозданием. На ступенях маленького итальянского аэропорта, обезлюдившего к этому времени, пришлось долго ожидать обещавших встретить. Петляющая дорога к отелю сквозь тьму. По узкой старинной улице, подсвечиваемой фонарями, приблизилась к массивной двери с резной металлической ручкой, и позвонила по телефону хозяйке Наташе.
- Добро пожаловать! Как только услышишь щелчок, открывай дверь и проходи прямо по лестнице на второй этаж. Твоя комната номер три!
Комната замечательная, и хозяйка тоже. Жаль, только времени находится в этой комнате у меня почти не будет. Бросила вещи, умылась, и вперед, на званый ужин!
Ресторан в дорогом отеле, где расположились остальные члены группы, нашла не сразу, добрые люди подсказали дорогу в другую сторону, пришлось поплутать по ночному приморскому городку. Не со зла, конечно, может и сами не знали.
- Привет! Вот и я!
Минута онемения, и вот уже все поочерёдно поднимаются из-за стола мне навстречу, обниматься.
- Я постарел, Вера!
- Все мы постарели! Время…
- Верочка! Верочка! Давай куртку повешу!
 Стройный брюнет крепко обнял меня н присел рядом на пустой стул, развернул бумажник.
- Вот, смотри, это мои дети. А это помнишь? - и показал кусочек бумажки с корявыми буквами восточной вязи. - Помнишь, ты дала мне на счастье?
- Неужели я была такая?
То ли от стыда и страха, то ли от отчаянного непонимания себя самой закрыла уши руками, затрясла головой…
А потом пела песни на разных языках, поздравляя хозяина торжества с юбилеем, пока остальные пустили по рядам подаренную ему мою книгу на непонятном шведском.
И давай задавать вопросы, любимое занятие!
- Почему вы продолжаете собираться все эти годы?
Ответ один и тот же:
 – Энергия особенная… любовь… а еще вот лучшие друзья теперь здесь!
Эти двое, он и она из разных стран, разных возрастов, и оба не свободны – но без стеснения прижимаются друг к другу, им и правда хорошо вместе.
Они поднимаются и уходят, когда я пою заунывную русскую песню. Может песня не нравится, или как пою? Или петь за столом не этично?
Ощущение неприятия и пренебрежения проползает холодной змейкой по спине.
Вечер окончен, все встают из- за стола.
- До завтра!
- Выпьем еще? Виски? Вино?
Мой несостоявшийся кавалер отчаянно много пьет.
- Пришлось поменять работу, операция на сердце.
- Что случилось?
- Не знаю. Наследственное. Родственник умер недавно от этой болезни, молодой совсем.
Еще несколько лет назад я бросилась бы уговаривать его «не пить», или напротив, осталась бы, и пила вместе с ним из жалости, или сострадания, отлично понимая, что будет за этим. Пьяным то всегда легче договориться… Может и прижимались бы друг к другу потом, на следующий год, при новой встрече, и тоже без стеснения, свои люди вокруг, семья, всем известно…
Но даже мысль об этом страшит, и воздвигает защиту недеянья.
- А чем занимается твоя жена?
- ?
- Пока! Пойду, мой отель неподалеку.
- Оставайся, куда тебе идти! У меня большой номер, три кровати!
- Ты меня на ночь приглашаешь?
- На три ночи! Мне нужна компания!
Разговор получился непроизвольным, хотя он готовился к нему, складывая вместе остатки разбросанных дум и желаний. Еще накануне вечером, раскладывая вещи из чемодана, представлял, как будет выглядеть комната в чьем-то ином присутствии. Конкретный образ не возникал, столько лет прошло. И незнание порождало страх.
Ответ предполагал, продумал заранее. Кажется даже предвкушал горечь положения «быть отвергнутым». Но знал и как справиться с этим. «Нет, так нет, и не надо!». Двойная доза оглушающего зелья, крепкого, отдающего сильной болью в висках, а потом и в груди.
Утешительная уверенность в том, что все равно ничего не изменится, - и дом, и семья, и любимая работа останутся на местах. Но, почему-то теперь все это не срабатывало, и казалась замыленным каким-то.
И, когда слова уже произнесены вслух, и ясен ответ, ватное безразличие сменилось болью, и появилось внезапное чувство гадливости, неприятия того, что ранее было мечтой. В нем крепло желание холодного отчуждения. Отныне от будет намеренно и демонстративно игнорировать, «шарахаться» в сторону, отходить, если случайно окажется рядом, и натянуто улыбаться на групповых фотографиях.
Коридор как палуба корабля, неширокий, и пол качается.
С ожесточением толкнул дверь и вошел в пахнущий запустением гостиничный номер, достал из бумажника тонкую бумажку, хранившую незнакомую вязь чьих-то слов, так долго и, как оказалось, безнадежно связывающую его мысли и тайные желания, коим не суждено сбыться, теперь уже никогда. И, не глядя, ибо знал почти наощупь его таинственное тепло: «К черту!», избавился одним рывком, отшвырнул смятый комок в черноту комнаты.

На следующий день опять тряслись в микроавтобусе по дорогам, кочевали по виноградникам и ресторанам. Напившись насытившись, прощались с хозяевами у выхода. Но выпитого оказалось мало, и он решил угостить всех «на посошок».
- Какое вы хотите, красное или белое? –  потянул кошелек из заднего кармана и вспомнил, что в нем нет уже той записки. Ощущение пустоты окатило недоброй волной.
- Так ведь пробовали уже, и то и другое!
Усмехнулся своим мыслям, свободе этой нежеланной.
- Давайте красное!

Если бы на миг я могла остановиться, задуматься, почему так резко изменилось его отношение ко мне, то сложив два и два получила бы верный ответ, но не почувствовала, не обратила внимания. Мне казалось, что все нормально, по-другому и быть не должно. Нет, конечно, несколько удивляло и настораживало его внезапное исчезновение, если я оказывалась рядом, или отсутствие той теплоты, которую он выказывал в первый вечер, но у меня не было желания анализировать это, включаться в чьи-то переживания.
Каждый сам должен допереживать до конца, учил Мераб.
А Мераб не просто так говорил это. Он и сам пережил великую, изматывающую физически любовь к восхитительной женщине – годами старше его, со своей непростой судьбой. Ночные поезда на выходные из одной страны в другую, лишь бы увидеть, побыть рядом… Встречи, расставания, и боль одиночества в конце. Оставила без объяснений.
Много лет спустя, приехав в Америку, Мераб позвонил кому-то, и онемел, неожиданно услышав в трубке ее голос. Она там оказалась в гостях. Вот и состоялся последний их разговор. Растерянный, в смятении, «как ты, все хорошо, а ты как..?», но о встрече не попросил, зачем, все уже и так ясно.

Радоваться можно лишь тому, что в этой боли выступило с пронзительной ясностью.
Это радость от понимания сути происходящего. Когда видишь со стороны ясность положения, и понимаешь это. Без возможности доказать кому-то.  Радость от понимания сути. И нота радости в том, что что бы ни случилось, но я уже увидел это истиной, с необратимой исполненностью. То есть это уже понято, я это понял, и значит необратимость исполненного.  Даже беду в мысли можно воспринять радостно – то есть как сознание того, что ты мыслишь, сознание твоего сознания. (Мераб Мамардашвили)


Глава 6. Иванка
Иванка проснулась рано, не спалось. Еще с вечера приготовила тесто для пирога и протерла яблоки с сахаром для начинки, нагладила полосатый шелковый передник с широким черным поясом.
Новые белые чулочки лежали нетронутыми в легкой картонной упаковке, и лакированные черные туфельки застыли в ожидании торжественного момента, устроившись у шкафа.
Труднее всего подняться утром.
Согнулась к ногам, сидя на постели, отчего металлическая сетка под матрасом жалобно взвизгнула и затихла. Накрыла колени широкими ладонями, словно закрывая из от боли.
-Туфельки, туфельки! И что это вы ноги жмете? Тесные стали… выдержу пару часов - глубоко вздохнула, - Букетик за пояс… цветочки совсем как живые!  Баночки с джемом надо бы протереть, и только потом на стол поставить …

Она не притронулась к приготовленной одежде, а, как обычно, натянула поверх коричневого фланелевого платья вязанную безрукавку, и вышла за ворота, прихватив с собой высокую метлу. Каждое утро, кроме разве тех дней, кода болела, или когда лил проливной дождь, выходила Иванка в семь утра из дома, и подметала извилистую, круто поднимавшуюся к церкви дорогу, сметая с асфальта пожелтевшую листву, шелестящие обертки конфет, а зимой пелену мягкого снега, словом все, что мешало ощущению чистоты и праздника. По этой улице когда-то шли нарядные процессии вслед за молодыми на торжество венчания. Или несли на руках беспечно спящих младенцев, переодетых в чистую белую рубашку после крещения. Или, повесив головы, шли за покойником…Теперь улица опустела, лишь гулкие хлопки отвисших деревянных ставней над нежилыми окнами, которыми, как погремушкой играет ветер.
Церковь с круглыми высокими колоннами покрылась чешуей облезлой побелки. Рядом колокольня с выщербленными ступенями узкой и крутой винтовой лестницы. Ах, как хороша была эта церковь в лучах восходящего солнца, или в мягком свечении заката. Сияла, как в сказке!
Иванка прошла мимо церкви к рядам убранных могилок, с черно-белыми фотографиями ставших родными уже похороненных здесь жителей деревни, и, завернув за колокольню, вышла на широкую, посыпанную гравием смотровую площадку, как бы нависающую над лежащей визу долиной с ровными и бесконечными рядами виноградников, уходящих к морю сужающимися тонкими линиями. Если присмотреться, вдали видны острова, а, повезет с погодой, когда нет тумана, то можно увидеть и три горы с белыми верхушками, и даже Венецию, в которой она не раз бывала, но не любила этот город, казавшийся ей безжизненным и чужим. Лучше нет родной деревни, утихшей, но наполненной тайной, запахами душистых трав и свежеиспеченного хлеба.
Посреди площадки плоский массивный камень. Кто и как приволок его сюда, - неизвестно. Здесь в былые времена устраивали праздники, разворачивая завернутые в чистые платки пасхальные угощения, и выкатывая из корзинок разноцветные яйца. Теперь лишь серая молчаливая пустота над вдохновенным размахом виноградной долины.
Сын тоже уехал, живет в соседней деревне, с новой подругой, которая в матери ему годится, хозяйственная, но с Иванкой не ладит. Изредка навещает. Плотник, он всегда работу найдет. Только кто платить станет, если на несколько миль никого в округе.
«Тут вот встану, и буду ждать их. Сказали, что придут после часа». Иванка встала около камня и гляделась, одобрительно кивнув своим мыслям.
Тем же путем, что и пришла сюда, вернулась обратно и принялась выставлять на широком деревянном столе аккуратные баночки с вареньем, пакетики с пряностями, выращенными и высушенными ею же, и рюмочки для шнапса.
- Бутыль и шкатулочку принесу позже, когда гости прибудут.
Поставила метлу в потайную дверь рядом с комнатой на первом этаже, где устроен был её руками необычный музей деревенского быта, с экспонатами, собранными по разным оставленным домам. По стенам развешены картины и фотографии предков, в углах манекены в черных кружевных платьях, доставшиеся от бабушки и мамы. Мужской манекен тоже присутствовал. В выходном костюме.
«А как же, без мужчины в доме нельзя!»
Вот и кроватка, в которой она росла, вставая на несмелых ногах, и держась детскими ручками за гладкие деревянные рейки. Тусклая лампочка под потолком с трудом вырывает из тьмы пахнущие сыростью, безжизненные предметы
Иванка любила свой музей. Гости, как она называла, а на самом деле туристы из разных стран, приезжали сюда по договоренности с туристическим бюро, которое располагалось в небольшом городке внизу, у моря. Это приносило ей небольшой доход, а порой удавалось продать кое-то из домашних заготовок. В основном покупали пряности и деревянные ложки, выточенные сыном. Ну и то хорошо. Она не жаловалась. В конце концов ей нравилось одеваться красиво и встречать гостей, показывать им все это, и рассказывать о том, как жили тут раньше.
Белая накрахмаленная блуза, длинная в складки юбка. Привычно обернулась широким поясом, соорудив большой ровный бант на боку, и повязала голову белоснежным платком, связав концы маленьким кокетливым бантиком прямо над высоким лбом.
Массивное зеркало на стене еще помнило отражения мамы и бабушки. Чуть повернулась перед потускневшим стеклом в одну, другую сторону. Осталась довольна.
-Теперь чулочки и туфельки…

Небольшой автобус едва вписывался в крутые виражи узких дорог, поднимаясь в гору. К полудню все уже подустали от частых посещений винных погребов. Везде желанных гостей радушно встречали хозяева, проводили по виноградникам, подробно рассказывая об особенностях выращивания того или иного сорта, а потом приглашали к столу, отведать продукта, ну и закусить «домашненьким».
Большой стол накрыт белой льняной скатертью, блестят бокалы и столовые приборы, горбятся старинные блюда с обилием кусочков желтого сыра, хлеба и тонких ломтиков копченой ветчины. Пробовали, что называется, от души, не щадя себя, кое-что все-таки покупали из погребов, и фотографировались на память с хозяевами, широко улыбаясь в камеру для тех, кто потом будет завидовать, рассматривая фотографии, и дальше в путь.
Экскурсовод, сидя на переднем сидении, вещала спиной, не поворачиваясь.
- Нас ждет женщина в костюме!
- Женщина в костюме?! Ха-ха-ха!
Автобус затормозил у посыпанной гравием смотровой площадки, с невысоким каменным ограждением. Внизу, куда только можно было кинуть взор, расстилались виноградники, виднелись крыши одиноко стоящих домиков, а вдали море …
И, посреди этой красоты, как на постаменте, царит крупнотелая, круглолицая женщина в национальном костюме. В руках корзинка.
- Меня зовут Иванка. Вот так одевались наши бабушки и мамы, ставили на голову тяжелую корзину с яйцами, молоком и хлебом, спускались вниз по дороге в город, на рынок, продавали там все это. Дорога дальняя, порой целый день уходил. А теперь небольшая экскурсия.
- Пройдем вот тут, через это кладбище к церкви, а потом я покажу вам мой дом.
- Как фэйсбук с фотографиями и историями! - смеется кто-то.
Асфальтная дорога уводит вниз к двухэтажному каменному дому.
У ворот глиняная табличка «Иванка Иванова»
– Это моя прабабушка, все мои корни тут.
Деревянный стол во дворе уставлен угощениями. Ровные круги рулета с яблоками, приправы, мед, варенья…
- Ой, крепкий какой, 90 градусов! Хочешь попробовать? - кто-то уже хватанул прозрачного, резко пахнущего напитка, и запахом и вкусом напоминающий самогон, проще говоря сивуху.
- Нет, спасибо! Пирог возьму!
Остановившись у края стола, так, чтобы другим было удобно подходить и пробовать, Иванка рассказывает о том, как выращивала фрукты, варила варенье.
Неожиданно в открытые ворота врывается странный шум.
И все, как по команде, срываются с мест и устремляются туда.
- Марргарритта!!!!!

Глава 7. Секрет успешной женщины
В растерянности и недоумении, Иванка продолжала вежливо улыбаясь, рассказывать о приправах, но теперь уже только мне, и я намеренно дотошно выспрашивала ее о деталях.
В центре двора, встревоженным ульем кружила разгоряченная шнапсом шумная толпа, окружившая изгибающуюся фигуру, похожую на пирата. Миловидное, но измученное и опавшее лицо, взлохмаченные, окрашенный черные волосы, свисающие тонкими закручивающимися прядями, перехвачены наискосок черной широкой повязкой, (задумано так? или просто съехала набок?) Поверх черной обтягивающей блузы и черных же коротких кожаных шорт, прикрывающих затянутые черными колготами худые ноги, огромная шуба искусственного «меха», торчащего во все стороны объемными пегими треугольными клоками. Сопровождалось все это стойким запахом вечерних духов, словно только что из магазина Дьюти-фри.
Она распахнула руки, и, с наигранной радостью, почти не размыкая ярко красные губы произнесла:
- Ну привет, ха-ха-ха! Давно тебя не видела!
Обращаясь явно ко мне, не к Иванке же, которую она и вовсе обошла вниманием.
Я утонула в мягких клочьях «шубы»:
- Прислала мне имайл, что ждешь меня, а сама не приехала, как же это?
- Ну, просто я была на Майями, я там живу, восемь месяцев уже, а потом здесь, в общем так получилось.
Соврала, конечно, ни в каком Майями она не была, хотя там у нее и правда есть какая-то квартира, купленная то ли мужем, то ли поклонником, по ее же сбивчивым рассказам, после того, как она однажды пила в одиночестве в местном баре, и так ей показалось невозможно красивым все вокруг, таким волшебным, что она тут же позвонила, и вызвала его из теплой постели, время-то было уже около двух часов утра, и он послушно притащился, выслушал, как ей необходимо жить в этой красоте вечно, и месяцев через шесть, что ли, купил квартиру.
- Надо же! Правда, что ли, так красиво?
Надо сказать, что к этому моменту всем присутствующим уже было известно, что не
попала она на встречу лишь потому, что забыла, бывает! А когда увидела в фэйсбуке фотографии с очередного застолья, сопровожденные восклицанием «Какой сюрприз! В том году посмотрите кто приехал!»
- Это же Вера! – мгновенно узнала, и пожелала оказаться вместе со всеми за накрытым столом.
- Точно!!! – радостно сообщили ей. – А ты где?
- Да у меня как раз водительскую лицензию забрали, выпивши за рулем… Теперь не знаю, как добраться? Может кто-то за мной приедет, заберет?
- Ты что? Это же 60 км, туда и потом еще обратно… Нет уж, сама добирайся, не маленькая!
Маргарита позвонила одному, другому…
Поклонников много, а помочь некому! – с тоской думала она.
- Час туда, час обратно, ну и там побудем.
Нашелся, все же, желающий подвести.

И вот настал этот чудесный момент торжественного воссоединения с группой во дворе Иванки.
Прикончив бутылку шнапса, и ничего не купив из предложенного, повернули к автобусу, закруженные хороводом невесомых слов и навязчивых духов Маргариты.
Иванка взяла корзинку, и пошла провожать гостей.
Я медленно шла с ней рядом по пустынной улице.
- И много вас здесь таких?
- Нет, я одна. Раньше родственники жили. Теперь все на кладбище.
С шумом и хохотом расселись по своим местам, а Маргарита в шубе водрузилась в автомобиль поклонника.
 - Еще сюрприз!
Иванка достала из корзинки пузатенькую самодельную дудочку и принялась наигрывать простенький, щемящий сердце мотив, перемещая пальцы по трем небольшим отверстиям.  Чьи-то голоса поблизости подхватили песенку, да так и продолжали мычать, когда автобус уже тронулся, оставив на смотровой площадке наряженную Иванку с корзинкой и дудочкой.
И она еще долго махала нам вслед большой и мягкой рукой.

А вечером, в охотничьем домике Маргарита уселась рядом со мной.
Типично. Не переношу тяжелые запахи, а тут придется ужинать в этом амбр;!
- Как ты живешь, Маргарита? Работаешь?
- Конечно! Даю советы, по банкротству, к кому юристу обратиться.
И банкротство наступает после советов, - пришла мне в голову недобрая мысль, а вслух произнесла:
 - И как, успешно?
- Ну посмотри на меня! Разве я не выгляжу как успешная женщина?!
Рядом засмеялись.
Маргарита приняла это за комплимент, и, криво усмехнувшись, послала мне воздушный поцелуй, приложив к губам неровный палец с покрытым серым лаком треугольным ногтем, вытянув губы, дунула на него, и добавила:
- Что-то я не помню, с кем ты сидела на курсе?
- Ты же сама там не появлялась: то маникюр, то педикюр, то в спа… Ни минуты свободной, чтобы узнать, о чем там преподаватели вещают.
Надо будет, однако, вернуться к мысли об успешности женщины. Может права она с маникюром и спа, а не я со своими метаниями по сложным и запутанным дорогам.


Глава 8. Песня
Мало сказать красавец - мужчина, просто-таки брутальный мачо какой-то вынес и поставил на стол огромное дымящееся блюдо с мясом.
Бывают же такие самородки. Он и подводной охотой увлекается, и украшения делает из метала, и готовит прекрасно, и товарищ верный. Ну, и муж любимый, само-собой.
Сидящие за столом мерно раскачиваются в такт гитарным аккордам, внемля неслаженным мужским голосам, протяжно тянущим «Й-йестердей...»
И так на душе распрекрасно, даже непонятно почему, просто хорошо и все.
Слушать вот так эту песню, видеть горящие глаза напротив, пробовать мясо ягненка с моченой капустой…
Ягненка этого зарезали накануне, он из зоопарка устроителя праздника.
Зоопарк, - это к слову, на самом деле у него огромный светлый дом на склоне горы с лабиринтами ухоженных каменистых дорожек, с низкими фонариками над зеленой, аккуратно постриженными газонами. В отдалении вход в специальный загон для животных – куры, ягнята, козы… Внутри очень чисто. Сухая солома в заграждениях, добродушные козочки подходят к сетке и протягивают мокроносые морды.
- Приходится вставать в пять, чтобы доить их. Прихожу, а они уже стоят: «Эй! Где ты ходишь?!» Из молока сыр делаем, очень просто, добавляем чуть закваски и потом сцеживаем. Все помогают. Вся семья.
Семья большая и дружная. Добрый хозяин. Крепко стоит на ногах. Любящий отец, профессионал в своем деле, работа в администрации родного городка, расположенного у моря, прямо на границе с Италией. Да и характер радостный, и очарование жизнью. С ним хочется дружить, знать, что он рядом, прижаться плечом в трудную минуту. Ягненочек, вот, из его загона.
Отчего вдруг так грустно!
- Про ягненка подумала? Не переживай! Все было очень спокойно и тихо. - И сделал жест рукой, словно погладил в воздухе невидимую спинку животного. - А потом «раз! И все!


Глава 9. Слово лечит, слово калечит
- Как это Маргарите удается быть успешной, с ее отношением к работе?
Мила стоит напротив, покручивая пальцами ножку бокала белого домашнего вина.
- По-моему она похожа на бездомную.
- Ха-ха! А что ты думаешь обо мне?
- Ой, не время, и не место. Потом, как-нибудь!
- Нет, скажи мне, ну что ты думаешь? Скажи!
Мила неотрывно смотрит в глаза.
-  Ну скажи, что ты обо мне думаешь?
Если вычислить литры попробованного за день в разных местах вина, да еще здесь в ожидании ужина, то может и трижды подумала бы перед тем, как ответить. А тут,
перед глазами возникли фотографии, которые она недавно показывала, хороводы подруг в просторной ее квартире, праздники...
- Что вы делаете на этих сборищах?
- Ничего, пьем, едим, хороводы водим. Каждый месяц. Я плачу, дорого, конечно, но люблю праздники!
- Зачем тебе все это? Внешнее ведь, не внутреннее.
(Вот и села на своего любимого конька: морали читать про внешнее и внутреннее…)
В тебе много внешнего, суеты… В этом проблема. Сейчас еще нужно – и праздники с друзьями, которых потом и не вспомнишь как зовут, да и они тебя тоже… (Это я о себе, конечно, из своего опыта!) Потом поймешь, как это тщетно, важнее другое, то, что внутри. И друг твой… Впрочем, это уж совсем не мое дело…

(Ну что, получила? А чего спрашивала?)
- Но ты ничего обо мне не знаешь! Я недавно пережила такое тяжелое потрясение! Сейчас уже лучше. - Мила, явно потеряла дальнейший интерес к разговору.
Резко отошла, повернувшись ко мне спиной.
О том, что нашим отношениям наступил конец, я едва пойму на следующее утро,
Проснувшись протрезвевшей.
Подтянул к себе телефон и написала: «Надеюсь, я не обидела тебя своими словами вчера вечером! Прости! Я к тебе очень хорошо отношусь!»
И сразу же ее ответ: «Нет! Что ты! Я тоже к тебе очень хорошо отношусь, Вера!»
Но уже поздно. Уже не будет того обнимающего тепла добрых рук, и света в глазах, как при первой встрече.
И быстро возникший контакт в соцсетях станет однобоким, в виде моих щедрых «лайков» под ее фотографиями, но без ответа.
Поделом. Сама и попала в напророченный водоворот пустоты и шума.
Мераб, где ты?
Позабытый на время, томик его лекций в одиночестве ожидал в отяжелевшей от таскания в уставших руках дорожной сумке, в пустом номере отеля. Но главному еще предстояло произойти.


Глава 10. Случилось
Уехала ранним утром, крепко обнявшись с Наташей – лучшей в мире хозяйкой отеля, приготовившей мне на дорогу два яйца вместо одного, чтобы сытнее было. Почему мы не нашли времени, чтобы побыть вместе, ведь вот же, совсем близко человек, наполненный жаждой жизни, придумщица, украшающая каждый день, и ранний завтрак, и всю окружающую среду своей душевной красотой. Интуитивно я понимала, что она и есть настоящая, вот тут бы и остановится, и узнать лучше. Но увы, пора возвращаться, путь домой.
Двумя автобусными переездами и сменами транспортных маршрутов добрались до Триеста.
Массовые демонстрации против паспортов здоровья. Заплёванный круг привокзальной площади с памятником королеве. И, наконец, старый дребезжащий поезд потащил меня в сторону аэропорта.
Поезд проходящий. Стоянка короткая.
Чтобы открыть дверь, нужно потянуть за ручку. Красная ручка нагло торчит мне в лицо, и не поддается, как ни стараюсь ее тянуть и поворачивать, влево…вправо. Плотно закрытая дверь не открываетя.
Сердце стучит, почуяв неладное, кричу в салон: «Help! Help me!”.
Сидящие в вагоне молодые люди равнодушно и безучастно смотрят на меня, оторвавшись от телефонов.
Поезд тронулся и за окном медленно поплыла платформа, высокий мост к аэропорту.
- На следующей остановке выйдешь, - утешил меня внезапно появившийся проводник, - и пересядешь на встречный поезд. Он через двадцать минут.
Я еще успевала. Но уже начала нервничать.
На следующей остановке никого не было, кроме какой-то лохматой немолодой итальянки, не говорившей по-английски. Мы объяснились знаками, я, конечно, о своей проблеме, а она о том, что едет к подруге в гости, и сели вместе во встречный поезд.
И, приблизившись к перрону аэропорта, она громко крикнула на ломанном английском: «Вера, тебе выходить!»
- Спасибо!
Я встала у дверей. Там уже стояли двое подростов.
- Ты знаешь, как открывать дверь? – на всякий случай спросила я у круглоголового кудрявого мальчика лет пятнадцати.
«Да!» - сухо бросил он.
Но, когда поезд затормозил, и он принялся дергать красную ручку, дверь, конечно, не открылась!
Я рванула через полупустой вагон по нарисованным на полу маленьким следам к другой двери, и с ожесточением принялась дергать ручку.
Это была уже истерика. Оставалось всего полчаса до отправления самолета.
И опять поплыл за окном перрон, и аэропорт…
На следующе остановке двери открыл подоспевший контролер, отпирающийся от укоряющих воплей кудрявого мальчика.
- Все двери работают отлично! Я проверял!
Бегом через грязный подземный переход к привокзальной площади.
Из окна припаркованной машины торчит собачья мордочка, за рулем женщина.
- Пожалуйста, помогите мне доехать до аэропорта, я опаздываю!
В ответ с возмущением, мол как можно, мотнула головой «Нет!».
Поодаль, грузный молодой водитель понуро курил у машины.
Он и отвез к аэропорту так быстро, как мог, и я ворвалась в зал.
Раздвижные стеклянные входные двери не сработали! Закон парных случаев. Отчаянно колочу в двери, наконец распахнулись, и в пустом зале мне навстречу вышел полулысый высокий человек с телефоном в руке.
- Куда бежать? У меня рейс на Франкфурт?! - высоко подняла руку с телефоном, высвечивающим квитанцию онлайн-регистрации.
- Тише! -махнул рукой в мою сторону, и стал звонить куда-то.
- Но проблем! - положил трубку.
На миг показалось, что я спасена, и вот сейчас пройдем к самолету.
- Поздно! Они уже завели моторы. Иди в кассу и меняй билет!
Касса в пару метрах от посадки.
- Мне нужно поменять билет!
- Как фамилия? - Сурового вида, худой и высокий человек с седыми мелкими кудряшками на плоской голове пощелкал в компьютере, и, выйдя из-за стойки, подошел к контролеру. Я слышала, как они спорили, и понимала, что речь идет обо мне, и что меня еще можно пустить в самолет. Но тщетно!
Кассир вернулся, и грубо окрикнул мои стенания о невозможности рейса только назавтра, да еще и с доплатой 172 евро: «Я за тебя платить не буду, решай, а то и этих билетов не останется!»
Мераб съежился в дорожной сумке. Он многое мог бы мне сейчас сказать, например, что только не надо себя спрашивать почему со мной, или как же так… Надо просто принять ситуацию, как данный опыт, и двигаться дальше, чтобы понять, какое именно познание обогатит меня в результате этого происшествия, зачем дано мне это переживание и с какой целью, чему я должна научиться, что понять в результате. И допереживать до конца, не ограждать себя от переживания.
Но я не способна была ни о чем мыслить. Словно получив удар по голове тяжелым предметом, даже плакать не смогла.
- А ночевать где? – зачем-то спросила я сухаря-кассира.
- Спроси у полиции!
Еще только четыре часа дня. Следующий рейс завтра в 11.
Аэропорт – дыра. Ни ресторана, ни места для ночлега. Полиция разрешила сидеть до полночи, а потом на улицу!
По телефону, на сайте нашла отель поблизости, но туда не добраться, только такси. Единственная машина в опустевшем аэропорту, а это был последний рейс, мрачного вида прокуренный водитель недобро окрикнул, когда я спросила почему так много, 15 евро, всего- то 7 км, замахал на меня руками – это моя работа, дешевле не повезу!
Автобусная остановка рядом пуста, лишь двое странного вида мужчин сидят в полутёмном зале.
Таксист, увидев, как я возвращаюсь, одел на лицо маску.
- Отвези по счетчику?!
- Нет! 15 евро!
В пустом зале ожидания аэропорта обитый светло бежевым кожзаменителем короткий диван. Телефонный звонок домой не проходит, срывается, и так тридцать раз при подключении. Это уже невыносимо, и ясно что неспроста, это кто-то свыше играет мной. Встаю с продавленного дивана, и углубляюсь в пустоту, пытаясь представить, как проведу здесь ночь без еды и сна. А завтра целый день ожидать во Франкфурте пересадку до обратного ночного рейса.
В кафельном холоде туалетной комнаты отразилась одинокость, и ночной страх.
Надо было решаться на что-то, и я спустилась по эскалатору к той же машине.
- Вези в отель!
- 15 евро! - трижды повторил таксист, требуя подтверждения что я поняла и заплачу ему именно 15.
- Конечно! Вези! А утром машину там можно будет найти обратно в аэропорт?
- Я не понимаю по-английски! - и развернулся спиной.

В дорожном отеле без труда получила номер много дешевле того, что предлагался известным сайтом путешествий мне, как постоянному клиенту.
- Заказать такси наутро? – приятная девушка в рецепшион словно прочла мои мысли.
- Будет здорово!
Есть не хотелось. Наташины два яйца до сих пор спасали от голода.
Под шум пьяных мужских голосов в номере этажом выше, уснула тяжелым сном, чтобы просто переночевать эту беду.
Утро следующего дня готовило приятные сюрпризы. В огромном и пустом зале ресторана не очень-то много предлагалось на завтрак, и зачем-то неотрывно сопровождает доброжелательная молоденькая официантка, готовая посоветовать, что и где взять. Оттого, что она молча стоит за моей спиной не хотелось ни сыра магазинного, ни колбасы рыжей, ни булочек холодных их пакетов…При выходе из отеля ожидало такси, и это оказался тот же самый водитель, отчаянно пытавшийся догнать со мой самолет накануне.
Увидев меня, он явно обрадовался.
- Я опоздала! -  доверительно, как другу пожаловалась я, и рассказала всю историю.
У аэропорта он галантно открыл дверь машины, помог мне выйти, подал сумку, и долго и очень сочувственно сжимал мои руки своими большими и теплыми ладонями.
- Сегодня все будет хорошо! Сегодня ты точно улетишь!
Это ощущение неожиданной и очень нужной доброты надо сохранить подольше, эту интонацию, так же как и теплое чувство в момент прощания с Наташей, за этим, похоже, и ехала сюда, поэтому все и случилось, чтобы познать то,  ради чего мы приходим на эту землю - человеческое тепло и участие, щедро даруемые сердцем, душой.
- Тебе тоже доброго дня, и хороших пассажиров!
И, повернувшись: «Как тебя зовут?»
- Марко!
Еще одно движение навстречу, чтобы уж навсегда разойтись, и помнить потом, беречь, как дар эту волшебную минуту, настигшую после полосы невзгод. Каждый в своей стране, далеко-далеко друг от друга.
Перелет с опозданием. Типично. Почему не вчера опоздал рейс, а сегодня, когда и так долгое ожидание.
В стеклянном загоне многолюдного аэропорта Франкфурта повисли сумерки, и уставшие пассажиры растянулись на скамейках, или углубились в планшеты, компьютеры, мобильные телефоны.

Глава 11. Постигая опыт
«Дорогие друзья! - позвала я из своего далека, - Со мной случилось вот что… И написала подробный имайл всем дорогим, так недавно обнимавшим меня одногрупникам. Особенно живописала о своей усталости и разочаровании от людской безучастности, от нежелания прийти на помощь в том вагоне, в аэропорту, в такси…Что происходит с людьми? – риторически вопрошала я. Но никто мне так и не ответил!
Лишь один откликнулся, бесподобный организатор праздника:
- Как жаль, - написал он, - желаю благополучно добраться домой.
Да еще Наташа, чудесная Наташа написала, что сожалеет, и что, конечно, безразличных много, но будущее за другими, за такими как я, прекрасными, и что она с теплом вспоминает меня, и очень надеется, что мы увидимся снова.

И вспомнился прощальный, перед долгой разлукой, вечер. Торжественный ужин при свечах в старинном замке. Далеко внизу, у подножья горы, переливаются островки желтых огней. В каминном зале жарко и душно. Распорядитель приносит каждому по очереди диковинные блюда на стеклянных подставках вместо тарелок. Светская болтовня ни о чем. Блестят бокалы на тонких и высоких ножках. В винном подвале, куда заглянули напоследок, искусственная паутина декоративно развешана по стенам, пустые бутылки вперемешку с нетронутыми.
И долгая дорога обратно, во тьме, сквозь строительные ограждения. В салоне повисло тяжелое безмолвие, лишь изредка прерываемое чьими-то пьяными голосами. О чем молчали мои поникшие попутчики? О предстоящей ли встрече с семьей? Или о том, как все прошло в этот раз? Может просто устали и хотели спать? Но, когда автобус остановился на залитой светом ночных фонарей тесной площади, неподалеку от моей гостиницы, и я вышла, - никто не пошевелился, не сказал мне теплых слов, не бросился обнимать «До новой встречи!». Дверь, скрипнув, затворилась. Поехали дальше. Словно доехала в рейсовом автобусе с незнакомыми пассажирами, и вышла на своей остановке. Я недоуменно помахала рукой своему отражению в темных стеклах, и побрела в отель. Мыслями уже по пути домой. Знала бы, что ждет впереди.

Так неожиданно и не оттуда я получила ответ на свои вопросы «Почему? Почему вы собираетесь каждый год, что тянет вас друг к другу?»
- Теперь ты понимаешь, - уверяли меня, - мы ведь не можем друг без друга, это уникальное чувство дружбы, любви, радости быть вместе!

Не это ли предстояло узнать там, где поезд мотал меня между остановками, не открывая двери к нужной цели. Проекция невидимого экрана на суть происходящего. Это ведь я, та самая, которая говорила о суете и внутреннем покое, и судила Милу за поверхностную жизнь, а она, бедняжка, едва выжила после тяжелой операции. Это ведь я кричала «Помогите!», и никто не ответил.  Но кто поможет стать собой, вернуться в себя из жизненного вздора?
Пожалуй, возвратись я домой без вынужденной остановки в пути, все, казалось бы радостным и прекрасным, полным новых эмоций, непонятных желаний, неточных, несформировавшихся до поры. И только эта встряска, и финал, с безмерной и шокирующей тратой денег смог охладить мой пыл, отвратить, отстранить, помочь увидеть со стороны, словно взглянуть сквозь аквариумное стекло, и удивится себе самой, какая же я рыбка проворная!
Но, с другой стороны, если бы я не прошла этот путь, то не познала бы этот опыт.
Как-то, во время моего первого визита в Америку, я стояла у киоска со сладостями, и жадно смотрела на выставленный в витрине какой-то неведомый в ту пору для советских людей «Сникерс», и так мне хотелось его попробовать!
- Нет! -резко осадил меня приятель, и кивнул головой в сторону прохожих, какой-то пары тяжеловесов, - Ты что, хочешь быть такая, как они?
И до сих пор преследует меня тот вкус несъеденной шоколадки.
Это даже не мои только чувства, и ощущения, и не Мераба тоже, это все выше, таинственнее. Так Всевышний познает сквозь меня жизнь, проводит меня сквозь испытания, чтобы узнать то, что возможно лишь живой человеческой натуре, не очерствевшей душе, глупой, возможно, но не ищущей зла. И нужно быть благодарной за то, что я избрана.

Неожиданно столкнувшись с каким-нибудь событием из прошлого, в данном случае встреча друзей, человек (вот она я, встречайте! Объятия, восторг! Такой сюрприз! С нами Вера в этом году! Она приехала!) проживает ту жизнь, которую не прожил до конца, не завершил, и она, жизнь, осталась незавершенная до этого момента, то есть проживалась одним сплошным полотном, в котором не видна была вся картина, только та ее часть, что ближе к центру, а то, что с краю, в самом начале, или наверху, - не видно, но существует уже, как и все прочее, создающее образ.

И, пережив до конца, переходишь на новый уровень, поднимаешься на ступень понимания, отношения к этому опыту, становления другим, постижения сути, судьбы, назначенного.

Надо посмотреть на все как бы со стороны, стать наблюдателем, не вдаваясь в переживания – утешает меня Мераб, - не жди ничего, и не вступай в борьбу с жизнью, прими как есть, и двигайся дальше!
Всегда есть клапан, выпускающий пар напряжения.
У поэта, сочинившего стихи – чувственное духовное сложение истины в слово. Даже если он не достиг высшего смысла, не дошел в стихотворении до сути. (Мераб Мамардашвили)

Эти стихи я написала давно, но ведь об этом!
Додумаем мгновенье до конца!
Досмотрим пристально, не отрывая взгляда!
Пусть в этот миг пребудет Слово рядом,
И образ Сына, духа и Отца!..

Понимание того, что все происходит само по себе, и не надо стремится скорректировать ситуацию, не менять ничего, - приходит с опытом, и этого не хватало мне раньше, при переживании того или иного события. Было бы намного проще, и радостнее жить. Но я ломала и крушила, и даже получала от этого своего рода удовольствие, признание, полет. Но было ли это истинное признание? Настоящие крылья?
Недеянье - умение распознать целостность полотна жизни, и не вторгаться в него, пытаясь изменить или исправить под себя, в момент переживания, увлечения человеком или событием. Но где кончается недеянье, и начинается равнодушие, и почему люди разучились слушать и слышать друг друга?

Эпилог
Уставшая и измученная, едва покинув самолет, сорвала с лица надоевшую, и давно несвежую защитную маску.
Дома появилась возможность спокойного осмысления. Мне, наконец, стала понятна тайна происшедшего.
То, что я моталась в поездах между станциями, и не могла выйти из поезда - весьма символично показывает, что я так и не рассталась со своими переживаниями из прошлого. Мое сознание продолжало удерживать меня там, в той стране, где поезда на Москву отправлялись по вечерам с первого пути. Словно бы мое путешествие в старинном купейном вагоне так и не окончилось. И я так и продолжала ехать со случайными пассажирами, которые едут в одном направлении со мной, но совершенно чужие мне люди.
Убежать от прошлого, оставить его позади себя – не получилось.
Выйти из этого поезда, вырваться из замкнутого круга, мне удалось лишь после того, как я смогла полностью принять и пережить свое прошлое.
Пережить долгое время мучившие меня сомнения правильности переезда в другую страну, боль утраты любимой работы, друзей. Пришлось проделать огромную внутреннюю работу, расстаться с иллюзиями, перейти на другой уровень понимания жизни. Да, за все пришлось заплатить. Не материально, конечно, а душевным страданием. Но теперь я могу спокойно смотреть на прожитое, пережив его сполна. Ведь это все принадлежит мне, это моя жизнь.
Проливной осенний дождь успокоился лишь к утру, оставив тяжелое небо хмурится над мокрой пожухлой листвой прилегающего парка. Вряд ли пойду туда сегодня, ноги всю ночь скручивала безжалостная судорога, оставившая незнакомую ранее ноющую боль, сформированную долгим и вынужденным сидением в ожидании рейса, хаотическим перемещением с тяжелой сумкой в руках на длинные расстояния, от некуда себя девать, и прочим, сопутствующим, случившимся со мной в последнее время. А Иванка, наверно уже вышла подметать улицу, привнося в мир прилежное постоянство, и успокаивающую последовательность, расправив широкий атласный бант на тугом поясе, и подставив свежему ветру наступившего дня улыбающееся круглое лицо.