В конце декабря 1957 года в дальнем конце Подмосковного шоссе царило оживленное движение: происходило массовое заселение только что построенного нового дома № 19/2. Причиной тому было естественное желание встретить новый год в новой квартире. Среди новоселов были две семьи, схожие в том, что в них были мальчики одного пятилетнего возраста Игорь и Вовка, у которых были старшие братья, тоже ровесники, но родившиеся в год окончания самой страшной войны двадцатого века. Уже двенадцать лет, как она ушла в прошлое, но послевоенное поколение детей, к которому относилась вся детвора новоселов, всякий раз, когда случалось что-нибудь нехорошее, с досадой восклицало: «Гады немцы».
Наследие отшумевшей войны выражалось в том числе и в том, что двор напоминал по форме крепостное сооружение, в котором стены домов дополнялись высокой железной оградой с воротами между домами так, что получался замкнутый контур обороны со стороны улиц. Пространство двора было образовано двумя только что построенными домами №№ 19 и 21, а также строящимся домом № 4 по Большой Академической, по которой угловой дом № 19 имел номер под дробью 2. То есть, дом 19/2 был бастионом и краеугольным камнем жилой застройки района, который среди местного населения именовался «Балтиец», а назывался так он потому, что центром цивилизации этого района был клуб профсоюза железнодорожников, который и назывался «Балтиец» с эпитетом «Красный», поскольку был построен в 1930 году, когда прилагательное «красный» прикладывалось ко всем подряд новым и переиначенным именам для обозначения пролетарской принадлежности. Впрочем, может статься, что в пролетарском подсознании всплыло более древнее, нежели цветовое, значение этого слова: хороший, красивый.
На карте района «Балтиец» от 1952 года виден тёмный силуэт рядом с овалом стадиона (на карте надпись«Стад.») - это клуб. Правее виден контур Ипатовского пруда, внизу обозначена станция Подмосковная, а улица спускающаяся к станции сверху — это Большая Вокзальная. Позднее этот участок Б. Вокзальной станет называться Большой Академической, а на сегодняшний день от Б. Вокзальной остался только Вокзальный переулок. Дом № 19/2 в 1957 году будет построен именно здесь на углу Подмосковного шоссе и Большой Вокзальной.
Если с эпитетом «красный» всё ясно, то остается непонятной причина, по которой клуб был назван не «Красный Путеец», например, или «Локомотив», а странным для клуба железнодорожников именем «Балтиец». Что могло быть «балтийского», то бишь морского у работников сухопутных железных дорог? Для прояснения этого вопроса придется совершить небольшой исторический экскурс. Дело в том, что клуб здесь появился вследствие прокладки в 1901 году железнодорожных путей между Москвой и Виндавой — портом на Балтийском море. Во второй половине XIX века развитие внешней торговли Российской империи потребовало дополнительной связи с западными странами через порты на Балтике. К одному из таких портов — Виндаве высочайшим указом Николая II от 21 мая 1887 года было велено соорудить железную дорогу от Москвы к Балтике.
Дорога первоначально называлась «виндавской», а не «рижской», как сейчас, поскольку Рига изначально не значилась на ней в числе остановочных пунктов. Целью постройки этого пути было в том числе более близкое сообщение древнего центра Российской Империи со своей окраиной - Балтикой, поскольку в древности и в Москве и в Виндаве обитал один народ — венды или венеды, среди которых было особое воинское сословие — варяги, чье имя на древнем прусском (древанском) языке означало «меч». В Москве потомки венедов со временем стали называться вятичами (первоначально вентичи), а на берегах реки Виндавы (совр. Венты), в устье которой сейчас расположен Вентспилс (бывший город Виндава), также живут потомки тех же венедов, поскольку население Русской равнины со второго тысячелетия до нашей эры в большинстве своем происходит от Фатьяновской культуры, центр которой по данным археологии находится в Царицино, что в Москве.
Данные ДНК-генеалогии подтверждают, что большинство населения Русской равнины от Среднего Поволжья до Балтики - это потомки Фатьяновской культуры, которые относятся к «венедской» гаплогруппе R1a-Z280. Тацит и Птолемей в начале нашей эры народы юго-восточной Балтики именовали венедами, от которых к средним векам остались такие топонимы, как река Вента (Виндава) и город Венден, но в XIII веке сюда пришли «гады немцы» из Ливонского отделения Тевтонского ордена, воспользовавшиеся ослаблением Руси связанным с вторжением с Востока кочевников-чингизидов. Местные жители яростно сопротивлялись онемечиванию и призывали братьев русских из соседнего Пскова и Новгорода на помощь — об этом достаточно написано в средневековых хрониках Генриха Латвийского и Петра Дусбургского, но силы были неравны. В результате в городе Венден (совр. Цесис) обосновался великий магистр Ливонского ордена и построил замок для своей резиденции - так тесные связи Прибалтики с Русью были разорваны и Пруссия и Ливония стали ассоциироваться с германцами.
Но уже в XVI веке потомки венедов-варягов в лице Ивана Грозного начали борьбу за возврат Балтики, ведь половина современного населения Руси, также как и половина населения современных Пруссии (Калининградская область), Литвы, Латвии и Эстонии относятся к одной общей «венедской» гаплогруппе R1a-Z280. Поскольку происхождение Романовых также как и Рюриковичей согласно генеалогическим преданиям связано с Пруссией и Курляндией, то Романовы продолжили начатое Рюриковичами и Российская империя пополнилась Курляндской, Лифляндской и Эстляндской губерниями. Виндава была главным портовым городом в Курляндской губернии и именно ее выбрал Николай II для железнодорожного сообщения Москвы с Балтикой. Вероятно порты Пруссии больше подходили для этих целей, но тогда Николаю II надо было бы выдворить оттуда своего родственника — прусского короля, что было трудновыполнимо и политически некорректно в начале ХХ века. Поэтому подходящий случай для воссоединения Пруссии и России появился только у Сталина после разгрома «гадов немцев» во второй мировой войне, ведь до оккупации Пруссии германцами в XIII веке в ней не было никаких немцев, как не было ничего германского — ни богов, ни языка, зато был Перун — главный бог обитавших там варягов-руси, язык которых один со славянами по заверению нашей летописи и лингвистов. М.В. Ломоносов также писал, что поскольку «древний язык варягов россов один с Прусским, Литовским, Курландским или Летским, то конечно происшествие и начало свое имел от славянского, как его отрасль», и что «пруссы были с варягами россами одноплеменны». При этом М.В. Ломоносов оговаривался, что под пруссами он подразумевает не «крыжаков» (немцев-крестоносцев), но коренное население, не имеющее отношения к германцам.
Примечательно, что в финн-угорских языках прибалтийских народов слова Россия, русский производятся от имени венедов: эстонское — «Venelane» (русский), «Venemaa» (Россия), «Vene» (Русь); карельское — «Vene;» (Русь).
Кроме общих исторических корней вентичей-москвичей и балтийских венедов следует упомянуть еще об одной причине, дающей основание именовать весь район Балтийцем: многие из новоселов по адресу А-299 Подмосковное шоссе дом № 19/2 прежде жили на Балтике в одном из пригородов Ленинграда - Петродворце. Петродворцом в 1945 году стали называть бывший Петергоф, который переименовали, чтоб искоренить всё немецкое. Эти балтийцы были кадровыми офицерами, приехавшими из гарнизона в Петродворце со своими семьями: Кузьмины, Михайловы, Степановы, Медведевы, Гноевых, Шидловские, Аристовы, Боровики, Сидякины, Зацаринные и другие, которые через несколько лет получили назначение и переехали служить в разные города.
Все вместе эти балтийцы составляли едва ли не половину жителей дома № 19/2 и среди них были не только кадровые военные, но и семьи инженеров и ученых, например Остапенко и Пугачевы, приехавшие из Питера на работу на предприятие 1323 по приглашению его тогдашнего директора Берии, сына Лаврентия.
Владимир Николаевич Пугачев в годы войны был подростком и по малолетству не совершил ратных подвигов, но блокада и эвакуация тоже потребовали от него напряжения всех его жизненных сил, о чем он написал в своих воспоминаниях, которые быстро распространились среди ребят нашего двора как летопись военных лет от мальчика из Питера.
Отрывочные воспоминания.
Странно устроена человеческая память. Из большого числа жизненных впечатлений в памяти остаются отрывочные воспоминания, но воспроизводятся они в мельчайших деталях, казалось бы несущественных. Но это только на первый взгляд, потому что потом начинаешь понимать, почему эти яркие детали оказались важными. Прошло более 60 лет и многое забыто, поэтому считаю важным поделиться своими воспоминаниями.
Начало войны. Был солнечный воскресный день. Я, мама и папа находились вместе с друзьями на даче в Левашово под Ленинградом. Возвращаясь с прогулки, от встречных людей мы услышали о начале войны. Известие вызвало беспокойство, но не панику. Мы считали, раз дача, которую мы снимали, находится недалеко от Финляндии, то это опасное соседство, поэтому начали собираться с тем, чтобы в понедельник утром выехать в Ленинград. Ночью над Левашовым был подбит немецкий самолет и со второго этажа дачи был хорошо виден горящий падающий немецкий бомбардировщик. Ночью со знакомыми обсуждали ситуацию и в этих обсуждениях, конечно, было много наивного, а утром уже на станции увидели несколько эшелонов с военной техникой и военными.
Ленинградская блокада.
Бомбежки. По началу бомбежек можно было проверять время. Мы — я, мама и папа жили в большой комнате (39 кв.м) в квартире на 8 квартиросъемщиков. Папа практически все время находился на заводе «Красный выборжец», а мы с мамой поначалу спускались в бомбоубежище, но потом нам это надоело. Кстати, нашими соседями по бомбоубежищу были Михаил Ромм с супругой, но тогда я не понимал, с кем мы были знакомы по бомбоубежищу. Когда мы перестали спускаться в бомбоубежище, я полюбил наблюдать с кухни за налетом бомбардировщиков, вглядываясь в промежуток неба над двором, окруженном домами, где стройными рядами двигались бомбардировщики, из которых вываливались бомбы и все это было хорошо видно. Однажды во время бомбардировки раздался нарастающий свист, затем небольшая пауза и сильный взрыв, после чего посыпались стекла. Оказывается, тысячекилограммовая бомба упала напротив нашего дома на территорию химико-технологического института, но несмотря на это мы не стали спускаться в бомбоубежище — было мало сил.
Вместе с другими подростками мы красили стропила крыши противопожарной белой краской, дежурили во время бомбежек и большими щипцами хватали зажигательные бомбы и бросали их в ящики с песком.
Голод. За хлебом в булочную, находившуюся в нашем доме, ходил я. Помню тогда норма была 125 граммов. Хлеб был сырой и неизвестно из чего. Однажды в булочной средних лет мужчина прыгнул на высокий прилавок схватил буханку хлеба и начал жадно ее есть. Его, конечно, схватили, но он вверх ногами продолжал жадно жевать.
Отец свою рабочую карточку на хлеб на 250 граммов брал на работу, а мы с мамой ели свой хлеб по 125 граммов в обнимку с отопителем или теплым стояком в темной ванной.
Для жителей блокадного Ленинграда голод был страшной трагедией. Немцы разбомбили Бадаевские продовольственные склады и они сгорели - огромные облака дыма были видны издали. Уже потом отец сходил к сгоревшим складам и принес оттуда грунт, пропитанный расплавившимся сахарным песком. В качестве еды использовалось все: с трудом доставаемый жмых (дуранда), сухая горчица, из которой путем предварительного замачивания делали оладьи. Отец, по специальности электрик, делал вручную прекрасную мебель для дома и у него был запас столярного клея. Из этого клея мы делали великолепный студень.
Дворник дядя Ваня предложил мне из имеющегося у него материала сделать железную печурку и трубы. Большое спасибо ему. Перед Новым годом я, мама и папа направились с этим товаром на рынок, надеясь, в том числе, обменять его на небольшое количество мяса для бульона. Но по дороге около одного из домов увидели труп с отрезанным мягким местом. Естественно, от обмена на мясо мы отказались и обменяли мои изделия на несколько кусочков сахара.
Эвакуация в глубокий тыл.
Когда в конце февраля 1942 года завод «Красный выборжец» начали эвакуировать в Свердловскую область вместе с работниками и их семьями, отец и мы с матерью собрали пожитки в четыре больших тюка и на больших санях оправились к Финляндскому вокзалу. Попрощавшись со своей тридцатидевятиметровой комнатой в сопровождении саперов с большим трудом шли мы по Загородному, потом Литейному проспекту, мимо «большого дома» здания КГБ, в котором мой отец, очень преданный нашей Родине человек успел побывать, далее через Литейный мост вышли к Финляндскому вокзалу. После длительного ожидания мы сели в пассажирский поезд и поехали к Ладожскому озеру.
У Ладожского озера нам выдали большую пайку хлеба. Спасибо родителям, что они нашли силы ограничить себя и меня в употреблении всей пайки сразу, потому что было много смертельных случаев с теми, кто не смог удержаться.
Потом был переезд через Ладожское озеро, женщины и дети ехали в автобусах с закрытыми фанерой окнами, мужчины с вещами — в открытых грузовиках. Грузовик с отцом ехал впереди, за ним наш автобус и далее еще один грузовик, на котором был наш приятель и этот грузовик провалился под лед.
Мы сильно отморозили ноги и к этой беде добавилось мародерство, процветавшее на той стороне Ладожского озера. Достаточно было толкнуть блокадника в сугроб и отбирай вещи, так как бедный обессиленный блокадник уже не мог подняться и замерзал. В дополнение ко всем этим ужасам эвакуации мы потеряли маму, и мы с отцом были вынуждены сесть в товарный вагон и ехать без нее благо для нас, что все документы были у отца. На одной из станций отец отстал от эшелона и я с вещами без документов остался один, поэтому на каждом эвакопункте мне приходилось заново рассказывать обо всем случившемся. Еще я знал, что пунктом нашего назначения был Свердловск, а поезд шел до Новосибирска и я принял решение ехать до Новосибирска, так как не представлял себе, как я смогу со всеми вещами выйти на промежуточной станции.
Не доезжая 25 километров до Свердловска отец догнал мой эшелон, сколько было радости! В Свердловске нас встретили и разместили на месяц в каком-то «санатории» для восстановления сил. Мы с отцом написали письмо в Пермь к нашим ранее эвакуированным знакомым, и оказалось, что мама вышла раньше в Перми и была у них, к общей радости семья воссоединилась.
Но этим беды эвакуации не закончились, была еще одна неприятность: когда в «санатории» с моих отмороженных и потому опухших ног срезали валенки, то вместо моих конечностей оказалась каша. Встал вопрос об ампутации ног, но я не дался, а потом, уже после войны, мне во второй раз предложили ампутацию, и я опять не дался и не жалею об этом, худо-бедно, но на своих.
Глубокий тыл.
Завод № 519, в который направили отца, находился в городе Верхняя Салда. Сначала мы жили в городе Нижняя Салда примерно в 10 километрах от завода и снимали комнату в доме красавца сибиряка деда Маркела, а на завод ездили на поезде.
Первый год я не мог ходить, потом разошелся и пропустив один год учебы, я с осени 1942 года пошел в школу. В школе ходили на заготовку дров, и я научился пилить большой пилой и это потом пригодилось.
Печальные вести из Ленинграда. В Ленинграде остались наши родственники: сестра матери, моя любимая бабушка и дочь сестры матери — полуторагодовалая Наташа. Муж сестры матери дядя Сережа воевал в авиации на тяжелых бомбардировщиках. Из Ленинграда пришли печальные новости: сначала умерла бабушка, затем моя любимая двоюродная сестренка Наташа, погиб в бою и дядя Сережа. Мы очень переживали эти потери.
Наводнение. Казалось, что наводнение — это Ленинградская особенность, но это не так, ибо было наводнение и в Нижней Салде, которое чуть не стоило мне жизни. Дед Маркел, у которого мы жили, построил свой дом в овраге, к дому примыкал огромный крытый двор, стоявший на очень толстых столбах из лиственницы. Во дворе было всегда темно.
Три дня шел дождь и на третий день я, мама и сестра мамы, которая эвакуировалась из Ленинграда после нас, услышали со двора странный шум. Я открыл дверь и вместо темноты увидел яркий свет — двор был снесен, а когда открыли открыли окно, то перед домом уже несся поток воды. Как выяснилось потом, в нескольких километрах вверх по ручью около кирпичного завода находился пруд. Плотину пруда прорвало, и по оврагу хлынула вода, сметая на своем пути сараи и дома. Мы стали выпрыгивать из окна, потом выносили свои пожитки. Во время одной из таких вылазок сильная волна сбила меня в овраг, но у моей мамы хватило сил схватить меня за шиворот и спасти. Мама этим своим поступком сильно подорвала свое здоровье.
Хлеб. За снабжение семьи пропитанием отвечал я. Ходил за грибами, перекапывал после уборки картофельные поля, собирал осенью из-под снега колоски, обменивал на продукты наши вещи.
В школе в начале месяца у меня украли хлебные карточки и ребята всем классом решили отдавать свои 100 граммов белого или черного хлеба, который нам выдавали в школе, за что большое им спасибо. Учительница в тот день проводила меня домой.
Подрабатывал я распилкой и расколом дров у работницы хлебозавода. Она кормила меня молочной лапшой и рассчитывалась хлебом, который я относил домой. Запомнился случай, когда мне удалось обменять у карточного игрока папины лакированные ботинки на талоны хлебных карточек на 25 килограмм. Я тогда работал на заводе и во время перерыва ходил в цеховую хлеборезку чтобы обменять талоны на 200-300 граммов хлеба. Только в хлеборезках можно было приобретать хлеб не по карточкам, а по талонам. После этого мы перестали ощущать постоянное чувство голода.
Работа. Полтора года до осени 1944 года я работал лаборантом-металлографом. Довольно быстро с помощью учебников я всему научился. Завод выпускал, в том числе, прокат латунных сплавов для снарядных гильз. В 1944 году завод начало лихорадить — гильзы разрывались в стволах пушек. Назревало дело. Даже я, подросток, работал тогда целыми сутками. Мы установили, что в прокате и в слитках имеется большое количество серы. Откуда она взялась? Тогда я был сообразительным парнем и понял, что сера появляется от использования гильз с капсюлями, в которых оставалась сера, а гильзы эти шли с фронта эшелонами. Доложил начальнику лаборатории и со следующего дня на заводе работали женщины, которые выбивали капсюли из гильз, а мне дали премию. Работа завода вошла в привычную колею и я считаю, что это мой наиболее существенный вклад в Победу.
Учеба. Во время работы на заводе я учился в школе рабочей молодежи, а осенью 1944 года я пошел учиться в авиационно-металлургический техникум и за год учебы я окончил 1,5 курса техникума. В феврале 1945 года «запахло» окончанием войны и тогда я решил, что необходимо сдать экстерном экзамены за 8, 9 и 10 классы школы. К лету эти экзамены были сданы, я получил аттестат зрелости и действительно почувствовал себя зрелым человеком. Осенью 1945 года я поступил в Ленинградский университет. Таким образом, в 17 лет я стал студентом.
* * *
Автор этих воспоминаний после войны уже будучи профессором и доктором технических наук был одним из тех во дворе дома №19/2, кто имел непосредственное отношение к поражению американского шпионского самолета 1 мая 1960 года, что нанесло серьезный удар по амбициям американцев и еще раз охладило американских ястребов.
Кроме всего прочего, питерские балтийцы принесли с собой с Балтики особый диалект, который, в частности, выражался в особых словах, которые прижились в Москве. Например, подъезд питерские называли «парадным», батон или буханку хлеба «булкой», тротуар «поребриком», то есть присутствие балтийцев и их влияние на жизнь всего района дает еще больше оснований именовать его Балтийцем.
Среди этих «балтийцев» был даже один «мальчик из дворца», потому, что в разрушенном царском дворце в Петродворце, была в первую очередь восстановлена и отремонтирована крыша над той его частью, которая примыкала к Разводной улице, где жили тогда родители Игоря и старший брат. Здесь был оборудован медпункт, который был ближайшим медицинским учреждением всего района и именно туда сначала привезли маму Игоря, когда ему приспичило родиться в середине января 1952 года. Из медпункта была вызвана скорая помощь из Николаевской больницы, где было родильное отделение, но из-за снежных заносов она где-то застряла, так что пришлось Игорю рождаться в медпункте во дворце.
Очевидно, по причине того, что при прокладке Виндавской железной дороги в 1901 году наша станция Красный Балтиец сначала называлась Подмосковной, то шоссе, проходившее вдоль железнодорожных путей к станции, тоже было названо Подмосковным. Станция Подмосковная некоторое время служила главным товарным и пассажирским терминалом на пути из Москвы в Виндаву. Летом 1901 года Виндавская дорога была уже готова, станция Подмосковная тоже, а Виндавский (будущий Рижский) вокзал еще не был построен, поэтому первый поезд по Виндавской железной дороге 2 июля 1901 года отправился со станции Подмосковная, которая до 11 сентября 1901 года выполняла функции вокзала в Москве и была конечной станцией. По этой причине главная улица этого района Москвы ведущая к станции называлась Большая Вокзальная. Начиналась она в бывшей деревне Коптево, давшей название современному району, и заканчивалась у станции, которая целых два месяца в 1901 году была главным московским вокзалом на Виндавской железной дороге.
Комплекс построек станции Подмосковная включал водонапорную башню, паровозное депо веерного типа с поворотным кругом, контору депо и дом работников станции и депо, для которых рядом со станцией и был построен в 1930 году клуб «Красный Балтиец». В 1945 году была введена в строй новая платформа, которая была названа «Красный Балтиец» по одноименному клубу. Примерно в это же время в 1945 году был построен пешеходный мост, соединяющий платформу «Красный Балтиец» с районом, который теперь называется «Сокол», а в начале ХХ века это было село Всехсвятское, вотчина князя Багратиона. Название села произошло от названия церкви Всех Святых, ибо собственно селом называется деревня, в которой есть церковь. Эта церковь существует до сих пор и стоит рядом с метро Сокол.
Более сотни лет назад в конце девятнадцатого века, когда еще не было ни Виндавской (Рижской) железной дороги, ни станции Подмосковной, ни Красного Балтийца, а была деревня Коптево и село Всехсвятское, на месте которого впоследствии вырос район Сокол - тогда деревня Коптево тоже была связана с селом Всехсвятским, только не пешеходным мостом, а речкой Таракановка. На старых фото Подмосковного шоссе, хорошо видна Таракановка и мостики через нее. Исток Таракановки лежит в Всехсвятском болоте, которое было там, где теперь улица Зои и Александра Космодемьянских, бывшая Новоподмосковная. Далее русло реки проходит вдоль Большой Вокзальной, поворачивает на Подмосковное шоссе и затем идет в сторону села Всехсвятского.
На углу Большой Вокзальной, где впоследствии был построен дом № 19/2 и где жили Игорь с Вовкой, из-за Таракановки грунт был недостаточно устойчивым и Вовкина мама ругала эту речку, обвиняя ее в том, что в ванной кафель отваливается, в комнатах трескается штукатурка и приходится часто делать ремонт. В один из таких ремонтов с Вовкой чуть не произошел несчастный случай: он днем дремал на диване и сквозь сон услышал треск, который раздался при обвале штукатурки. Но ангел хранитель вовремя толкнул Вовку и он скатился с дивана, а на то место, где была его голова, упал большой кусок штукатурки, который мог его убить.
Уже тогда в 1957 году в Коптево не было никакого болота и на Красном Балтийце речка протекала по поверхности только на Подмосковном шоссе, а потом уходила под землю, где, заключенная в коллектор, проходила под полотном Рижской железной дороги, затем пересекала Ленинградский проспект. На карте Москвы 1934 года река не обозначена, но есть Таракановская улица, которая шла параллельно Ленинградскому шоссе от нынешнего Гидропроекта до метро Сокол, также были Таракановские переулки в районе улицы Алабяна и улицы Левитана, на которой родился Вовка и жил до переезда на Красный Балтиец. В конце девятнадцатого начале двадцатого века вся территория района Сокол относилась к селу Всехсвятскому. Покидая село Всехсвятское, Таракановка течет в сторону Песчаной улицы, где у Песчаного переулка в нее впадает река Ходынка, которая тоже начинается рядом с Красным Балтийцем у южной оконечности Тимирязевского парка и пересекает Ленинградский проспект в районе метро Аэропорт. После слияния река именуется Таракановкой и течет вдоль Московской Окружной железной дороги до Хорошовского шоссе, а потом впадает в Москву-реку в районе Красной Пресни.
Там, где Таракановка текла в низине у Хорошовского шоссе, Игорь со своей семьей жил после приезда в Москву из Петродворца в ожидании, когда достроят дом № 19 на Подмосковном шоссе. Там был район под названием Опытное поле, где стоял гарнизон, к которому был приписан отец Игоря. Таракановка у Хорошовского шоссе после впадения в нее Ходынки уже была достаточно полноводная и Игорь в ней купался.
Таким образом получается, что предыдущие места жительства Игоря и Вовки и нынешний дом № 19 на Красном Балтийце все лежали на берегах Таракановки, которая всё связывала воедино в пространстве и времени. Пока Таракановка на Подмосковном шоссе еще не была упрятана под землю, а вокруг шло бурное строительство с прокладкой электрических кабелей, то вокруг валялись большие деревянные катушки, на которые эти кабели были намотаны. Круглые боковины катушек ребята использовали как плоты и сплавлялись на них по Таракановке, устраивая баталии, когда плывущие на плотах подвергались нападению со стороны пиратов, поджидавших на мостике и прыгавших с него сверху на плот, идя на абордаж.
К настоящему времени вся Таракановка протекает в подземном коллекторе и о том, что она соединяла Красный Балтиец с Соколом, помнят только старожилы, так что в качестве связующего звена остался только пешеходный мост.
На этом мосту ребята с «Балтийца» были частыми участниками детских игр называвшихся «купание в дыму». Главное надо было подловить момент, когда паровоз выезжал из депо и, пуская тучные клубы дыма, медленно и степенно проезжал под мостом. При этом участок моста, под которым шел паровоз, скрывался в дыму и становился невидимым вместе со всеми его обитателями. Этого только и ждали мальчишки, которые с визгом и воплями ныряли в облако дыма и неожиданно появлялись из него с противоположной стороны только за тем, чтобы повернуться и нырнуть снова. Длилось это веселье не более нескольких секунд, но радости было выше крыши.
Однажды, когда ребята пришли как обычно караулить паровоз, перед ними открылась совершенно незнакомая картина: на давно бездействующей станции происходило что-то странное и ребята не сразу поняли, что это кинематографисты готовятся к съемкам. Это было так неожиданно и невероятно, что пацаны застыли разинув рты и превратились в глаза и уши. Купание в дыму не шло ни в какое сравнение, это же почти участие в кино! Позднее ребята узнали свою станцию Подмосковную в кадрах фильма «Баллада о солдате».
Но это было потом, а сейчас название фильма было неизвестно и все происходящее было настоящим приключением! Телевизор был тогда большой редкостью и не каждая семья могла себе его позволить, поэтому воскресный утренний сеанс в клубе был вожделенным окном в сказочный мир волшебства и магии. Получив от родителей рубль на кино, подросток зажимал его в кулаке и мчался скорее к клубу, в кассу, чтобы, сунув руку в деревянное окошко с маленьким округлым подоконником, разжать кулак и получить взамен серо-голубой билет на сеанс. А сколько было пережито незабываемых мгновений восторга и волнений! Весь зал в едином порыве вставал и кричал: «Ура!», когда из засады появлялась наша конница с Чапаевым во главе!
На фильмах демонстрировавшихся в Красном Балтийце было воспитано не одно поколение. С замиранием сердца смотрели такие фильмы, как «Судьба Барабанщика», «Тимур и его команда», «Николка-паровоз», «Ребята с Канонерского» и устраивали у себя дома на антресолях и на чердаках «штабы». Многое из того, что происходило в кино было частью реальной жизни, например, старьевщики также, как в фильме «Судьба барабанщика» ходили по дворам и обменивали старые вещи на леденцы на палочке в форме петушков и игрушки. Самой простой игрушкой был мячик на резинке, резинка имела петельку для того, чтобы можно было просунуть туда палец и бросать мячик, а резинка возвращала его обратно. Но самыми востребованными были свинцовые пугачи, которые выглядели как настоящие револьверы и которыми можно было напугать кого угодно, если неожиданно достать из кармана.
Фильмы «Глинка», «Чайковский», «Мусоргский» подстегивали интерес к музыке и ребята шли в музыкальные школы и оркестры. Прямо в четвертом подъезде у Игоря была открыта музыкальная школа под руководством Угольковой Веры Дмитриевны, куда Игорь пошел заниматься по классу аккордеона, а Вовка на фортепиано, но вскоре им надоело играть гаммы и разучивать сольфеджио, они хотели играть что-нибудь из песенного репертуара кинематографа, но им не давали, и поэтому они бросили это занятие. А в клубе Красный Балтиец был духовой оркестр, где на трубе играл Витя Подовинников из двора дома №19, а Игорь пробовал свои силы на барабане. Под влиянием фильмов «Нормандия-Неман», «Балтийское небо» и «Небесный тихоход» во дворе на площадке между двумя домами собирались авиамоделисты и запускали свои планеры и самолеты, привязанные двумя тонкими проволочками к рукояти в руках авиатора, с помощью которой он управлял полетом стоя в центре круга, по которому с громким треском мотора летал самолет. В фильме «Трижды воскресший» у ребят был свой корабль, который они сами отремонтировали, и под впечатлением от фильма ребята во дворе отважились на самостоятельное плавание на туристических байдарках по Истре и Москва-реке.
«Александр Невский», «Илья Муромец», «Нахимов», «Ушаков» — эти фильмы пробуждали чувство гордости за прадедов, которые защищали Русь от супостатов, нападавших на суше и на море с запада, юга и востока. «Тихий Дон», «Камо», «Кочубей» и другие фильмы о гражданской войне вызывали двойственные чувства гордости и сожаления. Родного деда Игоря зарубили на Перекопе — он попал в «мельницу», когда несколько всадников кружат вокруг одного, нанося удары саблями. Вовкин дед в 1918 был студентом Пермского университета, когда туда пришел Колчак и мобилизовал всю интеллигенцию, но вскоре дед заболел тифом и оказался в лазарете, который при наступлении Красной Армии оставил Колчак — так дед избежал мясорубки гражданской войны.
Прошедшая война была одной из главных тем фильмов волновавших подрастающее поколение, хотя оставшиеся в живых отцы и матери могли сами без фильмов рассказать о войне и пробудить чувство гордости за них. Пока отцы воевали на фронте, матери копали окопы и дежурили на крышах, сбрасывая с них зажигательные бомбы.
Под впечатлением от фильма «Чук и Гек», два парня со двора домов №19 и №21 запаслись сухарями, консервами и теплой одеждой и отправились зайцами на Колыму искать золото. Они сумели добраться до Омска, где их сняли с поезда и отправили домой. После фильма «Суриков» все стали покупать краски и бумагу для рисования и пробовать себя в живописи.
Фильм «Добровольцы» стал путеводной звездой для Игоря, он хотел быть похожим стазу на всех его героев и служба в армии стала главным делом его жизни. Фильм он знал наизусть и, если бы вдруг испортилась звуковая дорожка, то мог его полностью озвучить.
Может быть потому, что Вовка по восточному календарю был водяным драконом, на него большое воздействие оказали фильмы «Тайна двух океанов», «Последний дюйм» и «Человек-амфибия». В летние каникулы любимым занятием Вовки была подводная охота, ловля крабов и собирание ракушек на дне Черного моря в тихом уголке с греческим названием Бетта под Новороссийском, куда его на лето вывозили родители. Говорят, что первыми насельниками этого места действительно были греки, и доказательством тому была находка греческих амфор с вином при проведении строительных работ. Бетта занимала одну сторону ущелья, по которому текла одноименная речка, а на другой стороне ущелья через речку на высоком скалистом берегу стоял комфортабельный дом отдыха министерства обороны, в ведении которого был причал на берегу с лодками и пляжными лежаками. Вовка каждое лето устраивался при причале внештатным матросом и наравне с работниками причала пользовался лодками и патрулировал акваторию пляжа.
На рыбалку и за крупными крабами надо было идти далеко к Адлеровскому ущелью, где по причине удаленности были лучшие условия и для подводной охоты. По ущелью текла речка, вверх по течению которой находился маленький водопад высотой в человеческий рост и можно было встать под струю, принять душ и смыть морскую соль, а еще выше была полуразвалившаяся хижина самого Адлера, в которой лежал мумифицированный труп шакала. На берегу моря в тени сосны можно было на костре в котелке сварить крабов, сделать шашлык из рапанов и сварить уху — так проходил целый день и к вечеру ребята возвращались усталые и довольные своей жизнью «робинзонов».
Летом большинство ребят разъезжались по пионерским лагерям и другим местам отдыха, а для тех, кто остался в Москве, при клубе Красный Балтиец открывался Городской пионерский лагерь. Ребята в лагере были окружены заботой, их вкусно кормили в столовой клуба и устраивали экскурсии по разным красивым и памятным местам в Подмосковье и окрестностях: Архангельское, Кусково, Бородино, дом-музей П.И. Чайковского в Клину — вот неполный печень этих экскурсий.
Игорю нравилось в лагере при Красном Балтийце, но обычно на лето родители отправляли его в детский санаторий, расположенный в живописном местечке Мисхор, что в Крыму. Места в Мисхоре и окрестностях были дивной красоты, не зря они были облюбованы еще до революции великими князьями и царскими вельможами, построившими здесь дворцы для летнего отдыха. И вот среди великолепных дворцов нашел свое место и санаторий, куда Игорь ездил каждое лето, начиная с семи лет. Общественная организация санатория была построена как в пионерском лагере, то есть дети по возрастным группам делились на отряды и у каждого отряда был свой командир. Здесь сразу проявились лидерские качества Игоря, которые ему потом пригодились при службе в армии, и он, начиная с пятого класса был командиром своего отряда, а два последних года был командиром всей дружины санатория. Все воспитанники санатория носили форму, похожую на ту, что носят курсанты мореходных училищ, за исключением шортов. Форма состояла из матроски, тельняшки и шортов, но тельняшку по причине жары одевали редко, а вместо нее пристегивалась своего рода манишка, изображавшая надетую под матроску тельняшку. Утро в санатории начиналось с зарядки, потом шли водные процедуры, после которых можно было поиграть в футбол или волейбол. Ну и, конечно, главное, ради чего сюда приезжали — это морские купания. Правда, многие ребята, и Игорь в том числе, вместо организованного пляжа норовили уйти «в самоволку» на дикий пляж, проходя по берегу мимо скульптуры русалки за большие камни, где купались городские жители и те, кто хотел большей свободы. Санаторная жизнь включала в себя походы в горы на Ай-Петри, экскурсии с посещением Воронцовского дворца и других достопримечательностей Крыма. Кроме того, для организации досуга в санатории был открытый амфитеатр, где проходили концерты, демонстрировались фильмы и устраивались танцы.
Хотя Мисхор был главным местом летнего отдыха Игоря, иногда родители отправляли его к бабушке в Майкоп. Во время войны Майкоп был в оккупации и вокруг него ребята находили во множестве военные трофеи, служившие экспонатами в их домашних музеях. В городе был замечательный Краеведческий музей (совр. Национальный музей республики Адыгея), где особенно интересными были археологические находки из скифских курганов и Майкопской археологической культуры раннего бронзового века датируемой третьим тысячелетием до нашей эры. Примечательно, что Майкопская культура была тесно связана с археологическими культурами Северной Месопотамии, Восточной Анатолии и Сирии.
У всех ребят в Майкопе были велосипеды и они целыми днями гоняли по городу, играя в игру «ваша зелень», когда ты обязан был предъявить по первому требованию какой-нибудь листок или цветок зеленого растения, и если такового при себе не оказывалось, то ты штрафовался покупкой мороженного проверяющему. Купались обычно в реке Белой, но в прохладную погоду можно было пойти в горы на речку, которая питалась подземными горячими источниками. Главное отличие Майкопа от Москвы было в том, что в этом южном городе всегда было тепло и было много местных фруктов, да и по части культурно-развлекательной Майкоп не уступал столице - на одной только главной улице было шесть кинотеатров, так что скучать не приходилось.
Как бы не был хорош отдых в Мисхоре и в Майкопе, в конце лета Игорь с нетерпением ждал возвращения домой на Красный Балтиец, где сразу проводил разведку с рекогносцировкой: кто из друзей уже вернулся домой и торопился с пользой провести последние летние деньки. Например, можно было вдоволь наесться «китайкой» - маленькими яблоками, в изобилии росшими в садах по всей улице Клары Цеткин, а особенно вкусная китайка была у Коптевских бань. Также можно было сходить в клуб и посмотреть новые фильмы, вышедшие в прокат за время летних каникул.
Стены и потолок зрительного зала клуба Красный Балтиец изнутри были обшиты деревянными панелями, отчего он был похож скорее на волшебную деревянную шкатулку, чем на скучное казенное помещение с оштукатуренными стенами. Оштукатурен клуб был снаружи: это было покрытие «под шубу», шероховатое и окрашенное в приятный для глаз светло-зеленый цвет. Архитектура клуба соответствовала духу времени и представляла собой образец советского конструктивизма. Со всех сторон клуб представлял собой уникальное и выдающееся явление, не говоря о той значительной роли, которую он играл в жизни населения района Балтиец и окрестностей. Кроме кинозала в клубе размещалась столовая, залы для различных спортивных секций и другие помещения для разнообразных кружков от авиамодельного до театрального. Но этим роль клуба в культурной жизни района не ограничивалась, еще был стадион, который также был неотъемлемой частью клуба и включал в себя футбольное поле с беговой дорожкой вокруг него, теннисный корт и площадку для игры в городки. При клубе среди спортивных секций самой массовой была футбольная, в которой занимались многие ребята из двора домов №19 и №21, а лучше всех играл в футбол Вовкин одноклассник Валерка Тюриков. Другими словами клуб представлял собой целый мир, планету с силой притяжения больше, чем у Юпитера, поэтому, когда ребята из своего двора попадали в какой-либо соседний район и их спрашивали откуда они, то они с гордостью отвечали: Мы с «Балтийца»!
Клуб располагался в конце Подмосковного шоссе, а в самом начале находился другой полюс притяжения — магазин «Культтовары». Магазин располагался на первом этаже тринадцати этажного дома, который так и назывался «Тринадцатиэтажка», ибо был единственным домом такой этажности в округе.
Без преувеличения это был настоящий культовый центр для всего Подмосковного шоссе, ибо здесь чаще, чем где-либо еще, были слышны мольбы детей о счастье быть обладателем вожделенной игрушки. Здесь было всё о чем можно мечтать и даже больше: кроме большого отдела игрушек здесь был отдел спорттоваров с велосипедами, лыжами, санками и прочим спортивным инвентарем. В некоторых случаях подросток мог даже не догадываться о своих тайных желаниях, а в «Культиках» - так любовно называли этот магазин, оно было и тихо лежало на прилавке, ожидая, когда на него обратят внимание. Так, у Вовки любимым фильмом был «Человек-амфибия», и он мечтал быть похожим на Ихтиандра и также свободно чувствовать себя в морских глубинах. Разве мог он вообразить, что здесь, в «Культиках» он увидит маску для подводного плавания? Конечно, она не совсем похожа на то, что защищало глаза Ихтиандра и рисовалось ему в воображении, но всё таки! Но это было потом, а еще раньше Вовка увидел в «Культиках» совершенно невообразимую вещь: диапроектор. Это же была возможность показывать свое кино, не дожидаясь воскресных утренников в «Балтийце»! И как только Вовка осознал это, он заболел идеей стать счастливым обладателем этого чуда. Главным препятствием для воплощения мечты была заоблачная цена: целых 10 рублей. Еще совсем недавно, до денежной реформы, это были бы аж СТО рублей, которые находились за психологической гранью доступного, и Вовка это прекрасно помнил. Но чем дальше мечта, тем слаще ее исполнение и в конце концов Вовка доконал своего отца, он не выдержал натиска и диапроектор был куплен в качестве подарка на день рождения, ждать пришлось почти целый год. Но длительность ожидания вполне соответствовала высокой стоимости и все мучения были оправданы.
Вместе с проектором были куплены диафильмы, самым ценным из которых был «Волшебная лампа Аладдина». Пленки были упакованы в маленьких цилиндрических пластмассовых коробочках и бережно хранились в специальной деревянной шкатулке, из которой извлекались только перед сеансом. Сеанс объявлялся заранее и были даже бесплатные билеты, без предъявления которых которых никто не допускался к просмотру, начинавшемуся строго в определенное время, записанном в билете. Сеанс начинался с задергивания плотных светонепроницаемых плюшевых штор кирпичного цвета, потом вешался экран из простыни, гасился свет и зажигалась лампа волшебного фонаря. Озвучивать фильм мог только хозяин кинотеатра, это была особая привилегия, которая не обсуждалась. Вовка старался оправдать свою роль - он менял голоса сообразно роли и особенно ему удавались озвучивать джинов, великанов и прочих сказочных персонажей.
Купленных диафильмов хватило ненадолго, а обновление ассортимента по фильмам в Культиках явно отставало от потребностей зрителей. Поэтому, когда всё было пересмотрено, то была найдена замена: фильм ведь можно сыграть! Одна из игр называлась «Мамаево побоище». Фильм на эту тему почему-то никто снять не удосужился и потому авторская фантазия ничем не ограничивалась. Главное надо было обеспечить историческую достоверность, солнечное затмение то бишь, остальное можно отдать на откуп импровизации. И вот шторы задернуты, свет погашен и ... Битва в потемках диванными подушками и «думочками» - что может быть веселее! Но вскоре раздался звон разбитой любимой маминой статуэтки и это было сигналом окончания битвы. Никто не хотел сознаваться в содеянном, и потому участники покидали поле битвы тихо, тайно и торопливо. А Вовка остался собирать осколки и клеить разбившуюся статуэтку, изображавшую двух борзых собак мейсенского фарфора. Преступление, конечно, было раскрыто, Вовка признался самому себе, что режиссер из него никакой и с карьерой постановщика батальных сцен было покончено.
В школе тоже был кино-кабинет, где показывали учебные фильмы, и это был самый интересный урок, когда темнота в кабинете позволяла выйти из под надзора учителя и похулиганить, поприставать к девчонкам, и, наконец, просто поспать. Большинство фильмов выветривалось из головы сразу после их просмотра, но один из них упал в духовное вещество Вовки как зерно, из которого проросло знание того, что природа крысы и человека не так уж сильно отличаются. Там была показана крыса, которой в голову был вживлен электрод там, где ученые определили «центр счастья». Электрод был соединен проводом с педалькой, нажав на которую крыса могла послать электрический импульс в этот центр и испытать кайф. Сначала крыса жила своей обычной жизнью, ела, пила и была вполне довольна собой, но скоро она нашла эту педальку, бросила есть, пить и всё нажимала и нажимала на педаль, забыв про всё. Очень скоро крыса отощала, облезла и сдохла.
Просмотром кинофильмов в клубе и диафильмов в домашнем кинотеатре интересное времяпровождение для ребят не ограничивалось, и их всегда тянуло туда, где ходят поезда, на железную дорогу. Наверное, каждый из них втайне мечтал о своей игрушечной железной дороге, которую мог видеть только в кино или в главном магазине игрушек - в Детском Мире на Лубянке. Поэтому они часто приходили на станцию поглазеть, как ходят поезда. Не просто так ведь братья Люмьер в своем первом фильме в истории кинематографа показали прибывающий поезд!
Станция-вокзал Подмосковная постройки 1901 года использовалась по назначению вплоть до 1945 года, когда ему на смену была построена платформа «Красный Балтиец», а в старом вокзале разместили железнодорожную телефонную станцию, обеспечивающую связь между всеми остановочными пунктами от Москвы до Нахабино. В 2001 году телефонный узел закрыли и вокзал, оставшись не у дел оказался заброшен. Здание постепенно ветшало, но стоит полуразрушенным до сих пор.
Станция на новой платформе «Красный Балтиец» также, как и старый вокзал была деревянной, но попроще, без модного в начале века модернового фахверкового оформления. Кроме того, чтобы наблюдать за поездами, находясь на платформе, можно было спрятавшись под ней поиграть в партизан, которые в кино пускали под откос фашистские поезда. Конечно, никто и в мыслях не держал подобный сценарий, но сделать это понарошку, как в игре было интересно. Можно было на рельсы наложить в ряд мелких камушков и подождать, когда подъедет поезд, который при своем движении с треском давил камушки в пыль, издавая при этом некое подобие выстрелов.
Еще можно было подложить на рельсы какой либо металлический предмет, чтобы посмотреть потом после прохождения поезда: что с ним стало. Кроме простого детского любопытства был у Вовки особый интерес — он клал на рельсы большие и малые гвозди и получал из них как бы ножички. Расплющенный гвоздь был очень похож на нож, или даже меч, и после заточки его можно было вложить в руку пластилинового богатыря, который этим мечом отрубает голову пластилиновому Змею Горынычу. Как в кино.
Надо сказать, что любовь к холодному оружию у Вовки была в крови и была его такой же характерной чертой, как русый цвет волос и голубые глаза. Все во дворе знали, что у него всегда с собой есть нож, и, если кому-то потребуется что-либо отрезать или остругать, то можно было с уверенностью попросить воспользоваться одним из его ножей. Сам он всегда строгал какую-нибудь деревяшку. Для всего двора он делал «чижиков» для игры в лапту, а, когда он в конце зимы заболел и не мог пойти и купить маме подарок, то ножом вырезал ей кошечку, которая сидит перед раскрытой книгой, в которой сделал надпись подаренным ему аппаратом для выжигания: «Милой Маме в день ее рождения». Этот подарок мама хранила всю жизнь.
Еще ножик был непременным атрибутом игры в «города», где ножом на земле очерчивался круг, изображавший твой город, а противник рисовал в отдалении свой город. Затем тянули жребий — кому начинать первым, и игра начиналась с того, что, стоя внутри круга своего города надо было воткнуть нож в землю на расстоянии шага, чтобы очертить вокруг точки попадания ножа новый круг нового города и соединить его линией-дорогой со старым. Так, шаг за шагом, надо было двигаться по направлению к вражескому городу, а по дороге брать штурмом чужие города — для этого надо только воткнуть нож внутрь круга. Если нож по какой-либо причине не воткнулся, то тот у которого это случилось терял ход и его обретал противник. Нож просто мог попасть в камушек или упасть от неловкости бросавшего, но результат один — твои города теперь могут оказаться во власти твоего врага. Чтобы этого не случилось, надо иметь хороший острый нож и уметь с ним обращаться — это как «отче наш».
Рядом со станцией была железнодорожная поликлиника, которая была единственной в округе в то время, когда Подмосковное шоссе было застроено сплошь деревянными двухэтажными домами, окруженными огородами и садами, в которых весной цвели вишни и сирень, и это было совсем недавно - в послевоенные годы. Сирени было столько, что ребята могли без ущерба для кустов наломать букетов, которые продавали на Коптевском рынке по 15 копеек тем, у кого садов не было. До войны в железнодорожной поликлинике работал фельдшером замечательный человек - Василий Федорович Зайцев, который даже мог сделать несложную хирургическую операцию и к нему ходили лечиться со всего Подмосковного шоссе.
А сейчас поликлиника стояла заброшенной и интересовала ребят и девчонок главным образом тем, что рядом с ней можно было найти осколки разноцветных аптечных склянок. Цветные стекла были нужны детворе для «секретов» - так называлось тайное погребение всяких цветных блестящих фантиков от конфет и шоколадок прикрытых стёклами и засыпанных тонким слоем земли. Занимались этим преимущественно девчонки и показать свой секрет кому либо было актом, сравнимым с интимной близостью. То есть, если девчонка показывает мальчишке свой секрет, то это все равно, что признание в любви и готовность показать еще кое что. У Вовки не только ножи были острые, но и по этой части он был специалистом. Ему легко удавалось склонить девчонок к тому, от чего тех предостерегали мамы.
На задворках клуба была круглая беседка, где в навалку лежала всякая деревянная рухлядь: сломанные столы, стулья, деревянные качели-промокашки и прочие ненужные вещи. Когда сгущались сумерки Вовка приводил туда девочек, обещая, что будет интересно, а в беседке уже заранее поджидал Игорь. Что им там предстоит делать Вовка не объяснял и они, влекомые любопытством, соглашались и шли. Убедившись в том, что девочки никуда не уйдут, не узнав сути происходящего, Вовка предлагал им сыграть «в бутылочку» - игру, в которой участники обоих полов садятся в круг друг напротив друга, а в центре вращается бутылка, которая после остановки как стрелка компаса горлышком и донышком указывает на тех, кто должен поцеловаться. Это было дополнением к школьной программе, в которой не было ничего о взаимоотношениях полов. Поэтому навыки общения мальчикам и девочкам приходилось приобретать самостоятельно путем проб и ошибок. А попросту говоря, так ребята и девчонки учились целоваться.
Двор нашего детства виделся Игорю и Вовке самым лучшим в мире местом, райским уголком любовно возделанном руками его жителей. Сразу по весне после зимнего заселения были организованы субботники, в которых принимали участие все от мала до велика. Тогда же были высажены деревья и кусты, устроены клумбы и газоны, засеянные не простой травой, но декоративной, радующей глаз яркими цветными пятнами васильков, ромашек и маков. Дети принимали самое активное участие в благоустройстве, ведь здесь они будут жить и играть, и им было приятно осознавать, что в их счастливое детство вложена частица их же труда.
Субботники проходили под руководством взрослых из домового комитета, но головой всему была тетя Маша - простая деревенская женщина работавшая дворником. Она всегда знала лучше других, что, где и как должно быть сделано, и ее слушались и взрослые и дети. Она следила за порядком во дворе и, когда детские шалости начинали выходить за рамки и доставлять беспокойство, то властным окриком призывала к порядку не в меру распоясавшуюся молодежь. Даже, если ее не было во дворе, что было редкостью, ее недремлющее око каким-то образом все видело и она появлялась всегда вовремя, чтобы восстановить порядок. Хулиганы разбегались и дети становились детьми.
Но однажды то ли по недосмотру тети Маши, то ли по другой причине, но с Вовкой произошел каверзный случай. Было тогда ему лет пять не больше и вышел он из своего подъезда на улицу погулять. Прямо напротив подъезда недавно установили детские качели и на них сидели и качались два ремесленника, как тогда называли учащихся ремесленных училищ, которые позднее стали называться профессионально-техническими. То, что это ремесленники можно было видеть по форменной одежде, состоящей из брюк и гимнастерки, подпоясанной ремнем с большой пряжкой, на которой был вытеснен герб ремесленных училищ. Кроме того, форменное одеяние дополняла фуражка с таким же как на пряжке гербом и кирзовые ботинки с металлическими заклепками. Всем своим видом они демонстрировали свою независимость и исключительность, но самое главное, что их разговор наполовину состоял из слов, которые Вовка никогда прежде не слышал и не знал их значения. Это были матерные слова, которыми ремесленниками щедро пересыпали свою речь. Вовка был в том возрасте, когда процесс познания окружающего мира находится в самой активной своей фазе и детское сознание жадно впитывает в себя все незнакомое и неведомое. Он запомнил все незнакомые слова и при первой возможности продемонстрировал свои познания в обществе ребят старшего поколения, ибо что толку метать бисер перед свиньями и пытаться произвести впечатление на своих сверстников, ведь они все равно ничего не поймут. Результат был просто взрывной — ребята хохотали как на выступлении Аркадия Райкина. Вовка весь светился от счастья, почувствовав себя звездой эстрады, а старшие ребята переглянулись и повели новоявленного мастера оригинального жанра по окружающим магазинам. Первым делом они привели его в булочную и поставив его посреди торгового зала сказали: «Вовочка, давай!» и Вовка выдал. Ребята опять хохотали до упаду, мужики в очереди тоже посмеивались, а вот женщины возмущенно загалдели: «Какой ужас, как не стыдно!» и обещали все рассказать родителям. Старшие ребята вовремя выводили Вовку из под удара и вели его в следующий магазин, где все повторялось. Вдоволь насмеявшись, старшие ребята отпустили Вовку на все четыре стороны и он пошел домой. Дома никого не было, кроме младшей сестры, которая не годилась в слушатели новой репризы и Вовка терпеливо ждал, пока придут родители и соберутся за столом к ужину. Ужинали на кухне, где стоял круглый обеденный стол и был телевизор на холодильнике. Все были в сборе, не было только Олежки — он иногда засиживался с друзьями. По телевизору шел какой-то концерт и Вовка выждав момент выдал комментарий: «Х … во поет.» И добавил еще одно крепкое словечко. Сестра никак не отреагировала, мама округлила глаза, а папа так нахмурился и так грозно взглянул на сына, что ему стало не по себе. Не такой реакции ожидал Вовка, а она последовала незамедлительно — папа сгреб матерщинника в охапку и, прихватив по дороге ремень с большой пряжкой, принес его в большую комнату, где сел на диван, положив Вовку поперек колен и начал охаживать его ремнем приговаривая: «Вот тебе ума через казенную часть, раз с другой стороны у тебя не усваивается.»
Первый этаж дома №19 был почти в два раза выше всех остальных отведенных под квартиры, ибо на первом этаже располагалась Почта и отдельная вселенная продуктовых магазинов. Почтовое отделение А-299 интересовало мальчишек не письмами и посылками - это был мир взрослых. Другое дело марки и если кто из ребят не проявлял интереса к почтовым маркам, то он считался умственно отсталым. Быть обладателем альбома с разноцветными марками было просто необходимо, иначе с тобой не о чем разговаривать. Ценились большие яркие марки с тропическими цветами, бабочками, крокодилами и прочей флорой и фауной из бывших африканских колоний - чем еще может похвастаться отсталая страна, которой могучий СССР помог освободиться от ига капитализма? Другое дело советские марки. Предметом особой гордости всегда были наши марки с прославившимися полководцами и героями Советского Союза, а когда в 1957 году был запущен первый в мире искусственный спутник земли, то главной темой в оформлении марок стал космос и самыми востребованными стали марки со спутниками, поскольку за первым спутником последовал второй с Белкой и Стрелкой, и, но не будем забегать вперед. И это была наша победа, это наш спутник летал на околоземной орбите и на нем были самые лучшие на свете буквы: СССР, и частью всего этого был Красный Балтиец.
Вечером, когда небо становилось темным и на нем зажигались звезды, все мальчишки старались подольше задержаться во дворе, несмотря на призывы родителей: «Витя, домой». «Сейчас» - отвечали мальчики, а сами стояли задрав голову, потому, что старшие говорили, что спутник можно увидеть как маленькую летящую звездочку.
Убедившись в невозможности увидеть спутник невооруженным глазом, Игорь стал мастерить телескоп, описание которого он почерпнул в Детской Энциклопедии, которая как и все подписные издания была большой редкостью, но у Игоря она к счастью была. Сразу выяснилось, что запчасти для этого сложнейшего оптического прибора ребенку было очень непросто достать. Приходилось использовать то, что было: увеличительные стекла для выжигания солнечными лучами, сфокусированными на деревяшку, в ход шла оптика папиного фотоаппарата, было очень трудно, потому, что для юных техников ничего не продавалось. Саму трубу для телескопа пришлось делать из куска рубероида, рейку для наведения фокуса вырезать из дощечки. Потратив много времени и труда, Игорь так и не смог приспособить самодельный телескоп для наблюдения за спутником и так и не увидел обещанного красноватого Марса, поэтому он был несказанно рад, получив в подарок настоящий полевой бинокль от друга отца, на том и утешился.
Бинокль звезд с неба не хватал, зато в него можно было не выходя из дома разглядеть двор в мельчайших подробностях: вот Вовка вышел из второго подъезда, вот идет девочка Наташа самая лучшая и красивая, на которую через бинокль можно спокойно любоваться без чувства неловкости. Венера на утренней заре не шла ни в какое сравнение, когда эта богиня из соседнего подъезда шла по небосклону двора.
А вот напротив пятого подъезда сидит и греется на солнышке дед, а на груди у него блестят два Георгиевских креста. У Игоря было два деда - один родной, другой сводный и оба были Георгиевскими кавалерами, так что он понимал толк в наградах. Игорь знал с юных лет наизусть все советские ордена и медали: когда и за что ими награждались, ленты каких цветов были у каждой медали и прочие мелочи, которые казалось невозможно упомнить.
В год постройки домов №19 и №21 в Москве с большим шумом и воодушевлением прошел Международный фестиваль молодежи вместе с которым появилось большое количество иностранных значков и все заразились фалеристикой. Значки выпрашивали: «Дядь, дай вот этот значок!» В большинстве случаев улыбчивый иностранец не мог отказать ребенку, но, если не получалось получить за так, то предлагался обмен из собственного фонда советских значков.
В особом почете у ребят были воинские знаки отличия, заимствованные у старшего поколения прошедшего войну: отличный пулеметчик, танкист, радист и прочее. Часто значки могли представлять собой просто миниатюрную фотографию, вставленную в круглую рамку из прозрачного пластика. У Игоря как главного фалериста двора была целая колодка таких с первыми четырьмя космонавтами СССР.
Этому предшествовало 12 апреля 1961 года и сначала это был самый обыкновенный день, Игорь сидел дома у своей одноклассницы Оли и списывал домашнее задание по математике - они учились во вторую смену. Радиоточки были в каждой квартире и никогда не выключались, а только уменьшалась или увеличивалась громкость. Вдруг посередине какой-то передачи эфир внезапно опустел и вскоре прозвучал голос Левитана: «Говорит Москва, говорит Москва, работают все радиостанции Советского Союза. Через несколько минут будет передано важное правительственное сообщение.» Пауза. Игорь с Олей переглянулись и подумали об одном и том же: «Это война.» Ведь именно так это было по фильмам о начале войны. Но после паузы последовало совершенно неожиданное продолжение: «Говорит Москва, работают все радиостанции Советского Союза, передаем сообщение ТАСС: Сегодня 12 апреля 1961 года в Советском Союзе был успешно произведен запуск космического корабля с человеком на борту. Корабль Восток 1 пилотирует гражданин Союза Советских Социалистических Республик летчик майор Гагарин Юрий Алексеевич. Передаем краткую биографию героя ...»
Через некоторое время прямо над всем Красным Балтийцем с грохотом пролетел вертолет разбрасывающий листовки, представлявшие собой красные листочки размером около 4*6 см, в центре которых был белый кружок с портретом первого в мире летчика-космонавта Юрия Гагарина в кожаном шлеме летчика. Листовки кружились и падали на еще не успевшие растаять за март почерневшие сугробы в центре двора.
Это был триумф, однако мало кто знал, что 12 апреля было выбрано не случайно, тому была причина. Ровно десять лет назад 12 апреля 1951 года наша авиационная дивизия под командованием Ивана Кожедуба наголову разбила армаду американских бомбардировщиков Б-52 в сопровождении истребителей прикрытия в Северной Корее, не потеряв ни одного своего самолета. ВВС США специальным приказом объявило день траура. Этот разгром американских ВВС привел к политическому поражению американских ястребов ратовавших за нанесение ядерного удара по СССР. Всем стало ясно, что бомбардировщики просто не долетят до цели.
Потерпев фиаско глобальных планов, «дядя Сэм» не оставил своих грязных помыслов и 1 мая 1960 года решил обгадить главный пролетарский праздник, широко празднуемый в Советском Союзе. На сей раз исключительная нация решила продемонстрировать свое техническое превосходство, создав самолет способный лететь на такой высоте, на которой наши средства ПВО окажутся бессильны. Самолет-шпион с американским летчиком на борту вторгся в воздушное пространство СССР.
Но наши ПВО не оплошали у нас нашлись средства достать нарушителя, причем сбившие шпионский U-2 ракеты земля-воздух были разработаны на предприятии 1323 (будущий Алмаз), начальники отделов которого жили в домах №19 и 21. Это событие было отмечено появлением во дворе целой кавалькады новеньких авто.
Во дворе поначалу было лишь четыре автомобиля: ЗИМ летчика-испытателя из третьего подъезда, Победа принадлежавшая таксисту из третьего подъезда, Москвич инвалида Отечественной Войны из первого подъезда и «инвалидка» в железном гараже между четвертым и пятым подъездами. Но, когда сбили Пауэрса ракетами созданными на предприятии 1323, все начальники отделов получили большие премии и право на приобретение автомобилей - так во дворе появились новенькие ГАЗ - 21 («Волги»).
Отступая от международных событий, вернемся к милому сердцу Балтийцу. По порядку после Почты располагался магазин «Овощи-фрукты» - там было мало что интересного: картошка, капуста, лук и прочие малопривлекательные для ребят продукты. Нет, были, конечно, и вкусные яблоки, сливы, абрикосы, мандарины и прочие «союзные» фрукты, а вот «буржуазных» бананов не было. Но не это интересовало дворовых ребят - это все для родителей. Во дворе у Овощного был устроен бункер для приема картошки привозимой в мешках. Обычно он стоял с закрытыми на замок створками, а когда привозили картошку створки открывались и там была лента транспортера, на которую сыпали из мешков картошку и она попадала внутрь в деревянную клеть. Сбоку у бункера была небольшая дверца для обслуживания транспортера тоже на замке, но под дверцей была щель, через которую можно было выковыривать просыпавшуюся мимо конвейера картошку, чтобы потом испечь ее на костре - это и было главным интересом для ребят.
Костры во дворе жечь было нельзя - это было понятно и без тети Маши, поэтому вся вольная жизнь без опеки взрослых протекала на краю Тимирязевского парка, на «болоте».
Собственно, это было никакое не болото, а Ипатовский пруд названный так по имени бывшей здесь деревни Ипатовка. Конечно, местами берега были заболочены и поросли камышом, но были и участки с песчаным берегом, где удобно было входить в воду и купаться. На другом краю Тимирязевского парка был еще один пруд у стадиона «Наука», но до него было далеко идти, а самое главное там действовал настоящий пляжный комплекс с лодочной станцией и костер там не разведешь. А на болоте не было никого из племени бледнолицых взрослых кто мог бы сказать: «Нельзя.» Это был мир Гекльберри Финна и Острова сокровищ. Здесь можно было построить шалаш в камышах, соорудить плот из старых шпал и устроить морской бой, в общем, все условия для вольной и интересной жизни.
Однажды Игорь, Вовка и Ленька с пятого этажа Вовкиного подъезда в начале лета пришли на бережок, чтобы искупаться и испечь картошки. Развели костер для обогрева и, дрожа после купания в еще прохладной воде и выжимая мокрые трусы, вовремя не почуяли опасность, исходившую от приближающейся медленно и неотвратимо Ленькиной бабушки. Когда она была уже рядом, было поздно и Ленька заверещал: «Ой, бабушка идет, ай-ай.» Правую руку высокая костистая бабушка держала за спиной и, когда подошла совсем близко, извлекла из-за спины хворостину и с криком: «Ах, вы негодники» начала размахивать ею, стараясь, чтобы досталось всем. Но молодые ребята ловко уворачивались и, подхватив одежду, дали деру.
После Овощного по порядку располагалась Аптека, которую как и положено посещали главным образом люди пожилые, но и у ребят здесь были свои интересы - это вкусный гематоген и резина для рогаток. Резина, конечно, предназначалась отнюдь не для рогаток, а для бинтования варикозных ног. Из одного рулона можно было наделать рогаток для целого двора, поэтому он покупался в складчину.
Одно из самых больших событий для жителей дома №19 случилось, когда за углом возле Аптеки открылась «Булочная-кондитерская». День, когда рано утром во двор въехал фургон с надписью «Хлеб» не забудет никто и никогда. Он остановился у специального двустворчатого окна окованного оцинкованным железом, грузчики с лязгом запоров открыли боковые створки и стали выгружать лотки со свежим хлебом. Аромат свежеиспеченного хлеба и булок тут же разнесся по всему двору и разбудил всех, кто не проснулся от шума бросаемых на подоконник лотков.
У всех появилось новое культовое место, ибо один вид сладких булок и конфет, не говоря о запахе мог свести с ума любого обитателя двора и взрослые и дети стали прихожанами этого нового храма. Имея пустоту в карманах, ребята приходили в Булочную-кондитерскую просто посмотреть и понюхать. Однажды Игорь и Вовка стали свидетелями такой сценки: два брата стали счастливыми обладателями кулька с шоколадными конфетами «Кавказские». Продавались еще похожие конфеты «Домино» и порой бывали споры: какие лучше, но сейчас Игоря и Вовку занимал процесс, происходивший на подоконнике внутри булочной. Сидя друг напротив друга, братья делили конфеты, тот, кто постарше доставал их по одной и раскладывал на две кучки, приговаривая: «Тебе, мне, тебе, мне». Все по честному.
Когда в соседнем доме № 21 открылся продуктовый магазин, то там тоже оказалось много интересного для ребят, особенно в отделе «Соки-воды», где продавалось мороженное. В гастрономическом отделе кроме обычных молочных продуктов продавалось шоколадное масло и вкусно пахло докторской колбасой. В торце торгового зала на стене на синем стекле был изображен Буратино с сырком «Дружба» под мышкой и была надпись: «А вот и сыр прославленный, полезный, вкусный, плавленный.» Это был главный продуктовый магазин района Балтийца и здесь было все: бакалея, гастрономия, рыба живая в кафельном бассейне и селедка, мясо, которое мясник огромным топором рубил тут же на большой деревянной колоде, а в центре напротив входа был отдел соков и мороженного, то есть, можно было купить все, кроме овощей и хлеба.
Летом рядом с этим магазином всегда торговали квасом из желтой железной бочки на колесах: маленькая кружка стоила 3 копейки, большая 6 копеек. Для утоления жажды никому и в голову не приходило покупать бутылку с простой водой, как сейчас принято. Для этого был водопроводный кран и ни у кого не возникало сомнений в чистоте текущей из него воды. Чтобы попить воды необязательно было идти домой, во дворе у деревянного двухэтажного дома была чугунная артезианская колонка, после нажатия на рычаг которой, из нее била струя холодной вкусной воды. В бутылках же продавались боржоми, нарзан и прочие лечебные минеральные воды, но для ребят они не представляли интереса, а вот лимонады другое дело, и их было много сортов: лимонад лимоновый, апельсиновый, просто лимонад, дюшес, буратино, саяны, но самой вкусной была сладкая вода крем-сода. Соки тогда были не из голландских концентратов разбавленных водой, а из свежих ягод и фруктов в трехлитровых банках. В марте-апреле вся детвора ходила в соседний Тимирязевский парк для сбора березового сока. Для этого на березе делался надрез и в него вставлялась какая-нибудь соломинка, по которой сок стекал в привязанную к стволу банку.
Как-то раз, сидя на подоконнике в гастрономическом отделе, Игорь с Вовкой наблюдали медленное движение покупателей вдоль прилавка, и тут они одновременно увидели на полу под ногами очереди новенькие зеленые три рубля. Они лежали у всех на виду, сложенные гармошкой и ждали, когда их заметят. Реакция была мгновенной: они оба метнулись под ноги очереди и, пока никто ничего не сообразил пулей вылетели из магазина. Каким-то образом Игорь вместе с добычей вырвался вперед, а Вовка, не желая отставать, пытался ухватить его за хлястик пальто. Наконец ему это удалось, пуговица посередине хлястика с треском оторвалась, и это их остановило.
Запыхавшись и тяжело дыша, они стояли, смотрели на сокровище и думали, как быть дальше. Это же целые тридцать рублей по-старому, это можно целый месяц хоть каждый день ходить в кино в клуб Красный Балтиец, а сколько можно будет купить конфет «Домино» и мороженного? У них никогда не было таких денег и они не знали, что с ними делать - разделить они их не могли, а разменять боялись. Но у них же есть старшие братья Сергей и Олег - к кому же еще обратиться за помощью? Сергей с Олегом переглянулись, улыбнулись и выдали младшим по 50 копеек, а когда те посетовали, что мало, добавили по подзатыльнику. Ничего не сказала золотая рыбка, только хвостиком вильнула и исчезла как мираж.
Пятьдесят копеек тоже хорошие деньги и если их добавить к сэкономленным на завтраках, мороженом и детских утренниках, то как раз хватит на покупку ножика в Галантерее в восьмиэтажке, что Вовка не преминул сделать. Он давно копил деньги и ходил смотреть горящими глазами на прилавок с ножами. Особенно ему нравился ножик с длинным узким лезвием, который напоминал испанскую наваху из фильма «Человек-амфибия» - у Сальвадора, отца Гутеэре был похожий. Таким ножом будет хорошо играть в ножички во дворе - он будет хорошо втыкаться.
Новые три рубля были хороши своей покупательной способностью, но по части художественного оформления Игорю с Вовкой больше нравились довоенные деньги из коллекции старых бумажных денег у Вовкиного отца. Там были даже царские «катеньки» и другие казначейские билеты доставшиеся отцу от Вовкиного дедушки. Коллекция хранилась в кожаном планшете, которые выдавали лётчикам, и довоенные казначейские билеты отличались своим высокохудожественным оформлением. На довоенных трех рублях на переднем плане был изображен солдат в каске с винтовкой за плечами, рубль был с шахтером - на ком же еще может держаться экономика, а на пяти рублях синего цвета был изображен летчик в кожаном шлеме на фоне пропеллера самолета. И только на десятирублевой купюре можно было созерцать вождя мирового пролетариата, или, как говорили октябрята, дедушку Ленина.
Когда Игоря приняли в октябрята, то значок в виде красной звездочки с портретом маленького Ленина посередине, который ему надели на грудь, он воспринял как орден Красной Звезды, который он видел у отца. Игорю в большей степени, чем Вовке была близка военная тематика. Во-первых, его отец всегда ходил в военной форме, в отличие от Вовкиного, который носил штатское, а мундир с орденскими планками держал в гардеробе и орден Красной Звезды вместе с другими наградами у него хранился в красивой деревянной шкатулке. Но самым главным было то, что свое детство, когда формируется сознание, Игорь провел в гарнизонных поселениях, где все взрослые мужчины, с которых мальчишки берут пример, были военными. С самого раннего детства его окружали люди в сапогах, галифе, кителе при погонах и в фуражке с кокардой. Гладко выбритые, подтянутые с орденскими планками на груди - как они могли не быть примером для подражания? Каждый из послевоенных детей с молоком матери вобрал в себя главное, что ему надо знать: ты появился на свет благодаря тому, что твои отцы и деды встали грудью на защиту родной земли, своих семей и одержали победу.
Поколению «пепси» это не ведомо, они смотрят голливудскую тарабарщину с их картонными героями-суперменами. А герои из жизни у них такие: убийца Билли Кид, Бонни и Клайд - романтическая парочка - убийцы и грабители, Буч Кессиди - грабитель почтовых поездов и литературные герои О. Генри известные также по фильму «Деловые люди» - акула Додсон, после ограбления поезда убивший напарника потому, что Болевар не выдержит двоих, а еще Аль Капоне, Дилинджер и другие мафиози. Хорошая компания образцов для подражания! Вот вместо них пришлось навыдумывать кукольных положительных героев типа супермена и бетмена. Но оставим это на их совести, если они откроют место, где ее искать.
Игорь родился в Петродвоце - месте ожесточенных боев за Ленинград, где вся земля была нашпигована оружием и не надо было быть археологом, чтобы найти проржавевший наган, разбитую винтовку, штык или пробитую пулей каску. И так было по всей стране, кроме Москвы, где боев не было, но это не помешало Игорю создать у себя в комнате мини музей, где он собрал все найденные трофеи.
Кроме всего прочего, Игорь был активным членом исторического кружка при Историческом музее, что вылилось в последствии в его непосредственное участие в открытии Музея Вооруженных сил, где было уже полное собрание наград и оружия от Гражданской войны до Великой Отечественной. Здесь был даже бронепоезд, внутри которого ребятам из кружка разрешалось полазить и это был поистине мир, где жила душа Игоря. Для него это было место паломничества, особенно 9 мая в День Победы.
Понятное дело, что главной настольной, вернее напольной, игрой Игоря и Вовки была игра в солдатики. Напольной она была потому, что только на полу мог поместиться большой лист фанеры, на котором были сделаны из картона, пластилина и других подручных средств укрепления, валы, брустверы и прочие фортификационные сооружения, необходимые для ведения боевых действий.
Солдатики приобретались в «Культиках» или в «Детском Мире» на Лубянке. Больше всего ценились пулеметчики и мотоциклисты за их скорострельность и мобильность, которая могла сыграть решающую роль в сражении. Играли обычно у Игоря - фанерное поле боя было у него, а Вовка приносил своих солдатиков в кожаном футляре от полевого бинокля. После просмотра экспозиции музея под кроватью у Игоря сражение начиналось. Никакие другие настольные игры не шли ни в какое сравнение с солдатиками.
Игры во дворе были настолько разнообразны, что всех не перечислить. Девочки играли в «классики» - весь асфальт во дворе был расчерчен клеточками их «классов», нарисованными цветными мелками. Мальчики иногда допускались к игре с мячом «штандр», но в основном у девочек были свои игры неинтересные для ребят, например, прыжки через скакалку, когда две девочки крутили скакалку, а третья должна была впрыгнуть внутрь, не задев ее, и, попрыгав внутри, потом также выпрыгнуть.
Мужская половина детворы играла в лапту, главным элементом которой был «чижик», представлявший собой четырехгранную деревянную палочку двух-трех сантиметров в сечении и около 10 сантиметров длиной. Чижик был остро отточен с двух концов, а на каждой из четырех граней были вырезана цифра в виде простых резов: I, II, III, IIII. Чижик обычно помещался внутрь круга нарисованного на асфальте или, чаще всего, в качестве круга использовался чугунный люк водостока. Первый игрок, выбранный по жребию, бил ребром плоской дощечки-лапты по заточенному носику чижа так, чтобы он подлетел и в верхней точке лаптой надо было ударить так, чтобы отбить чижа как можно дальше от базы. Если чиж падал верхней гранью, например, с цифрой II, то выбивающий чижа получал право еще на два удара. Далее наступала очередь второго игрока, задачей которого было аналогичным образом вернуть чижа обратно в круг.
Играли также в футбол с воротами из ящиков от «Овощного», которые в большом количестве стопками стояли между вторым и третьим подъездами. Ящиков было столько, что находились архитекторы, строившие из них домик с дверьми и крышей, которую можно было накрыть картоном и переждать там дождь.
Еще одно применение ящиков состояло в изготовлении из них ловушки для голубей. Для этого к ящику с одной стороны прилаживалась подпорка с привязанной к ней веревкой, а под ящиком надо было накрошить хлеба. После этого оставалось сесть в сторонке с другим концом веревки в руке и ждать, когда ничего не подозревающий голубь зайдет в западню, дернуть за веревку, и вот уже голубь бьет крыльями под ящиком. Потом птица извлекалась из-под ящика и отпускалась на волю как «голубь мира» - ради этого все и затевалось.
Но главной дворовой игрой у мальчишек была игра в «Красные и белые». Когда собиралось достаточное количество участников, они разбивались на две равные группы, на клочках бумаги делали надписи двумя карандашами разного цвета соответствующие воинским званием от рядового до генералиссимуса. Листочки сворачивались надписью внутрь и высыпались в тюбетейку, которые стали популярны в послевоенной Москве после возврата москвичей из эвакуации в Среднюю Азию. Затем эти бумажки по очереди тянулись как жребий и кто становился маршалом, кто лейтенантом было делом случая и тайной. Ребята разбредались по двору и кто-то брал на себя смелость, подходил к противнику и просил предъявить бумажку - старший по званию брал противника в плен. Обычно у смельчаков было высокое звание, но находились такие, кто будучи рядовым ходил с видом генерала и путали все карты. Противники опасливо поглядывали на блефующего и обходили его стороной, в общем, все было не так просто.
Во дворе дома №19 были дети полковников, генералов, майоров, но был один Витя, отец которого имел звание капитана, и сын очень гордился отцом и считал это звание самым лучшим. Если ему доставалась бумажка с более высоким званием, то он искал среди своего войска капитана и просил обменяться. Со временем это перестало быть тайной и майор или полковник смело подходили к нему и хлопали по плечу. Игра заканчивалась, когда один генералиссимус брал в плен другого, но для этого у него должен был быть уже в плену маршал.
Для самых маленьких напротив первого подъезда была устроена песочница, в которой копошились и мальчики и девочки. Мальчики грузили песок игрушечными экскаваторам в игрушечные самосвалы, у кого их не было пользовались совками и ведерками. Девочки «пекли» пирожки и куличики, плотно набивая песком формочки, опрокидывая их затем на бортик песочницы.
Конечно, возникали конфликты - кому-то хотелось играть самосвалом соседа или не поделили ведерко и доходило чуть ли не до драки. В одном из таких инцидентов Игорь обрел вечную дружбу с Сережей из первого подъезда. А дело было так: у обоих были одинаковые ведерки, но один из них то ли потерял свое из виду, или кто другой его взял, но, увидев «свое» ведерко у соседа, тут же предъявил на него права и возникла тяжба, в которой никто не хотел уступать. Кто первый начал и чье было ведерко так и осталось в безвестности, и потом в течение многих десятков лет этот эпизод извлекался из памяти и спор продолжался. Дабы прекратить тяжбу и еще больше укрепить и без того нерушимую дружбу Сережа, будучи на год старше, спустя более полувека на заказ изготовил серебряное ведерко с дарственной надписью, поместил его в кожаный футляр и преподнес Игорю в знак примирения и признания его прав на ведерко.
Кроме обычных детских игр были игры запретные и даже опасные. Порой опасность подстерегала в самом невинном развлечении. Весной во время бурного таяния сугробов во дворе образовывались большие лужи и текли ручьи, в которых можно было пускать кораблики. В один из таких весенних дней Вовка, выйдя во двор и увидев половодье, поспешил домой за корабликом, который был в ванной комнате. Кораблик был самодельный выструганный из куска сосновой коры, но у него было все, чтобы его назвать корабликом, даже мачта с парусом. На пороге ванной комнаты стоял огромный бак, в котором было только что прокипяченное постельное белье. Крышка у бака была чуть сдвинута в сторону, чего Вовка не заметил. Бак был слишком большой, чтобы Вовка мог переступить через него и он наступил на крышку, чтобы пробраться к кораблику. Крышка съехала, нога попала в кипяток, Вовка заорал и повалился на пол в коридоре, держа ногу на весу. Первой прибежала мама, быстро сняла мокрый чулок, подставила тазик и сказала подоспевшему Олегу: «Писай ему на ногу, это первое средство при ожогах, пока я сделаю раствор марганцовки.»
Мама к этому времени закончила курсы медсестер и работала по своему призванию в ЦИТО по соседству. После первичной обработки ожога под руководством опытной медсестры приехала скорая и увезла Вовку в детскую больницу, а папа присвоил Вовке звание: «Вовка пупс шпаренный».
Вовкина сестра Нонна, благодаря появлению которой на свет была получена квартира, уже подросла и все трое детей уже не нуждались в домохозяйке, и поэтому мама пошла работать медсестрой. Младшая сестра была перепоручена Вовке, потому, что у Олега на это не было ни времени, ни желания: он был уже в том возрасте, когда все интересы парней вращаются вокруг девушек. Вовка же терпеливо нес обязанности воспитателя даже тогда, когда мама, решив, что у Нонки недостаточно густые для девочки волосы по совету своей мамы обрила ее наголо и стала мазать голову луковым соком. Нонка при этом распространяла такую вонь, что все Вовкины друзья отворачивались и морщили носы. Потом у Вовкиной бабушки появилось новое опасение: Нонка слишком худая и она стала откармливать ее блинами, результат не замедлил сказаться - внучка стала толстой. Вовка почти всегда выходил во двор с сестрой и проводил с ней столько времени, что их во дворе стали звать не иначе как: «Вовка с Нонкой».
В один весенних дней, когда везде таяли сугробы и текли ручьи, Вовкин приятель Леша из первого подъезда вышел во двор в новеньких черных блестящих на солнце резиновых сапогах до колен. Вовка сразу предложил ему пойти мерить глубину луж во дворе. Когда все лужи во дворе были перемерены, они вышли со двора на улицу. Там еще с осени были выкопаны две прямоугольные траншеи метра два глубиной, которые так и остались не засыпанными, а теперь их было не видно, поскольку они заполнились талой водой и имели вид лужи. Гордый своими сапогами Лешка забыл от зазнайства об осторожности и решил измерить и эти лужи. Вовка глазом моргнуть не успел, как Лешка скрылся под водой, только пузыри пошли. Через мгновение он вынырнул и заверещал от страха. Подоспевшие взрослые извлекли утопленника с большим трудом из-за намокшей и сильно отяжелевшей цигейковой шубы. Покачиваясь под весом шубы, Лешка поджал губы, что он всегда делал от обиды, и пошел утиной походкой домой, блестя новенькими сапогами. Дома он по своей природной подлости рассказал, что это Вовка подбил его померить траншею.
Но это все шалости с неожиданностями, а настоящей опасности ребята подвергались, когда катались на трамвае прицепившись сзади, как они говорили «на колбасе». Трамваи ходили по улице Новоподмосковной (теперь улица Космодемьянских) и заворачивали у Авиационного техникума на Вокзальную улицу в сторону Коптевского рынка. Сзади у трамвайных вагонов были железные автоматические сцепки для упора ног и выступы на уровне окна, за которые можно было удобно держаться руками, поэтому за все время катания «на колбасе» ребята не подвергались опасности, за исключением свистков милиционеров, после чего приходилось спасаться бегством. Единственная авария случилась, конечно, с Лешкой. Он просто притягивал к себе неприятности, он их сам создавал. Например, он мог кинуть в стоящего к нему спиной мальчика какой-либо предмет и, когда он был уже на подлете, кричал: «Атас» и наслаждался испугом жертвы. Он часто придумывал такие игры чтобы тому, с кем он играет, стало больно или неприятно, за что был частенько бит. То на него падал верхний ящик из стопки, которую он хотел завалить на потеху, то его чуть не убило током, когда он разбил в подъезде выключатель и полез туда рукой, чтобы поломать окончательно. В общем, он постоянно шкодил, за что его зачастую ждало справедливое наказание, а в «колбасном» случае все закончилось сотрясением мозга.
По Подмосковному шоссе и Большой Академической улице наконец пустили автобус № 54 - единственный безрельсовый транспорт в этом медвежьем углу. До этого для сообщения с внешним миром было три пути: Рижская железная дорога с платформой Красный Балтиец, трамвай или пешком через железнодорожные пути по пешеходному мосту до станции метро Сокол, что было совсем не близко и реже практиковалось.
Катание на колбасе автобуса - это совсем не то же, что на трамвае и это была настоящая авантюра, свойственная лешкиной натуре. Во-первых, у автобуса не было ничего для удобного упора ног кроме неширокого бампера, но самое главное, что у автобуса практически не за что держаться руками, кроме узенького молдинга с маленькой ложбинкой для кончиков пальцев. В дополнение ко всем этим сложностям, Лешка выбрал для катания сумерки, чтобы его шалость осталась незамеченной и никто не мог сказать: «А ваш Леша на колбасе катался.»
И вот Вовка с Лешкой на остановке у дома №19 угнездились на колбасе и автобус отправился по Б. Академической в сторону стадиона «Наука». Вовка знал, что неподалеку, примерно у красных домов есть большая колдобина, у которой автобусы притормаживают и там надо спрыгнуть на ходу, иначе их тряхнет так, что они сами свалятся как перезрелые груши. Вот автобус начал тормозить и Вовка скомандовал: прыгай и сам оттолкнулся всеми четырьмя конечностями и на них же благополучно приземлился. Лешка же вместо того, чтобы повторить Вовкин прыжок, также оттолкнулся, но перевернулся в воздухе так, что приземлился задом и упал навзничь головой об асфальт. Есть такой мультяшный персонаж по имени «Не Так» из «Веселых картинок», так вот это про Лешку.
Вовка тряс Лешку: «Вставай, вон машина едет!» Но он лежал без сознания. Ехавшая следом «Победа» затормозила рядом с ребятами, водитель выбежал на дорогу и после краткого выяснения случившегося Лешку поместили на заднее сиденье и отвезли в ЦИТО - ближайший госпиталь на опушке Тимирязевского парка на улице Ипатовка и специализирующийся как раз на травмах. Пришлось Вовке сообщать о случившемся лешкиной маме и опять она его обвинила во всех грехах, будто не знала, что главный греховодник ее сын.
Однажды Лешка доказал это еще раз, когда пришел к Вовке, чтобы устроить очередную шкоду, но так, чтобы подставить Вовку. Лешка придумал поливать водой с Вовкиного балкона прохожих и сначала они делали это с помощью кружки, вода из которой не приносила особого вреда и беспокойства по причине своего малого количества. Но случилось так, что Вовка на что-то отвлекся и оставил Лешку без присмотра, а тот воспользовавшись этим наполнил трехлитровую кастрюлю водой и притащил ее на балкон. Когда Вовка прибежал вслед за ним, то было поздно и кастрюля была уже опорожнена и Вовке осталось только наблюдать, как вода сначала летевшая комом вдруг рассыпалась на мелкие брызги и обдала стоявших у телефонной будки под балконом маму с дочкой в пальто одинакового светлого салатового цвета. Когда брызги накрыли их, то пальто моментально стали темно-бутылочного зеленого цвета. Лешка с ликованием наслаждался содеянным безобразием перегнувшись через перила балкона, и тут Вовка понял, что необходимо действовать. Первым делом он оттащил Лешку от перил, чтобы снизу не было видно, что на балконе кто-то есть, и вовремя — краем глаза он успел увидеть, что мама с дочкой поворачивали головы, чтобы посмотреть наверх. Лешка сопротивлялся, он хотел продолжения банкета, но Вовка был непреклонен и силой увел его с балкона. Потом он сообразил, что мама может сообразить пойти по квартирам для выяснения отношений, и, учитывая ненадежность Лешки, лучше всего не таиться за закрытыми дверьми, а вообще уйти из дома. Он вытолкал сопротивлявшегося Лешку, запер дверь и быстро побежал из подъезда, увлекая за собой и Лешку. Устроив наблюдательный пункт напротив подъезда, они вскоре увидели маму с дочкой в сопровождении милиционера, которые направились прямиком в Вовкин подъезд. Опасаясь, что Лешка может себя выдать светящимся от радости лицом, Вовка выдвинул ему ультиматум: или он тут же идет со двора, или получит по морде за свою шкоду. Лешка предпочел ретироваться с обиженным, но не побитым лицом.
Конечно, самыми опасными всегда были игры с огнем. Катастрофическая устремленность Лешки к различного рода авантюрам в конце концов привела к настоящему пожару. Однажды Вовка вышел из дома во двор, где он повстречал Лешку и других ребят, с которыми они пошли со двора на улицу, где был деревянный продуктовый магазин оставшийся с тех времен, когда все дома здесь были деревянными. Задний двор магазина был огорожен забором и там хранилась всевозможная тара, в том числе ящики из под фруктов, а земляной пол местами был усыпан упаковочной стружкой. Забор был с воротами и калиткой, которая оказалась открытой. Ребята зашли внутрь и разбрелись по территории в поисках чего-нибудь интересного. Всякий уважающий себя пацан должен был иметь в кармане спички и Вовка не был исключением. Он подошел к кучке соломы, чиркнул спичкой и поджег ее. Понимая всю опасность разведения огня в таком месте, Вовка следил за огнем и, когда маленький костер стал чуть больше блюдца, он погасил его, затоптав ногой. Потом он пошел в другой конец заднего двора к ребятам, которые ворошили стружки и заглядывали под ящики в надежде все-таки найти что-нибудь путное. Говорили, что здесь даже находили деньги или какие-то элементы оформления витрин. Тут Вовка услышал за спиной характерное потрескивание настоящего костра и, обернувшись, увидел, как Лешка тащит еще один ящик, что бы положить его на уже горящий. Вовка оцепенел от ужаса, он не понимал откуда взялось это пламя. Ответ мог быть только один: у Лешки были свои спички. Попытавшись погасить или растащить костер на земляной пол, Вовка понял, что уже поздно что-либо предпринимать, не имея воды или других средств пожаротушения и с ужасом посмотрев на торжествующего Лешку бросился вслед за всеми наутек, последним выбежал Лешка — наверно наслаждался содеянным. Был воскресный день и магазин не работал и потому от пожара никто не пострадал, а магазин полностью сгорел, но благодаря старшим братьям Вовки и Лешки, организовавшим заговор молчания, правда о поджоге не вышла наружу и причины пожара остались в безвестности. Все-таки у Лешки не всё в порядке с головой, что потом вышло наружу во время его службы в армии военным переводчиком, откуда его комиссовали.
Не меньшую опасность таили в себе игры на стройках. Напротив Аптеки был вырыт большой котлован для бомбоубежища, вход в которое был соединен с подвалами домов №19 и №21. Посередине котлована был залит бетонный куб самого бомбоубежища, который смельчаки использовали как промежуточную опору для прыжков через котлован. Над Аптекой было распахнуто окно и на подоконник выставлена радиола, громкость которой была выкручена на всю имевшуюся мощность, чтобы было слышно на улице. Звучал «Рок вокруг часов» Билла Хейли и прочие пиратские пластинки под общим названием «рок-на-костях» - так назывались гибкие грампластинки записанные в подпольных студиях на рентгеновских снимках костей, потому, что рок-н-ролл был под запретом.
Тех, кто слушали и танцевали рок-н-ролл называли стилягами, их легко было узнать по брюкам дудочкой, которые были настолько узкими, что стиляги с трудом их натягивали на ноги. Самым большим модником во дворе был Женька Михайлов по прозвищу Джон. Он был ровесником старшим братьям Игоря и Вовки и по вопросу буржуйских веяний моды был первым во дворе. Однажды он пришел во двор со свертком из оберточной бумаги, в которую были завернуты «техасы» - так в СССР назывались штаны, в которых щеголяли ковбои и рейнджеры в Америке, и которые потом назывались джинсами. Техасы Джону пошили в ателье из какой-то грубой ткани отдаленно напоминающей джинсовую, и он, только придя из ателье, не утерпел и стал хвастаться обновкой еще не надев ее на себя, демонстрируя строчки яркими нитками, накладные задние карманы и предмет особой гордости — картинку под прозрачным пластиком над задним карманом обшитую по периметру и изображавшую револьвер. И еще он похвастался, что его техасы самые узкие — всего 14 сантиметров, но тут Вовка не стерпел и заявил, что у его брата брюки еще уже — 11 сантиметров. Джон не поленился, сходил домой за сантиметром и доказал, что такими узкими брюки не могут быть — в них не влезет даже детская Вовкина нога.
Но у Вовки все же нашелся повод гордиться старшим братом без брюк дудочкой — как-то ночью, это было году в 1964, Вовка был разбужен Олегом, который пришел откуда-то с магнитофоном, на котором был записан концерт «The Beatles». Они слушали и удивлялись совершенно новому звучанию, так никто не пел и не играл и музыка завораживала и ее хотелось слушать еще и еще. Наутро Олег и Вовка поделились своим открытием среди своих сверстников, так во дворе узнали о новом явлении в области популярной музыки.
А ребята у Аптеки, хоть и не были стилягами, под аккомпанемент рок-н-ролла, соревнуясь в удали, прыгали через котлован. Среди смельчаков выделялся Вовкин брат Олег и, глядя на него, Игорь тоже решил себя проверить. Долго ли, коротко, первым получил травму Игорь, очень больно ударившись о край бетонного куба самой косточкой голени и сразу выбыл из числа участников. Затем Олежка каким-то образом зацепился задницей за торчащий из куба кусок арматуры и нанес себе рваную рану, из которой тут же обильно потекла кровь. Олежка снял с головы тюбетейку, закрыл ею рану и похромал домой. Таким его Вовка и увидел, открыв дверь, и сразу позвал маму, которая уложила Олежку на диван попой к верху, наложила впитывающую дезинфицирующую повязку и вызвала скорую помощь. Приехавший врач осмотрел рану еще раз продезинфицировал, сделал укол новокаина и зашил ее хирургической нитью. С тех пор папаша дал Олегу прозвище: «Волека пупс штопаный.»
Когда котлован засыпали и над ним соорудили бетонную тумбу для вентиляции, то на ней стали играть в «Царя горы». Суть игры состояла в том, что ребята, столпившись у тумбы, каждый старался залезть на нее, отталкивая всех остальных. Если кому-то это удавалось, то он становился «царем горы», пока кто-либо другой не стаскивал его и не занимал его место. Поскольку тумба была бетонной, то ушибы и синяки были гарантированы.
Выйдя из песочницы и войдя в подростковый возраст, Игорь, Вовка и их сверстники стали активно посещать различные спортивные секции. В клубе Красный Балтиец было много секций и Игорь сначала выбрал вольную борьбу, а Вовку мама определила на фигурное катание. Ни у того, ни у другого эти виды спорта что называется не пошли, другое дело фехтование, которого в клубе не было и все отправились в «Буревестник» рядом с платформой Дмитровская в двух остановках от Красного Балтийца. В секции было три подсекции: рапира, шпага и сабля и, конечно, все хотели как мушкетеры заниматься шпагой, но им для начала выдали скучные рапиры, на которых ребята втихаря от тренеров фехтовали как шпагами и устраивали настоящие мушкетерские поединки.
Летом появлялась масса дополнительных возможностей для занятий спортом и не только. На Водный стадион «Динамо» на Химкинском водохранилище ребята ездили заниматься греблей на байдарках и просто купаться на прекрасном песчаном пляже. Летом можно было поехать на ВДНХ и с помощью пластилина на конце палочки доставать из фонтанов монеты, брошенные гостями Москвы, загадавшими желание вернуться. Потом можно было вдоволь напиться из красных автоматов газированной воды с сиропом за три копейки и поесть мороженного на выловленные деньги. В ЦПК и О имени А.М. Горького, который ребята называли просто парк Горького, тоже были фонтаны и монеты в них, но Игорь чаще туда ездил за другим - там по воскресеньям собирались нумизматы, фалеристы, филателисты и филокартисты. Нумизматика стала для Игоря вторым по значению увлечением после того, как отец подарил ему редкую монету. Нумизматика обеспечила ему также настоящий прорыв в коллекционировании знаков отличия и наград, который произошел после одного памятного случая.
Началось все с того, что Игорь совершенно неожиданно стал обладателем редкой монеты, о ценности которой он не имел ни малейшего понятия, а это был ни много ни мало рубль, выпущенный при царе Алексее Михайловиче в семнадцатом веке. Коллекционная редкость попала к Игорю случайно — он выменял ее во дворе у пацана, который еще меньше имел представление о ценности монеты. Игорь давно хотел приобрести себе в коллекцию немецкий железный крест, который, как он уже выяснил, стоил у коллекционеров три рубля. Как только он скопил требуемую сумму, в воскресенье он отправился в Парк Горького прихватив с собой и рубль на всякий случай. На набережной справа от главного входа было как обычно многолюдно и шел оживленный процесс обмена и торговли, и немного побродив среди коллекционеров, Игорь вскоре нашел то, что искал. Взрослый дядька разложил свои сокровища на импровизированном прилавке, где были в отдельной коробке четыре немецких железных креста. Игорь остановился и с вожделением разглядывал кресты, а дядька, заметив его интерес спросил: «Чем интересуемся?» Игорь указал на один из крестов, а в ответ на следующий вопрос: «А что у тебя есть?» достал из кармана три рубля. Настоящего коллекционера деньги мало интересуют, поэтому дядька спросил нет ли чего на обмен, и Игорь достал из кармана рубль Алексея Михайловича. И тут случилось невероятное, дядька не раздумывая отдает Игорю взамен все четыре креста, среди которых, между прочим, был один рыцарский и спрашивает: «Все нормально?». Игорь был в недоумении, что это: ошибка или временное умопомешательство, но на всякий случай схватил кресты и поспешил на выход. Он торопился поскорее уйти, пока дядька не передумал, но тут услышал сзади: «Парень, постой». Ну всё, подумал Игорь, сейчас отберет обратно, но, дядька, догнав его, сунул что-то ему в карман и еще раз поблагодарил за монету. Игорь ничего не понимал, но прибавил шагу, боясь заглянуть в карман, перелез через полукруглую решетку, отделявшую территорию парка от остальной набережной, взошел на Крымский мост и вскоре был у метро Парк культуры, где он нашел в переулке укромный уголок и наконец сунул руку в карман и разглядел то, что ему сунул дядька. Это были сложенные вместе три двадцатипятирублевые купюры — невероятное богатство нежданно негаданно свалившееся на него. Первая мысль была: «Что я скажу дома?», он думал, что у него теперь на лбу написано про деньги в кармане. Но он сумел взять себя в руки и сохранить тайну, ничего никому не сказав.
Зимой за клубом наметало огромные сугробы, один из которых был расположен прямо под балконом на заднем дворе клуба. На балкон вела железная лестница, по которой Игорь с Вовкой забирались и прыгали через перила вниз в сугроб, утопая в нем по самые уши. То ли зимы были более суровые и снежные, то ли еще какие глобальные природные процессы не были еще приведены в действие, но зима была такой, что снега было столько, что приходилось делать туннельные проходы в образовавшихся сугробах, которые могли вырасти больше двух метров в высоту. Такие туннели обычно проделывались для прохода от автобусной остановки до булочной и далее во двор. Игорь часто развлекался, лежа на сугробе сверху и поджидая, когда его отец будет идти по туннелю с работы, чтобы неожиданно сверху снять с его головы шапку и таким образом поприветствовать его.
Главным зимним занятием были поездки на каток, который заливали на всех аллеях и набережной парка Горького. Украшенные гирляндами из разноцветных лампочек, аллеи были особенно привлекательны в вечернее время. В шерстяных свитерах и шапочках Игорь с Вовкой весело рассекали морозный воздух, обгоняя и догоняя друг друга, скользя по набережной или аллеям освещенными фонарями и гирляндами. Забавы ради они любили меняться шапочками и зачастую, выехав из дома в одной, возвращались уже в другой, как настоящие братья.
Совершенно особенным зимним развлечением для ребят были походы в бассейн «Москва», который располагался на месте разрушенного храма Христа Спасителя. Там хотели воздвигнуть здание, увенчанное монументом Сталина, но зыбкий грунт не позволил реализовать это и пришлось делать бассейн. Мало кто знает, что некоторые элементы декора разрушенного храма не пошли под отбойный молоток и были, например, использованы для украшения станции метро Новокузнецкая, где стоят мраморные скамейки из храма.
Летом, когда можно купаться в открытых водоемах, бассейн был полупустой, а вот зимой другое дело. Было что-то особенное в купании в то время как на улице стоял трескучий мороз, и ребята с удовольствием плавали в клубах пара в морозном воздухе.
Сразу после заселения домов №19 и №21 все ребята были заинтригованы строительством нового восьмиэтажного дома напротив, который замыкал дворовое пространство. То, что это восьмиэтажка выяснилось потом, а сначала были видны только первые этажи. Дом строили «зеки», которых привозили в накрытых брезентом кузовах грузовиков. Брезент откидывался в сторону и под ним оказывались железные клетки, из которых по одному под надзором солдат и собак выводили зеков и вели на стройку, огороженную высоким железным забором с колючей проволокой, а по углам стояли вышки с автоматчиками. Все было как в кино и ребята сквозь щелку в заборе или из своей квартиры, у кого окна выходили во двор, смотрели это кино день за днем. Через пару лет строительство завершилось, ограждения и вышки убраны и кино закончилось.
Рассказ о Красном Балтийце был бы не полным без упоминания о криминальной среде. В послевоенной Москве хватало мест, где гнездился бандитизм с авторитетами во главе. Таков был район Коптево с Коптевским рынком в центре, здесь же находилось «родное» шестнадцатое отделение милиции. За клубом Красный Балтиец были пятиэтажные дома из красного кирпича, которые во дворе, где жили Игорь и Вовка, так и звали красными домами, а еще татарскими. Очевидно, они на самом деле были большей частью заселены татарами, но верховодили там русские. Из этих красных домов во двор домов №19 и №21 иногда наведывался недоросль по кличке Акробат. Прозвище свое он получил за ловкость, развитую в секции акробатики и гимнастики при клубе Красный Балтиец. Роста Акробат был небольшого, но, как положено вожакам, был наглый и буйный, и потому собрал вокруг себя небольшую шайку из четырех-пяти человек.
Банда Акробата терроризировала подростковое население соседних с клубом дворов, отнимая карманные деньги, значки и другую мелочь. Правой рукой Акробата был парень по кличке Сынок, настоящее имя которого было Володька Шашкин, а свое прозвище он получил потому, что его отец был местным криминальным авторитетом. Авторитет свой он заслужил как положено, сидя по тюрьмам, но сейчас он отошел от дел и держал большую двухэтажную голубятню прямо за клубом и был «смотрящим» по району Красный Балтиец. К нему в голубятню приходили на разборки со всего района и проштрафившиеся приносили магарыч в виде вкусного портвейна, потому, что водку он не любил.
Во время одного из налетов Акробата Вовка был приятно удивлен, когда вдруг Сынок подошел к нему, хлопнул по плечу и сказал: «Вовка, это ты?» Вовка пригляделся и узнал в Сынке своего друга со своей малой родины на улице Левитана, что на краю поселка художников — островка старины, оставшегося от села Всехсвятского. С Володькой-Сынком у Вовки было связано одно из самых ярких воспоминаний детства. Им было по пять лет и они ходили в один детский сад, в одну группу. В этой группе были свои два брата-акробата, которые терроризировали всю малышню. Близнецы братья были щуплого телосложения, но всегда нападали внезапно вдвоем и, пользуясь численным превосходством, брали верх. Два Вовки не долго терпели это безобразие и тоже решили объединиться, отомстить и дать бой. И месть была страшна: каждый по отдельности из них был сильнее одного брата, потому когда Володька с Вовкой напали, участь террористов была решена. Вовка на всю жизнь запомнил, как он, сидя на поверженном на пол враге, бил его деревянным паровозом по голове.
После этого они во всеуслышание объявили свободу и целый день ходили обнявшись и пели бравурные песни из кинофильмов про войну. Надо сказать, что внешне два Вовки сами были похожи как братья.
Казалось бы Шашкин, имея такого отца, должен был пойти по его стопам, но по складу характера он был скорее Робин Гуд, чем бандит, а с Акробатом ходил в роли смотрящего, чтобы тот не зарывался. Памятный случай в детском саду на улице Левитана тому показатель. Свидетельством верности такого суждения явился еще один инцидент на сей раз случившийся с Игорем. Он ехал в электричке на Красный Балтиец и стоял в тамбуре, где к нему пристала какая-то шпана, прижала его к стенке и, поскольку они были в большинстве, дело принимало плохой оборот. Но тут откуда-то появился Шашкин и вдвоем они отбились. И вообще Акробат не был такой грозой, как это могло показаться на первый взгляд, это больше походило на своего рода игру, проверку испугом. Так согласно преданию Александр Македонский выбирал себе воинов: он подходил к претенденту и пугал его, если тот бледнел, то он его отбраковывал, а если краснел от злости, то брал в свое войско. Вся сила Акробата была в том, что он обычно ходил не один, а со своей стаей и как те два брата-близнеца тем и брал, но так было не всегда: без своей шайки, он сам иногда оказывался в шкуре своих жертв. Володька Гноевых был всего на год старше Игоря и Вовки и не раз изымал у Акробата награбленное и возвращал владельцам, и он был не один такой.
После того, как Володька Шашкин представил Акробату Вовку как своего друга, Вовка почувствовал, что вернулось то время, когда они в детском саду восстановили справедливость, но, как оказалось, это относилось только к району Красного Балтийца.
Однажды Вовка пошел к недавно открытому кинотеатру «Рассвет» на Вокзальной улице, где хотел купить билет на дневной сеанс, но прямо у кассы был ограблен местной «Рассветовской» шпаной, которая всегда была в контрах с «Балтийскими». Во двор Вовка вернулся чернее тучи от злости, что так получилось, и сразу наткнулся на старшего брата, который занимался своим мотороллером «Вятка». Олег по виду брата понял, что что-то не так и Вовка пожаловался. Олег, не долго думая, сказал: «Садись, поедем. Держись» - сказал Олег, и Вовка сел сзади, крепко обняв брата. Как только они подъехали к Рассвету, Вовка сразу увидел эту шпану, сидящую на спинке лавки поставив ноги на лавку, и указал на обидчика. Затормозив, Олег слез с мотороллера и спросил: «Этот?» Вовка кивнул в ответ. Олег взял «этого» за шкирку, и слегка тряхнул, заставив вывернуть карманы. Вернув награбленное, он подозвал Вовку и сказал: «Бей.» Вовка с радостью выполнил приказ и как смог намордовал супостата. Потом они сели на мотороллер и с ревом мотора укатили обратно во двор. Вовка ехал обдуваемый ветром и был несказанно горд и счастлив, что у него есть такой старший брат.
Во дворе кроме двух семиэтажек и восьмиэтажки был еще один старый деревянный двухэтажный дом. Таких домов еще много осталось от прежних времен по соседней улице Клары Цеткин до самых Коптевских бань. В этом деревянном доме жил мужичок, которого неизвестно почему все звали Валетом. По вечерам он мастерски играл на балалайке и пел простые русские песни, которые приходили послушать главным образом дети.
В довоенное и послевоенное время такие дома составляли основную застройку в окрестностях Подмосковного шоссе. По большей части эти дома остались от польского поселения, где жили приехавшие еще до революции рабочие станции и депо Подмосковная Виндавской железной дороги. Только в пятидесятых и начале шестидесятых их стали постепенно менять на кирпичные пятиэтажки.
В конце этого строительного бума в 1959 году была построена школа № 213 как раз тогда, когда Вовке и Игорю пришло время идти в первый класс. Новенькая школа была открыта к началу учебного года и стояла напротив дома №19. Игоря записали в 1-й А, а Вовку в 1-й Б класс и первого сентября они стояли в соседних шеренгах с букетам цветов и новенькими портфелями.
Все, кто был рожден до 1952 года прежде учились других школах, которые были открыты раньше и располагались далеко от дома - у Коптевских бань и на Вокзальной улице. Только школа № 213 по своему расположению могла называться Балтийской, поскольку находилась в непосредственной близости от клуба Красный Балтиец и прямо напротив старого Виндавского вокзала, рядом с которым была построена ему на замену платформа Красный Балтиец.
В школу можно было успеть, выйдя из дома за десять минут до начала уроков. Как поется в песне «школьные годы чудесные ...», но, как оказалось, не для всех. Очень скоро стало ясно, что учителя школы №213 не были выдающимися педагогами и, вместо того, чтобы уделять больше внимания «трудным» ученикам и пробудить в них интерес к учебе, дабы воспитать достойных членов общества, они сразу отнесли непосед к плохишам и хулиганам, а подлиз и подхалимов произвели в любимчики. Так проще учителю, что говорит о его непрофессиональном подходе к своим обязанностям и нерадивости. По этой причине любознательный и обладающий феноменальной (как потом выяснилось) памятью Игорь попал в разряд двоечников и хулиганов. Урок мог начаться с гневного окрика: «Так, Мартыненко, Певзнер, Соколов, Верещетин, Ростовцев - выйти из класса и без родителей в школу не возвращайтесь!» Легко и просто мнимый порядок восстановлен и можно спокойно царствовать среди тихонь.
Вскоре у школы № 213 появились шефы благодаря личному знакомству директора школы Идеи Ивановны с боевыми подругами Марины Расковой - летчицами бомбардировочных полков. Марина Раскова была одной из первых женщин удостоенных звания героя Советского Союза, и во время войны она добилась разрешения Сталина на формирование трех женских авиационных полков: № 586 истребительного, № 587 бомбардировочного и № 588 ночного бомбардировочного, получившего неофициальное название «Ночные ведьмы». Майор Марина Раскова была командиром 587-го бомбардировочного полка и погибла в 1943 году. Боевая подруга Марины Расковой герой Советского Союза Мария Павловна Чечнева не раз приезжала с однополчанами к подшефным рассказать о суровых годах войны, чтобы молодое поколение помнило и знало о героизме их матерей от живых свидетелей и брало с них пример. Было решено организовать при школе музей, посвященный женскому ночному авиационному полку № 588, и здесь как раз пригодились бы обширные знания Игоря по военной тематике, поскольку он был членом исторического кружка при Историческом музее, при его участии создавался музей Вооруженных сил Советского Союза, кроме того, у него был свой домашний музей оружия. Но организация музея рассматривалась как поощрение за хорошее поведение и успеваемость, поэтому Игорю было отказано в участии в создании музея, посвященного ночному бомбардировочному полку ВВС. Всё отдали в руки ничего в этом не смыслящих отличниц примерного поведения и дело было загублено на корню.
В середине учебного года седьмого класса родители Игоря получили новую квартиру в Тушино и они переехали. Попав в новую школу, Игорь сразу ощутил большую разницу в отношении к нему. Классный руководитель замечательная женщина и настоящий педагог имела совсем другой подход к процессу обучения, нежели чем горе-учителя 213 школы, она не приклеивала ярлыков, а у всех учеников предполагала примерно равные способности, которым надо просто помочь раскрыться. И результат не замедлил сказаться: вскоре Игорь успевал по всем предметам, даже по нелюбимой им математике, и, благодаря своим лидерским качествам, был избран старостой класса.
Вовка, не смотря на природную недисциплинированность, изначально не попал в разряд неуспевающих, ибо учеба ему давалась относительно легко и он не напрягаясь числился среди «хорошистов» и то лишь потому, что ненавидел отличников. Многие знания он получал помимо школы от родителей. Математика, история, география - это от отца. На кухне почти всю стену занимала огромная карта мира в виде развернутого глобуса, где мелкими буквами были обозначены большие и малые города, реки и моря, поэтому Вовка почти всегда побеждал в игре, заключавшейся в том, что надо было по очереди называть город, имя которого начиналось с последней буквы предыдущего. Выигрывал тот, кто знал больше названий, и быстрей всего заканчивались города на «А», но Вовка знал не только Алма-ату или Архангельск, он знал про Аделаиду, Аддис-Абебу и прочие города, а когда игравшие с ним сомневались в существовании этих городов приглашал их к себе на кухню и тыкал пальцем в карту. Кроме карты дома был огромного формата Атлас мира, где в конце был перечень географических названий, откуда Вовка выписывал города на «А». То есть географию Вовка знал лучше учителя и потому на уроках скучал и рисовал карикатуры на всех подряд: на соседку, на товарищей, а однажды он так увлекся, что нарисовал учительницу - ноги палками, руки спичками, волосы соломой и подписал: «географичка». Учительница, увидев, что Вовка занят не тем, чем надо, вызвала его к доске, а сама подошла к его парте полюбопытствовать. Взяв в руки листок с рисунком, она вся позеленела и сказала со злобой: «В мое время учителя географии звали географиня.»
По математике на контрольных в классе он решал все задачки раньше всех и от скуки начинал слегка хулиганить: стрелять из рогатки бумажными пульками, дергать соседок за косички и прочее. Учительница математики снисходительно относилась к его шалостям, но вскоре на доске, кроме двух вариантов задач и примеров для всех, она стала писать отдельный усложненный вариант специально для него, чтобы загрузить. Книг по истории дома было столько, что Вовка очень рано заинтересовался такими вопросами, которые приводили историка в замешательство. Литература, русский и английский языки - это от мамы. До того, как осесть дома и заняться воспитанием детей, мама работала учительницей английского языка. В институт Иностранных языков имени М. Тереза она поступила потому, что тогда была война и Вовкин дедушка не разрешил ей поступать в медицинский, из которого со второго курса брали на фронт в медсанбат. В старших классах отец подарил Вовке знаменитые Фейнмановские лекции по физике, и он учил физику по ним, зная ее гораздо лучше крашеной блондинки, называвшейся учителем физики. Он даже на несколько недель перестал посещать ее уроки, в результате чего случился конфликт с трудом улаженный отцом.
Если с учебой у Вовки проблем не было, то за плохое поведение он все же попал в разряд хулиганов. Причин для этого было множество, а в качестве примера можно вспомнить, как «географичка» во время своего урока вывела весь Вовкин класс во двор школы для наблюдения частичного солнечного затмения. Она заранее заготовила в кабинете химии закопченные стеклышки и раздала их ученикам. Вовка проигнорировал это мероприятие и остался в классном помещении посмотреть как это будет выглядеть со стороны. Сверху из открытого окна ему хорошо было видно толпу одноклассников, которые стоят задрав голову и через закопченное стекло пытаются что-то разглядеть на небе. У Вовки сразу возникли ассоциации с Незнайкой, на которого упал отколовшийся кусочек солнца и он не раздумывая взял в руки стоявший рядом на подоконнике горшок с фикусом и бросил его вниз. Увидев какой кусок откололся от солнца и летит прямо на их головы, однокашники с визгом и воплями разбежались в разные стороны и географичка была посрамлена. Кроме всего прочего, на переменах Вовка постоянно дрался, но никогда не начинал первым, а просто отвечал на попытки проверить его испугом. Этим задирам просто не нравилось, что Вовка не такой как все, слишком много знает названий городов на «А» и вообще у него слишком интеллигентный вид, а одно это уже раздражает. Но это все не выходило из привычных для школяров рамок, а в настоящие хулиганы Вовку произвели после случая с поножовщиной, которая произошла случайно по недоразумению просто потому, что у него в руке в этот момент был нож, без которого он просто никогда не выходил из дома. Вовка как обычно строгал палочку, все произошло совершенно случайно во дворе напротив Вовкиного подъезда, где пострадавший одноклассник попросил эту палочку и неожиданно больно ударил ею Вовку по пальцам. Адреналин бросился Вовке в голову и он, не осознавая, что у него в руке нож, ударил в ответ. Думается, если бы напротив Вовки был Александр Македонский, задумавший проверить его испугом, то случилось бы то же самое. За эту драку с поножовщиной Вовку не приняли в комсомол, но зато теперь все, кто раньше цеплялся к нему, желая самоутвердиться за чужой счет, после этого с опаской обходили его стороной, а в мужском туалете появилась надпись: «Пимен - головорез». Пименом Вовку прозвали после того, как вышел популярный фильм почти про такую же школу, как 213-я, где старшая пионервожатая, женщина средних лет сформировала вокруг себя свиту из отличников и подхалимов, определив остальным место аутсайдеров, а в конце фильма тот, которого вся эта свора травила, и унижала, оказался самым достойным человеком, другом и товарищем. Фильм назывался «Друг мой Колька», и в нем был такой персонаж - дворовый хулиган по прозвищу Пимен. Никакой другой причины, кроме того, что того хулигана тоже звали Вова у дававших это прозвище Вовке не было, тем не менее оно приклеилось, как в свое время ярлык хулигана и двоечника к Игорю.
Вскоре к прозвищу Пимен прибавилось еще одно и он стал Пименом Покровским. В это время Вовка открыл для себя питейное заведение расположенное рядом с соседней с Красным Балтийцем станцией Покровская-Стрешнево и потому называвшейся попросту «Покровка». Это была получившая распространение после визита Хрущева в Америку автопоилка, где было два отделения: пивное и винное. В пивном за двадцать копеек автомат наливал 451 грамм светлого пива, а в винном за те же двадцать копеек автомат наливал 83 грамма белого портвейна. В обоих отделениях на закуску другие автоматы отпускали бутерброды с сыром за десять копеек и с колбасой за пятнадцать копеек. Самое главное, что автомат не не спросит у тебя сколько тебе лет и не скажет «а не рано ли тебе пить пиво с портвейном». Автопоилка была расположена в исторически значимом месте, которое до революции было частью имения князей Шаховских, в конце XIX века разрешивших проложить через их владения железную дорогу, а станцию назвали Покровской потому, что рядом в имении была церковь Покрова Пресвятой Богородицы, а Стрешневы были первыми владельцами этого имения, которые прославились тем, что породнились с царской династией Романовых. Евдокия Стрешнева происходила из бедного дворянского рода и потому не была в числе претенденток, а на смотре невест сопровождала более знатную дворянку, но Михаилу Федоровичу приглянулась именно она. Став царицей, Евдокия родила для батюшки царя десять детей, среди которых был Алексей Михайлович — второй царь династии Романовых.
Несмотря на все сопровождавшие учебу в школе неприятности, все-таки это были лучшие годы детства и юности. Что может быть прекраснее юности! Только счастливое детство, а оно тоже было здесь на Красном Балтийце, ведь в школе, где были частые конфликты с учителями, ребята проводили не так много времени и в целом картина детства и юности все равно была прекрасной.
Поскольку Игорь теперь жил и учился в Тушино, которое было от Красного Балтийца в трех остановках на электричке, друзья, хотя и стали видеться реже, старались при первой возможности встретиться. Обычно приезжал Игорь на Красный Балтиец, ибо это была для него страна счастливого детства. Приезжая во двор, он предупреждал Вовку по телефону и они встречались, дыша с упоением атмосферой самых счастливых дней своей жизни.
В одну из таких встреч в осенний прохладный вечер, когда особенно хочется дружеского тепла и участия, Игорь с Вовкой сидели на скамейке у стола для игры в домино, пили портвейн и предавались ностальгии. Спели не раз песню из кинофильма «Путь к причалу», где «друг - это третье твое плечо», в общем, они никак не могли наговориться, посвящая друг друга во все подробности своей жизни, проходившей теперь порознь. Они не заметили, как стемнело и стало совсем холодно. На Вовке был шерстяной головной убор, связанный мамой - не кепка, не картуз, а нечто среднее. Игорь же приехал еще засветло, когда не было так холодно, с непокрытой головой и у него она стала мерзнуть.
Настало время расставания, Игорю надо было ехать домой по холоду и он попросил Вовку дать ему поносить «чепчик», как он его окрестил, как в былые времена, когда они менялись шапками на катке в Парке Горького. Но Вовка быстро сообразил, что «чепчик» теперь вернется к нему не скоро, вязанную шапку надевать еще рано, не говоря об ушанке, и не избежать неприятного объяснения с мамой, которая только вчера связала этот головной убор специально для холодной осени. Она конечно скажет, что он все врет и вместо того, чтобы прикрываться дружбой с Игорем, лучше бы сознался, что он потерял «чепчик» и что теперь ему нечего надеть на голову и он заболеет и все такое прочее. А если еще она унюхает запах портвейна — то всё пропало. В общем Вовка смалодушничал и отказал Игорю. «Для друга чепчика пожалел» - с укоризной произнес Игорь фразу, которая на долгие годы будет потом своего рода позывным при их контактах по телефону, чтобы сразу стало ясным, кто звонит. Вовка еще не раз пытался оправдаться, но тщетно: электричка с Красного Балтийца увезла Игоря в Тушино без чепчика, а Вовка остался со своей виной на всю оставшуюся жизнь.
Иногда Игорь приезжал на Красный Балтиец без предупреждения, по вдохновению. Обычно он встречал Вовку сразу при входе во двор, сидящего в беседке с гитарой в руках и с сигаретою висевшей на нижней губе как приклеенная. Вовка не был музыкально одарен, он знал всего три аккорда, но этого ему хватало для тех незамысловатых песен дворового репертуара, которые он исполнял. По-видимому, по причине того, что Вовка происхождение свое вел от ушкуйников, которые во времена Дмитрия Донского были своего рода русскими речными пиратами, грабившими и убивавшими ордынцев по берегам Волги, у большинства песен была соответствующая тематика: «В нашу гавань заходили корабли … На корабле матросы ходят хмуро, кричит им в рупор старый капитан, у юнги Билла стиснутые зубы … В Кейптаунском порту с пробоиной в борту Жанетта поправляла такелаж … там пиво пенится, там люди женятся и юбки женские трещат по швам …» - это можно было услышать в любом московском дворе. Но была одна особая песня, по которой Игорь, войдя во двор, узнавал, что Вовка тут на месте:
Там над Волгой рядом
Всем на зависть гадам
Милая русалочка жила
Ночью выплывала, песни запевала
И венки из трав себе плела.
А луна светила, словно говорила:
Милая русалочка живи
И в начале века бойся человека
И не жди, не жди его любви.
Как-то раз на берег
Вышел хам Валерик
Сердце он русалочке разбил
Полюбил на ночку, подарил ей дочку
И в Ташкент поспешно отвалил …
Дочка пошла в маму - «глазки как алмазки, сердце полно ласки», и повторила ее судьбу, связавшись с хамом Сережей. Были и другие песни, одна из которых нравилась Вовке тем, что ее надо было играть особым гитарным боем «восьмеркой»: «Что турецкая шашка твой стан, рот — рубин озаренный, если б был я турецкий султан, я бы взял тебя в жены … что тихонько стоишь у стены, носом трешь штукатурку, а сама потихоньку как мышь ночью бегаешь к турку …» Но любимой Вовкиной песней была «Дом восходящего солнца» английской группы Animals — здесь пригодились полученные благодаря маме познания в английском языке, которые он использовал также при исполнении песен Beatles.
Своей гитары у Вовки не было и приобрести её он даже не пытался, понимая, что игра на гитаре — это временное и скоро пройдет. Он брал гитару напрокат у своей одноклассницы Лены Нестеренко, ибо она все равно висела без дела у нее дома на стене, поскольку это была гитара давно почившего дедушки и теперь на ней никто не играл. Приходя в соседнюю восьмиэтажку за гитарой, Вовка часто не заставал Лену дома и получал инструмент из рук её сестры Милки, которая была младше на пять лет и по своему малолетству не представляла для него интереса, но позднее это знакомство получило неожиданное развитие — он женился на ней.
Если не было слышно бренчания гитары, и двор был пуст, то Игорь знал, где искать Вовку — он шел в Вовкин подъезд, поднимался на лифте на седьмой этаж и, пройдя наверх еще два лестничных пролета, через окованную железом дверь проникал на чердак. Там он и заставал теплую дворовую компанию, которая, сидя на ящиках из овощного, резалась в карты и курила сигареты. Вовку сразу можно было узнать в клубах сигаретного дыма по приклеенной к нижней губе сигарете. Похоже, что сигарета на нижней губе была своего рода атрибутом, создающим образ рубахи парня, как «кепка набок и зуб золотой».
Вовка по примеру своего отца, закончившего Академию ВВС имени Н.Е. Жуковского, решил поступать в Московский Авиационный институт. Когда Вовка готовился к вступительным экзаменам, случилось нечто непредвиденное, едва не закончившееся трагедией. Он сидел дома и решал задачи по математике, которые могли быть в экзаменационных билетах. Задачи эти ему дал преподаватель МАИ, с которым он занимался математикой. Тут раздался звонок в дверь и он пошел открывать, на пороге стоял Генка Кожин из второго подъезда восьмиэтажки, редкостный балбес и бездельник, у которого в голове гулял ветер. На вопрос: «Что делаешь?» Вовка ответил, что он занят, ему некогда и пусть Генка идет туда откуда пришел, но настырный гость не хотел уходить и подкупил обещанием просто посидеть и не мешать. Пришлось пустить, но только с условием, что он действительно будет сидеть как мышь. Так оно и было, Вовка сидел за журнальным столиком погруженный в процесс решения сложных задач, а Генка на стуле за письменным столом от нечего делать открыл верхний ящик и стал исследовать его содержимое. Там было невообразимое разнообразие всевозможных предметов, как в бюро находок: старые очки с отломанной дужкой, сломанные часы, ручки, ластики, свистки, вырванные зубы, увеличительные стекла, пивные пробки, старые монеты, памятные медали, значки и прочая никому не нужная мелочь. Но среди всего этого хлама была одна необыкновенная вещь, которая не вписывалась в общее безобидное содержимое ящика письменного стола.
Это была немецкая ракетница времен Второй мировой, в которую Вовкин старший брат Олег запрессовал стальную трубку под шестнадцатый калибр, чтобы можно было стрелять патронами от охотничьего ружья имевшегося у Олега на законном основании. Вовка знал о ракетнице, но кто бы мог подумать, что в ее стволе находится патрон. Генка взял оружие в руки покрутил, повертел и направил на Вовку смеха ради, но Вовка сидел с опущенной головой весь в задаче и Генка окликнул его: «Володя», в надежде, что тот подымет голову и тогда можно будет его напугать, щелкнув курком. Но Вовка упорно не хотел откликаться, только отмахнулся, мол отстань. Тогда Генка направил ракетницу в окно балкона, нацелил в проезжавшую мимо машину и нажал на курок. Раздался страшный грохот, от которого зазвенело в ушах, а два стекла балконной двери разлетелись в дребезги. Здесь Вовка наконец поднял голову и увидел Генку, который корчился на полу в приступе нервного смеха рядом с выпавшей из рук ракетницей.
Прибить бы придурка, но в нем было столько дури, что все равно сколько ни бей всю не выбьешь. Родители были на даче, Олег тоже отсутствовал, поэтому они занялись поиском и установкой новых стекол, но из-за изрешеченной дробью рамы все равно все выплыло наружу. Все бы ничего, но Вовка не знал главного: первой мишенью был он, Генка решился признаться в этом только несколько лет спустя и тогда Вовка осознал, что не будь он так увлечен решением задачи, лежал бы он на кладбище. Все-таки есть у него ангел хранитель, дважды спасший его: в этот раз и тогда с отвалившейся штукатуркой. Очевидно, что ангел этот был не Вовкин персональный, но опекал всех достойных обитателей Красного Балтийца, всех кроме Генки.
Отца Генка не знал вовсе, а мать его кукушка, как он ее называл, оставила его в младенчестве, отдав на попечение бабушке и дедушке, но это не объяснение тому, почему он постоянно и везде пакостил, за что получал удары судьбы в ответ. Он мог выпросить на временное пользование какую-либо вещь у кого угодно, такой у него был дар. Но возвращал чужую вещь только, когда его отловили и прижали к стенке. Вещи были самые различные: от модной водолазки, которую не могли ему купить бабушка с дедушкой, до переносного магнитофона, с которым он расхаживал как со своим и чувствовал себя плейбоем. Дома у его подъезда каждый день его ожидал кто-нибудь из разгневанных и обманутых приятелей, отчаявшихся вернуть свою вещь.
Когда его наконец забрали в армию, то все вздохнули с облегчением, но и там у него не было спокойной жизни: он служил на советско-китайской границе как раз тогда, когда в Китае происходила культурная революция и прочие безобразия, сопровождавшиеся в том числе и нарушением границ. Во время одной из провокаций стоявший в оцеплении Генка, оказался, смешно сказать, раненым в задницу. Не успел он подлечиться после ранения, как во время грозы в дерево, под которым он скрывался от дождя, попала молния, дерево треснуло пополам и упало на Генку, чуть не убив его. Так что, там на небесах к Генке было особое отношение, также как и во дворе у ребят.
Небеса не оставляли Генку даже тогда, когда надо бы дать человеку отдохнуть то их опеки. Вовка с Генкой и в мыслях не держали ничего подобного, когда выбрали для отдыха одно из самых популярных у московской молодежи мест — кафе «Метелица» на Новом Арбате, в народе называвшееся «Метлой». Популярность Метлы была обусловлена главным образом тем, что там был большой зал с подиумом, на котором располагался ансамбль и перед которым было много свободного места для танцев. Сюда приходили не за обедом или ужином, а затем, чтобы посидеть, потягивая через соломинку модные в то время коктейли, познакомиться с девушками, потанцевать.
Вход в Метлу был платным, и, заплатив по три рубля с носа, Вовка с Генкой пошли на второй этаж, где вскоре начал играть ансамбль и они стали высматривать кандидатуры для знакомства. Наконец они обратили внимание на двух девушек, у которых за столом было два свободных места, и они решительно направились к ним, пока их никто не опередил. По части коммуникабельности Генке не было равных, он мог трепать языком ни о чем часами и уболтать кого угодно, поэтому не прошло и двух минут, как друзья мило общались с новыми знакомыми и заказали выпивку с мороженным себе и девушкам. Теперь можно было делать следующие шаги и приступать к танцам. Вот тут и сказалась опека небесных покровителей, ибо, сопроводив партнершу после танца обратно к столику, Вовка обратил внимание на Генкину улыбку, которую тот пытался спрятать в усы. Вовка поинтересовался причиной, и Генка предложил выйти освежиться в туалет и покурить. Там он, буквально умирая со смеха, открыл причину: «Вовка, она хромая»! Как истинный джентльмен, Генка по возвращению к столику стер ехидную улыбку с лица, заменив ее обычной, и вечер завершился без скандала. Вовкина дама была без изъяна, но в завершении вечера он все-таки убедился в том, что лучше от Генки держаться подальше, ибо девушки, которых они как истинные джентльмены вызвались проводить домой, жили черт знает где — у станции «Молодежная». В общем домой они вернулись разочарованные и так поздно, что уже не ходили троллейбусы, и им пришлось идти пешком.
Однажды Вовка с Сашкой Колбасиным из пятого подъезда встретили во дворе Генку и узнали от него трагическую новость: Пашку Ошмарина убило упавшим ему прямо на голову бревном на стройке, где тот работал. Услышав печальную весть, Вовка с Сашкой пошли в магазин и взяли бутылку портвейна, потом Сашка зашел домой, заглянул в холодильник, собрал немного снеди на закуску и затем они отправились на чердак его подъезда, чтобы спокойно помянуть Пашку. Они сидели на подоконнике чердачного окна и вспоминали «каким он парнем был», Вовка рассказал, как он с Пашкой ходил браконьерствовать на пруд у Ленинградского рынка, где разводили карпов и как огромный карп сорвался с крючка и обрызгал их с ног до головы, а Сашка припомнил, как Пашкин отец с его отцом, два ветерана Отечественной войны в подпитии устроили демонстрацию у винного магазина. Дядя Толя - Сашкин отец хорошо рисовал и изготовил несколько плакатов с картинками и такими надписями: «Долой Фюлера!», «Вы что, хотите, чтоб опять был Фюлер?» и тому подобное. Слава богу, Сашка с Пашкой вовремя увидели и пресекли несанкционированную демонстрацию и развели отцов по домам отсыпаться. В общем они достойно помянули друга и умиротворенные от выполненного долга спустились во двор, где сразу натолкнулись на Пашку, который шел им навстречу на костылях с ногой в гипсе. Вовка с Сашкой даже перекрестились от неожиданности и с перепугу. Оказалось, что бревно упало Пашке на ногу и кроме перелома ничего страшного не произошло, а у Вовки с Сашкой сразу зачесались кулаки от желания пересчитать Генке зубы.
Отдельного упоминания заслуживает тот факт, что Вовка с Сашкой были внешне похожи - оба сухощавые, узколицые, настоящие вятичи, и однажды это сыграло злую шутку с Вовкой. Была зима, шел урок литературы, который учительница Овчарова Галина Ивановна решила начать с нравоучения. Она стала рассказывать, как давеча она шла по нашему двору, где ребята играли в хоккей с шайбой и один из них в пылу борьбы запустил шайбу так, что попал в нее. Будучи учительницей, она сразу отреагировала нравоучением и выговором автору шайбы, на что получила в ответ тираду отборного мата. По ходу своего рассказа Галина Ивановна пристально глядела на Вовку и буквально поедала его глазами. Сначала Вовка не обращал на это внимания, но наконец психическая атака возымела свое действие, и Вовка все-таки почувствовал себя не в своей тарелке. Закончив свой рассказ, Галина Ивановна вперила свой убийственный взгляд в Вовку, будто на самом деле намереваясь убить его. Обстановка накалилась до предела, и тут встал из-за парты Валерка Тюриков и сказал: «Галина Ивановна, вы обознались, это был не Володька, это был Сашка Колбасин». На несколько секунд воцарилось молчание, но училка-прокурор не думала давать задний ход, ибо это означало приносить извинения самой, вместо того, чтобы получать их. Нет, такого она допустить не может, и потому продолжила атаку и несколько раз повторила: «Нет, это был он», а потом добавила: «Я это отчетливо видела, у меня со зрением все в порядке». Не знаю, чем бы это все закончилось, но тут в обсуждение включился весь класс и загудел, как потревоженный улей. Острота момента была утеряна, и урок вернулся в свое обычное русло, время ушло, оставив всех при своем мнении.
После службы в армии Колбасин сначала как все поработал токарем на заводе, но скоро понял, то это не его и по чьей-то протекции, то есть «по блату» определился в продавцы в магазин мужской одежды на Ленинском проспекте. Так Сашка стал уважаемым человеком согласно классификации Аркадия Райкина, ибо имел доступ к дефициту. Теперь весь Красный Балтиец одевался «у Колбасина», и это было все равно, что «у Армани» или «у Карла Лагерфельда». Сашка одел Вовку в элегантный немецкий серый костюм, а его папаше устроил дефицитное пальто из ратина.
Примерно в это же время Сашку стали звать не иначе как "Мсье Колбасин", из чего со всей очевидностью следовало, что Колбасин на Красном Балтийце был признанным знатоком всего, что касалось моды и одежды, и по части кабаков он также был в авторитете, поэтому, когда Вовка с Сашкой собрались посидеть в ресторане, то выбор был за Колбасиным. Его выбор пал на недавно открывшееся и сразу ставшее популярным кафе «Лира» на Пушкинской площади.
В то время потратить 10 рублей в кафе было большим событием, которое могло случиться не чаще одного раза в месяц, поэтому обставлено должно было быть торжественно. Вовка с Сашкой по этому случаю даже принарядились во всё новое. Единственное, что могло помешать торжеству это было участие в нем Гудкова, который отличался склонностью к буйству во хмелю. Участие Гудкова выглядело мезальянсом, но дворовое братство оказалось выше снобизма.
И вот десант с Красного Балтийца высаживается на Пушкинской площади и направляется к «Лире». Опытный Колбасин знал, что, для того, чтобы избежать очереди, надо прийти пораньше, до вечерней музыкальной программы. Правда в такой тактике был один изъян: сюда приходили не ради обеда, а для веселья, что автоматически предполагает участие вокально-инструментального ансамбля. Как без музыки и танцев познакомиться с девушками? Никак.
Но у опытного Колбасина и здесь была своя тактика — надо взять по салатику, бокалу вина и растянуть это до появления ансамбля на подмостках. Гудков сначала выступил против дорогого вина с ресторанной наценкой, но Колбасин объяснил ему, что бокалы нужны для того, чтобы потом было куда налить из-под полы принесенный с собой вкусный портвейн. Так они и поступили, хотя Гудков всё порывался откупорить раньше времени портвейн, но Колбасин был непреклонен и сидел, сложив руки и закрыв глаза, и Вовка последовал его примеру, а Гудков нервно курил.
И вот они дождались музыки и веселье началось — был сделан заказ горячего блюда, откупорена первая из принесенных с собой бутылок портвейна, и пошла писать столица. Появившийся на подиуме ансамбль сразу взял быка за рога и зазвучала легендарная «шизгара» - танцевальный шедевр семидесятых, без которого немыслима была ни одна танцевальная вечеринка, а музыкальная программа кафе и ресторанов тем более. На самом деле песня называлась «Венера», но в народе она была известна как «шизгара» - так слышался припев для не знающей английского языка публики. Так что «шизгара» была гвоздем программы и звучала неоднократно. Да, еще «Yellow river», как же без нее. Собственно говоря ничего такого, что можно было отнести к буйному веселью, слава богу, не случилось. Колбасин всё контролировал и не давал Гудкову открыть еще одну бутылку портвейна, одергивая строгим приказом: «Потом».
«Потом» случилось только после выхода из кафе, когда они пошли прогуляться по бульвару, пройдя мимо памятника А.С. Пушкину и обойдя кинотеатр «Россия». Там они сели на лавочку, чтобы выпить оставшуюся бутылку портвейна и покурить. Тут джин, которого удерживала наложенная Колбасиным на Гудкова запретная печать, вырвался на свободу, и Сашка с Вовкой оглянуться не успели, как Гудков схватил бутылку и со звериным урчанием залез на соседнее с лавкой дерево. Устроившись на ветке, он откупорил бутылку и стал лакать вожделенный портвейн из горлышка. Оттуда сверху теперь доносилось звучное булькание и нецензурная брань. Вовке с Сашкой оставалось только качать головой и сожалеть, что взяли Гудкова в свою компанию. Наконец там наверху булькание закончилось, потом сначала на газон упала бутылка, а затем и сам Гудков.
И надо же было так случиться, что Вовка с Кожиным чуть не породнились, лишив девственности двух сестер Нестеренко — он Ленку, Вовка Милку. Слава богу, когда у Вовки возникли романтические отношения с Милкой, Генка давно уже перестал числиться в составе Ленкиных женихов, но тогда он произвел впечатление, когда заявился к Вовке домой подвыпивший с драными колготками в руках и, потрясая ими над головой, с порога объявил: «Вова, она больше не девушка!»
Спасенный от шальной Генкиной пули Вовка благополучно сдал вступительные экзамены в МАИ, отучился первый семестр и наступил канун нового 1970-го года, когда от Игоря поступило предложение встретить новый год у него в Тушино в клубе «Дружба», который будет целиком в их распоряжении. Такое трудно было представить даже в самых смелых мечтах пацанам, которым только только сравнялось восемнадцать, а Вовка с Игорем даже еще и не достигли этого возраста совершеннолетия. Грядущее десятилетие несло с собой большие перемены в их жизни, Игорю предстояла служба в армии, а Вовке почти пять лет учебы в МАИ, поэтому этот новый год должен был стать для них рубежным и памятным.
Это был не просто новый год, а смена эпох: уходили романтические шестидесятые с послевоенными иллюзиями, что человек может сделать мир лучше, и наступали прагматичные семидесятые, которые продемонстрируют человеку, что он может только испортить то, что было создано до него, или, в лучшем случае, попытаться сохранить, поместив это в музей или заповедник.
На ближних подступах к построенному пленными немцами клубу Вовка со своей спутницей бывшей одноклассницей по школе №213 Таней Ландер был поражен сиянием огней иллюминации и праздничным видом клуба. Гостей встречали в холле при входе и внутреннее убранство было еще более впечатляющим и кроме шикарно украшенной ёлки в фойе клуба всё сияло гирляндами огней и радовало глаз. Но здесь под ёлкой организовывать праздник не решились, поскольку фойе было хорошо видно снаружи и празднование на виду у всех могло привлечь нежелательное внимание со стороны подвыпившей публики с улицы. Поэтому прямо на сцене был накрыт большой и длинный стол, уставленный всяческими яствами, включая многочисленные бутылки. Имелся даже свой музыкальный ансамбль, то есть, Тушино радушно встречало Красный Балтиец, представленный Вовкой, Сережей Остапенко и Володькой Селезневым — все пришли с дамами. Дружно проводив старый год, компания друзей встретила новый и веселье было в самом разгаре, когда ничего не подозревающий Вовка оказался под прицелом чужой и не совсем дружественной мысли. Прямо напротив него за столом сидел незнакомый ему взрослый мужик, которого Вовка не знал — это был муж директора клуба. Незнакомец начал с лести, назвав Вовку настоящим мужиком и предложил тост за знакомство и дружбу, налив ему почти полный стакан водки. Какой настоящий мужик откажется? Вот и Вовка не нашел ничего лучшего, как согласиться и стал готовиться, подвинув поближе закуску и налив газировки на запивку. Тостующий встал за столом с таким же полным стаканом, они чокнулись и приступили к исполнению. Вовка пил и думал: что потом — сразу закусить или сначала запить? Допив стакан, Вовка схватил другой с газировкой и, пока он жадно глотал запивку, по хитрому выражению глаз незнакомца понял: в том злополучном стакане была не водка, а простая вода. Кергуду, барбамбия — шутка. Но Вовка выпил на полном серьезе воду как водку, и выпитая вода оказала на него такое воздействие, что его очень скоро развезло и он сделался совершенно пьяным. Друзья приняли в нем участие и уложили его на кожаный диван в коридоре, рядом с туалетом — на всякий случай. Вовка лежал на диване лицом вниз, чтобы не кружилась голова, и думал, что не зря папаша его называет простаком — есть такой персонаж в диснеевском мультфильме «Белоснежка и семь гномов». А еще он думал, что ему удалось силой мысли воду превратить в водку, ибо он верил в это. Настоящая действительность — это то, во что веришь ты, а не то, что кто-то хочет, чтоб было. Где-то в подсознании у него бродила мысль, что ему, по-видимому, предначертан другой путь, отличный от всей компании и другая роль — летописец. Для него этот новый год уже стал старым, ушедшим в прошлое вместе с предыдущим и другими годами, которые были и будут им описаны и представлены в летописи. Впоследствии его связи с большинством участников этой новогодней вечеринки оборвались и осталась только одна — дружба с Игорем, как амаркорд Феллини, серебряная нить памяти.
В наступившем году Игорю пришло время идти по стопам отца в армию. В армии Игорь очень быстро получил звание сержанта, а закончил службу старшиной, что большая редкость на срочной службе. Но на этом он не остановился и потом было военное училище, академия и военная стезя ступень за ступенью привела его к тому, что, будь он участником детской игры «Красные и Белые», то шансы попасть в плен у него были бы минимальными. Кто бы мог подумать, что детские игры в солдатики будут иметь такое продолжение!
Когда Вовка с Игорем играли в солдатики, то артиллерии у них не было. Минометы, пулеметы были, а вот пушек не было — их не продавали в Детском мире на Лубянке. Выстрел из пистолета не идет ни в какое сравнение с выстрелом из пушки, из пистолета может выстрелить каждый дурак, а из пушки можно «в небо уйти», в бессмертие. Пистолет может случайно попасть в руки кому угодно, а вот выстрел из пушки надо заслужить, из пушки может выстрелить только избранный, который может дать начало чему-то важному. Туне пушка не выстрелит, артиллерист ведь бог войны. Потому-то река времени, берущая начало на Красном Балтийце, вынесла Игоря к берегу Финского залива, к бастиону Петропавловской крепости, где стояла пушка, право выстрелить из которой давалось только избранным, среди которых, например, был его высочество Принц Уэльский Чарльз, будущий король Англии. И Игорю была оказана высокая честь сделать полуденный выстрел.
При всех различиях жизненных путей Игоря и Вовки их стежки-дорожки не разошлись в разные стороны, а всегда пересекались и они встречались чаще всего на благословенном Красном Балтийце и, как в их любимом фильме «Добровольцы», никогда не теряли друг друга из виду.
О Красном Балтийце замолвите слово
© Copyright: Владимир Пасынков, 2021
Свидетельство о публикации №221120101302
Свидетельство о публикации №221120101302
Рецензии