О былом, воспоминания праправнука...

Л.Г.      Они садили этот, самосад, – турецкий табак. И, вот, они, значит, турецкий табак висел у них на чердаке, дома. Кому надо, он залезает на чердак. Два-ли, лист, два, там три блина, так вот сделает и, значит, э, как его, кисет такой вот набивает и ходит – «Хфу-у», – пускает дым.
Л. Г.       Ну Миша тоже, городской вроде, два года там учился, в городе, в ФЗО.
??.        Старался
Л.Г.       Ну, натерся. Он, значит, тоже, все туда-сюда, он – на чердак, раз – один листочек потрет...
Л. Г.       Вот, приходит этот вот Саня-друг, потом Федя-сухорукий, тоже равно Агафонов. Он: «Эт чо? – грит, – Мик, дай покурить». – Он грит: «Ха-а!» Папка куда-то уезжает, он грит: "Миша, вот эту вот кучу на вот такую-то это десятину увези навозу, сегодня". А чего ему грузить на сани, там это, потом везти, потом опять возвращаться? Он говорит: «Вот эту вот кучу нагрузите на сани, увезете вот туда-то, я вам по целой дам».
Л. Г.       И вот они: один – сухорукий, другой – сопливый грузят, везут, опять приезжают, опять грузят, везут… День кончается, а он дает им по – такой вот.
??.         Хе.
Л. Г.       Значит, четвертый сын у Сулохаевых был такой э-э Федя. Он там где-то, вечеринки собираются, приходят, там: «Дай закурить».
– «Федя, загни ноги за это, за голову». Он садится на пол – раз-раз, ра-аз и загнул. Целую – наработал.
Л. Г.      Ну вот, Феде надо ехать в этот, как его, в город. Он говорит: «Фомка, смажь телегу, я поеду в этот, в город. Ну а чего, по-обычному то соседи ногу снимают это колесо, его как говорят, телегу поднимают, снимают колесо, мажут ось, и опять, и шпиндель туда, и все. Так вот этот Ника, Никанор то, самый старший брат, снимает, это, все четыре колеса с телеги, потом поднимает, да это, кирпич подставляет, мажет, но для того чтобы оси у телеги. Для того, чтобы телегу поднять  и колесо надеть, на этот, на ось, надо же силу. И вот он мучается, мучается – силы нехватает. Ха-ха-ха-ха-ха! Кхе. Кхе. Кхе.
Л. Г.      Федя, значит, младший брат приходит: «Ну, чо-о ты, смазал тут?» – «Да сма, я смазал, да вот телегу не смогу поднять». Вот такая вот семья была.
Л.Г.      Да-к вот, представьте себе. Кхе-кхе-кхе-кхе. Ну, они же бедные были, кроме картошки, как вот я рассказывал: «Вам момент – борщ будет». Кроме вот этой вот картошки и даже этой вот самой зеленой бурды у них ничего не было.
??.        Кха-кха (кашляет).
Л.Г.      Вот они, значит, мать такой чугун картошки сварит, поставит на стол. И они, значит, едят ее. А тут вот божница. Конка, значит, ест, ест картошку – «Ву-у-у-бр» – кубометр или два кубометра воздуху выпустит. – «Ну, что же ты на самом деле, Конка, так и сереешь то за столом?
??.        Кх-х-х.
Л.Г.      Как тебе только не стыдно? Вон ведь Бог-то, вон Он. Он ведь видит, Он знает, как ты безобразничаешь за столом!» – «Мама, ей Богу, выругалось», – и спешит он это дело сказать, опять как кубометр выпустит.
Л.Г.      Представьте себе, этот вот Санька – сопливый, был председателем колхоза. Во время войны.
??.        Дальше еще пойдет. Оставьте…
Л.Г.      Самый умный после Степана, он служил в этой, в армию призвали, в Казани. И надо было в лодке переплыть это через Волгу. А он плавать не мог. У нас там реки не было, пруд был с километр от нас, в 11 году его сделали нам. Ну и вот, до середины Волги доплыли они на лодке. Почему-то Волга, эта, лодка стала тонуть. Ну, он действительно, все спаслись, кто там был, а он утонул. Вот Никанор остался у этой у матери и этот Санька. Никанор умер в Чистополе как, этот, – бездомный.
Л.Г.      Ну а Санька, значит, стал председателем колхоза. Он вот так вот дома палец на палец не положил. Если кто-то его заставляет работать, это вот за это папироску, за табак, как это, он работает как вол. Дома – вот так вот. Поэтому вот, этот Никанор-то был такого содержания. Ну, там 5-6 лет мне было, там сосед, и он по-моему с 18 года был. Ну, мы с ним дружили, он тоже вот от этого от Вотяка происходит, тоже по нашей ветви идет, по Агафоновской. Это как я от Агафона.
Б.В.      Это вот эта семья как Соломона?
Л.Г.      Не, нет.
Б.В.      А… Ну, понятно.
Л.Г.      С мальчишкой, с которым дружил в гимназии, Игнатов, не Игнатьев, а Игнатов, как его потом вспомню. Ну, значит, вот, нам делать нечего, мальчишки, сидим там на бревне, болтаем ногами. Вот Никанор вон оттуда, из оврага тащит два ведра воды. Вот он поравняется с нами. Мы кричим: «Никанор! Никанор!» – Он, значит, поставит ведра, поворачивает: «Что-о?» – «Ты – водонос?» – «Да-а», – поворачивается берет ведра и идет дальше.
     – Никанор, Никанор! – Он, значит, останавливается, ставит ведра, поворачивается, – «А-а?» – «Ты – водонос?» – «Да-а», – опять поворачивается, берет ведра… И вот, мы сидим и кричим. Ну, он уйдет один раз и второй раз уйдет за водой и опять мы…
Л.Г.      И вот однажды, этот, он мазал так вот телегу, значит, колеса снял, телегу опустил на это на землю и оси, а мы с это Петр Иванович Игнатов, мы значит, с ним подошли. Я колесо взял, и раз так вот, и колесо покатилось, и туда, в овраг, и Георгич из колодца воду брал, и еще дальше улетело в реку. Ну, значит, он ругался, ругался, пошел. Вечером мы с, из поля возвращаемся с мамой, он грит: «Тетка, Агнея.» – «Чего, Никанор?» – «Да вот, Ленька то твой то взял мое колесо, да и в овраг пустил.» – «Ах, он! Ах, он негодяй! Ах, он подлец!» – Ну, я же рядом с ней, с ней стою, – «Вот мы придем домой, вот я его накажу, вот я его налуплю!» – «Вот так то, вот тетка, Агнея!»
Л.Г.      А вот плетни как это ивовые эти ветки, заплетенные в стойки, «плетень» назывался, называется у нас там. Наш огород, Василия огород, их огород – плетень там вот такой вот. Так, значит, мама рассказывает; «Вот я  там полола, смотрела Никанор перелез через этот, через плетень. У Василия вытащил несколько этих морковок – таких вот и себе воткнул» – ха-ха, ха-ха-ха-ха, – «Надо смотреть чего там выросло у него или нет».
Л.Г.      Ну вот, значит, и она и я, мы смотрим – вечером приходит, так вот выдернет морковку, поглядит – не отросла и опять – выдернет, посмотрит, – не отросла; и опять туда. Ха-ха-ха. Кхе, кхе, кхе.
??.        А сколько ему лет было?
Л.Г.      Ну, если в 14 году в армию на войну призвали, так и не знаю сколько (кхе, кхе) точно не могу сказать.
Л.Г.      Когда вот в стране так вот рассказываю, люди не верят, что такие люди могут быть. Но, самое странное, хо-хо-хо, вот вечером приходит, выдернет, посмотрит – не отросла и опять ее туда.
Л.Г.      Ну Василий, покойный, покойный мой старший брат рассказывал: «Ну, вот его взяли в армию во время войны. Ну, э-э, Казань. Из Казани – в Киев. Ну, он же неповоротливый, не это, не лезгичный, ничего не может как надо быстро сделать. Он все медленно, замедленный действием, флегматичный».
     Ну вот, хэ, роту погнали в баню. Тазы дали, веники, белье и пошли с песнями, а на погонах то там полк и рота была обозначена. Ну, значит, рота пришла. Ротный приехал. Считают – одного нехватает. – «Ну, фельдфебель, а где?» Он, значит, это начинает подсчитывать: «Ох ты! Сулохаева Никанора Ивановича нет». – Хо-хо-хо, – «Найти!» И нашли – в комендатуре. Он идет так вот, вразвалочку, ни музыка ему вроде не касается, ни «Ать, два» – не касается ничего, ни строевой шаг – он по-своему идет, отстал от строя. А тут патруль: «Ну, чего, куда?»
        – «Да вот, в баню иду»… – «В какую баню?» – «Так не знаю, какая будет», – спокойный был. Его, значит, в комендатуру. Фельтфебель нашел, ну фельдфебелю – не дают: «Давай, командира роты». Командир, роты, приехал туда: «Вот, пожалуйста, возьмите. Ну, мы вам, значит, делаем замечание». Ну уж его погнал впереди, а сам сзади едет: «Цоп-цоп, цоп-цоп».
     Пригнал – там уже рота искупалась. Ха-ха-ха, ха-ха. Он и говорит: «Вот, отдельно, чтоб он вымылся и вместе с ротой, чтобы в это, в часть направили, пришел бы». Пока он
??.        Чесался, да?
Л.Г.      Такие вещи делал, там уже час, надо там и на обед, а он еще не искупался, голову не вымыл. Раз, два, его из черной вымыли, выгнали, одели и давай – иди!
         Он опять, от строя отстал. Ну, значит, опять это, патрулю попался. Опять туда. Ну обедают, а этого Сулохаева нет. Ну, там это звонок или вестовой, не знаю, чего было. Ротного вызывают в комендатуру Киева. Ну, там не то что дежурный, уже комендант говорит: «Вот так, так, господин, Вы, что, воспитывать не можете солдат?» – Туда-сюда, – «По нашему этому положению я должен доложить, вышестоящему Вашему командованию», – и прочее, прочее, –  извинялся, извинялся, а потом попросил: «Так, на черта этого дурака держать то? Лучше его – домой в Вотяковку отправить».
         Ну и было такое время, что уже осень. В Казань то железной дорогой под Одинцовку он приехал этот Никанор. А из Казани уже там Сала – пешком надо идти и вот они 120 километров шли. Ну, этот солдат то умный был, а Никанор то не знает, где Вотяковка то. Ну вот, э-э, как она? Ну, вот, Манаевка
Б.В.      Во, вот это, откуда письмо пришло – Новоманаево.
Л.Г.      Да?
Б.В.      Я хотел бы это прочитать
Л.Г.      А от кого?
Б.В.      Ну, от, дядя Петя мне сказал
Л.Г.      Да-да.
Б.В.      там вот пишет...
Л.Г.      Двоюродная сестра
Б.В.      Да-да.
Л.Г.      Старая.
Б.В.      Да-да, 85 лет
Л.Г.      Был, она прислала.
Л.Г.      Ну и вот. Он, туда дошли. А там всего то километров 5 до Вотяковки. Его тетка навстречу идет. Он идет, Никанор, а сзади с винтовкой из гнильих кишок сухую прожилку тащит.
??.      Солдат то?
Л.Г.      Как увидела Никанора: «Никанор, батюшки, ты мои! Откуда?» – Он грит: «Из Казани», – не говорит, что из армии или из этого, из Киева: «Из Казани», – последняя то остановка в Казани была. «Из Казани». Ну, значит, она говорит: «Солдатик, оставайтесь – это мой племянник родной. Оставайтесь у нас ночевать». Ну, солдат с удовольствием остался ночевать. Чего же на ночь глядя, еще куда-то идти? Ну, посидели, попили, поговорили. Утром позавтракали. Она и говорит этому солдату: «Вот, прямо вот по этой дороге, вот, следующая Николавка будет, спуститесь, а там вот Вотяковка будет, там пятый дом с края. Ну вот, приходят они это с Николашки спустились, к Вотяковке поднялись на гору и вот Петр встречается: «Батюшки, Никанор!», – а что в 14 году то ему девять лет было, – «Батюшки, Никанор! Ты откуда?» – «Да вот, от тетки из Ново этой». Ха-ха-ха.
Б.В.      Он уже, он не говорит, что оттуда, из Казани…
Л.Г.      Он же не знает ничего. Ничего не знает. Ха-ха.


Б.В.      Дядя Лёня, а вы можете рассказать вот про нашу родословную? Сейчас.
Л.Г.      Про какую Вашу?
Б.В.      Ну, вот
Ю.В.      Ну, нашу, всех нас?
Б.В.      Всех нас, да. Вот как
Ю.В.      Самый-самый первый.
Б.В.      Вы тогда рассказывали, в этом, ну…
Л.Г.      Первых то – нет, а о последних могу.
Б.В.      Ну, как Вы знаете, вот так
Л.Г.      Сейчас?
Б.В.      Нет. Ну, как тогда Вы в Муроме рассказывали
Л.Г.      Вот, сейчас?
Б.В.      С тех вот пор
Л.Г.      Да-да-да. В данный момент?
Б.В.      Да вот сейчас
Л.Г.      Это надо, это немного трудно будет. У меня есть э-э, это ни э-э, как оно – древо.
Ю.В.      Оно у тебя тоже есть
Б.В.      Древо такое вот есть и у нас
Л.Г.      Ну так вот. По этой я могу вполне
Ю.В.      По ней бы и надо бы
Б.В.      Ну, давай, Леш, вот тут вот
Ю.В.      Ну, ты сам быстрее найдешь. Быстрее найди
Л.Г.      Наше
В.К.      А где оно лежит то?
Л.Г.      Наше прошлое затерялось!
В.К.      А?
??.      Это  огнехвост? Это в Вашем саду дерево растет?
В.К.      Можно сказать, да.
С.И.      У нас то такое не растет
Б.В.      Вот. Держите.  Вот оно, древо!
Л.Г.      Ну-ну.
В.К.      Почти
Л.Г.      У-у-у.
Б.В.      Держи.
Л.Г.      Петра вам прислал, штоль?