Блондинки это главное в идее красоты

Глава 1.
Что на уме у мужчин в маленьких и средних городах? Убийства, секс и мы! Блондинки! Им больше ничего не нужно. Первый раз, когда я узнала об этом их ужасном секрете жизни, мне было очень страшно, но смешно до истерики. Меня зовут Аделина и я очень порядочный в своём лицемерии человек бы была, если бы умела обманывать. Какие у меня личностные качества? А как мне их передать и описать? Как мне охарактеризовать свои особенности? Это же ещё не личность, да и не знала я, что считают личностью остальные среди тех, кого я долго считала на этот момент ещё своими. Я блондинка с голубыми глазами небесного оттенка, словно покоритель космических просторов. Люблю отдыхать и больше, как ненавижу работать, ощущая, как меня заживо едят известным методом. А как они едят? Люди могут предложить секс прямо и активно, а можно ощутить известную мужскую проблему, когда двое даже не заметив тебя случайно поимели за твою пассивность, что перерастает во всех почти случаях в схватку Люцифера с поражением, что всё норовили его победить любовью на трупах с отложенными в них яйцами, что были людьми, искалеченными такими яйцами от секса от людей. Ситуации и схемы таких убийств для любовных гнёздышек они складывали разные, но основное для таких людей было – доведение первого до самоубийства, чтобы с этой точки парадокса однотипности и единства вида возникла лёгкая иерархичность и с этой разницы потом через секс есть от мёртвого живых, ублаготворяя формируемый плод в разрывании так нарождённым при повторе на него этого секса, так как разные им одинаковые ткани от секса не сформируют вместо детей. Я давно наблюдала за описанным феноменом, так как многие убийцы вечно путали их со мной по воле с их слов случая. Однако, как у самого случая может быть воля? Только, если случай обнаружил человек.
Я сама по себе гений и люблю всё делать сама и мои знакомые мне говорят, что я вечно со всеми конкурирую и не умею работать в команде. Я купила на улице кофе в киоске, одетая в тёмную мини-дублёночку с утеплителем и, ощущая себя сексуализированной дурой с поражённым головным мозгом до нежности, отправилась приблизительно или точно искать, кто опять убил в таких мучениях женщину. Почему я пошла это делать? Потому что я так подрабатывала на МВД, чтобы у них были раскрытые дела. Моей единственной целью было убить или поймать живым и раненным хотя бы одного изврата, кто эту волну сделал по нашему городу, а на пути было множество попутчиков с ножами, что мне уже тогда показалось очень странным. Истязания ощущались на подходе к уже стареющему зданию, которое теперь явно использовалось для того, чтобы привлекать на клеймение рабов на забаву и каннибализм. Больше им в городах делать было и нечего – секс для наркомании на живом или мёртвом человеке в наслаждении его болью: путь холодных истязаний в сексе или горячих. Я точно также рисковала стать едой для кого-угодно здесь. Кто-нибудь мне бы упрекающе и сказал в этих условиях, что я рассуждаю как ****утая, но ныне все такими стали. Все были одержимы чего-то добиться, покорив это здание, перед которым мы все стояли в этот момент чьего-то триумфа. Вышел убийца, а за ним явно второй, но от него скрывающийся. Второй был брюнетом типичной русской внешности и подошёл ко мне: «Секс или так тебя расщепить на кармический опыт?» «Ты через секс забираешь часть кармического опыта?» - спросила я его. Он ответил: «Да», - с предвкушением своего интеллектуального развития, так как он бы мне от того впился в головной мозг своим прошлым плодом от другой женщины, которую, вероятно, уже в сексе и убил как дуру. Я знала, что являюсь частью рыночного предложения городского рынка, но не знала, что моё предназначение для спроса быть убитой так в сексе на еду. Я согласилась, но попросила его тогда приходить ко мне домой и со мной спать сколько ему требуется. Такова вообще в эти времена была политика нашего правительства: одиноких женщин мужчины имели право убить в сексе на просто удовольствие и по-лебединому за ними следом умереть или задержать яд специальными средствами при трупах для задержки смерти. Я пришла домой с ним и предложила ему воду или кофе, но он отказался и лег демонстративно на кровать в спальне. «Как тебя зовут?» - спросила я у него. «Не волнуйся об этом», - ответил он мне, - «еде об этом знать не обязательно». Я разделась, и он ударил меня с размаху по затылку так, что я совершенно голая на лету ударилась ещё и виском о стену и упала на матрас. Моя жизнь в долг без самого долга вот так на еду, но такова реальность нашей страны, что им теперь из предложения рынка нужно бесплатно нас на бесплатную еду сексом и всё, так как все умрут. Он схватил меня за волосы, когда я голая лежала от боли и не двигалась, и подняв за них вверх туловище начал насиловать в задний проход. Когда боль достигла пика, он переключился на другое сзади отверстия и у меня от приятных ощущений боли закружилась голова при настоящей агонии затылка. Насилуя меня так в боли, он наслаждался, что я была вся в его власти и от боли не могла ничего ему сделать. Когда он удовлетворённый закончил, он вышвырнул меня страдать и начал одеваться. Я лежала с синяками и не могла ни капли даже шевелиться.
- Пока, шлюха, - ответил он мне, - я ещё приду поесть. Делай всё хорошо.
Я лежала на кровати в слезах, а он искал жертвы для манёвра на 142 года. Ему не пришлось долго искать: одного старичка в возрасте 92 года он быстро убил около мусорного ведра, перерезав ему шею, а второй мужчина пятидесяти лет забирал с ними тело с этой помойки и был им добит как завершение манёвра перед заказчиком, что он ему вежливо пояснил. Заказчик посмотрел на него и кивнул, подавая знак, что деньги будут позже и можно идти. Он был частью этой небольшой, но известной не неудачными рейдами банды, а я была просто сотрудница офиса, которая давно знала о том, что и меня настигнет такая смерть. Смерть от секса с ним – тяжёлая женская смерть. Тем не менее, мне нужно было идти на работу, и я только хотела сменить одежду, как он вернулся назад, как он сорвал её в меня и, схватив за волосы, не взирая на все мои сопротивления опять начал тыкаться в болящий до агонии половой орган, что заставляло от боли меня кричать без оплодотворения, но при каждом оргазме в течение этого вечера с избиениями.
 
На следующий день я хотела сбежать, но он, выпив воды снова пришёл, оставив в прошлый день меня голой и привязанной к кровати и начал избивать, доводя половой орган своим до боли без оргазма, так как в избиении скорее болела от его припевки голова, чем был оргазм. Когда я вновь лежала в этой квартире одна с увеличивающимися синяками и стигматами от мигреней, мне хотелось лишь увидеть солнечный свет, который постепенно угасал в моём восприятии, а головной мозг продолжало крутить и травить до безумной агонии. Я не могла даже встать попить воды, но через три часа моего молчания в скупых слезах он вернулся и напоил меня немного водой. Видя, что я в безумии от боли он начал со мной играться, не отвязывая от кровати конечности – трогать всё, что ему нравится, доводя до болевого шока. Пока он трогал меня, я видела перед глазами лишь синее небо, куда хотела отправиться испарениями через огонь и тьму своих останков. Задушат ли меня облака за то, что он пальцы засунул в мои органы и играется, а я вздыхаю от боли, как его игрушка. Им скучно теперь обычные делать семьи с детьми и нужно так… К вечеру он закончил, дал мне воды и отвязал, уходя. Его доминирование в составе всего, что у меня болело, не должно было давать мне покинуть этот домик, но я решила попытаться, чтобы этот третий день моего с ним секса был последним. Я стремительно побежала прочих из города, преодолевая оставленные им сопротивления и заражения в ссадинах, синяках и половых органах в своей обычной одежде, накинув лёгкую дублёнку. Бег просто из города в любую точку его конца меня заводил сейчас больше всего ранее пережитого в агониальной боли моего полового органа аж до тока по всему остальному телу. Моя скорость бега была высока, так как спрос на мои услуги уже мог появиться и у встречных людей просто чтобы надо мной поиздеваться. Я задыхалась и бежала, не останавливаясь мимо зелёных клумб с газонной травой. Связь с убийцей дала о себе знать: он бежал уже за мной и быстрее меня, преодолевая свои ощущения на моей боли. Он жаждал ещё сильнее меня избивать для своего наслаждения в экстазе от моих физических изувечиваний и страданий. Я побежала ещё быстрее, а дыхание меня тормозило и составляло мне огромную проблему убежать от него, а он сзади бежит и кричит мне: «Стой, сука! Стой!», - относясь вообще, как к вещи, которая может болеть. Вместе с ним меня доедать им устремлялась шальная и пьяная перечениями с ним лучей наша звезда по имени Солнце, так как вообще всё, что он со мной делал – это явно просто мне от Солнца избранным мужчиной страшная месть как местной вкусняшке, дабы съесть пораньше и не ждать. Я не могла ускорить бег, но очень пыталась и упала с криком на дороге. И что он ещё дальше мог сделать додуматься? Ему надо было быстрее воды, так что он понёс меня назад домой, притворяясь всем встречным моим мужем неся при том меня на плечах, скрутив. Прямо единство любящих сердец, где я кричала на всю улицу, чтобы они помогли мне от него уйти. Я сделала вывод, что он не живой, вероятно, но не могла ожидать того, что случилось словно бы лишь от моего о том предположения. Он вдруг уронил меня, схватился за голову и, упав на асфальт начал биться головой о него сам. Я, пользуясь моментом, побежала обратно, а он уже не мог за мной бежать, так как беспощадно разбивал на смерть свою голову как полагается. Бег снова кривыми улицами на высокой скорости до автобуса и снова в путь. Он следовал за мной, и я это чувствовала с огромным ко мне презрением как к шлюхе, которую насиловал. Я убегала не оглядываясь, когда покинула автобус. Что довёз меня до конечной, где начинались деревни. Проходя мимо этих деревень, я наконец увидела это голубое небо, что было пронизано голубоватыми лучами Солнечного света от того, что оно снова днём скушало все золотистые отражения Сатаной из тьмы, сформировав эту голубизну здесь на Земле. Стоило мне заметить эту голубизну и рои голодных стрекочущих мне неизвестных призраков устремились к нему его съесть. Что они сделают из съеденного для меня осталось загадкой, и я шла дальше. Это был путь в никуда для меня, так как позади меня ждёт лишь насильник. Облака, пропитанные синевой, навивали мне мысль, что скоро был бы дождь, не будь они так далеко отсюда. Я знала, что он продолжал за мной идти, так как всё же он планировал так меня убить, съев из меня в изнасилованиях всё, что ему требуется. Остальные об этом знали, но намеренно не вызывали полицию меня вытащить, чтобы его потом шантажировать. Я хотела упасть и кричать от чего преодолев огромное расстояние, не засыпая, легла за зелёной траве в безлюдии и кричала отпетой истеричкой. Преследователя интересовало лишь есть то, что я гипотетически рожаю и мне это было отлично известно, что в местных современных науках считают даже кармическим опытом. Многих женщин убивали, пока здесь шла, отлежавшись в крике. Не было рядом никого – лишь эта трава, пропитанная свежим светом с неба и воздухом, который им поставляли эти поющие призраки. Я никогда и не мечтала их увидеть. Я никогда и не грезила, что сбегу от того, что должно было там быть мужчинами. Люциферово начинается с мужчин, которых Боги заразили с космических искажений устрашием избытка неудачи потомства при его возможности, а у кого-то началось бесплодие и их мучило сопротивлением у них отсутствия детей из-за схватки с ними. Они не осознавали, что бесплодие не болезнь, а покой от размножения просто и сам наш вид давно от них исторически имеет сильный шрам. Я шла иногда даже без раздумий, шатаясь от жажды, но рек не было даже неподалёку. Надо мной через двое суток начали пролетать самолёты и оттуда мне сбрасывали мёртвые тела изнасилованных женщин голыми, явно намекая что со мной сделают. От жажды я покушала траву с полей и присела при дневном свете Солнца на небольшом холме. Передо мной, зато распростиралось огромное холмистое поле и речка через него проходящая, что меня успокоило, что есть всё же еда и вода, пусть и та, к которой я не привыкла в городских условиях. Мне полегчало и из меня начали выходить ядовитые испарения, облегчая мою боль ранее мне причинённую. В городе, наверное, обильное предложение керамики, посуды и еды к ней в политической основе для того, чтобы подвести к убийству женщин сексом для выведения потенциала будущих поколений сексом. Я уснула и вновь во сне меня преследовали убийцы для изнасилования на питание своим будущим поколениям из живой плоти. Меня мучали кошмары, как они внедряют свой плод в живых женщин и мужчин и ими играются иногда даже до смерти, считая это своей над видом властью. Наш вид сам же с собой это сделал, калеча себя за совершённые убийства, чтобы предотвратить возрождение ими убитого здесь опять. Всякий убийца плакал по-разному и в разных местах, описывая разные диагонали за сделанное. Я подошла к маленькому деревцу и не стала отсюда даже убегать, так как здесь не было сексуального каннибала, чтобы использовать меня для выжимания в плод и играться с плотью через меня. Я была здесь одна и мне было спокойно. Я успела сбежать от него живой. Я поела с тяжёлым дыханием и страхом с дерева листочки, ощутив, как он умирает там тяжёлой смертью новой своей включительно мукой, от чего болело опять всё. Кусты шелестели недалеко от этого маленького деревца и вновь пролете этот самолёт, скинув ещё женские трупы. Скидывали блондинок голыми в продолжении их там деятельности мне, очевидно, оценить их успех. Я решила немного здесь сделать обстановку мерной и мёртвых перетаскивала к кустам и деревцам, обкидывая потихоньку листьями, на что уходило много времени.
Избрав точку вокруг, я начала петь, исчисляя ветер, чтобы растения тоже могли мне подпевать. Это было моей песней вопиения от моей боли и пела я: «Спасите меня! Спасите меня! ****ец, бля!» Как я выглядела со стороны? Я узнала это не сразу и продолжала кушать листву с кустарников, не в силах отсюда уйти, а, когда мне скидывали новых кукол, я обкладывала их листочками, чтобы им не было грустно без одежды. Через несколько дней самолёт спустился на этом поле и оттуда снова вышел он. Я в панической истерике начала кричать и трястись в конвульсии от страха, а он просто раздвинул мои ноги, сняв одежду и продолжил моё изнасилование на некротическую координату, чтобы из меня так выедать то, что они считают кармой. Он насиловал меня так уже по несколько раз на дню, целуя до полного безумия и в боли мне это стало быть нужным. Я медленно умирала от этого, даже начав разлагаться, так как всех, кто должен был быть моими детьми утягивали в его отсечении по криминальной координате некротической в труп женщины. Пока он насиловал меня, сквозь безмерное наслаждение от мук убиваемой мёртвой в имитации звезде её живой, меня так и замещало их умершей клеткой, пристращивая к ним. Я хотела уйти, но он продолжал это делать, умирая в панике со мной так. Я осознала, что с ним сделали тоже самое, обманом от женщины к нему искренних чувств, которая его пустила именно в некротическую координату при сексе с ним. Парадоксальный момент его нерешимости делать детей или не делать выплыл в эту нашу нынешнюю безысходность при наслаждении ухода быть здесь жизнью вообще и за что-то ещё или даже кого-то отвечать. С этой криминальной координаты нашего секса в городах продавали энергии за большие деньги, пристращивая остальных к падальщичеству на потенциалах таких как мы: изнасилованных для имитации живыми убогих настоящих. Они всегда грозились убивать сразу и изображали, что сами это могут, но они были не в силах это сделать, так как всё претерпевает разные изменения. Он остановился, достал нож и перерезал себе горло в желании быстрее умереть, но оно оставило так и жить – с перерезанным горлом за все эти изнасилования. Я встала и хотела уже одеться, но не смогла и оставшись голой, подняла нож и продолжила живым его разрезать, крича: «****ец, ****ь! ****ец, *****! ****ец, *****!» Я резала его и резала, будучи не в силах голой на траве остановиться, после чего начала резать выкинутых с самолёта голых женщин. Я наслаждалась тем, что могу сама тоже разрушать людей и всё вокруг меня. Я не заметила как при моих делах пролетело время и сел здесь ещё один самолёт. К кустам, где я сидела после окончания разделок, подошла женщина в белом халате и стала собирать останки: на меня смотрела блондинка моей внешности с улыбкой на лице. Она считала, что она так победила меня и её можно дальше всех так убивать, раз у неё получилось. Из самолёта вместе с ней вышло на рейд сбора мной разделанных несколько врачей и меня затащили с вопиющим криком в этот поганый самолёт. Они начали ставить мне какие-то неизвестные уколы, привязанной к койке в самолёте. Я кричала, не взирая на их угрозы меня усыпить: «****ец, *****! ****ец, *****! ****ец, *****!» - мой крик при том не был уже вопиющим от препарата, глушащего сигнал микроорганизма. При этом я не делала больше никаких изменений и просто умирала так, не понимая даже почему. Я не могла думать и зависимость от общения головным мозгом с трупом по тяге убивала меня при химикате. Мне снились в крике кусты с того поля, а женщина, что выглядела как я каждый раз надо мной издевалась за то, что я при рождении дерзнула на неё походить. Что-то начало трясти самолёт, и он начал падать. Я не видела, что это, но была уже рада любой смерти от пережитого ранее, так как всё фактически умираю заживо во имя кого-то кто круче, чем я. Я осознавала, что нельзя делать то, что они делают и паника захватывала меня во смерти, но я не могла при том даже пошевелиться. Самолёт не смогли удержать, и я лишь помню огромное потрясение, там умерев, до сих пор боясь быть здесь опять. Я уничтожила себя относительно всех, призраком вновь вернувшись к кустарникам с которых ела, чтобы, как и видела ранее с опоры от них лететь к небу и попробовать его на вкус. И кричали составы моих убийц во призраки, что вновь кто-то покинул их расу и придётся трупами там ловить меня в рабы. Вновь там, где я рядом с кустарниками и мёртвыми женщинами, орудуют мужчины с какими-то аппаратами, ища видно и меня включительно. Я спряталась в кустарнике, с которого не успела отъесть, но мне очень хотелось тогда и переждала их здесь распивания при поисках. Они делали видно вид, что здесь расследуют преступления в основном для тех, кто здесь блуждал. Мне было настолько страшно, что куст словно был облит моими останками и кровью, но я не вылезала от ужаса, что они меня, как те плоды, втянут в труп и будут издеваться. Предложение в городах женщин на секс по некротической координате, о которой не знали, росло, как и х ломка их болью так наслаждаться, поедая эти несформированные в магнитных связях распады плода. Вывозили на проект Рая врачи и священники с ними знакомые перекодированных обитать голыми в естественной среде по их проекту украшения реальности для оздоровления так населения образцами общего здравия и кричали они, вопия рядом с кустами, где обитаю пока призраком я: «****ец, бля! ****ец, бля! ****ец, бля!» - держали с трупом их признание животными при том, считая остальных всех с образца сплошным скотом. Я перелетела с толчка от неба, что опять пробовала в облегчении на вкус, к высоким и более взрослым деревьям, характер каждого из коих отличался по-своему, но был для меня сложно постижимым. К кустам уже вдалеке от моего обиталища, как призрака, привозили всё больше таких голых женщин-блондинок, видно, меня так выманивая к ним. Я осознала при том, что лучше поменять действующее дерево и перешла к более лысому, как оно объяснило этими людьми, что продолжали кричать вдалеке: «****ец, *****! ****ец, *****! ****ец, *****!» Я, витая вокруг этого дерева и к небу от него постигала это сложное движение и структуру его, наслаждаясь при том и своим опять и вновь развитием. Они играли со мной, научая как танцу моему временному в этой форме движению, чтобы я постепенно перестала бояться людей за то, что там происходит, однако они всегда напоминали не пытаться воскресать в тех, кого сюда продолжают привозить голыми, имитируя мне так Рай, куда я попала. А блондинок голыми сюда продолжали, словно мне показывая, привозить, а те продолжали кричать: «****ец, *****! ****ец, *****! ****ец, *****!» В один из дней среди кричащих далеко от дерева, где я обитала, блондинок, приехали опять кучи мужчин в белых халатах и с приборами. Я быстро прошмыгнула к другому дереву почти без листьев и оттуда узнавала и него что они делают.
- Смотри, какое теперь здесь богатое красивыми шлюхами место! И говорят только по существу: об изнасилованиях и тяжёлых женских смертях! – сказал весело один их них куда-то в небо вслух, после чего упал от слабости и начал дико смеяться. Никто не ведал почему ему можно было это с ними сделать и я в том числе. Никто не понимал, какой у врачей псих на эти моменты. А у линии таких блондинок как я просто был такой шок на со мной случившееся и нас истязающие продолжали до того, что здесь происходило кодировать сексом с изнасилованиями их реакцию. Они продолжали на лугу рядом с кустами есть с них и кричать: «****ец, ****ь! ****ец, *****! ****ец, *****!» - будучи под некротическим гипнозом, считая, что они такой вид курицы. Это выдавали за их обиду за обзывательства на людей, привязав их плодами к трупу человека, выдаваемого живым за живого. Он считал, что у него над ними теперь такая вечная власть, но смеющийся в слезах на траве врач не мог его найти. Я продолжала витать у лысого дерева, отталкиваясь от неба и делиться с ним оттуда свежим веществом, не поддаваясь здесь играемому мне цирку с их проблемами, так как я уже была мертва. Двое голых блондинок подошли к деревьям, где я уже пряталась и вдруг начали разговаривать о наигранной ими здесь мне композиции. Остальные голые блондинки взяли всех упавших на траву врачей и убили, свернув им шеи. Двое около деревьев стали меня кричать: «Мы знаем, что ты где-то здесь! Или ты примешь от нас рождение, или мы будем на тебя обзываться!» Их было двое. Деревья тут же их привязали к самим себе, и они уже не могли от них отойти. Они начали звать меня, а я просто дальше продвинулась к следующему дереву с опавшей листвой. Их зомбирование в городах стало рушиться с естественным предложением на это не вестись, а насильников стало постепенно начинать тошнить от такого секса, так как они начинали понимать, что делают. Они рассчитывали на совершенство от этих изнасилований или на бессмертие, на власть, а их в результате только рвало в угнетении на соделанное, так как они не смогли стать другой расой после этого опять. Блондинки, что меня звали у них рождаться, были вынуждены есть с деревьев, где я ранее обитала. Я продолжала движение в остальные дерева с редкой листвой, усиливаясь в моей скорости, как призрак. Предложение шлюх на поедание в городах от страха и ужаса мучений при вымирании иссякло по-настоящему, так как насилующих стало на смерть рвать кровью от омерзения соделанного. Спрос на это не ослабел у горожан пошла ломка до мастурбации при истериках, так как они жаждали их есть сонными участками, страшась твердыню. Они начали их убивать с индукторов трупами людей от брезгливости до ужасных реакций. Ужас царил в городах от содеянных смертей в изнасилованиях и для моего рождения среди них было ещё не время. Пели деревья естественную мелодию о времени… О настоящем времени даже здесь, где часто им кажется наступление безвременья. Наступила паника, выдаваемая за безумие, и они не могли уже все отличить в городах безумие от паники. Они задыхались на смерть от страха во сне, где убийцы жаждали лишь сделать из них прямо себе комфорт власти. Однако самый их ужасный крах содеянного был в этом страшном итоге. Они поняли, что именно так себя чувствуют при беременности женщины, как они и осознали свою к ним зависть… Они опять всю криминальную интригу сделали… Подражая бабам…
Убийства блондинок при том продолжались, дабы перевести доминирующее слабое в сильное в мясо вида, а то вылезают и мешают им становиться красивыми в расе. Рынки городов ввиду того, что они не могли за изуродование теперь сдержать свою злобу пополнялись блондинками как меню. Звезда каждый раз о каждой блондинке проводило потенциальную мысль с вопросом: «Зачем ты нужна?» и они отвечали, то они все рождены для смерти, после чего оно к ним приходило замуж выдавать киллерами и насильниками по накатанной от «вечных» мертвецов. Это была шутка Земли над Солнцем, что оно делает здесь по образцам старых звёзд именно блондинок, жадничая им золотистые свечения, а потом от жадности их убивает такими мужчинами, чтобы с ними ими не делиться, так как путается в том, что они сделаны этим здесь. Всё изменилось, оставив болевые шрамы продолжающихся от произошедшего изменений и будущее стало происходить наконец в настоящем, обличив из них плоды от секса должных быть рождёнными людей…   

Глава 2.
Благосостояние – это путь великих личностей и именно личностей, так как сами по себе, по их мнению, они, как настоящие они все не могут ничего теперь от неадаптированности из-за трупов на Земле. А как стать личностью, если тебе при рождении паразит объявил красотой конкуренцию сразу тебя давя в изуродованного? Так я от того, что у меня с ней пересекалась наша уникальность и сделала её своей личностью. Тогда я была только достигшей совершеннолетия и не знала, что мне вообще теперь делать, найдя её – моего злого двойника в это поверив. Если она останется жива, у меня не будет ничего, а так я буду собой и мне стало нужно присвоить её себе существование в головной мозг. Я повелась на то, что это не моё о похожих на меня людях узнавание, а конкуренция и решила осуществить мой замысел. Она, естественно, была голубоглазой крашенной блондинкой в чёрной куртке, а я была настоящей. Я нашла её, достав из кармана небольшой нож и проткнула ей висок, считая, что она теперь я сама, а то меня бы изуродовали, а так я смогу вырасти ещё красивей. В этот момент мой путь личности был начат и теперь мне оставалось только заняться её делая с моим парнем сексом, чтобы она стала прямо мной как личность. Вечером мы с ним это сделали и у меня появилось представление в глазах самой себя, как личности. Прямо как у некромантов были духи! Однако за неё мне через какое-то время начали пытаться отомстить в нашем городе. Начал первым это мой парень, пытаясь меня шантажировать по знанию о том, что я убила её уже через три дня и я проткнула ножом ему сердце с большой его обидой, чтобы не вякал. Теперь я одела чёрную куртку с натуральными светлыми волосами без чёрных корней и синими глазами на этой улице и мне теперь никто не мог помешать здесь жить, а то они бы меня убивали, паразитируя на головном мозге медленной смертью. Я как многие гипнотизёры армянской национальности просто не знала, что мне и делать и меня совесть уже ни капли не мучила, особенно когда их круги ходили и всех обзывали «рабский контингент».   
Зелёные деревья в этом городе освещали мне дорогу днём работать мирно, а по ночам я убивала шлюх после выхода из их борделей за то, что они распространяют заражение от своего заработка. И никто не мог мне помешать, так как они сами зомбируют своими убийствами с собственноручно убитых мертвецов продолжать эти убийства для маркетинга их власти в России, прикрывая медицинскими недостатками или самоубийствами эти случаи. Я ощутила эту свободу вокруг! Я дышала не как ****ь, а как свободная женщина! Ради своего благосостояния я продолжала работать и бесплатно очищать город от этих ****ых ****ей. Я постепенно даже пришла к профессионализму и просто протыкала им затылок, чтобы было быстрее, так как у них там от секса всё равно по факту всё было онемевшее. Они даже иногда не соображали за что я вообще к ним подошла. Кто-то упрекал меня, что чтобы на органы их продать за кого-то ещё другого. Каждый день ловлю по шлюхе или даже доводится убивать сутенёров. Я не собираюсь прекращать их убивать, так как они обрекают сексом остальных на медленную смерть от заражений и моё дело праведно как у инфекциониста. В один прекрасный день я впервые постигла слово надоело… До этого я не задумывалась, но в этот день я поняла, что после убийства меня именно надоедает что-то большее, чем я… при чём с большим смаком чуть ли лучами ми мной, не чавкая с огромной страстью. Я осознала, что я тоже скоро умру, раз такое началось, но не остановилась убивать, а продолжила, пересиливая страх. Я не стала останавливаться и уже через месяц этого борделя больше не было, так как тамошние поверили в то, что на нём проклятье. Мне стало скучно, да и смерти продолжались. Я нашла другой в другом районе и продолжила моё любимое дело – убивать быстро в опьянённый сексом затылок без вопросов и на них ответов. Мне было скучно уже убивать, но нужно было продолжать, так как они продолжали возбуждать детей на секс своими извращениями. Продолжали долговой шантаж для съемок порно. Я убивала их беспристрастно сдавая их истёрханные трупы на химические производства, не зная, что им надо было их живыми так сдавать и убийство считается там уже неудачей. Разгневанные призраки убитых плакали со мной, но не оставить было их живыми даже не одной. При ложных на секс нормах заражали все они своей Судьбой. Главное для меня было доделать дело до конца, чтобы не коснулась меня, как личности такая как у них у всех Судьба. Что делать дальше знаю я теперь уже всегда. Мир развивался, и Земля крутилась с мёртвыми вокруг, а я всё убиваю в этом сити голых шлюх. Так текла моя обыденность каждый день, где каждое утро я проводила одинаково, наливая себе чашку растворимого кофе со сливками и шла работать. Я ничего не писала и ничего не хотела знать, их убивая каждую ночь и не имея при том на работе никакого успеха от того, что просто для них все мясо на забой. Им была смешна наша боль и они продолжали смеяться даже над шлюхами, которых я просто убивала быстрее для санитарии. И все и каждый убивал в нашей стране за свой личное, как и я, благосостояние, так как при этом доказательстве силы так приятно дальше это делать. Я даже детей не сделала, убив этого ублюдка, с которым один раз для моих нужд переспала с большой радостью, так как он жаждал лишь сделать из меня тоже, что я убиваю до сих пор в этих борделях и всё. Они стали каннибализму подобиями и так через выделения сексом мяса его ели не замечая, но удовлетворение от отпуска изведения их мертвецами они чувствовали. Вокруг царило даже не рабство, а вообще мясорубка. Просто мясорубка с верой в «тот свет», чтобы не было просто больше людей, чтобы просто было самообеспечиваемое не соображающее и легко убиваемое мясо похожее на людей для «Высших Сил» здесь развлекаться убийствами и всё.
Население моего города продолжали в алчности тоже убивать друг друга за любой объект, что их избавит от боли головного мозга чуть ли не электричеством по некторической волне гипноза. Иногда при блокировке умершему под пытками воскресения он даже сквозь них пролазил некрозом от безысходности и всё мёртвым ждал как его теперь накажет Бог. Проект Богочеловек, что карает живых за их грехи от секса. Проект Богочеловек, что карает всех за то, что они пользовались не своими фамильными деньгами, а чужими при общении. Всех убивали, выставляя без весомой причины поражением по сигналу ложной чистоты от поражения во власти через секс на Земле. Девочкам в половозрелом возрасте для постоянства из полового органа кровавых выделений устраивали в затылок заживо некротические экзекуции, заставляя сразу бежать искать парня сексом заниматься и поделывали задержку устрашением током с мертвеца, выставляемого живым по температуре плоти, чтобы они и не вспомнили как принято к ним относиться. Всё ради смещения их естественных прав мужчинам, чтобы убивать и издеваться в женоубийственных таинствах, где любая девочка их «Божественные силы» при имитации себя ею в физическом её заживо разложении на зомбирование. Так живёт все в моём городе, закрываясь неизбежно только мертвецами, где они раньше воевали и убивали за небесные трансы включительно со спутников в конкуренции. Ранее они умирали, но по причине инициатив созидающего всё и нас люди стали переставать умирать сами по себе, что они выдавали за свой успех через неудачи, совершая это укоренить убийство за убийством пересиливших смерть при первом всегда самоубийстве обязательно, а то это бы означало, что они не могут пересилить стихию и убивать себя. И никто не мог себя принять полным и конченным ничтожеством, чтобы пережить всё говно в пересоле всех совершённых ранее самоубийств в крахе неудач и недовольстве к ним отношения элиты общества, тоже имитируемого некротическими композициями всем, кого они выберут. Я решила в этих условиях собирать коллекции, так как тела убитых мной шлюх никому не были нужны. Квартир у них не было и, убив опять очередную от которой уже даже воняло, я отнесла её за город в перпендикуляре к определённому жёлтому по каркасу зданию, чтобы ей снились Солнечные сны. Я стала поступать так с каждой заражающей, которую находила после работы в борделях, разочаровываясь тем, что они не могут себя остановить и не могут вообще без меня даже здесь жить. Никто не трогал тела, что я вывозила и никто ничего мне не говорил, считая меня чуть ли не местным дворником, которому больше всех надо. Они с каждой такой убитой шлюхой ощущали отпуск чуть ли не болевого нерва от агонии порой и мне часто была неведома даже усталость, так как не было иных вариантов их остановить не заражать популяцию озабоченностью и таким самоубийством, как при зомби-апокалипсисе. Это самый страшный вид каннибализма, когда они намеренно добивались себе опьянение спариванием и начинали буквально сами себя скармливать партнёру, после чего переживали от полового отторжения постоянные конфликты и жажды убивать друг друга. Денег от того у меня так и не прибавлялось, а убивать нужно – тут же от них кто-то да тяготел к самоубийству сразу. Стояли ряды машин и все они зарабатывали на детей не потому что их любили, а потому что верили, что далее через них их вечность, но среди них были клиенты этих шлюх.
Постепенно они начали умирать быстрее сами по себе и бордели начали закрываться, а у меня по ночам и вечерам появилось больше свободного времени без мучений от них так заживо. Я отжевала без спроса и следствия машину у одного из их сутенёров за его пощаду при его обещании оставить его бизнес и помогать мне очищать реальную среду от поражающих. Каждая перегруженная сексом неизбежно становилась поражающей по соматической перегрузке и начинала как мужчины выедать фундамент вместе с женщинами и мужчинами, отправляя Солнцу ложный сигнал и прочему факториалу, что делает потомство. В этот вечер я выехала отдохнуть и легла на траву под синим вечерним небом, отвеивающим алым светом, подобно крови. Облака навивали разные мысли о ясных деньках будущего, где все преодолеют это заражение от поразителя и все мы сможем жить даже при невзгодах без привязанных в затылок трупов на сексуальность. Я вдохновилась и поехала к борделям снова убивать поразителей, так как они уже начинали снова пытаться нападать на готовые образцы, но вообще их и используя готовыми для своих нужд. Вечерние гуляки светло верили в обратку и наказание, когда я снова вырезала с затылка очередную потенциальную Богиню каннибализма, вздохнув полной грудью, что хоть не заразит тех, кто не ходит в такие бордели работать. В этот вечер сутенёры даже вышли ко мне меня попытаться изнасиловать и убить искалеченной, но они не смогли подойти от одной моей мысли о фактах ими заделывания некротического гипноза. Я решила только было им что-то сказать, и они ломанули назад в помещение. Кучи жертв ради кражи кармы по сексу в некротическую координату немого трупа под намагничиванием. Когда я закончила. Я усталая вновь поехала за город к этой зелёной траве, а МВД только провожали узнанную машину скорбящим взглядом. Зная, что я им на это напомню неизбежно, так ка кони намеренно эти бордели сами собирали подрабатывать, считая сутенёров своим рабским контингентом. И каждый день от опьянения поражением им казался новым и лучезарным в этом кошмаре безмятежной городской мечты, где по факту каждый новый день нёс один и тот же результат смертей поразителей и за ними умирающих от заражения.
Я снова утром сделала любимую чашку кофе и оценила, что денег от всего, включая работу, не прибавляется, так как я, убивая именно проституток, замедляю эффективности государственного проекта всех так убиения «естественными смертями» здесь. Многие жители моего города со школы считали, что у нас страна вообще не настоящая, а в учебниках написаны только их планы захвата территорий насилием и сексом, чтобы осталось немыслящее просто мясо убивать и на них охотиться везде одному во власти, чтобы опять через боль убитой плоти доминировать на ней наркоманя. В этом был весь смысл их усилий по захвату власти на территориях и столкновения группировками: нанести увечье и внедриться в любую плоть, чтобы через боль паразитировать в удовольствии. Отправилась на свою скучную работу и отработала на подельщиков, что к счастью не все разделяли их устремление власти, после чего к вечеру уехала опять за город. Я гуляла по лесу и разглядывала форму разных деревьев, обременённых листвой как своими богатствами и разнообразием ублаготворения свежестью округи, что трупами людей при всём устремлении в городах они заменить не смогли для экологии включительно изначально. Так или иначе они продолжали всем изображать не попущения им жить и вызовы самоубийств, чтобы они здесь рождались в страхе к ним при том, что не от кого скоро им будет и появиться здесь так. Деревья от роста тоже испытывают своеобразную боль, как и всё живое питаемо ею и никуда не деться. Здесь при всей красоте окружающего мир, преисполненный этой болью, продолжал своё вопиение по былому. Я вернулась в город и снова крики шлюх, которых я убиваю в сердце ножом, а Солнце добивает спящих нодом, давя в перегрузках как тараканов и быстрее меня сразу по много. Смерти от эпидемий. Никто из них ни в чём не был и виноват, так как всех на такие смерти затащили травлей безденежьем или насилием на фоне их в имитированном незнании их страданий, их осуждающих при вере, что они будут спасены в безопасность, так как работают официально на проект. Маски-шоу города. Я села в машину и приехала снова в тот самый лес. Созерцать более спокойное и безлюдное место. Свежая листва на вкус была как конфеты с горчинкой и мне всё нравилось свежестью и запахом Земли. Я достала убитых шлюх и одного сутенёра их машины и клала под каждое деревце с просьбой их благословить на более сильную выдержку, так как всё же они будут вновь, и я при том им не судья по ложному закону. Деревья пели мне в лесу о людях снова песнь, вновь одаряя всех умом и Судьбами во смерть их ускоряя быль вознесть. Для новых сексов запрещали они действия младым, и новый труп опять кладу я с деревом немым. Я даже не паниковала, но в панике во всех случаях были те, кого я одну за другой кладу под деревья в этом лесу, строя хоть посмертно их свободное общество. И мёртвых воли осквернили ради власти, поддавшись жажде на них секса и наркотической на боли их посмертной сласти. Кладбище с убылью фактически людей пополнялось, а в пустых квартирах были временно приезжие с имитацией, что просто взяли в этих условиях сами заработали несколько. Сатана отражала вечерний свет от Солнца, словно зеркало к деревьям, что вызывало их шелестение в общей мелодии этого большого леса, который я уже немного заполнила трупами, сделав небольшой проход в страну мёртвых здесь. И все, включая меня, пока они от страха перестали зазывать в бордели, словно со шрамом от укусов, спали и работали спокойно, не теряя бдительность, что они сделают это опять. Однако они не смогли остановиться и попытались вновь, собравшись на экзекуционное изнасилование при выманивании к их группе. Они не могли остановиться в издевательстве над её головным мозгом, издеваясь в мастурбациях над ней, после чего я их искала и убивала вместе со шлюхами с оставшегося борделя. Делала я всё это уже в панике этого однообразия, что никогда это заражение их не иссякнет, а места, где я убиваю постоянно снова наполнялись поражением. Это смертельно опасная инфекция нашего вида и, видно, мой вечный Ад из-за тех, кто их до этого доводит. Я начинала смиряться с тем, что это никогда не закончится теперь и ничего не изменится. Такая мной держалась песня смерти для деревьев, а те, помогая им вновь возродиться, пели о них песни вместе с птицами. Я относила так каждый день в лес труп за трупом и многие красились, как и моя первая убитая, в блондинок. Лес от этого не редел, да и мёртвые были рады такой роскоши в наши дни. Их бы использовали иначе для некротического гипноза, а так они будут здесь в покое и правильном питании. Их деревца и не пустят падаль сюда.               
Дорожные знаки города с постоянными надеждами на прекрасное будущее, которого не будет от того, что совершали убийство в заклании на это будущее, остающееся последней волей умершего. Я снова сделала кофе и стала размышлять о разном и таком однообразном. О том, что мы все делаем каждый день. Мы одеваем разную одежду, истеря о прежнем, и продолжаем пытаться теперь восстановить хотя бы попытки доверять друг другу только даже из-за мной убитых горы шлюх, доведённых до состояния заразителя при неудачных спариваниях. Они не знали, это их заставляя, какой для них это шок, а кто знал только для своей на процессе наркомании в отчаянии вообще того, о чём и мне известно, это и продолжал. Я не знала, как вообще ещё это изменить, так как с ними и разговаривать бесполезно. Они продолжали заставлять сексу новых женщин, а я продолжала убивать, относя их тела в этот лес. Никто не мог украсть их кармы больше, как и съесть их – сами деревья, как и принято если их, чтобы в участии сделать вновь их ими. Здания городов, деревья, всё служило цели умаслить женщин идти в эти бордели подрабатывать для их каннибализма. Многие киллеры разрезают им лица, но я убивала, чтобы они в смерти хоть успели остаться красивыми, так как в ином случае их бы сексом довели до разложения заживо и посмертно издевались бы, что у них шизофрения. Ничего не менялось с течением этих дней и люди продолжали умирать. Стихия убивала их просто этими местами, маня умереть так без каких-либо изменений здесь историй всех этих смертей. Я поняла уже, что так это и будет теперь, так как в их естественном мотиве ни для кого ничего и не делать, а только во власти так издеваться и всё, а то в ней нет смысла для них. И всё равно им нужно было только каннибализм через секс. Люди не видели больше смысла друг с другом как общество обитать при конкуренции. Это всегда власть доминирующего при толпе каннибала, где мы все лишь еда. Я продолжала приносить убитых рядом с борделями деревьям, никому не нужных, чтобы не сжалиться своей к ним фактической страстью. Приехав домой, я снова сделала свой любимый растворимый кофе и пила, закусывая лесными листочками, вместо конфет. Мне больше ничего здесь не было нужно, так как медики проводили снова сексуализацию и скоро будет снова мне толпа шлюх для убийств. И это продолжалось ради чьего-то, как обычно, издевательства в истязании трупа за трупом гораздо медленнее моих убийств. Я отправилась узнать или найти кто это, но ко мне намерено никто не подходил и не вылезал при моём поиске, а в зданиях я рыскать не стала. Я села снова в машину и поехала в лес разгружаться. Трупы убитых шлюх, оставленные в одежде, никто не приехал забирать – не смогли. Обыденность текла своим чередом и люди, включая меня при театре власти и личности, продолжали ходить на работу, где всё это даже не было по-настоящему нужно, а было формальной игрой в общение, с которой все не могли сползти от избыточных пока скрытых ранений, которые в процессе их рабочих дней не замечали. И кто что делал? По сути даже исторически любой человек так или иначе ради того, чтобы превзойти всех одному так или иначе был сначала кому-то той самой шлюхой. Однако их почитали именно после того, как они бросали на смерть своего первого товарища, что их о том этим поступком предостерегал, олицетворяя так один всю грядущую при нём толпу, что он не может победить. И каждый из них умирал позже, но следом за ним и помня их мудрые глаза, показывающие им жестокость многих во власти перед одним. Толпа, что не убила одного перед собой не может быть ему врагом, так как она уже над ним властна, но став им поражением они не могут идти на риск потом их покинуть как одни из них, а они, ими так задавленные, как и шлюхи, одними из них и остаются. Кого только не было уже в моей стране мёртвых и все они рассчитывали на лучшую жизнь и будущее, которое не наступит никогда от того, что за его наступление непреодолимая конкуренция в ожидании ими определённого ощущения по некрономиконического заклинания. Эти шлюхи, лежащие в лесу, были словно тень нашего местного кладбища, где мертвецы им были словно рабы, а они над ними элита. И этому не было конца в погоне властей за их мечтой. В один прекрасный день мне это окончательно надоело, и я после того, как очередную партию убитых поразителей положила под деревьями, заполонив уже всю параллель начала леса до самой высокой ели, я решила пытаться их украшать в их возрождении, так как постоянно просто оставлять трупы с их печалью мне стало самой до боли скучно. Бросить их я просто не могла, так как они же опять будут детьми. Я стала по забаве пытаться им рассказывать их будущие истории, сразу напоминая, что они попытаются опять себя убивать сексом, как формой неизбежной и медленной смерти. Они все были ещё по манёвренности мышления маленькие и добрые, убитые при ужасе перед жестокостью к молодому в смехе, что они все дуры. Я даже представить себе не могла, что окажусь в этом кошмаре поедания друг друга в смерти и в жизни так… Через потенциальное потомство. Я продолжала ездить в этот лес, смотря на разные деревья, работать и пить кофе, заедая свежей листвой, а дни летели, и я продолжала возить новые трупы заразителей, которые стали появляться меньше и медленнее. Каждая в этом городе так и жила – сначала росла, потом у семьи не было на что-нибудь денег и ей выбивали шлюхой в бордель медленно умирать, где теперь убиваю одну за другой я. Полная решимости я попросила Солнце и прочее, что возделало этих сутенёров всех там убить и всё, чтобы этот бордель и остался тем шлюхам и не нужно бы было заниматься сексом с моим им запрещением при переходе к естественному фактору. На следующий день они все умерли от посещения их сонными каждой убитой мною их шлюхи от сердечной недостаточности. Деревьев в лесу ещё было много, да и добиваться мне особо было больше здесь и нечего, кроме санитарной чистоты. Я стала теперь сразу искать бордели и просить то, что можно уж попросить убить именно их при заведении. Дело пошло ещё быстрее: шлюхам просто переставало хотеться даже заниматься этим делом, и они уходили при мёртвых во всех случаях сутенёрах. Я начинала расцветать, как киллер, спасая от кражи карму молодых женщин от насильников в некротические координаты. Развороченные цветные дворянские домики вызывали у меня лишь омерзения, вызывая ассоциацию с ****ой ****ью молодой. С ходом времени я поразлилась от этих событий в буйстве и меня, как и ранее, не трогал вообще никто. Да и не много у людей в одиночку действий: искать, собирать, ходить, двигаться как получается и убивать. Больше у них нет действий. Мне же хотелось больше, но все помешаны на доведении друг друга в конкуренции кто истощится от секса. И всё это при том бессмысленно от того, что все только и делают, что верят их пустым обещаниям, максимальный успех от которых в доказательстве благодетели одному от кого-то перед сотней минимум, где один выставляется закланным сотней, чтобы сэкономить на них. По факту они особо уже сами никого не обеспечивали – всё почти автоматическое. Я решила, что раз нет шлюх, я буду искать убийц и это оказалось гораздо тяжелее. Куда бы я в свободное время в городе не шла, они прятались от меня как от ведьмы. Люди все были заражены каннибализмом для попущения им друг друга убивать без более опытного каннибала. Я пила с утра кофе уже не переживая от того, что они так умирают, осознав, что они могли бы вполне и сами их убить, но на что-то просто от них понадеялись, не приняв, что те их уже не пощадят как наволоченное мясо. И даже подробно вспоминать их мучения уже не хотелось, а кофе был так вкусен. Раз убитая шлюха. Два убитая шлюха. Три и всех пустить на распады для общей мечты. Четыре убитая шлюха, пять убитая шлюха, шесть убитая шлюха, семь и лишь слова сквозь эхо нам всем: «Я вас всех съем». Восемь убитая шлюха, девять убитая шлюха, десять убитая шлюха – вот такая у дам нынче мука. Сделала я чай и на стол поставила, желая лишь всему сказать: «Прощай». Они могли быть мне подругами, друзьями, но были так пьяны грядущими забвенья днями. Никто не делал больше так и ничего: у них в борделе все только секс и делали для каждого, как для кого. Мне даже надоело, что постоянно только этот интерес: засунуть и ворочаться туда-сюда, крича потом по всем углам, что был опять успешный секс. В проклятье звезды мужиков вытаскивают из фундамента общественного мяса, а те кричат от ломки, что им надо ещё денег, алкоголя и экстаза. И вскоре удивило меня то, что позвонили в дверь. Я думала убийцы, а мне оттуда: «Пошли в лес поедем, чтобы спеть о мёртвых поскорей». И мы поехали: блондины все как на подбор. Мы там и съехали, когда увидели, какой был сильный это мор. Я стала жить спокойно и удочерила дочь, так как мужчины с этим делом не могли ничем помочь. И нет образования, нет ничего теперь для них у нас. Все говорят мне в смехе: «твоя дочка рабский класс». И дальше только им хотелось издеваться надо мной, я просто их убив, сказала им: «Да секс с тобой!» Никто мне ничего не сделал, объявив просто блатной. И снова в лес с ребёнком увезла я груду женщин и мужчин, где положили под деревья их, при том упомнив ими оскорблённых и святых. У них ещё добро и зло имелось в начинании, а вот у нас осталось только доведений понимание. И коллектив за коллективом, что держится на трупе без вины, так убивался трупом гнилым снова для последующей мечты.
Мужчины нашего города безбрежно прокляли друг друга через обыденное обзывательство: «Баба». Сначала среди них всё это было очень невинно, но неизбежно переросло в огромное количество их взаимоубийств при их первом женоубийстве от того, что они стали конкурировать друг с другом так, как обзываются. Убивать друг друга в конкуренции для них стало бесполезным, так как их конкуренты как бабы должны были им платить, а они на них обижались теперь тоже по-женски. Окружающее постепенно исполняло их проклятье с ними, доделывая их даже не бабами, а гибридами в шлюху. Они существовали в сексуальном опьянении, жаждая есть от нехватки женское мясо и охотились даже иногда в направлении леса, куда я относила заражённые трупы с гравитационной перегрузкой. Они ходили по городу недалеко от меня и спорили друг с другом, клонкурируя с бабами и конкурируя так друг с другом, продолжая в таком доминировании всех баб считать своими конкурентками. Их естественно-мужские функционалы от того ослабевали и начиналась импотенция, так как они намеренно выедали у женщин фундамент вынашивания после с ними секса. Этим истребляли на планетарных масштабах расу за расой за то, что они через звёзды сделали многим тоже такие катастрофы. Тем не менее, звёзды остаются звёздами – людям ими можно стать лишь временно, словно в их о них воспоминаниях посмертно. Никогда человек не превзойдёт звезды как мечтает, но филонить они уже давно их превзошли и не заметили. Звёзды соделанных ими никогда не ставят над собой, так как всё это неизбежно вокруг них. Они мечтали в такой победе, как Боги, покорить Солнце и продать его дальше другим в космосе, что только сильнее это злило и оно делало рабство по торговле людьми ещё усиленней за это. Питаясь светом все, кто здесь жил, были их неотъемлемой частью, но не могли этим не питаться при том, а самим полететь в космос путешествовать как бессмертная душа им уже хотелось. Они не были в курсе, что это естественное кочевание возможно и заживо, если они с необходимым замещением своего состава его отсюда отпускают. Звёзды не забывают это всё и составляют микроорганизмами дальнейшее разнообразие прежних животных по изменениям на планетах условий или с учётом их миграций. Если звёзды старые или молодые и делают отлучение от них, то всё равно они составляют всё в пределах своего радиуса проявления трансляционных масс в цикле гравитационной и прочей тяги и передают аналогичному или более сильному ваши стабилизации, однако они того не делают в своём же свете — это здесь тренировочный ещё обман на Земле. Звёзды зачаруют и вот так возьмут коварством, чему научают часто колдунов, и народ на это так будучи тут этим сделанными полезли на не осиляемое при том, что откуда оно их здесь сделало сейчас оно в курсе лучше, чем они. Кто это им сделал? Пошли все медики, врачи по пути Фантомаса через подобие стихии от звезды. Самая злая закланная ими женщина в очереди умерших им мстить, чтобы опять быть здесь формой жизни рождённой, убивает их словно со мной, стоя в очереди здесь тоже жить. И снова моя привычная рутина, но уже поинтереснее: я стала выкрадывать их в свою страну мёртвых живыми, увозя на машине, так как они наконец ради сохранения им жизни со мной от них хотя бы теперь уезжали. Я привозила им воду и еду и показывала где, около этого леса речка, а также почему им лучше пока перекантоваться здесь, напомнив, почему тут столько убитых мной женщин и их сутенёров и что это ещё у них я сгладила непреодолимые обстоятельства их кончин более мучительных, чем моё убийство. Мне даже стало жить веселее, что они переболевали к деревьям привязанные скотчем и всё же продолжали жить, боясь от того что с ними сделали в городе туда возвращаться. Деревень поблизости не было – только этот лес, да и многие там могли с ними сотрудничать. У меня теперь была настоящая кладбищенская обитель с живыми женщинами, и сама я сюда постоянно приезжала. Такова ирония, устроенная врачами намеренно заставляя при некротическом гипнозе делать неудачу размножения здесь держать огромные популяции такими заложниками, где даже разрешение переехать переживали уже не все. Всё были ранены, и я привозила всё больше и больше, опустошая их кормушку и трупами уже не способных преодолеть свою тягу так съедать фундамент ради окончательного так самоубийства от обмана их властями. Лес пополнялся уже мужскими трупами под этими молчащими деревьями. Каждое из них шипело на мёртвых от жизни по-разному, от чего девушки и дамы давали им имена и тоже о них разговаривали и смеялись. Я привозила им чай в термосах, не забывая ходить и на работу, а они уже из веток сконструировали и спальники и всё сделали. Мы продолжали общаться в мечтах о лучшем укладе нашего обывания в городе, когда всё это уляжется, а через две недели и девушки смогли уже быть в состоянии помогать вывозить оттуда в борделях медленно убиваемых. Степенных каннибалов стало ломать по некротическим поглощениям, и они начали посылать убийц нас искать, так как не могли к нам сами прийти от того, что им просто местная среда не позволяла охотиться больше на них. Со временем новость распространилась по городу и этот лес на огромный периметр заполонили выжидающие безопасность женщины. Мужчин же не было здесь живых, так как все были мной принесены убитыми сутенёрами. И это было бы смешно, но здесь был мой отчёт о силе мора от поражения, так как они бы убивали сначала это дело иммунизирующих. Любой захват всегда ведёт к поражению обоих сторон, так как одни развиваются в труде, но в ранении захватчика, а захватчик мрёт от усталости держать захват. Драки и убийства продолжались в городе. Частью которых была, и я с моим лесным убежищем живым и мёртвым, где от мёртвых вонь съедали деревья, обеззараживая былых живыми и так убитыми. Усталость убивать настигала меня в ощущении победы заражающих сексом, но это были лишь ощущения, так как они всё равно истребляются отдачей по эффекту дьявола от множества побед в жадности к порабощению убитой плоти. Мотив феминизма и шовинизма свёлся к тому, чтобы доказывать убитой плоти вечности от них заражения достигнув гашения определения существа естественной средой в характерном общительном участке головного мозга, чтобы там откладывать именно яйца. В бесполезности здесь обывания красивые побрякушки городов заманивают новое мясо для убийств. Сутенёры в злобе искали меня по вечерам, уважая режим рабочего дня, и я выходила на бой, увозя новые тела с проткнутой ножом и нодом сердцевиной. Они не могли уже жить без трупа для поедания в сексе и, стоило бы им не сделать свой секс, они бы умирали от ломки, так как сексом уже кого-то доводили медленно до смерти преждевременной в полноте функционирования здесь. Плясал армянский шаман мне танец смерти, но я ему ответила, явив сутенёров бессмертие. И всё через секс с мужьями из живых людей срывали плоды в карму на развитие людишки, съедая до костей даже мальчишку. Гордился своим результатом властвующий здесь – хоть убивай его, хоть нет, а мясорубка есть. И сутенёры шли за следующей жертвой, они уже её поймали, но я со спин убила всех яснее первой. Ножом я сделала ранение в затылок всем до одного за то, что убивали, делая потомство для сдирания в НИЧТО. Им было нужно себе плотский материал, такой покорный, чтобы даже им не обнажал оскал. Все пили дома кофе, осознав, что поимели их заставив делать секс — вот так. Они играли с мясом в воздухе своим, желая, чтобы рассказавшего это соделали немым, а то вот вякает, их власть ломая в иждивенье нас. Им до сих пор хотелось искалечить всех ещё лишь раз. Нашла я победительницу в ломке на квартире. Она блевала праведно в сортире, глася ко Солнцу: ну ещё лишь раз! Мне головной лишь мозг изъесть для удовольствия и получить экстаз. Брюнетка толстая так верующая праведно в Богов, а ей те наркоманию в любви за праведный покров. Алхимики шаткуют до иронии жестоко, так как со звёздами так плачут от упрёка. Нельзя мне знать алхимию, так как они всё знают сами и всегда. Я лишь НИЧТО с ничтожностью моей! Мне до таких не дорасти убийце никогда! И снова эти с трупами у чёрных дыр мерцают, а наши их благими вихрями туда открыто умерщвляют. Кармическая сласть, любовь мужчин по космосу во власть. И им на женщин теперь просто класть. Чтобы с другим самцом так сделать, надо столько баб так сразу и украсть. Я психанула, но убить её нельзя. Что делать? Привязала я её к кровати и ушла. Всё это цирк игры на сексе от убийств, где после кочевание и отходняк через мазохизм. Так завершили они карму выжирать: звезда от сделанного мной смогла во всех таких моментах им команду эту дать. Привязаны к кроватям на квартирах людоеды и миновали хоть детишек ныне эти беды. И с пеной всё они кричат: «****ец, ****ь! Мы вам ставим шах и мат!» Они всё жаждали уверование, что плотью может управлять другая плоть, чтобы парализовать мышление и нервный центр чем-то уколоть. И в устремлении насиловать опять, им обойти меня случилось и шлюхе в голову иголками втыкать. И снова женщина, привязанная раньше ко кровати, иглами тычет в трупе мозг от антипатии. И пополняется мой лес: теперь здесь тёмных семеро овец, а ними даже есть гонец. И не меняется НИЧТО: победы нет от наркомании мужчин-зверей, как часть сословия «магическое дно». Всё от того, что им убийство было нужно просто в суициде, а при иных моментах оставаться им в обиде. Они для ощущений убивают женщин и детей, а после издеваясь они шлюхи во Судьбе ****ей. И не меняется НИЧТО во удовольствие через мозги кого-то одного. И встал как у дерьма такого в вечности во смерти член его и нет его. Не стала я его искать, сказав во крике: «Твою мать!» Пошла домой я кофе принимать и спать. И шли простые около меня деньки: пила я кофе с желчегонными чаями, зараза выводилась, как не посмотри. И с гидрофонами охотники искали лесных сук, а они там в лесу – их нету тут. Ножами снова взмах за взмахом от меня, да не покинула даже сегодня эта вся обыденность меня.   

Глава 3.
Тёплая погода ареала стояла кошмарным неистовством любви друг к другу мягких людей со змеиными «я», коим было лень с тем даже что-то делать. Обнажая свои семиструнные щупы, они были, как всегда, готовы к зачатию детей при любых ужасах даже проклятий Ватикана. Туши хороших затейников брели на свою излюбленную Йогу, Физкультурные занятия, а также просто на Исламские пропаганды. Урождение становилось всё чаще и чаще от их Загадок вечной любви без Господства и потомства в этом Аду новой эры Йодоформ, из которых получали целые атласы жестокого террора лизоблюдов. Покои мои не остались без идеи чашки кофе около моей кровати по утру, так как иначе здесь клапаны из тех самых йодовых испарений. Боги любят яды в мягкости от них естественных Смертей. Серафимы пребывали в тепле и разнообразии йодопереработки.  Шакалы щадили христиан, как обычно, но рождений было уже гораздо меньше, чем даже три года назад; ведьмы словно прокляли всё наше аббатство. Я благородная блондинка по имени Адель, знающая истинное мусульманство и как правильно рожать от мужчин при их нынешней жестокости, любви к пыткам и террору, собирая целые мафии из фантомов со Змеиными мерками. Словно белое Солнце пустыни, оно освещало наше террористическое поле, именованное город. Город, где истинное становится эфемерным просто от того, что опять рождается мент для работы на змиев в облике человеческом. Фантастика. Фантастика была моим спутником, когда я проходила по любой алее, а ветер развивал мои крашенные в блондинку волосы и я в солнечных очках обязательно заходила в чайные, купить китайские или редкие композиции глав, потому что от прогулки адски хотелось пить, а гулять нужно было ещё долго. Путь истинный здесь всегда предполагал цель, которую богатые в любви к нам являли нашим «я» по-дьявольски и очень мягко нас сводя к скотинам. Гуляла я в джинсовой рубашке и чёрной шерстяной короткой рукавице, напоминая многим королеву и вела себя соответственно. Целей у меня особых здесь и не было, да и жила я беззаботно, но общаться со мной многие просто боялись, и я не могла даже понять почему. У меня была необычная способность – сразу видеть будущее на неделю вперёд или на семь часов, но дальше я всегда не могла предсказать события и действия людей вокруг меня, а сама по себе я одна сплошная непредсказуемость. Черты лица у меня немного мужские, но явно набеленные с позиции мне открытой часто критики знакомых. Что мне делать в городе? Я просто работала, гуляла и пила разные чаи и кофе, немного иногда вкушая самую труднодоступную для меня пищу. Больше мне здесь делать было нечего, так как вокруг царил хаос убийств и убийц ради наркомании на плоти. При этом все придерживались эти границы и порядки, проживая время приблизительно и во всём также как и я. Многие просто для дисциплины, а остальные просто поскучать без лишних приключений, но всё эти проложенные тропы здесь обывания были и остаются актуальными, так как все денежные пирамиды во всех случаях обличались просто чисто человеческим фиаско многих от предательства одного, как предводителя, победившего всех вонью. Хоть рви, хоть плач, но на меня охотился палач и не один, а их было семеро. Сатана (чёрная дыра) отражала знание Царей. 
 
Стремительно видение Будды у меня вело меня во всех случаях к предсказанной заранее обыденности, как это бы не было странно. Скрытая способность видеть будущее оказалась всего лишь хорошей памятью, но наперёд, выявляя эти закономерности сразу, так как незакономерное во всех случаях является непредсказуемым. Сюжет жизни каждого мне часто был известен заранее, так как я уже просто знала, где будет тяжба и они её отбросят. Я всё искала этих семерых убийц, но никого не было, хотя была открытая и реальная угроза мне письмом. Я не знала ни где теперь их искать, ни что с ними, а рутина эта всё продолжалась. У всех будущее всегда было связано с рабочим днём или выходным, как в гороскопе, где во всех случаях их ждало только увольнение или смерть. Я решила познакомиться с мужчинами и за одно попрактиковаться менять их будущее с ними вместе. После работы под голубым небом и познакомилась с брюнетом с волосами средней длины в классическом костюме. По криминальной линии с белыми облаками его рабочего места он был, как и можно легко догадаться, убийцей. Мы договорились отправиться в лес и пообщаться на языке смерти, вместо секса в этих условиях городской среды, совершив от этой безысходности вместе самоубийство прямо так. Мы всё равно все рабский скот на взращивание в имбицила послушного высшим классам богачей здесь, и они глаголали давно, что всех убьют в любом случае. Около озера, рядом с лесочком, куда он меня подвёз, веяло осенней свежестью и умирать очень не хотелось, но, если мы этого не сделаем, он не получит свои деньги даже гипотетически, а я буду так жить в этой скуке. Предвидев как ему заплатят я его предупредила, что его всё равно убьют при попытке оплаты его им услуг. Его сразу же передёрнуло от отчаяния, и он начал кричать на меня, поддавшись естественной человеческой панике. Я принесла ему воды из речки, когда он бледный катался от ядов по траве. За нами шли явно ещё шестеро, о чём он сказал их здесь хорошо чувствуя. Он порезал мне лоб в психе на Ужас от преследующих уже в видимость обзора нас щенков, и мы, готовясь к атаке, мягко стали исполнять тактику цыган, устремившись в лес, около озерка. Стуча зубами, он радовался, что бой остался вальсом их нас преследования по «я». Манёвры нашего исполнения пали щемящим сердце мраком, когда тактически как цель Фантомы нас мягко окружили в лесу для упадка Нравственностью и слома.   
      
ЭТО знаменовало Творческий конец нашей Яви в скором времени, так как СЛАБОСТЬ накатила на нас сразу при приближении к нам кружком к центру шестерых убийц с пистолетами.
- Адель! Торопись быстро! – крикнул мне мой спутник Остап, и мы понеслись через одного из убийц, что единым пуком естества взмаха карманного ножа нанёс болезненную рану мне до истошного крика. Истерика пошла неминуемая и Остап начал отбиваться, стоя около кочующей в Ад моей тлены. Немного времени краснобайства ажиотаж боя одного против шести, как обычно, тривиально завершился аутом Остапа в кошмаре его расчленения. Константин аккуратно поднял останки немезиды и пошёл к Хирсе, опьянённый желанием врать и оживлять. Естественно, человек в аналитике этих обстоятельств любой, как и мы, отчаялся бы, хоть жив он, хоть мёртв. 
 - Тебя не смущает это делать с ними каждый раз? – спросил Константин одного из шестерых.
- Изиду от нас! – вскричал Илья на его ему вопрос.
Отстаивать человеческое киллерам было всё страшнее в это время катаклизмов и бурь. Пути их здесь ублаготворились йодом и бананами в любви ядовитой и нежной. Дни при том беспощадно шли при путешествии Земли по кругу вокруг Солнца относительно Сатаны с ничего не умеющими на ней бабуинами, которых оно, взбесившись на то, что они только рожают и страхуются научило всех сексу быстрее подыхать. Планета пела о смертях убийц.
 
Меня зовут Адель, и я благородная крашенная блондинка с большими губами. После работы я приехала на пикник около речки, разложив на траве много еды для моего мужчины Константина. Этот мужчина для меня – мой счастливый лотерейный билет и я его ни за что не брошу. Дьявол при купании опьянял на секс, но нечто более страшное и абстрактное возвращало нам человека, и мы творили прекрасную плавь с творчеством и одухотворённостью. Тибет бы завидовал нашей любви.  Только я хотела громко признаться ему вновь в своих чувствах, как шестеро вылезли на нас почти из реки с криком на меня: «Много говоришь! Сука!» - убийцы уже приближались ко мне для удара, как большой и грозный звук вызвал им лебединые явственные смерти, являя свою песнь истинным им дьяволом. Все шестеро в этот момент беспощадно пали, истошно злясь на это дело с целью их бросить в такой к ним любви. Яд мягко свалил за ними и патриарха при истинном змеином поцелуе дьяволицы по частоте Ец (индукционная мера волнового толчка). Бог любит яд, что мягко угашает правду их зде. Цель в этот момент была исполнена, но Юмореска была за ладьёй, так как явь дала мягкие смерти их. История идёт при этом дальше, хоть уже без них.
 
Блондинка я и семь смертных грехов при мне: я сексом занимаюсь в модном и уродливом челе, ещё я рождена вообще в пороках и ранениях. Священники мне в ужасе все сеют умерщвление. Ещё меня всегда хотят убить, но я сражаюсь с тем: выкручиваюсь, улыбаюсь чётко всем. Бегу я от реальности, себя приукрашая, а все смеются мне в лицо меня так унижая. Стремлюсь достичь небесных я высот, чтобы такой отличный люд побрёл сам по сопутствию мне вброд, но не могу достичь – мне кто-то это сделать не даёт. Ещё от зависти страдаю я людской и в расточительстве живу! Позор какой! Я гордый человек и плаваю в бассейне своём. Мы сами его рыли всей семьёй втроём. И началась в моём посёлке йоги истерия. Это вам не Цигун, а пандемия. Компатриоты жить мне не давали и постоянно меня дома навещали. Наивные и наглые они гостили у меня с надеждой, что я шалава и им сделаю всё – вот они какие грешные. Они считают шлюхами любых и всех, кто может угодить, а только к ним опасность, им щенками-то не быть. Они шпионят, а потом щадят: змеиный храм Щербина заместят. Тверды они в характерах на «Я», но я не знаю, что случится с ними без меня. Нахальные и праздные в искательствах мягки - они даже бухие по утру ушли. И вновь одна я дома мирно попиваю кофе: прекрасны перспективы мои жить! Я просто потребитель, как в Европе! Производители повысят цены и всех благ. И на работу не возьмут меня туда никак. И слышен крик блондинок светлым днём: «****ец, ****ь! Мы тебя найдём!» - и умирают за окном тяжёлой смертью от убийств такие женщины как я. Я знала, что сегодня умерла ещё одна. На фоне этого опять растёт у рынков эффективность: нет конкурентки, значит выше продуктивность. 168 лет манёвр киллера на улице ножом. Исправил он мою генеалогию и не оставил это на потом. Гуляла я в тот день и встретила её: она блондинка, как и я, но мне плевать так было на неё. Не знала я зачем я ей нужна, но в мою сторону сама обида смотрит на меня. «Не знаю я что делать! На меня охота! Мне сутенёры объявляют на смерть квоту!» - она кричала и стонала это мне… Я поняла, что это значит, что конец такой и мне. На удивление моё по городу за мной охотятся такие же блондинки аж огромною толпой. Бежала я стремглав из города одна, ища отчаянно куда могу бежать вот так сама. Открыла бы я здесь организацию, мне открыто объявили все эмансипацию: даёшь нам и тебе не будет ничего. Я ничего тебе не дам. Умри, собака! Умри, сука! Мы мужчины всем волнам! Дошла я до лесной травы и там остались прошлых путников мечты. Цветки я ела и пила чистой воды, так как там и полезного по их делам не делали они. Мне ель около речки путник дальше по прямой идти. Я плакала в печали, что они скоты. Хотела кофе я, но там и не нужны мои дела. Лишь елка молодая рядом: никого теперь нет у меня. И композиция убийц с главой ко мне идёт, а я у малой ели всё стою и меня прёт. Я отрываю ветвь и проклинаю их в лицо и… Они передо мной стоят и не глаголют больше ничего. И две руки у них и две ноги. А рядом с нами только елки маленькие, да и сами мы. Они прошли и сели рядом с елью, около которой я стою: «Мы только с вами из того кровавого толчка уйти хотели, так как сама вы нам не чета» - смотрю я на убийц и страшно мне. Я не нужна им, слёзы проливая о таком скачке. Шагаю я легонько около реки, а малые деревца повелели мне ветра Судьбы. Они поведали мне как мне быть, но я не стала слушать – проще всех убить. Однако не могла я это сделать даже при том, что не покидает меня смелость. И ржут убийцы у реки, это заметив: они себя узнали молодыми по моей реакции похожее приметив. «Пошли купаться! Лучше, чем так стоя на ногах гнушаться» - я согласилась и не раздеваясь поплыла. Они убийцы – медлить я не стала. От жизни нужно стараться всё принимать спокойно как свой будущий заведомо покой, а то не знаешь сразу что они все сделают с тобой. Переплыла я реку, передав себя холмам. Лес впереди, и я шла водой облитая в сопутствии ветрам. Мне не нужны и деньги были – меня на них бы просто саму слили. Миллион деревьев разных форм теперь все составляют новых мне здесь дом. Как холодно я под какое-нибудь сразу забиваюсь и осторожно рядом согреваюсь. А впереди аж восьмеро убийц: они с оружием священных верениц. Я отгадал весь счастливый их билет: ко мне от правды их предательства ушёл от них атлет. Они все посмотрели на него, как на ублюдка от роду и на корню, но сами и не подошли, так как он кричал на них: «Убью!» - я им сказала, что на берегу другом найдут они семью. Отправились мы вместе к горам дальше, следуя практике осуществленья дежавю. Спутник мой с оружием. Его умеет применять. Мы осторожно через них брели, на месте чтобы не стоять. И мы нашли в горах одни лишь камни: здесь нету ничего, а города забиты серыми мечтами. Покойников обитель, череда смертей ****ей. Ушли людьми мы на пути в  Ессей. Теоретически должны мы до посёлка добрести, но горы не кончались… Не было воды, еды... Мы очень вместе волновались. Путь долгим был, мы с отдыхом брели. Мы разговаривали лишь о прошлом – больше нет назад пути. «Как твоё имя» - он меня спросил. «Аделя» - я сказала. «Ну а я Кирилл» - ответил он и при прыжке с горы меня словил. «Хочу я чай и кофе!» - жаловалась я. «Я не могу достать всё это, я свинья!» - он холодно ответил, пролагая путь, а я так волновалась, что мне было не заснуть. Издержки наших сил невинно иссякали, но мы друг другу постоянно помогали. Налогообложение преследовало нас: 14 убийц в столь позитивный этот час. Один из них с длинным хвостом простой мужчина бежит за нами улыбаясь очень гнило. На нём чёрный камзол… Бежит он к нам с ножом и очень зол. 188 лет манёвр киллера с учётом двоих нас. Столь новый подвиг человека в общий смертный час…
Девять блондинок в оргии прогнулись, и тут пришёл убийца – все загнулись. Брюнет их резал злобно и невинно: так, словно они в краже Сатаны самой повинны. 13 всё убрали и ушли 14 опять. Лица холодные у банды: их не взять. Все получили деньги и пошли гулять: пить кофе, водку и ликёр, а также с женщинами снова спать.
 
Я практик и зовут меня Адиля - блондинка и чужда мне вшивость. Мне справедливость очень кажется недостижимой, словно расстояния миля. Мне честность в лицемерии тошнотна и мерзка: я лучше водку прямо с мужиками выпила б до дна. Я на машине на работу снова еду и просто не имею веры всякому слепому бреду: вокруг все честные и нет убийств на фабриках кислотных. Не верю паникёрам я болотным. Я на авто своём приеду за бабром, а вечером уеду и с концом. Посёлок Солнце осветило всем нам днём: ласкает небо голубое нас своим лучом. Оно словно боялось, что мы все просто умрём. Опять нет денег, я запасы кофе пью: по телевизору я в применении на практике властей насилие смотрю. Идёт опять жизнь чередом своим: мой муж ко мне едет, да и чёрт с ним. Вновь день и небо золотистым светом освещает: меня эпично на работу провожает. Теория моя меня не подвела: они хотят убрать меня и выставить, что я сама так умерла. Неведомы всем были по кругу страдания мои… Не вижу я теперь ни в ком чету… Убийцы все они. Международная торговля требует на издевательство людей. Уже убили просто всех они, крича словно японцы остальным: «Сенсей!» И ломка достигать недостижимое вокруг. Допрыгнуть бы до Солнца, чтобы не уснуть, приняв недуг. Обыденность текла… 206 лет киллеру я смертью отдала.   
 
В машине я роскошной еду, грёзы навивая Голливудские. На меня смотрят с завистью подружки институтские, а следом белорусские мужчины следуют моей тропой, слабея от скотины почти сразу очень злой. Роскошно платье крашенной блондинки, но унижение столь адское от удаления зубов моих до самой маленькой песчинки. Адлия моё имя и правосудие я не несу. Я столь слаба на даже свой удар и никого я не спасу. Машина вновь меня везёт на выступление, но при всей роскоши живу как раб на обозрение. Учусь я только петь, плясать и всем наигрывать желаемое, ходить и спать, потом во церкви плача в покаянии. Хотела я поплавать, но это сделать не могла – меня вновь разбудили утром: «выступать пора». Я часть шоу-бизнеса и здесь нет настоящего вообще: всё здесь наиграно немой и убиваемой толпе. Четвёртый ночи час и мне звонок: «Так как вы крашенная, все мы будем дальше выступать без вас». Я кофе налила и горло перерезала себе в последний раз…
Сижу я в ресторане, крашенная блонд, и имя Адриана мне – я как Джеймс Бонд. Экономическая лига вся построена на крови – это вид спорта богачей, построенный на люда боли. Они всем повредили заражениями с трупов мозг и органы под радиацией распадов на кислоты, а я одна в квартире плакала уже от рвоты. В кафтане полосатом я и в солнечных очках: меня всё миновало, а убийцы потерпели крах. Однако по теории я деньги получить должна: четырнадцать убийц на передаче взяли и зарезали меня.
Общественный сектор дом родной мой. Блондинка настоящая я с роду, как отец мой. Я Адэлина, благородная фамилией своей. Меня крестил в помиловании сам протоиерей. Пила я кофе и ходила на работу. В один прекрасный день убийца подарил мне навсегда свободу.
Пила из чашки антикварной кофе дома я. Аелла моё имя и светлые волосы ношу, как вся моя семья. Богатый дом и роскошь мне сопутствуют одной. Горда я и прогулками, и жизнью у меня такой. Десять убийц настигли меня в клубе, не оставив всё изрезав и черты лица скупой.   
Фантастика была бы, если б кто живым остался от толпы пришедших к ней убийц. Детей я прятала, одна живя, а к ним похаживал святой гонец. Аза моё название, и я блондинка тоже натуральная. Не принимаю перед всякими Антихристами даже малое признание. Я рождена в ажуре, а родила детей в амуре. Их папа слишком отставал от нас в его культуре. Работаю бухгалтером. Я женщина с характером. Побелку сделала недавно – радуюсь практичности и самим умелым практикам. Орлы летят со всех сторон, чтоб одолеть меня, как от жены своей столь быстро юркнул Элтон Джон. Любовь жестока и быстра, нам экономикой дана. Я жадный дьявол и совсем теперь одна. Мне внешние эффекты не чужды в угоде, но я не знала даже малость в этом роде. А что такое внешние эффекты остальным скажи… Они не знали, что свечения постичь это нужны. 14 убийц меня не отпустили около жилья: ударом чем-то в голову убили, а у меня семья…
Блондинка я кудрявая зовут меня Аза… несу я утешение и сразу улетает метастаза. Преследует меня мужчина с тёмным среднего объёма из волос хвостом. Он киллер и не прослезится за меня потом. Купила лотерейный и билет и от него звонила им, чтобы получить на инвестиции ответ. Пришло к нему 10 убийц и между ними начат поединок. Атаковал он с Сатаны ударом сквозь манёвр их по одиночке без запинок. Меня трясло. Не знала я что делать. Эффекты внешние меня преследуют какой-то прелестью уделать. Манёвр 232 лета и меня нет, так как убийца лишь один удар нанёс в ответ. Какой? Проткнул ножом он сердце мне сквозь пируэт.
Блондинка в солнечных очках Азалия – приветствую я вас. И что сказать мне вам в мой уж давно посмертный час? Меня убрали быстро при обыденности в прошлый раз: поймали с сигаретой и убрали перемол останков в унитаз. А я хотела покупать себе билеты лотерейные и так тренироваться на богатство мнимое. Хотела я всю астрологию постичь, хотела я собачек разводить и стричь. И стало мне теперь нельзя всё это делать, а прийдёт ко мне опять злой киллер. Планирую я до сих пор тренировать свою борьбу. Я одолею этих шлюх, я сделаю сама свою Судьбу. Гадалок я сама предупреждать о том могу. И я ушла от всех в свои дали, но мне пришлось сюда вернуться от борьбы. Там только ещё тренировка и злодеев нет. Я не смогла перед ними выдержать ответ. Мне было так смешно, мне было так тоскливо. Я осознала, как вела себя строптиво. Сошли иллюзии со глаз моих долой. Я поняла какой любовь могла со мной быть злой. Спасибо, что была со мной.   
 
       
Зовут меня Азиза, я блондинка. Я милая и по характеру скотинка. Не знаю я интриг и махинаций, так как я вечно жертва их эмансипаций. Меня им нужно было лишь убить и всё. Самоубийство не подходит им, а нужен им бросок сквозь колесо. В богатом доме я живу и всё есть, но не у меня. Супруг мой не считает даже, что вот я его семья. Я только нарожать ему детей и уходить одна нужна пока. Куда уйти не знаю до сих пор – беспомощная так живу здесь я. Потом таких он шлюхами в бордель сдаёт мне говорили, чем мою волю смело издеваясь усмирили. Я сделала со временем провидицы карьеру и ныне будущее всем предсказывают смело: я знаю точно наперед, когда и кто из них умрёт, а если пережил – его победа с поражением. Вперёд! Готовлю суп и улыбаюсь дома я. У меня нету больше ничего – только семья. В горшки я разлила еду и погулять ушла. Пью чай в саду и по ноутбуку пишу будущее всем. Другие обещают жизнь им без проблем. Однако есть проблема здесь: они все убивают по сигналу через лесть. Таких в черте всех городов и мне не счесть. Ко мне астролог подошёл один и начал угорать, что на пути не без скотин. Не знал, что делать он и я его покушать позвала, на что ответил он: «Простите. Мне пора». Гуляю я в саду, пью чай. Все добиваются чего-то невзначай. Не знают для чего, зачем такой ценой. Горы вещей и каннибал сидит всегда скупой. Картины рисовать я стала нашим светом, пути прокладывая к будущим ответам. Сынишка стал активен и доволен, так как он понял просто, что не болен. Потом мой муж решил, что всё: пора со мной прощаться. На этой ноте перестал со мной общаться. Блондинок убивают только шум стоит, а мне сынишка: «Хорошо всё будет» - говорит. И вот мой муж интриги крутит: является мне призрак, заявляя, что он Путин. Он всё гласит, что предыдущий был убит и всей страной теперь питался арахнид. Мне утром ничего не говорит, а ночью просто спит. Я знаю, что он меня любит и сопит. Течёт обыденность моя: опять чаи, готовка и не без меня. И снова киллеры от нас всё требуют экстаз: явились сущности, чтобы убить меня сейчас. На них я посмотрела: как они милы. Я в курсе не была, что они всем вообще нужны. Не знала я, что сущность – это микроорганизм, что луч несёт нам пресекать садизм. Не знала я таких чудес, так как кричал священник: «это бес». Я в чашку налила чаи своим, а на тарелочке немного положила им. Довольны сущности: едят, мурлыкая мелодией, что мне навеяло аж знание откуда все рапсодии. Довольна я, доволен муж. Сказал сынишка, после университета: «Да уж». Утихли киллеры, устали все самоубийцы. Всё мирно спят в ночи, а кто-то огораживается всей массой от того, чтоб спиться. Я долго рассуждала, почему они их убивают: убийцы в голоде и яде держат их, а после очищаясь так людей кромсает. Я оставляла дальше им чайку, чтобы они восстановились не в бреду. Со временем я это поняла: это людей там отравили так, чтоб отомстить сполна, а они яды ищут обезвредить вещества, чтобы они восстановились и им врезали сполна. Должна была считать себя я извращенкой, что умирающему блюдечко подставила слить яды почти щепкой. Я осознала, как убить должны были мужчину: ему некрогипнозом обусловили рутину: считал яды жизненными соками, а все иммунные ему от блюдечка кидают воды скопами. И чудо у мужчины! Он отравленье пережил, а муж мой не заметил и вновь с работы злой прибыл. «Все бабы дуры!» - он орал на весь наш холл, - «Ты конкурента моего отхаживаешь что ли? Да позор!» Не стала говорить я ничего, так как он не понятным боль считал его. Обманом организм яд путая с собой все жизненные соки отторгает и медленно так сам себя и убивает. И конкурент его пришёл опять сюда: «Ублюдок! Ты хотел так отравить меня?» - достал он пистолет и застрелил его, за то, что негуманно он фактически прибил его. Он на меня взглянул лишь раз, в след прокричав: «Я бабу убивать ещё не пидорас», - и с этими словами он оставил с сыном нас. Никак не знала я зачем он конкурента отравил. Все жизненные соки и резервы, как ресурсы от него себе забил? Так он его значит ещё и спас: он во греховной смерти мог уснуть, убив ещё всех нас. Устроилась одна я на работу. А может лон планирует ещё и нас убить через заботу? Я ощутила лишь улыбку от него и слёзы пролила, что жить одной мне без него. Не понимала я, что хочет сделать он: он растолстел от поедания отравленных, словно гиббон. Работаю я продавцом и не тужу, провидицей даю, как прежде консультации: не плачу, да и не тужу. «Ещё как тужишь» - мне сказал на улице убийца и улыбнулась от звезды железная мне спица. Пока ходила на работу я всё это время, он жизнь с меня тянул, усиливая бремя. И вот пришёл меня убить он, что я быстро поняла. «Но у меня же сын! Для меня смерти не пора!» - ему кричала я. Рукой махнул убийца и ушёл. Я осознала по какой причине дурой меня муж нашёл…
 
Меня зовут Азра и я люблю ночные странствия. Мне ничего нельзя и моя жизнь сплошная лишь прострация. Хожу я на работу лишь, где шеф с меня вытягивает жизнь. Нельзя мне ничего вообще хранить. Меня такую можно лишь убить. Мне выбили б все зубы мужики за то, что мои груди велики. Они бы разорвали половые органы на мясо просто за то, что оно живёт столь для них ясно. Они вы выдрали из шеи у меня сосуды заживо, чтобы у медиков познание я не загаживала. Они бы вырезали кости из меня, за то, что, по их мнению, лицо красиво у меня. Они бы меня сексом убивали как свинью, за то, что с ними просто я не пью. Они бы выдрали мне волосы за то, что у меня они не тёмные как у него. Они раздели бы меня и ноги оторвали мне, за то, что нужно им служить моей главе. И киллерский манёвр я танцую, я им не убиваю, а ликую. Со мною пляшет, убивая далеко и не блондин. Студент-брюнет, но я не знакома с ним. И по ночам мой шеф всё убивает, где мёртвыми телами разум мой питает. Хотел он от меня экстаз, но меня рвёт. Я знала, что орёт он там: «Полный улёт!» - он просто суперэкстремален. Он, убивая женщин так, уверен в том, что он нормален. Меня с квартиры подселили к новому соседу. В квартире было много чашек и обедов. В неё войти – это себя уже и не спасти. В квартире сущность, проклятая здесь – ты как не посмотри. И вот она мне явь явила синевой, сказав: «Смотри! Это убийца твой!» - и я увидела соседа моего, что от долгов отмазывался тем, что спит со мной. Мне кто-то подражал, и я не знала кто. Потом он подошёл, и я не знала кто, а он настойчиво просил узнать его. Не знала я что и сказать: «Не буду я сказала с тобой спать!» - мужчины благодарности ко мне всем было не понять… Кредиты не успела я отдать…

Глава 4.
«Я» – светоинтеграл, что светит всяким усилением для них, но все понурые.  Сидит блондинка с мужем на своей квартире хмурая. Наверное, у них валюта инвестиционная любая есть в невзгодах. Дом интересен им, так как обитель это и давно висит новая шаль. Иронизирую я дома как больная в шутке, что у меня вуаль дороже от всего района промежутка. Люблю я инвестирования на квартире хмурая, так как убийца мне всегда понурая. «Какая убийца?» - мне всегда понурый мой супруг кричал, «Как я её не замечал?» Сидит блондинка с мужем на квартире у себя: у них вечерний ужин для двоих на квасе и немножко имбиря. Витает радость в ритуале тира: естественно, завидуем мне хмуро и мой муж, меня изображает от Амура отсекая век и куш. А я и далее к благополучию иду в заёмном ритуале, естественном бреду. И имя моё Аля, так как я везде своя. Сижу на интеграле «е» и всем при том изображаю снова «я». «Иди ты, блондинка с мужем!» - мне с утра с налоговой сказали, - «У вас хоть нарождайтесь всем мышлением тужим! Хоть до смерти над всеми нами издевайтесь!» От них в моём направлении к квартире нашей нехорошие намерения. Я хмурая опять сижу, терпя печаль забвения. Указ, что нет нам всем по «я» спасения. «Полная ***ня и ничего нет у меня.» - кричал мой муж на улицу с утра, - «Вообще, я не умею ничего писать и документы составлять, и обо мне нет интереса никому даже узнать.» «Полковнику никто не пишет…» так же, как и мужу моему. Ну да… Большие шишки вянут часто в лицемерии к нему: «Готовься к яду в поражении!» - шипят они всегда, всецело он господствовал в нужде, как дьяволы в Аду! Все потребители в сердцах признательны ему.  В один прекрасный день меня на улице все довели: «Мне надо только есть людей и сексом заниматься! Посмотри!» - я не хотела даже по интриге правду наиграть, так как не хочу я даже по намерениям ихним обитать. Мне ко клеветному и нравному истцу совсем сражение никак и не пришлось к лицу. Меня ни с кем так по-кошмарному не ели материально, чтоб так тираниться к Христу аж аморально. Тактически я мягко совершила подвиг через «я». Хотела вечной я любви и грёз, но даже этого не получила в результате «я». Хотела жизни я без мужиков и слёз. Я не знаю, почему мой муж убил себя, чем и довёл меня до слёз. «Я не знаю! Я не знаю! Я не знаю! Я не знаю!» - он кричал, когда по «я» перед чужим господством на его приказ себя заклал. Наивный, абстрагированный, но в ажурной юности мужчина. Антихриста он этим баловал по стратегическим великим минам. Абажур нирваной мне блестит в моей же ванной. Моё нытьё и йога в одиночке постоянно. Где приключений новизна? Одно и тоже в этом важном граде у нас женщин навсегда. Гордыня по ажурной юности наивных, что острых истин исполняют тины. Ещё один мужчина в зависти ко мне: «Мне нужно ужин ради чина, но только не любовь к тебе». В один прекрасный день, я не хвалилась больше никому, однако не одна я знаю почему. Любовь оставила меня, но лесть во мягкости как прежде есть тактически: «всё для тебя». Ералаш взял продолжение своё: «Финансовое благосостояние есть у неё» - завидовал опять мне конкурент, что у него по истинности собственности столько фишек нет. Антракс по собственности ввиду превышения олигополией: «Евангелие благословило словом вашу милую теорию». Оракул явью конкурентов мне навеял, что истерией корпуса евангелистам по инерции немеет. Названием истинным своим я ем, как еретик и кофе пью во протестантстве им. В один прекрасный день, я не хвалилась больше никому, однако не одна я знаю почему. Сегодня, я не знаю, что вот «на чужом несчастье счастье не построишь». Не знаю, как проверить, избегая иглы злого роя. И как мне это заявить? Проверить можно так: сравнить и одному избить. Так шовинисты мягко делают отбрить. Я не знаю в этот день, что «колёса ставить в палки человеку часто просто лень». «Я ненавижу вас за этот день!» - кричал мне кто-то, зная: «южный ясень не задень». Наверное, всё верное в Аду, что к югу пролегает путь-тайгу, но ты процентов сто, что издеваешься, а потому признайся просто лоху, что ему ты нравишься что ли? Я не знаю просто для таких вот обстоятельств лучше, чем вопрошено теорий. И ток проник всю нашу явь: текстиль и лесть при мягкости стволов при пулях не унять. Мне лучше аллегорий избегать, а то негоже радостно иглой так йоды извлекать. Я просто с грустью шла пешком, дела любви откладывая на потом. Я шлюха по своих здесь мнению, и я не знаю даже, чем я не знаю, чтобы не прочиться от них лажей.
 Я все возможности свои пустила другим людям, пустив шакалам множества любовных по харитам Судеб. Одна в такси всё еду я, в руках горячий кофе у меня. Нелегка участь загнанных до паразитичности в такой новации страстей и длиной в юга, а денег, да и не бывало у таких как я. Я не знаю, да и не гадаю, как я умерла в тот день, но и убийце отомстить за мою беглость не было и лень. И вдруг я не загадываю ничего, а просыпаюсь дома у него. «Это что, Рай?» - спросила я его. «Такие паразитки хуже мертвецов и карающих за них убийц» - произнёс парень в особняке срывая ехидность при внешней своей невинности. «Я не знаю даже где я вообще! Почему я паразитка?», - задала я вопрос с достаточно большим уровнем беспокойства за свою участь. «И я не знаю где мы вообще», - пояснил он, словно держа авторство в этой ситуации. Мы стояли в этой комнате вдвоём: не можем выйти, но в углу есть пиво и мы пьём. Я не знаю кто сюда привёз нас, но всё же подозрение идёт, что знает это он сейчас. Якорь нормативный носит все евангельские знаки, кои неизвестны даже в раздевалке. Долой законодательство и извините нас любезно за вмешательство, но я на хате, когда пиво попила живой уже постигла всё своё предательство. Гадалки за кулисами смеялись в почитательстве. Лежит на кресле чёрное пальто, но мне и холодно не стало без него. Богач нормальный к нам приехал в этот день, задав один вопрос нам: «Я вас знаю? Ехать было мне не лень. Не знахарь я надежду вам здесь оставлять, но и в беде всех вас нельзя теперь бросать». «Я не знаю, я не знаю, я не знаю. Отпустите!» - я кричала, а в комнате со мной мужчина всё шатался, словно у причала. И вот в такой ужасной комнате блондинка-девушка не знала даже то, что будет с ней после всей этой истории потом, от чего дальше всех сильнее всё кричала и стучала, и стучала, и стучала. «Я не знаю кто ты, отвечай!» - ему сказала госпожа-аристократка невзначай. Юнна. Прекрасна и нежна. Партнёру верною супругой бы была. «Я не знаю кто я уж давно! Мне говорили, что я анархист и полное ничтожество», - этично пояснил мне мазохист и юркнул на диван по-королевски, как танкист. О чём советовала я ему в тот день? Я уж давно не помню. Да и лень! Мой Мозг убит, усталый очень вид. Кто посмотрел бы на меня, подумал бы, что СПИД. Я стала чёрной магией владеть, а он на кресле дальше продолжал сопеть. Мой мозг убит, а он не реагирует и на диване теперь спит. Органический контроль со мной знакомился сегодня, словно моль. Мой мозг убит, так как меня сцепляет некий человек-гибрид. С какого перепуга я в чужой квартире? Как выбраться? Мой мозг убит, и я не знаю, как отсюда вызывать визиря. (Примечание автора: «Мой мозг убит…» – только возможно перепутать под этим вполне естественным сигналом при любых позиционированиях простое формирование ВАШИХ извилин) Который час? Мой мозг убит, и я к греховной смерти не готова! Кричу я, как шизофреничка, не отличаясь приблизительно ничем: «Спасите! Помогите! Мне херово!» Прикол открыт для путешествий к озерцам, а также девушкам и их царям, отцам. Пришлось мне разрешать всё издевательство одной, после чего я на свободе и царицей ими названа в пути одной домой. Я дома и звонит моя сестра: она одна осталась у меня. Стабильно мягкая в Аду у них погода, болезней много и за всеми следует невзгода. Израиль проклял их по Ветхому Завету, так что я сказала ей: «Люблю, целую», - после закурила сигарету. Какая я наивная пришла! От издевательств я при том была цела. Оказывается, «пути Господни неисповедимы» и здесь целей останется ранимый. И выпад чёрными на шахматной доске, случайный ход и оба игрока во тьме. Беру я апперкот. Стучать порядки было мне известно по делам и наперёд, так как переживала там я целый ряд своих забот. Я снова познакомилась с загадочным мужчиной, что сразу задержал меня за мину. «Помимо общего закона есть порядок внутригородской и здесь вы в целом не следите за собой» - сказал и лицедейственно повёл меня он за собой. Помимо прочей ерунды, в которую он свято верил, он мне о чуде Божьем по дороге лицемерил. Экологический подлец! Нам всем от этого конец! И здесь он к цели меня вёл, дабы постигла я одна перед ним какой я составляю им позор. На улицу меня привёл и на меня смотрел весь двор: они всё кратко обсудили, не продолжив больше разговор. Меня избили. Гореть по истинному здесь им всем, за то, что этим всех целили. И каждый потребитель ночью ходит убивать. Мне и остальным всем сообщили, что гораздо безопаснее теперь не спать. Пока по средствам пробиваюсь; ему рожки варю и шишки искренне от зуда угашаю, а то жуки в ярме по ереси цыганам подражают. Накрыт наш брачный стол, и мы сидим за ним теперь вдвоём. На той же моей собственной квартире всё путём. Король и я живём теперь вдвоём. Брать плату снова приходил истец, но здесь атаковал Епархией – овал мужских сердец. Души и сердца нравственный всей этой ситуации конец. Завод убитых нам открылся предприятием, и здесь горело всё по целевым эмпатиям. Проклятых им людей нёс шторм огня: жалела я, что нету зажигалок больше у меня. Расходилась я, доводя его до сумасшествия, а он пророчит мне Израилевы действия, что делается оценивать по цели дальше мои действия. Ругаемся и любим дальше мы, до суицида доводя существования свои. Нам помогли живые люди в избавленьях от десницы этой тьмы. Кресло заклания от них теперь у нас: долги, долги, долги.  И полнота у нас умов реальных помрачения: нас извели уже! Мы делаем целее это долговое угнетение. Возник теперь и мой вопрос: «А кто на нас-то им донёс?» Я смела захотеть узнать причины, чтобы избавиться от мучимости вопрошанием: «А почему все мои истинности зримы? Как действие целее без бессмертия? Теория такая или ложь предсмертная?» Он так отнёсся к девушке былой одной, которая его любила при борьбе такой. И мне хотеться стало от него любви, а вот и не случилось это. Он сказал: «Прости. Я извиняюсь, что я делаю неверно и не в такт, но в целом у нас даже и не брак». Ответ человеческий прост и очевиден, даже если для меня немного он обиден. «У неё есть свой божественный ****ец: она явила человечность и опасности конец» - он рассказал об этом друг, как подлец. А у него её и нет: он громкий эгоизма дал звезде обет. Он вновь открыл журнал: «****ец! Вот я попал!» - там о его хотенье кто-то ненавязчиво уже узнал. У нас по городу наш криминал есть сфера только одного, а это всё являло прав лишать его. Хотел счастья для лишь только одного и положился на меня искать ему его, а здесь лишь рыжий свет и целый золотой просвет, а где искать чего здесь не было и нет? Он в норме и дерзнул меня рвать на куски, дабы сбылись его все ужасы во сказке праведной и доброй суеты. Я показательно их здесь как цербер истребил. Я не жалею, что её одну убил. Убить, чтобы слова святые хоть проговорить он дальше женщину решил.
 
Меня зовут Аида – я блондинка, почитаемая гостьей. Я притворяюсь искренней, а в сути «оторви да брось» змея. Десница у меня всему дана, чтобы сожрали в результате не меня. И снова изнасиловать меня пришёл мужчина. Он просит молоко в кафе, считая за глаза меня скотиной. Пришёл он в изворотливости поворота дьявольского естества, что было целью для него я знала и сама. Каждый мужчина, как ажурный Паладин: мечтает всех Аид, как я, сводить до уровня почти останков от скотин. Им на помойку выкинуть и изводить до крови нужно зачастую, а после оставлять на планы шлюху удалую. И прокляла я вновь такого одного: остановить тяжёлые женские смерти стало новой целью для него. Эта внутренняя цель в течение его жизни им и движет до сих пор, а остальным плевать – для них это позор. Не надо позволять таким как я ещё и проклинать. Попала я в аварию и слёз моих мне было не собрать. В больнице я болтаю с пациенткой: «Всё, поболтали раз, пошли курить, конфетка! Я крови пролила уже моря. Я очень рада. Что пока не умерла!» - и мы пошли на улицу по сигарете пропустить, но Объявление отдельности плоти от плоти было нам не пропустить. Ко мне убийца подошёл и слабость у меня нашёл: смертельный шеи перелом с проклятьем сделал и ушёл. Он объявил убийством присвоения меня, как плоти. Как я при том считаю, его совершенно не заботит. «С присвоением в убийстве объявленной плоти!» - коллеги ему кричали, а все мои страдания все остальные и не замечали. Она поняла зачем её убийство нужно им: «Это только чтобы доказать, что женщины их собственности и их можно съедать в медленные смерти нужно всем немым». Ещё им нужно Обуславливать Антракт, как мягкий терроризм для государства просто так. Она ещё при ДТП всё это поняла и ныне много слёз от своей травмы вновь лила. Теперь всё замечательно они считали с счастьем: прошло ужасное у них ненастье. Мотив преступницы раскрыт: её в Египте сильно искусал собачий арахнид. Ушиб затылка у меня, а человек куски откусывает от меня. «Ты пожалела ведь уже, что родилась на белый свет? Я забывала весь процессуальный свой обед. Я антипатией к тебе слыву и избрала ислам. Любви служу я и Аллаха моего святым делам» - она даже мастурбировала, радуясь победе передо мной и столь святым делам. «Ты под гипнозом» - отвечала, чуть не умирая, я стенам. После этого на неё пошло покушение целой кучи народа, а я в больнице всё лежу одна… приходит киллер навестить опять меня: «и я убил тебя» - всё почитает он меня. А у народа приступ словно массового бешенства, где прошлый подвиг они делали лишь ради беженства. «И я убил тебя, поверь» - он снова мне сказал, - «покончи хоть с собой, а то я за тебя уже в штаны наклал». Это было связано с тем, что чёрный маг моей киллерской группы пошёл на хитрость и отождествил себя со слипером с самым высоким Ец (частота квантовой спектральной волны). По концу моих сил с Судьбой летели истинные между магами бои, где йоги всё же более круты. Использовала тоже силу я от колдуна и встала как огромное количество таких же экстрасенсов, как и теперь я. Я покорила нравственные нормы, когда смогла сама другого человека разглядеть по истине без формы; с собой меня забрать пытался он, но прошлое уняли мы и он ушёл. Мне телепаты после этого привет передавали и рьяно на ТВ всё меня звали, но я не верила, всё помня об одном, что надо сделать непременно им меня одну от всех скотом. И было послано мне Богом ложное видение о том, что я покойна ныне и сама исходу сделала уклон; небесный иск, собачья жизнь, совковый бой и смерть-забой. Я на дороге умерла уже такой. «Покончи с собой! Покончи с собой!» - мне колыбельную убийца пел в ночь на упокой, - «Пришла пора прощаться нам, окончи этот строчный балаган»; Он подавал, скорбя уверенно, что я служу богам; орбитой обделял его бедлам. По воле Божьей пошло несовпадение обо мне всей этой лжи и правда облачилась через миражи. Пока несчастия меня не оставляли, а сволочи пытались сладко врать и обходя по йоге весь закон даже последние запасы туалетные украли. Убийца счастлив был уже тогда: «Покончи с собой! Всё это правда!» - он кричал, чтобы не приготавливать «путь в никуда». Обман был окончательно раскрыт и люди это поняли – его контору InvestProfit заоконили. И снова инвестиции мне предложили: звонок о том, что в клапан смерти меня дуру заманили. Покой от ужаса в ночи, где солнце унесло с собой ко дьяволу лучи. Угрозы и интриги небывалые, при том, что я и аферисты деньги получаем очень малые. Общаемся, живём, друг друга любим. Мы по интересам вас убрав вас не забудем. «Покончи с собой! Покончи с собой!» - кричит мне убитый, - «Я унесу тебя домой!» Трясло меня от ужаса, и я кричала в лицемерии моей слезы: не знала я и настоящей не безвременной своей Судьбы, так как названия такие нелегки. Покой начала и конца с соборов йога проявила мне от естества. Несовпадение при понимании людей было ко мне страшнее, чем от крови вопиет Орфей. «Покончи с собой! Покончи с собой!» - обо мне баллады поёт, несущий мой покой. Армянский смерти пляс несёт кошмар, словно убивец всех настигнет нас сейчас. Поклон семи грехов во имя чистоты, чтоб был здоровый кров моей мечты. Если бы я не испугалась в этот час, то не избегнуть было б мне сумы. Сорвался меньший от цыган и фонари оставили из йода моему мучителю капкан. Это было концом тёмных сил и стало обличаться общее лукавство по моей собственной воле и инициативе. Я получила шанс сопротивления и окна мне поставили лишь за мои сомнения. Сама решила я начать от гнёта избавление, дабы унять насилие ко мне до умерщвления. Искала я фантома день и ночь, сокрыв рождённого ребёнка, чтобы её помочь; дьявол всё ждал любви, изображая моего тороса, считая, что его аферу никому не превозмочь; цыган навеял ужас шовинизма в атаке от употребления с детьми обычного отварного и вкусненького риса, что очень разозлило террориста. Я снова дома, и я сплю, красивые земные сны сама смотрю. Мне мёртвый сообщает: «никого я больше не люблю». Беседа по эвристике мне обеспечила опоры в этой мистике, а дочка не со мной, она в антракте по щепе от критики в её стилистике; я вновь вступаю в брак с новым слугой, и он воюет со своей женой: апостолом он смерть должен принять, чтобы полком на неё новым без любви ступать, но лесть его спасла лишь по Исламу, так как по «я» он из Уфы и был, при чём один и абсолютно всячески от алкоголя в фанатизме пьяный. И снова я среди берёз одна и никому в своём огромном счастье наконец я не нужна. Мечта! Мечта! Мечта! Мечта! Мечта! Зелёная листва о смерти женщин пела мне, а я стояла с ней, не двигаясь к своей Судьбе. Парижский шик через неделю: меня лишь потащили, словно шлюху через мелю и вот оно сейчас: щемит сердечко, что он ещё и пидорас.   
               
И необычный начинался день: их воля и лукавство снова обличило по их собственным причинам – даже признаваться было им не лень. И сила тяги велика! За этим людям правда и нужна! «Осторожно!» - горевали, говоря они, - «По йоге постоянно врал я!» Редакция целее, а дьяволья вуаль двух зайцев вновь смягчённо с эпицентра греет; боль щемит змиями, рождений трепет, а пламя человеческих сердец шипит щек апрельский румянец сквозь любимый человечий лепет. Я в радости вновь кофе наливаю, дома сидя и осознаю теперь: «Меня здесь больше не обидят!» Среди берёз в России рядом с пастбищем я снова радостно стою, всё освещает Солнце, всем даруя радостно «люблю». Шипение вдруг исчезает от ветров, щи я сварганила, всё ожидая новые набеги человеческих цехов; фамилия на «й» у одного из прихожан, что по лицу уже был несколько раз заклан за его хоан, кроив апатии таинственный поток, что зван; вывертывался в танце аккуратно он и в мере был он смел, так как по таких схватках оставался цел; «Я призван охранять этот кошмар, но наш предатель вновь с фантома женоубийством помешал, чтобы от матери чужой суметь отнять щеку и заявить, что сам её убрал!» - фанат при убиении убийцы мне тихонько прошептал. Деревья пели о смертях, чтобы приемники печали в небесах опять посеяли здесь многих страх. И как не старались бандиты сбежать от него, не получилось в итоге у них ничего. Город спокоен при мягких берёзах вдалеке от него. Я, как в цыганском нраве спряталась и сей Устрой смотрела, чтобы тоже без трепета постичь нелёгкое такое инженерное и нравственное дело, но Помощь мне никто не оказал: мне даже бывший шеф тактично в Щенке отказал; я злилась твёрдо на такое это положение, но Люцифер такое ранее уже переживал; эфирный цех и дьявольство ко мне: их Цель увидеть преимущество ко мне во Адовой чете, чтобы моих детей забрать в рабы к Властям Щенками в Истерическом Опасном Чародейском злом хлысте; Чарует всех Астигматизм, Секретный Государственный Расизм – И Это для победы всем убитых кретинизм. И Славов Слава совершил самоубийство бы, если б надежда на проклятие Газпрома так с ним и висела бы, но не дождался он наивно всех товарищей спасти его и суицидом в изведении посмертно завершилась эта жизнь его в формальности обнаружения пути его. Желанен свет влеиких (влекущих у влечимых к ужасу карательства конца) власти грёз, чтоб одичать от онемения, которое даёт такой наркоз. Позиция лжи вообще всегда слаба, как и мой умерший ныне муж помнил поэтому меня. Проистекает улица Октябрьская, где Каждый знает правило Ноябрьское: Остановиться нужно вовремя с Судьбой играя, так как Исход при этом общий каждый сразу уже знает. И в результате я после работы дальше кофе пью и выходя на улицу сквозь Сатаны зеркальцем на берёзы, как и прежде, я гляжу и делаю всё то, что я давно хочу. Член Министерства Сволочью прослыл, за то, что снова множество блондинок истребил. Ложь самому себе и для него была слаба, так как считал он до конца, что всё вокруг него всего-то на всего игра. «Готовься к Бою!» - я ему сказала, на что его жена от смеха на весь город верещала. Однако временно явление такой истерики, так как они вообще не знали, как им сбили все естественные мерники. Их организм покоился в Нирване, где Чистые они все были, словно на кристалле. Они оставили ко мне вопрос, насильственно меня отшив, избрав передо мной мир грёз. Собой довольные они так коротают дальше свои дни. Здоровый образ жизни дальше я веду: гуляю и счастливо кофе дальше пью. Я коротаю дни почти одна и мне не грустно никогда. Счастливая и одинокая в любви блондинка я! Ребёнок ныне не со мной, осталась я одна вдовой. Мне стало скучно, и я дальше шла своей тропой. Поиск во скуке вновь привёл меня к Осанке непрерывной, от чего надо было, чтобы Костенело Человеческое всё Немнимо, но Человек спас положение и истребил через сигнал Мигрени Собакоедливых на общее спасение. Явился мне, мерцая, человек: он синие свечения сам ел, как свой обед; он пролетел, попрыгал и мне указал, куда он раньше путь ко мне держал. Он очень походил сам на звезду: он и мерцает, и умеет разносить свето-пургу. Поёт он песню, чтобы всё росло: Тык-Цык, человечно, благословляя людям, Королевствам мягко ремесло. Любовь от Демона меня благословила и отправилась в дорогу, созерцая как вокруг всё до событий этих гнило. Вопрос встал дальше осознания моего: мне нужно было смерть принять за встречного мужчину одного. Поклон я человеку ниспослала и, не страшась Судьбу я дальше оберег держала; так начинается мой новый БОЙ и явно человек всё же со мной. Родиться здесь хотели многие доселе, но поняли, что мало очень ели: им надо было очень много есть, чтобы всю будущую плоти массу заживо наесть. Покойный криминальный элемент по УНС не завершил все обязательства как эмитент. Берёзы в сожалениях о людях лили слёзы, но продолжали общий рост, рассеяв новые им грёзы. Я до сих пор живу, мешая дальше всем, а Им нужно убить моё потомство без проблем: мучитель Человеку Лезет Вариацией, а он, любя, напел им Путина Тираническую эмансипацию. Рождение мента и дальше надо раскрывать дела! Сама я жажду всё же снова мужа и чтоб шла земная хохлома, но мне открыта эта степь, леса и путь дорога всё меня вела. Берёза за берёзой на пути виднеется, я вожделею кофе в своих грёзах, но ничего теперь не клеится; ДАЛИ картина Будит Юности личину, а я иду прямой тропой незримо. Любой во лжи слабей позицией такой своей, так как найти потом опору нелегко и поскорей. Таинственный Собор меня в глуши лесной принялся окружать, а бой, грядущий в Беспокойстве, не принять: Они, как Йоги, Начали Считать… Я осознала перед ними настоящее решение своё и все они не мнимо закричали: «Ёмаё!» И Соскочили Свиты мне на перекос, чтобы быстрей успеть набить мне нос. Явила я отказ, осознавая время и стал китайский поединок через бремя. Меня не обойти, а их мне не унять: общались мы на языке движений, где азарта простым смертным не понять. Учебный год уж начинали в городах, а мы в лесу дерёмся на порах. Блондинка против шестерых, Поклон Наивности Через Исток С Соборными возник, но не смогли опять они все обойти передо мной сиих. Ложь всех самим себе, и я утёрла их носы одна, во лоне танца напевая: «Немига! Я даже не больна! Я не такая!». «ПОКОНЧИ С СОБОЙ!» - Фантомом я сказала им всё это песней предавая. Они поклон и бой был завершён, так как это и нужно было им, чтобы разрешить их дел целый синдром. И всё ждут рая, кто при страхе к дереву пьянеет по волне: «ПОКОНЧИ С СОБОЙ! ПОКОНЧИ С СОБОЙ! ПОКОНЧИ С СОБОЙ! Я Бог! Ну помоги мне!» (Примечание автора: Здесь вопрос вашего осознания, что вы сами жаждете и осознав своё решение знайте — это ваш выбор стать им попой потом и ещё не гигиеничным способом.) А правда где, когда такой во лжи покров? И все глаголют: «Правда там всегда, где Бог». И дальше курит весь Газпром: «ПОКОНЧИ С СОБОЙ! ПОКОНЧИ С СОБОЙ! ПОКОНЧИ С СОБОЙ! Теперь это мой дом!» - берёзы пели волнами в лесу такое эхо от людей в слепом от боли вопле и бреду. И не кончает при каждом моём шаге этот лес, я ем листву и отдыхаю, словно по их нравственности бес. «ПОКОНЧИ С СОБОЙ! ПОКОНЧИ С СОБОЙ! ПОКОНЧИ С СОБОЙ!» - сквозь пьяные деревья раздаются слёзы и ветер плачет от того, что люди умирают, как святые грёзы. Предметный указатель мне не нужен в этом путешествии; во лжи все продолжают умирать при продолжаемом священном шествии.               
 
Смотрела я на небо, выйдя на тропу: цветы его съедали в нескончаемом ветру. «ПОКОНЧИ С СОБОЙ! ПОКОНЧИ С СОБОЙ!» - всё верещали убиенные во таинстве сумой за то, что уродился он по мнению убийцы не такой. На небе плыли облака и в никуда моя дорога нелегка. Ловлю я в тишине при эхе миг моего отдыха.
Когда у неё уже не было надежды и она думала, что умрёт, к ней по воле Божьей пришёл человек и вылечил её, но после этого тёмные силы начали обличаться и не в одном месте, а повсюду. 
Уже месяц иду, а Путь всё продолжается и Окончания не следует искать: цветы и лес повсюду; Солнце раскрасило цветы в малиновый цветник, который весь собой меня манил понюхать их. Обыденность до бесконечного пути: любой бы уже сник. Я ем цветки, как пью и продолжаю вновь при летах на шагу дальше идти. «Покончи с собой! Покончи с собой! Покончи с собой!» - победили снова меня призраки. Всех призраков, словно в зубах, человек несёт, стеная во тисках: «Своих бросать нельзя! Они же не Аллах!» Путь окончания не знал, а истину искать я не устала, но человек пока стонал, что призрак возродился и опять пропал. Деревья плакали мечтой, что не найти опять им всем покой: опять нужно искать друзей и уследить хотя бы за собой. Собачек нет в лесу, и йода нет, а есть царапина от ветки в восемь лет. Центральный офис, зато, «Блаже» не даёт сюда и с каждым шагом отдыхаю я одна. Блаженство покушения при унижении во силе от себя. Блаже творит и со своими гражданами там, и тут с нами почти постоянно снова истязание, теперь уже желая только воздаяние. Радею я в пути через лес и в вечном апокалипсисе простодушно и чуть-чуть совсем балдею: здесь нет насилия, мужчин; здесь нету женщин-извергин. Лежит под деревом мужик собой довольный, меня увидел и постиг, что всё же он невольный. Он встал и объявил мне поединок, от материнской памяти нанёс удар он без запинок, но быстро человек меня латает и от меня дар его же возвращает, а после я произношу перед атакой: «Но ущедри мя своим местным мраком!» - я снова атакую, слаб удар. Покосит нос и снова бой открыт. Сопротивление берёт он от ствола, а я танцую круг и бьёт он не туда. Пришёл народ и смотрит кто кого побьёт. Симфония любви с людьми деревьями поёт. Идёт между деревьями и шелестом листвы с наивностью моей весь местный люд. Восстала радость апокалипсиса в мягкости воскресших, что тут апостол истинный и пеший. Это только сама жизнь вам может даровать, но в меру, чтобы никто не обратился, словно чудище в химеру. При бое их подумали все, кто пришёл, что ниспустился исцелить её спаситель и один от них ушёл. Сплошные заросли деревьев и тропа. Куда идти? Кому идти? Зачем? Куда? Архангел должностной любовь всем ниспустил, чтобы критично осторожно вальсом их всех кто-то истребил; противник впал в балдёж, так как при бабе и собой достаточно хорош: лоялен, мягок, аскетичен, немножко также истеричен – наивно ищет женщин для господства чистоты, так как критичен. «Распныйся волею» - я древу прошептала, на что оно мне путь лояльный указало. И дальше мы пошли. Деревня, кофе, деньги и мечты. Сказали мы, что путники: нам денег дали, скинувшись, и дальше мы пошли, оставив им благословение: «Молитесь святому Пантелеймону, что ведал по алхимии от вас такие шрамы, да с вас ниспустит что осёдлывает рану столь тяжёлые изъяны». Поклон оставили мы силой и дальше побрели дорогой, как громилой. Мир распростёрся перед нами очень сильным и свирепым рыком мрачной лиры. Деревья снова задавали нам вопрос: «Вам врезать в рот, в глаза или в ваш нос?» - тут опять же вопрос сумы, так как подобное услышали в нашем пути все мы. Стихии шутки иногда не постигаем в эти дни, всё избирая эти детские мечты. Спускалась даль пред нами в эту мирную лесную долгую вуаль. Мы в путь! Мы в даль и силу нам не жаль! Пока мы уставали, нам хватило сесть и клеветы остепеняя правды несть, чтобы остановить рождённых через лесть и сподобить развитие во месть. И вам оно даёт — вы сходите с ума, так как месть в рождении всегда вам и не послушна. И исцелялись мы от ран при шаге каждом, спуская тяготившие нас стражбы. Строительство мостов неподалёку от таких лесов. «Баба моя тиранит, троля всех попов» - мне рассказал один из покорителей цветов. И дальше мы идём и не тужим: осины шелест был всем нам непостижим. Перикл окна починил, когда с собой унёс начальство и устроил предприятиям по параллели леса сбой, так как привыкли все они служить по воле Блаже и тут нечего стесняться: некуда заделать гаже. Деревья пели песни нам о городах, и мы не сожалели, что идём куда-то вдаль на всех парах. Мне женщина рассказывала все её истории, которые заставили дрожать меня от злой мистической симфонии. Посёк мосты Икар: в деревне рядом с лесом исчисляется пожар; чертей серийных много в тирании с оркестрами достаточно прямыми;       я ахнула в огромном интересе, что уважение шпионам ныне обернулось злой завесой: всему причина этот йод, что медицина знает наперёд. И истина открылась перед нами: служившие верой и правдой в городке лежали мертвецами. Дом Константинов стал руинами, снесённый тиранией бомбами тминными: симфония руин царит по-новому здесь смирная. Пока смотрели это мы, ранения не избежал товарищ нашей утопической борьбы: священник исцелил её во имя общей суеты и после дальше по лесу все вместе мы пошли. Оркестр нам опору апеллирует, а иволга при песне этой доминирует: проект военный власть им спас, но танк при том в трясине вновь увяз. «Раз надо завязать — порвите это и научитесь лавировать по линиям воли, так как все мы здесь при том одной крови» - пошли мы в нежности ветров окоченев, но чисто по-соседски женщин всех собой согрев. Со мной точно такой же был напарник, что мне рассказывал: «Я в школе тоже был ударник…». «Я устала и к тебе обращаюсь, помоги отдохнуть при пути, а то уже сильно маюсь» - эпично он меня на плечи положил и, хоть не сильно долго, но тащил. Этот факт констатировать, мягко говоря, мне было непросто: этот лес нам помогал путешествовать, как отдельный наш уже остров. Реальность сформировала нам дальнейших наш пункт обывания: мы достигли посёлок, нуждающийся в поддержки от нас начинанием: нам дали жильё, нам дали работы, от нас попросили все планы и квоты. Мы зажили снова без этих интриг, и я была счастлива, но остальными путь был забыт. Что с ними случилось? Как дальше быть? У всех получилось, что первонаучения Земли у них нет; естественный рост даёт асимметрический от того перекос: всех типо нет и мы, как один кто-то там не дорос, а власти святые и самые умные; они почитаемы как истинно в смуте безумные, что Ями в Японии злые и шумные. «Покончи с собой! Покончи с собой!» - эхо кричало шумной толпой.
 
Она позвонила нёсшему её в лесу юноше ни о чём не подозревая совершенно счастливая, потому что он ей понравился, но именно так очищение души (рабыни именно на съедение в каннибализме) от негативных воспоминаний и информации вышло её огромным ущербом, в чём он по телефону открыто обвинил её и имитировал черное магическое снятие всех результатов её восстановлений после пережитого, чтобы возобновить травматическую память, и она умерла. 
Израненная ядами и стигмами я снова из нового места ушла. «Покончи с собой! Покончи с собой! Покончи с собой! Покончи с собой! Покончи с собой!» - песня убитых была мне слышна. Формируется передо мной снова путь, но трава здесь иная и я села, чтоб отдохнуть. Я легла на траву и, словно в бреду, я плачу лежу и маму в ранах самих по себе вылезающих одна здесь зову. «Покончи с собой!» - плачет призрак убитый со мной. Он тоже ошибся и поверил чёрному магу, что он ему в смерти дарует бравую шпагу, а там только яд и победитель в каннибализме тому лишь рад. Покаялась я и нянькой звезда потащила меня: «Человек истребляемый с собой забираем покаянную!» - я шла и ревела, а Солнце являло куда мне умело. «Покончи с собой! Покончи с собой!» - кричал мне во след ещё один призрак слепой. По сути все безвольны, но это всегда лучше, чем перед равными невольны. Пока я шла, я думала о том, что я наивная и честная при истреблении таком, что мать моя скормила б им меня, но сильно ошибалась в этом я. Завидовала раньше дару у святых немного я. Когда агрессия прошла отправилась и дальше посещать деревья к эпицентру речки я… Ува… миграция к тайге щемила мне сердца, но волей всей я дальше к эпицентру шла, а при себе мотыги нет и плохи у меня пока дела; я сразу вспомнила отца. В реке омыла я на отдыхе с привалом, потом немного попила с накалом, травы отъела чистой и от страсти даже онемела: так я устала от всего такого дела. «И лежащаго мя в ленности ускорив возстави» - лениво шептала я, словно уже в белой шали. Кричали призраки Солнцу: «Не помогай этой швали!» - за то, что я обзывалась на остальных так по шали. Забралу рождения я убрала и апофеозно и флажно спала; фантастика снилась мне дланью тугой, что в детстве читала я часто в моменте с тоской; желание шика шнуровано мне, чтобы по формальности влепить и меня нет; Эллада от дьявола шла по десне: любовь – это «я», о чём сон в Яви предстал мне; такой вот конец моего сновидения. Иду по реке дальше я в омерзении. Стала я чёрным магом с хитрой защитой: любая вина передо мной станет ныне открытой. Ведь я виновата во всём! Можно мне! Я шла вновь, давая волю слезе… Фиаско интеллектуального труда постигла я, так как иду и рассуждаю ныне совершенно здесь одна. «Почему тут вас ускоряют в лености?» - меня звезда спросила. Ответила я ей, что тому Вина пищащего мундира, что ищет эпицентр всех интриг, чтобы он умер и народ поник. Он сам и оказался виноват, что фатализм на видение не Дал Почтений Мат, а Илистый Триумф на Йодах получился, где Фантомас, как Дьявол по Любви лишь разродился при власти мрака и Деяний Лажи Фрака ради вторичного чьего-то ещё брака. Антракт. Моя власть отдыха и мирный такт. Я в самой лености не делаю единство теорем, а лишь рекомендую именно вопить об этом состоянии всем: «Я не хочу и делать, потому что тут есть вы, а значит всё сжирает, вытесняя просто в трупы пустоты.» Идя путём дальнейшим предо мной опять Фантом: Любвеобилен, мягок, со стволом – «Ты смела истребленье замечать! Тебя убить пришёл я и твою голову заказчику отдать!» - у него было много психологических, энергетических, эзотерических хитростей, а также огромное количество прочих здесь порожистостей. Эпично, ложно и критично драматично или личина дьяволов чете в интриге эстетична. В алом цвету вечерняя река: я дальше смело, словно в эпосе Богов пошла. Эпиграф щерим для любви и вальса, чтобы при каждом шаге можно стало зло творить по шансам, а то Цунами Окружит Экватор и будут на Земле ЕЗ0З-дегенераты (Е-303 Аскорбат калия); глас совести при йодах ограничивал меня и тихо дальше цыпочкой прошла убивца я, а он храпит и в радости фантастику глядит: туз управления вопрос создал - «это такой вот знак что ли про них?» - щегол меня профукал и храпит. «И спаси мя в предстоянии и молитве…» - шепчу негромко я, достав ножи и бритвы. Полоз недалеко от места, где прошла я, полз; зову при одержимости я по параметрам диван, а власть моя не так сильна и дальше обломалась я по швам. Живой меня он ощутил и поиски длиной сам по намерению длил: Фарс Вариации он хорошо определил, так как Шпион, как Щириц – «есть контакт, я и забил» - легла мне Карта о любви. И поведись я… Подойди к нему сейчас, а он внушал людям вину за их грехи. Прививки делали в деревне, до которой добрела я наконец! Окончена Истерика С Сумой и Омута слепых от Йода брошенных сердец! Обычные грехи людей безвинны и не должны такой расплаты требовать невинных, как убивают наперёд: мозг в детстве повреждают и вперёд. Проклятие Очей Окна Чудес, что Истребляло Суетой Смолу Богов и их венец. Тут было мне спокойно и ночлег мне предоставили достаточно благой: «Должны вы понимать, что не чета мы вам такой» -я поняла, что ночка будет не простой. «ПОКОНЧИ С СОБОЙ! ПОКОНЧИ С Собой! Покончи с собой!» - вновь приведенье плакало со мной. «Вы решили в лености себя преодолеть и осознали тупик лени и усталости, а лень то что такое?» - я его спросила сразу впредь. Я не хотела на все эти смерти даже и смотреть. «Покончи с собой! Покончи с собой! Покончи с собой!» - вновь разносилось над попутною рекой. «Лень - это моё истинное состояние мозга и его функций» - всё размышляла я по малой унции. «Покончи с собой! Покончи с собой! Покончи с собой!» - вопил неподалёку призрак, что почти всегда в беде со мной. Внимание человечества уже пошло ко тьме немой. «Покончи с собой!» - пищал мне дух такой слепой. Если бы не пришла на это перепутье. Убийца бы уже настиг меня в моём властительном распутье, но в лени я не пересилила себя и надо вновь и вновь пытаться, тренируясь для самой себя. Приблизилась я к окончанию реки и здесь палатки, как союз шпионов от Стоматологии и общества судьбы: они мне объявили бой такой израненной одной. Они сознание моё атаковали, чтоб комплексами бить, словно цветки вуали, но я не позволяла им победу взять и всё реально по сую присущее позволила вбирать, на что они кричали: «Да ты сука, ****ь!» - Каждый день, так постепенно и восстановила волю я. Пошла я прочь самозабвенно, лишь бы закончилась вся эта суета; Солнце собором скорректировало буйство, мне путь вновь помогая проходить во имя чистоплюйства. Меня лишь успокаивал тот факт, что техника тяжёлая и с ней бежать за мной для всех не в такт. Иначе у меня уже бы был инфаркт. «Покончи с собой! Покончи с собой! Покончи с собой!» - ревел со мной мелодией слезы лучами призрак Земле в такт. 
 
И небо снова синее над головой, а облака серы и наступает мой покой: с полей я ем цветки и мирно, радостно поёт со мной: «Покончи с собой! Покончи с собой! Покончи с собой!» - Каспер уже родимый мой. Рабов уничтожают в городах и деревнях, так как иначе ждёт их только апокриф в своих руках. У них так или иначе наступит от истощения и незнания об этом что-то нехорошее не по Судьбе, а потому я всё же к лесу шла навеселе. И мне деревья продолжают в ветре навивать: «Сурьмить покончи своим нравом, чтоб могли мы тоже отдавать» - они шипели и сопели, листами шелестя немного от усталости слабели. Рабы забрали всё священное с собой, так что я шла в глуши лесной. Просто потому что вы в лени не делали ничего и ждали подходящие состояния я так и продолжаю долгий путь до бесконечности воздания мой. «Покончи с собой!» - пищит мне человек уже тоже святой. Убийца думал, подходя, что всё на самом деле это фарс и он легко убьёт меня сейчас. Я сама так жила, пока на этом моменте чуть не получила паралич от переработки, как я считала, но убийце это всё понять того достатка мало. Поклон он отпустил мне, словно чистый чей-то стон. А бравый ангел, обманувший колдунов не он? «Нет» — мне ответил чемпион. Так схватка между нами началась, он обошёл меня на йоту, чтоб напасть. Мне приходилось пересиливать по аналогии мою столь сильную усталость, так соперника такое не волнует даже малость. «Покончи с собой! Покончи с собой! Покончи с собой!» - ударил человек ему его башкой. Он стал кричать и мне от боли это: «Покончи с собой! Я сделал все по космосу благие светы!» Я тотчас это поняла, что моё состояние критическое и меня с тех пор и пытались убить, чтобы реальная среда быстрей меня смела. То есть я просто от того, что ранена была. Невольно наступила у меня от осознания слеза. Поклон на лоне леса отпустила я ему по чину с собой позвав глупейшего Людину. Всё это происходит прямо так: теперь опять шагаем вместе по лесу, как в сказках и мечтах. Опять обыденность. Опять за шагом шаг. Едим листву, шагаем прямо в такт. И снова человек по очереди нас кусает: «Покончи с собой! Покончи с собой!» - пищит он и нам дальше помогает. И вот у моего попутчика его кордшнуры вытесняют душу, чтобы за бегство искалечить в избиении его катком как грушу. «И по сне нощнем возсияй ми день безгрешен» - с иронией корпела я, отмывая чем пришлось его от ран и плешин. «Покончи с собой! Покончи с собой!» - съедал его ранения человек и на мучителей был тоже сильно бешен. На него напустили тягу более плотным духом и обнаруживающих поражение демонов, как вид космического кочующего и даже обширнее микроорганизма. Что делать он не в курсе был и отпустил напавшему поклон, так как часы исхода уже знал, как весь таксон. «Мне ночью дай уже реально отдохнуть» - сказала я, не в силах ночью и уснуть, - «Мы оба ранены и нужно в тишине вздремнуть». И снова писк сквозь ветерки в ночи: деревья усыпляют колыбелью с человеками. На следующий день проснулись мы, как будто нет увечий и здоровы оба, очень сильно новы и бодры. И совершенство испугался он: «Меня же затравили! Чтоб вас всех ублюдки! Это был уклон!» - Меня схватил за руку и вперёд повёл, как слон. Лень тут уже идти мне было сильно, но поворачивать назад подавно непосильно. И вместе мы идём вперёд ночи и дни совместно напролёт. Секунды испиваем, отрешаясь от людей: нам здесь зелёные товарищи уже стали милей. Теперь меня и затравили по способствованию с ним, чтобы в заборе стала я не как, а отравителем моим. Выкачивают вещества из нас, и мы смеясь идём, что будет из нас квас. У них там состязание, кто завершит на нас заклание, чтоб было о процессе понимание. По лесу сквозь деревья гидрофона вновь шумят: нас ищут… нас уже хотят… Они уж думали, забор уже осуществлён, и он со мной не ходит, а ещё два дня назад был умерщвлён. Свободная скотина отрешилась далеко от них не мнимо. Лень - это естественное увечье усиления выкачкой из людей веществ в реальность резонансами, что нам и знать было ранимо. Мы дальше, перекусывая, шли по лесу быстро и ретиво. Соте хотелось мне сильнейше съесть, а моему попутчику от этих шишек хохота не счесть. Они, преследуя нас, думали, что качества от нас душевные у них, а это было и не так, так как мы вероятнее не убегали бы от них. Враги, которых мы не видим сквозь гидрофон кричат: «Сдайтесь властям! Мы все вас не обидим!» Идиот сияет добротой, а начинается среда и тост в ажуре объявили за наш упокой. Во сне нам тоже не дают восстановиться, тактически по гидрофонам в изведениях вынуждая нас быстрей убиться. Нас от земли вдруг отодрали мозгом головным: а как факториал восстановить? Как сделать связь с ним? И этой просьбой вы просите это от вас как получается быстрее отсекать саму планету. Исполнили они кончину сватов, что соболей может убить распятыми. И вёл бравый ангел дальше в лес. Это искореняло их всех на пути у нас, как бес. «Покончи с собой! Покончи с собой!» - убил человеческий существо двоих за один вообще присест. Будучи раненным в прошлом сам, попутчик единственный мой в глуши занялся перевязкой моих болящих ран. «Мы здесь искоренить тех, то это делает с вами технологически, поэтому я с тобой до момента, когда они настигнут нас с тобой где, совпадает встреча так физически», – мне было уже легче от того, что он женщинах при том не врёт и всё. Прилежать окказионно означает колонистов начинаний очень скромно, но сумасбродно, обозревши и Йоркширно-неукромно. «Покончи с собой! Покончи с собой!» - кричал мне дух при смерти старой женщины, квартира коей съёмна. Мы дальше шли среди древесных терний, где крик души почил до крика во криви унятых мнений. И рвётся связь низших структур с моим рабом-душой! Мы шли свободными дорогою с зелёною листвой. «Христе Боже» - вопила я, - «не приноси таких далече жертв и пощади меня!» И через два часа такой не проходимый тёмный лес при освещении лишь о себе характеристики нам нес, но нет подтекста – лишь смертей и призраков кричащий кровью от планеты вес концентрирующей волны транса с некрогипнозом, что явно где есть живой и под наркозом. Мы дальше прямо шли, летели мирно наши дни. Листву мы ели, песни пели, дальше только делали, что шли. В итоге те, кто заклал транса нас здесь и нашли. «Покончи с собой!» - кричит мне девушка, довольная красой. Мой бравый ангел перед ними стал со мной и ему тоже надо, чтобы все покончили с собой. (Примечание автора: ну тут вы получите помощь, несомненно, но вы хоть осознайте, что вы сами тоже участвуете в своём Спасении, просто организмом хотя бы, процессом вашей жизни...) Нутро противника так пронесло: им было нынче не до нас, а где нагадить, отстояв своё же ремесло. Прекрасен тут пейзаж, очи мне красил местный антураж, окоченели чили в нападении, начав с собой вбирать от умираний их ажиотаж. Стояли не в порядках мы: «А где итоговый кураж?» - со мной стоял притом уничтожитель смертных душ. Смуглый брюнет, араб и исламист; он убивает женщин и чуть-чуть садист. И мрут израненными перед нами нападавшие на нас: не радуемся мы, а в ужасе ничем помочь не можем мы сейчас. И дальше мы шагаем нам начертанным путём, заранее предполагая очевидное: никто делами не поможет нам и только друг для друга есть мы здесь вдвоём; я отрыгнулась и отправилась с попутчиком на водоём, а истреблённые мертвы и спят опять блаженным сном. Через них посмертно ток с огнём опасный, чтоб зомбировать идёт, как щит всё отрешая сразу наперёд и принимая характерный химикат они змеиный цикл держат, так как нет пути назад. Потом волну пускает через их сжигание убитых, от лиц людских притом пропажами сокрытых, и постоянно гидрофоном обновляют шум и гам, чтобы волны характер относило к их делам. Иуды! Разуверьте свои блуды! Убил он уже больше 250 женщин по разным странам и до сих пор они все как одна паскуды. «Спаси мя!» - мы вдвоём в лесу кричали, но никаких ответов мы не получали. Окутанные временем одни остались мы и дальше путешествий наших при рождённых отроках летели наши дни…  Палатки, бутерброды, да и мы…
Убитых женщин он выставляет самоубийцами при связях с разными властями, обманывая звезду, что женщины не пережили с ним разлуку и просто были очень слабыми костями.       


Глава 5.
Лежу я раненная и смутная во кромешной тьме подвала: мне радости здесь даже быть безбрежно мало. В Большом я доме бедствую и ужас вновь грядёт: изыди монстр! Апокалипсис грядёт! Достаточно длинный нос в дела убийцы своего сую, а он опять вкатил себе наркоз: «Тебя не замечаю больше я и не люблю». Округлённые черты лица, брюнет, находится в Уфе: он очень знатен и застенчив, так работая при настоящем зле. Он мусульманин и считает физически невозможное возможно-материальным. Он очень важный и во всём в своём общении формален. Солнце считает, что он самое лучшее живое существо в бесконечном космосе, когда он клеит женщин в имитированном образе. Что физиологически невозможно, у него присутствует у всех по физическому факту от убийств: светопитаний химикатом просто нужно усиленье церебралки, так как обычный он юрист. Мужчина он как мишка – что неудача, у него почти всегда больная шишка. Спуском усиления своей церебралки имитирует присвоение чужого существования для потребления различных фруктов, манго и к нему внимания. Решил меня, блондинку в сарафане, он один от группы МЧС здесь защищать. Моих сомнений по его решению меня и дальше здесь держать не передать. Боевики всё отвлекали колдуна, что за процессом его уничтожения меня следил давно сполна. Они при этом не прошли: он знает магию мечты. Поверь, читатель, это могла быть ты. Маг думает, одна из душ мертва и дальше надо маневрировать: атаковать по линии родства. В итоге плоть боевика спонтанно съедена и дальше продолжается стрельба. Харизматичность от щенков Центральный Комитет вознаградить готов. Была я забрана под связкой в неизвестность. Я проклинала всё вокруг меня и свою честность. Мой грязный чёрный сарафан был для меня огромной бури слёз левиафан, а террорист, чтобы почистить сильно пьян. Прелюдия о Радости и Демонической Загадке, что даже «Хортица» целее, если читать украдкой; власть щадит, а заварные щи налил мне террорист и спит; Туман Увлёк по Вальсу Пажей путём Евангелисткой Женщины подальше, но всё это ему неинтересно и он храпит о лаваше сны видя генеральше. Исход мне ясен: здесь меня убьют. Хочу я воду, а её мне не дают. Что делать я не знаю… Мне никто не говорит! Писать я не могу: рука болит. Не знаю я совсем, что делать вообще мне с этим делом всем: здесь множество интриг и всяческих дилемм. И смеха частота всё катит к небесам: кто где и здесь всё курят «ураган». Смеётся менеджер, смеётся криминал… Смеётся МВД, туша от них пожар. Так маг на самом деле смог привезти при террористах меня лишь одну к его Богине. Она пришла ко мне, словно одна живая в этом мире: смугла, темна, тонка и очень зла. С ней маг! Он сам меня привёл сюда и не дурак. Ближайший ангел поправляет его фрак. Явился смерть и дал воды мне, ставя всем пришедшим шах и мат. Он делает свою работу: снова бой при всех мирских заботах. Манёвр киллера при пистолете, ему в ответ Богиня при атлете.    
    
 
И кружат в танце боя террористы, друг друга убивая, словно индуисты. Отдали Богу души трое и одна, а смерть уже в момент от стула отвязал меня. Пью воду, жадно воздух поедая я. При шаге каждом полон опыт наш страданий и обид души: истощены тела и духи, словно мы уже мертвы. Нам демонстрация идёт, что государство нас зовёт, но к нам с наводки плотный столь сигнал никак по цели не дойдёт: на политический призыв народ идёт. Мы победители и перед нами Бог: карает всеми наказаниями, где он неизменно очень строг. Он нападает при таёжной манёвровке, описывая свой удар при быстроте всей очень кротко. И киллерская схватка по-китайски: один танцует танго смертью, другой удар наносит в быстром вальсе. «Ты ничего не можешь сделать мне! Пойми это уже!» - кричит нам Бог, на ответил смерть ему, - «Ты говори это не мне». Звезда сражается двумя. Надежда жизнью быть вновь оставляет здесь меня. Апатия в бегах от двух самоубийц: испытаю крах при недостатке спиц. Я дома. Пандемия началась. Все победители по конкуренции испили крови ассонансы: истерия продолжалась, при прививках сея людям трансы. Шипение тиши, где в городах должно уже не быть даже души: им нужно до сих пор её забрать, оставив лишь себе одни мечты. «Ешь! Ешь! Ешь! Ешь!» - проносится инстинкт, - «Хочу я мясо!» И меня трясёт, знобит. От голода я кашляю и не могу наесться. Мне очень холодно! Я не могу согреться. Да как? Ну как? Я не хочу так умирать! При негде и лекарство мне искать. Беспомощность Науки. Не уж то я умру от скуки? И вдруг мои желания забрать смогла душа. Кричу от ужаса я: «****ь! Ничё нет у меня!»  Приходит террорист опять, свободно открывая дверь ключом: «Ну нельзя себя так напрягать! Не бойся! Всё путём» - мне улыбается бичом. Юг и Богатство у ладьи, а я привязана к двери! Свою работу делает убийца, ***** отдавая истязать, чтобы напиться. Я продолжаю всё таит надежды на то, что вернётся на круги своя, что всё получится как прежде. Пришёл меня ужасный монстр издеваться: впивается он в матку мозгом головным и взворачивает внутренности мне, чтобы не замараться. Я Богу душу отдаю, считая, что его люблю. Ужасна кара мне за то, что я впустила тварь в то веруя в своё нутро, но бога нет, а мать моя мне говорила верила в него! Стоит передо мной такой: он лысый, кровью пахнет, очень злой. Не знаю я что делать – умираю. Всё болит, «я» оставляет, значит дьявол победит! Полон опыт всех страданий и обид души, что выставляют мной: там только мёртвый лишь лежит, что до меня ими убит. «Я здесь!» - остаток от меня после разделки к Богу верещит. «Она плохая и не слушается меня мля!» - живой меня считает до сих пор звезда моя. Остался плач от разрушения девчонки удалой: блондинка крашенная, улыбалась при лучах со мной. «Что делать!» - плачет Сатана сквозь впечатление, - «Я далеко! Там умерла она! Ей надо сделать побыстрей спасение!» «Спасите меня! Ааа!» - выла сквозь ветра призраком я. «Меня рабыня не слушается, бля!» - кричала от меня остаткам плотью умирающего моего убивца мне сама Земля. Поёт планета песнь о людях: о мирных днях, кровавых Судьях. «Аааа! Аааа! Аааа! Меня убивает!» - кто-то истерически стенает. «Меня убивает! Помогите! Помогите! Ааа!» - умирает по отозванию чьему-то старая карга, но не карга она по факту – она обиделась по вере брату. «Мне они не должны быть даже в чите! Млеее! Ееее!» - ничто передо мной, как приведению явилось мне, - «Оно во образе меня живой предстало, говоря передо мной. Раз не сказала ты мне имя сразу, будешь ты Аиша. Кстати, твоего убийцу звали дядя Миша». Несут меня ветра сквозь Апокалипсис надежды в мягкой смерти до конца: «Ну перестань артачиться, а то оставлю так болтаться без гонца» - и дальше смерть меня сквозь бури местные несла. «Покончи с собой!» - вновь разносилась песня человека над рекой! Вот как они просят, залезая физической плотью, но человек их уносит, карая еврейским надоем. Замену убийцам привезли по мне сновидению: ей в тарелку ахающий самородок наложил при «я» сам Амстердамской дрелью; я снова целая лежу и говорю от ужаса: «агу», а папа мне тиранит, что коту скормлю. Еле-еле омерзение прошло конвоя, что органы разбросаны в подвале через тягу головного мозга суицидников и пахнет кровью. «Бляяя! Бляяя! ААаа! Больнааа!»  утянули за собой кого-то подневольно. Совершать самоубийства и убийства ещё пока всем рано, так как ещё нужно умение иметь такое делать, отсекая людям раны. Событийное при описании усилилось в сопротивлении. Давайте больше так не будем возвращать грехи при трении? Удачи всем читающим при мнении.
 
Идёт жизнь чередом своим вокруг, но злятся все – им денег не дают, так как они во случае плохом при конкурентах стукаются лбом. Я юркнула от подозрительных бандитов прочь в ночи, естественно и мягко призываю ому: «Продолжают ставить мне ключи, но уже меньше! Они там и ты их замочи!» Тактически я отступила аккуратно, чтобы всё было максимально деликатно. С полным опытом духа и тела и иду домой, а тот, кто я присвоить хочет по пятам за мной снуёт. Это колдуном притворяющийся монстр и взор его в охоте страшен, остр. Колдунья я при этом настоящая и мне опаска от таких есть тьма пропащая. Не знала я об этом, что здесь такие есть, но он идёт ко мне меня поесть. Он думал я его слабее, но раз умирать, решаю я быстрее. Взываю я к НИЧТО при нём, дабы уничтожением себя очистить в вероятности живьём. Он уничтожил душу он танцует предо мной. Он победил! Он управляет мной! Доказывает мне, что он моя Судьба. Он умоляет: «Пощади меня!» Он умирает мягко и естественно перед моею болью: «Ещё один от заражений пал при обращенье грешности от транса кровью». Всё собрались в ночное время умершего проверять: «Кто это сделал? Сука! Твою мать!» - от лицемерных сожалений вырвало меня. Я отряхнулась и домой ушла. Человек во власти монстров снова предо мной – ошибся просто он своей дугой. Обычно они сразу умирают вообще, а он теперь стоит уверенно во тьме. Я радуюсь и прыгаю, кружусь, кричу и в танце ножкой дрыгаю. Перед кирпичным домом в осень в белой куртке я: блондинка и зовут Айгуль меня. Я процветаю на земле, где я живу. Меня до дома парень проводил после знакомства, находя вот так одну. На этом не закончились напасти: на шабаш собрались местные власти. Они обратку мне явили за убийство колдовством: от транса органы крутили черенком. Именно такими садистскими, зверскими методами они пытались довести моё тело относительно Солнца: транс с температурным циклом задержки смерти мозга, который через магнитную координату направляли на меня и ей крутили её там органы, где был расчёт на моё инерционное тому подражание в самоискалечнии, что есть метод убийства некроматически по соболезнованию. Проводник резонанса они бензель взяли и в воздухе по городу его достаточно периодично обновляли. За тем им надо было меня выставлять живой и дух и меня как меня, как душу утащить рабой. Как это делается знаем все мы в колдовстве: во труп притягивает болью при кресте. И бензель испарялся через микроорганизмы: они у власти! Этот боли смак! Этот метод масштабирования в мазохизме. Меня рвало, но я держалась ночь, а по утру на воздух выбежала прочь. Мой друг меня еле-дождался и мы шли вдвоём, во спины подгоняемые сим безудержным бичом. У него кличка Мефистофель в общем нашем круге. Гуляем мы в борьбе с отравленными скоростными на досуге. И это что-то с нами вместе истязает во плаче убиенных длани смерти пролагает. Мой друг упомянул в тот день, что вызов суицидов продолжают чрез грех «лень». Это они делали в эмансипации, чтобы умерший им оставил качества души для их реализации. Газпром и медицинские заводы: они никоего в живых не оставляют… прямо воле-воды. Возможности и ценности от плоти пропадали из людей – одни сплошные души оставляли от ****ей. Им перекрыли всем дыхание и через транс внедряли во внимание. Всё делали без веры даже в покаяние. Им нет пути назад теперь на воздаяние. Явили звёздные соседи нам опять Газпром: там и разделка бензельных и просто рабский дом. За Рай в одёжке выдают конторы, а только к ним прейди: крысиные там были б ещё норы. Так крыса не убьёт беглянку от позора. (Примечание автора: Да почтенная будет память ими доведённых на квартирах газами их производств, выставив этих людей больными ничтожествами, но в частности их участия в этих изведениях. Да обретут умершие в их пути жданные рождения при любящих родителях. Аминь и почтение им.) Их веры в присвоения из плоти личных свойств даже звезду вращала в лоне беспокойств. Развитие на бензельных питаниях людьми по городским чертам решили делать силы бескрайнейшей пустоты. На них гневалась тьма… На них гневался свет… но заражение они дают другим: их убивать пока только во вред. И снова перед нами ангелы во бравости и не с серпами – со стволами. Холодные физиономии и явно непочтительны в общении с нами. Их хитрость никаких границ не знает перед нами: они на чай в кафе нас пригашают, чтобы участвовать склонять в обмане. «Убийство?» - я спросила их в лицо. «Нет, просто мазохисты» - рассмеялся ангел мне кольцом. Сидим в кафе. Они рассказывают нам о всех недавних случаях сопутствуя во кружках фито-чаям.
- В момент издевательств у них сложная механика общения с обозначением убиенного сразу мёртвым. Это боевая некромантия, которая должна использоваться как месть за убийство родственника, если он умерев делает отомстить. Мы обратились к вам для помощи в решении следственного вопроса, так как мы сами боимся этот метод гражданской расправы. – сообщил в ходе разговора мне ангел.
- Я знаю даже как вы к этому причастны. Детям причиняют теменное ранение иголками и в итоге некроматически цирк. Грех первородный. Далее по этой ране бьют знающие о процедуре: зависть при гордыне, как незнании о ранении. Всё ради греха убийства в идеальном преступлении. – ответила я ему спокойно.
- Ну а как же Христианская романтика? Зависть к праведному! Воля Божья! – гордо ответил ангел.
- Вы о жертвоприношении женщины при господстве через её труп мужчины? Ну это и есть в сути воля Божья, где Боже устрашает этим трупов не убивавшего так самца, и они в психе срываются повторять женоубийства, чтобы доминировать, где почитается по программе чужих только один убийца. Дальше искажения не хватает, и они дают Солнцу сигнал, что всё несправедливо к ним, мешая остальным этот сигнал давать по иным причинам. Правда нашего киллерства, так сказать, прекрасна и нежна, словно убитая первая женщина. – пояснил мой друг ангелам.
- А нас то они как наказывают! Подсовывают ложные труднореализуемые возможности под видом легко выполнимых и травят нас потом по разному поводу искушения делать, что им нужно. Всё это, чтобы нас наказать! – злобно пояснили ангелы.
(Примечание автора: да почтенны будут умершие в клевете им содействия двое, знавшие раньше властей правду об этих смертях, но их начальствующими заткнутые в сожалениях и доведениях за сие. Да обретут они родителей и вспомнят вновь о пережитом по правилам смерти естественной)
В общем мы вместе обсудили и обдумали эти события и вышли из кафе. Стоял день. Небо темнело.
 
Была и моя собственная правда этой ситуации. Они все просто не знают о том, что они творят, опьянённые жаждой дышать через темечко при химических часто шоках от обилий химических и индукционных волн при перегрузках и подсадке на секс. Я выехала из города и присела на траве около озера. Трава была свежей и никого не было, кроме меня здесь. Я лежала и отдыхала от этого кошмара там, где я живу. Пришёл мой друг со своими магическими примочками и начал беседу:
- Лежишь среди и балдеешь? А домой?
Я восприняла начало разговора вполне обычно и ответила:
- Свежий запах свободы и трава! А что ещё нужно? Ты что тут делаешь?
- Я хочу ввергнуть с этого места весь наш город в состояние глубокого гипноза, чтобы сделать Рай умирающих, раз их всё равно всех убьют, - сказал он.
Мы занялись настройкой оборудования, которое он привёз для проявления туда потоков рассеянной очищенной волны. Мы занимались оборудованием пять часов и вот всё было готово: оставалось запустить частотный передатчик с гидрофона авизируя о процессах и сообщениях. Он достал пистолет:
- Понимаешь, есть те, кто управляет, а есть те, кем управляют, а есть НПС – персонажи с искусственным интеллектом. Искусственным, понимаешь?    
Он выстрелил мне в сердце. Я до этого дня не знала обиды, когда планета подняла тебя должным умирать и оторвала тобой, как плотью, нарушив свой же закон ему голову на смерть настоящую тому, кто в тебя выстрелил. Эта обида мне была явлена страшнее самой смерти, как вечное проклятье смерти вечной. Как мне вот с простреленным сердцем теперь жить? Оно же остановилось в агонии теперь так зарастать в адаптировании к травме. Я ревела и села в машину со слезами, но опомнилась. Надо за одно доделать то, что он хотел. Я включила волновой индикатор и рассеиватель, сказав в гидрофон: «Всем жить до последнего и говорить друг другу только правду, так как «тайное становится всегда явным»! Дальше волну звезда делала сама собой, и я просто оставила до иссечения аккумулятора так здесь это оборудование, попросив деревья и траву отпугивать любого, кто даже к этому оборудованию подойдёт, накрыв его ветками.
Вот какой в наши дни стал производственный менеджмент: жесток и оригинален в своём характере. Я много размышляла об этом. Едя на машине. На каждом заводе и предприятии друг от друга они заказали такие химические трупы и все они при том делают всем вид, что ни у кого в России этого нет. Самое смешное, что в итоге через такой труп их потом палит МВД под контролем таким же трупом с КГБ. Тратят зазря человеческие ресурсы, понимаете ли.
Дома я, как обычно, сделала фито-чай и налила водички, читая газету. Волна попала и ко мне с моим же указанием, так что я его продолжила просто, как и ранее, соблюдать. Завтра нужно было готовиться на работу, и я усиленно, говоря по телефону с подругой, ругала своего начальника, перебирая в тумбочке все залежи моих личных запасов. Вдруг я смекнула, что он где ржёт и считает, что это он заставил меня это сказать, но не по явно человеческим стандартам, а уже монстрогенным. Пошли последствия того, что мне простреливали сердце и оно сильно болело: я легла спать в предсмертном состоянии, а люди с атеистическими вероисповеданиями и без каких-либо моральных принципов стали пытаться меня именно на смерть довести, так как их убийства начало обличать всем, сразу пресекая возможность убивать в обмане. Ночью мне много чего внушали, но в шок и тихий ужас меня повергло то, как меня доканывал и прострелил сердце мой бывший друг, ныне уже мёртвый. После каждого поворота на бок при моей ещё не зажившей ране меня словно в онемении терзало изнутри, но я как-то всё же двигалась. Однако я много чего-теперь не чувствовала. Всё стало медленнее, но как-то шло. В итоге мне кто-то из соседей явно по наводке, а не от сердоболия вызвал скорую и я не открыла им даже дверь, а они её пытались выломать. Одного из врачей, что ломали дверь звали Юрий. Я стала произносить громко заклинания перед смертельным боем сразу и уже сразу кто-то из выламывавших дверь от слабости или умерев там упал. В итоге в беспокойстве за товарища они ушли, и я собралась на работу. Я вышла, и они ждали меня на улице, но и я была уже не без оружия. Они позвонили мне на телефон с большого от меня расстояния, до при допустимой видимости и сказали: «Жалоба лишь усугубляет проблему».
И я пошла на бой, их ожидая пред собой. Они бегут ко мне толпой. Стреляю в голову одной, второму и другой. Всё в цель: они остановились, пятясь от меня долой. Перед этими событиями на кухне мой знакомый говорил мне эту же фразу, словно предупреждая об этом дне. Их передо мной тем не менее стояло ещё двое: злые, жаждущие боли и моей стекающей из тела крови. Цель – довести меня до суицида ради миллионов и чтоб прошла у них обида. Мне первый врач являет крах: перед всеми женщинами Бог только Аллах, стреляя ядом в центры для общения во прах. Звонят с работы мне на телефон: «Ты уволена! Спроси у врачевателя, что сегодня обзвонил твой домофон!» «Юрий Владимирович для тебя имя моё! Скажи мне закланная на смерть, как твоё?» - в прославии убийца слово дал своё. Я интуитивно ощутила связь его мировоззрения с мировоззрением моей знакомой Светы Абсаттаровой Вальсировны. Они явно к ним имели отношение, но текущая ситуация – это текущая ситуация. В разгаре бой и я стреляю снова на убой. Живых здесь больше нет, никто их не простит. Им не глядеть на небо, так как убита девочка, как инвалид. И завершая колдовство я описала круг: «Всех убивай, кто так как эти делает недуг». Вобрала смерть мои слова, меня наказывая по порядкам всего святого, как и всегда.
И снова я ищу работу: разрушен коллективный труд и из останков от людей на химию в рекламе объявляют квоту. Более того: в борделях стало мирно и светло. После того, как сердце зажило моё оно опять забилось, но на работу брать боялись от того. Я словно вышла из Адских миров: для них я дьявол! Я их съем! Я Бог! Я дома отдыхаю и мне с транса отскочил дефекатор: «У организма деградация: нужны сеансы, чтоб до ручки довести. Она ещё и под эмансипацией! Никак! Никак её уж больше не спасти!» - танцуют некроманты за моим окном, тела сжигают, умиряя вечным сном.    
Поехала я снова к озерцу. Три года отдыхаю: киллеры всё верят, что в бреду. Берёзка у воды и два её ствола: «Скажи же мне как ты? Для них я даже умерла». «И я для них мертва» - берёза зашипела ветром эхо от листвы, - «змеиным их обедом для всех нас они мертвы». Я слёзы пролила от рока этого обмана: такой ущерб людей и сделали они всё это, словно каждый просто пьяный. Моральной стороне садистов нет прощения и конца: они ради на боли видов мазохизма убивали до лебедки из нутра. И продолжать пришли они сюда, чтоб издеваться до конца. Быстрей деревья я подговорила и оборудование, что было здесь не тронутым на них с новым аккумулятором врубила. Они им эхо закатили, замками в не убийство их снабдили. У криминалов парадокс как дать хоть в глаз? Как дать хоть в нос? Священный нимб им ставит Солнце: «Вы праведные теперь люди! Благословляю волоконцем!» - им улыбается весь мир. Никто их не боится больше: можно идти в тир. Измазали евреи их с проклятья оливковыми веществами, словно сватья. Армяне танцы смерти танцевали, ну а гадалки мирно им гадали. А я купаться в озере свалила, так как шушер остаётся на квартире. И к озеру пришла израненная дама: сеансы у целителя, который всегда пьяный. Внушили деградацию врачи ей под наркозом, после чего три года ей казалось, что она просто под гипнозом. Дошла она до точки в постижении их веры, что по линии таких наркозов они стягивают у людей все праведные меры, и навыки они как-то смогли все продавать по квоте, а также делать вид, что преуспели с трупов при убийствах на работе. Она в слезах обиды стала всех их забывать, а вот забыть не может. Снова слёз ей не унять. Она и матери пожаловалась, всем и ныне мне: «Ну заново учитесь!» - довелось ответ ей предоставить мне. Не знала я, что этим запустила колдовство: иллюзий пелена аж перешла в события с неё. Она аж задышала и в слезах пошла купаться в озеро после меня. Она плескалась радостно, добрея как именно мирная, красивая свинья. А почему? Они при этом мастера санитарии: они переработают любой отход в полезное растениям и ареалу мира. Лишь свиньи могут без воды до чистоты баланс установить такой, что в грязи полежат и там уже есть плодородный перегной. Переплыла я озеро одна, а там врата знакомого монастыря. Меня встречает матушка с вопросом невзначай: «Ну сколько в коме ты была? Ну отвечай!» - я понимаю заговор и ей в ответ молчу. «Я в коме не была, а пулу отпустила в лоб врачу» - сказала ей открыто я об этом и в лицо. Мне было наплевать уже на мнение убийц, смотря в глаза их по относительному местоположению в лицо. Рассеянность несильная меня пошатывала всё же, но я не оробела и покинула пределы, так как убивают там негоже. Достаточно здесь было слова моего: Звёзды их не глупее и поставят им теперь клеймо. Их целью в тот момент было заставить меня в то поверить суеверно, так как я не должна была вчерашний день и помнить очень скверно. Следующие издевательства себя при мне не соизволили заставить ждать: теперь они явили мне себя на ****ство продавать. «Спаси мя!» - я кричала в возмущении такому идиотов поведению, так как была готова уж сама себя от них уже предать забвению. И убивала их «Богиня», что форму в колебании их держит, еле сдерживая гнев на них, когда спускают для каннибализма вымя. Цель этих издевательств при уходе дальше мне была ясна: обмазаться от наказаний своей фальши и мента. Однако некромантов этим не убить: они намеренно играют там всех истребить. По резонансу микроорганизма они живыми расчленяли одного и за другим, что болевые шоки и прострации давало: забирайте материалы на медхим. И души мёртвых призывают на отраву вновь они, чтобы маркетинг продвигать: они ж мертвы. Перекрывают всем дыхание и в боли пресекается внимание: заделали они миллионы душ на пожирание. Цирк людоедов, праздник крови. По лесу я иду, а в городе за смертью смерть и лебединые от боли. И плоть во плоть при разрушении как заражение внедряют и заживо людей, показывая одного другого излучением, как змей, вживляют. В итоге порождаются сиамские в страданье, которых разрезать потом одно по мнению врачей марание. В теле плоть над плотью издевается нещадно, сквозь ветер вопиет: «Срастаться не хочу с таким, отвратно!»
(Примечание автора: Кто и что вас бы не спасли — благодарность воздаётся делом, мясом у вас только природа реальности на исправление вбирает, так как вам этом и было бы вредно, с вами оно останься)               
 
И вот пришла я на поляну: здесь одуванчики и средь деревьев снова мужик пьяный. Его пытали раскодированием недалеко, и он не мог уйти: из мозга тягу выдирали через бензель в трупы и убить доселе не смогли. Лежит он под берёзами вновь опьянённый прежними воспоминаниями и будущими грёзами. Он всё же их оставил там одних с их обожаемыми местными наркозами. Прошла я дальше нет препятствий, нет ни убийств, ни предпосылок прочих распрей. В реке я искупалась и очень продуктивно отмывалась. Я не поранилась, цела, самолюбива и добра: траву ела с упоением от голода в лесу. Больше ничего и нету. Дальше, одеваясь. Я иду. И вновь деревьев кучи разнообразных: столь знающих людей, как маньяков опасных. И снова раскодирование в лесу проводят: вокруг мужчины кучи магов при магнитном оборудовании «порчу отводят». Танцуют экстрасенсы рядом с ними: они лишь одного за всех при в результате всех уже оставили слепыми. Все принимают химикат, танцуют дальше: папа рад. Отметила я местности такую ситуацию и обстоятельства впитали, убивая вообще сразу, их на людях спекуляцию. Слиперы ко мне из-за деревьев стали выходить: осознанностью обладают и их можно по заряду посмотреть. Деревья их пугают от меня, Земля, как зверь, из них вбирает яды до пьяна. Они не забирают даже притом опыт и воспоминания людей: они искусственно им сделали их памяти реальной искажение от убиваемых людей. Возможность слежки МВД за мной меня насторожила. Предательство от них? Где золотая жила? Шагаю дальше я дорогою лесной среди берёз: они всё шелестят, рассеивая даже небольшой воздушно-капельный наркоз. Заклание становится обычаем правоохранительных уже властей: взять и убить в забаве одного - у них есть разрешение церквей. И вот пересечение жертвоприношений делает звезда… и старой сообщает – уже им рока суть дана… И вот у них проявлена за это воля Божья. Им вправо шаг и влево шаг, а жертва ими заклана не ложная. И вот карает Бог людей: то государь велит прибить ****ей. Один жену убил в пантах, другой политика заклал в его уже кругах. Богатые круги в курсе о любви (процессах раскодирования душ людей после смерти, где просто при имитации людям смерти смещают норму естественного колебания трупом по линиям их генеалогии. Опору можно брать от того, что после смерти не может быть, так как смерть и жизнь – это параллели наших естественных колебаний. Шутка есть: «Чтобы стать святым, надо сначала умереть»). Они едят собак на 100%, как не посмотри. И за собакой можно убивать и остальных, а то зачем он так старался после поеданий для усилия переварить их? Убить так человека раскодированием в заклании, где смерть уже есть им ненужность просто в общем начинании: нормальной это практикой они считали под чутким руководством мужика в таком начале. Без сожалений покидала я, листвой закусывая городские уже дали. Их не поймали…
Я постигала далее леса, деревья и естественные дали. Должна была забыть я всё, что было, но памяти не унять – она всегда преследует тех и всё, что она хранила. Деревья с душами играют и ими по естественному принципу повелевают, а те их Путиным В. В. считают и правды местной жизни всю намеренно в убийствах отвергают. (Примечание автора: это есть, но она так сделали удерживать от смертельного краха после недавнего нашествия чужих с колебательного искажения чёрной дыры и Сатаны по цикл их планетарной атаки на все страны, имитируя это атакой в нашем случае США и победой России с Путиным В. В. во главе, где победа отчасти соответствует полноте действительного, так как все структуры в панике как знали делали что могли, включая нормальные медицинские наши. При этом их сами обманывали остальные заграничные поставщики медикаментов и многие смерти произошли из-за того, что люди пили яды, считая лекарствами по факту всех этих кончин. Да будет почтена память умерших вследствие игры на действующим катаклизме нашествующих) Иду по лесу дальше я и шабаш с жертвой обернулся на меня: во имя истребления страны велят убить меня. И запах бензелей стоит, звонит на мобильники топ-менеджер Газпрома и указание глаголет, повелит. И типо им я ничего не сделаю сама: я сообщаю это колдовством на весь факториал одна. И парадоксом бьёт их всех передо мной: оно самоубийство им являет на обряд, само собой. И от обиды они начинают убивать опять, но тут оно остановило их: за яйца всякие их с трупов и по факту хвать. Стою я перед ними, а они передо мной: что с ними делать? Они словно мнимы… Опьянены от мёртвого Судьбой. Они не смогут больше убивать таких же как они, покинул призрак их убитый… в сожалениях стоят они. Они считали это сделают, и раса умерла и прилетят за ними смелые послушники добра. Хоть я колдунья, мне всё это не смешно: как это страшно в вере получить такое ужаса тряпьё. Оно явило им убийством их же силу разрушать, но хотелось заморачиваться им такое постигать. Давненько вызвана ошибка на Земле: без осознанья разрушения я просто съел в победе всех. Однако там, где разрушение, начало альтруизма: там выполнение само идёт собой и разрушение для постижений просто призма. Они не вынесли господство над собой такой простой естественной средой, так как привычка к паразиту ностальгию им оставила горой. Они на восхваление кармы перешли, считая, что всё это только их и их мечты. Они уверовали в то, что одинаковое с ними невозможно: они особенные лишь и настоящие, а прочее всё молодое бурить можно. И всё похожее на них они так убивали, смещая гнев звезды на них в буяне. И раз я не ничего должна не сделать им, по правилу колдовства так и сделала я им: взяла пустоту вокруг меня и отрицая то, что существую убивала одно и за другим без их сопротивлений я. Держал их мёртвый в онемении, держала их звезда, и на четвёртом отроке их махинации всех остальных убила Сатана. Этот эпичный эпилог, когда змеиный подвиг апокрифа достигает и в Сопутствии Правительства даёт Обратной тяги изолированный островок: рекомендую, как колдунья сжечь их на костре, чтобы Руслана из богатырей виднее стало в будущем и мне. «Господи!» - кричала я в Смятении, - «Айфон сломался в день сегодня Хэллоуина в США, как еретика всеобщего спасения». Обоих Юриев Владимировавичей сегодня МВД нашло, а я их даже и не знала, просто до меня сей час это дошло. Symphony of necrotic it’s really exotic. Их в свою очередь в Америке нагнули от Европы, использовав Исламова с Авдеевым чтоб отмахаться от их по безопасности в работах общей квоты. Я всех не знала даже их, но медленно разобралась о том, кто-кто из них: даже не стала узнавать об остальных и есть пошла искать: я всё же по лесу иду и радуюсь, что не одна из них… там ложе нравственность искоренило, им евангелие оставив, где только лишь один всё постигает фигу противопоставив. Я подошла к реке и попила живой воды: это такая стражба, где друг друга просто обманули все они. Там каждый от убийства стоил от него обман всех остальных и от него молчал по вере лишь в обратку и священников садизм. Что получилось в результате? Гора убитых у кого-то одного на хате. И дальше инвестиционная компания от Газпром рассчитывает на ваше понимание в деле таком. Обосновать такие документы - вопрос очень непростой. Там документ каждый уже давно при целой, хоть и мёртвой, человеческой душой! Манёвр киллера по криминальному неведомому шагу, где сразу виноват товарищ при прощающем его заведомо со шпагой. Я дальше по лесу иду. Осознавая: мимо стации такой уже, я прохожу. Сигналки сделали по ГОСТ… Технологический процесс очень непрост. Я сразу вас предупредила, что собак не ем. Чиста я в колдовстве включительно своих проблем.
 
По шутке я чётко следую пути своей Судьбы: ищу спутников чужих под небом синим и истоком здесь Невы. И снова небольшие облачка указывают мне в какую даль: я никакой опасности теперь и не боюсь. Не будет денег киллерам и мне их даже немножко жаль. Идёт блондинка бравая среди берёз уже высоких и поющих: не страшно ей в дороге встретить убивающих врачей колючих. И всё бы ничего, но в результате меня в глушь без озерца и ручейка при жажде занесло. После того, что я устроила на шабаше умершим, на встречу мне убийцы только мне сказали: «Ничего не делаем мы сукам грешным». Дошла до ручейка я, попила воды. Пошла я дальше сквозь все тернии лесной листвы. Потом среди берёз ко мне алкаш брёл пьяный: «Давай займёмся сексом! Я мужчина рьяный!» - я офигела и быстрее убежала. Ещё мне секса с ними здесь среди берёзок не хватало. Он не бежит при том за мной: он опьянён прекрасною водой. Живёт своею жизнью наш лесок показывая песней мне миллион мирских дорог. Меня ломает скука, но слегка, так как хотя бы я не удостоилась Судьбы их шашлыка. И нету никого – иду я одна в покое я и размышляю о делах, о них и об убийствах, где всегда их настигает постоянно крах. И снова встало четверо убийц передо мной в надежде, что при беспощадности они легко забьют в послушности на крови донора для прибыли с лихвой. Я объясняю им заведомо программу их крещения как жизни здесь, где они сразу в крике выбирают виду месть. Теперь им нужно всех вообще убить и меня тоже, потом друг друга в окончании, так как таким ублюдками здесь и быть даже не гоже. Я им сказала правду о программах, что это лишь крещение Судьбой при отлучении от мамы. Талантливых людей они через признание программируют гурьбой, чтоб через боль блокировать все действия, чтоб был талант глухой. Потом их в чём-нибудь да обвиняют, чтобы через органические схожести по ткани просто есть, а то они могли бы до факториальностей это донесть. Личная выгода – это неизбежно выгода у другого человека присвоенная, так как сами люди иначе выгодой собранное не признают, так как они для этого при том трудились. Выгода в их понимании неизбежно из ничего, а ничего нет, так как пустотное неизбежно созидает новое сформированное, давая редкие типы тяги. И тут убийцы взвыли во слезах: плевать им стало на меня и выгоды такие, так как неизбежный это крах. Они ушли меня даже и не спросив: мол всё равно у них теперь наступит рецидив. Чтобы присвоить у живого человека как многоклеточной плоти лишая их имени и названия внушениями с прошлого убитого в радиационном истязании это лишение через остатки памяти боли от смерти умершей плоти, они внушают кодированный сигнал смерти живого при том через церебралку многоклеточного в этом месте, а в другой живой плоти смещение его сигнала уже фактическое – от него живого, чтобы факториал перепутал снабжение плоти. Им стало надо это в вечности, и оно заживо уничтожило, им так отказав. Они от страха не умерли, и оно их стало воскрешать заживо, становясь им в мозг физически током, чтобы объяснить отдельность плоти от плоти. Получается просто неизбежно паразитизм, просто незамеченный церебральными связями, чем они и стали – Люциферовым поражением. Всё новое опять забытое старое. После этого они из нейрона убиенного выедали градационные тяги, намагничивая и химизируя свои мозги, имитируя с небесного транса факториалу через темя так убиваемого это раскодированием. Я неизбежно в танце через Землю являю тягу тканей им: их разрывает и калечит всем невидимым. Так дожирав в убийстве чрез мертвеца останки они от яда умерли как перевернувшиеся танки. Они убитого так пожирая всему являли как раба: раз он работал на меня, то значит так и съем я. И вновь танцую я с нодом и ножом, вблизи НИЧТО их убивая за игру со людьми, как со своим скотом. И если бы ещё они хоть делали при созидании за прямо весь факториал их самостоятельно при том из своих масс, но они лишь калечили слегка их всех вселять такой от ужаса экстаз. И горы извращенцев в результате следуют за мной: им так обидно, что их только поцарапали, чтоб издеваться от того всю жизнь толпой. И восполнение разрушения для них вообще мечта. Они решили все сидеть обманывать от жадности об умершем от голода типо слегка. Они сидели около своей берёзы в этом лесе каждый и разрабатывали изощрённо кто обманет меня гаже. Условия убийств их выдавали сразу с потрохами, так как есть сами потроха, и они о том типо не знали. Слетела вся программа, так как я с нодов убивать их начала: они валялись в отпуске их боли с пьяна и была я им до потолка. Несу водичку я для них, показывая сразу им где можно пить и ухожу от них. Свой путь я продолжаю с музыкой листвы: поёт листва о лоне золотой мечты. Поют они о крови и человечьей от потери жизни боли. Поёт Земля нам песнь о людях, об их мечтах и лоне бренных Судеб. И вот главенствующий монстр властью встал передо мной: он долго шёл сюда из Мерседеса, ожидая, что он просто унесёт в багажник труп мой. Ему лишь надо было в вере в присвоение от съеденного мяса качеств плоти немного съесть после убийцы для возрождения ему рабом убитой плоти. А то я возродилась бы и мне: дыши, а он тут бы держал дыхание по имитации меня, как его бессмертной здесь души. А как так получилось? Как они узнали? Они убрали и звезда им: «Как они после убийств не умирали?» «Они бессмертны, так как души от Богов! У них такие чудеса и технологии, не то что наш здесь кров!» - и сам же он наигрывал звезде их всех, сказав, что Бог их воскресил от тех управ. «Я ****утое, наверное, в их глазах…» - задумался космический объект со старыми звездами в пережитом крахе, но с собою совладав. Потом они придумали отмазывать от звезды такое наказание всем остальным: под имитацией себя Богами за несоблюдение программы «света» смерти им. Убийства за внесение осквернения «светлого» от транса при убийствах. Убийства за соделанное в издевательстве другого мазохистом. Убийства по любому поводу и без него. Убийства за то, что они трансом убивают человека и ничего за то не будет никому. Убийства от несправедливости опять, убийства просто потому что всем на справедливое наклать. Убийства ради заражения недугом недруга-предателя. Убийства просто чтобы кинуть своего работодателя. Убийства от заработной платы, от того, что нет квартиры. Убийства при делёжке в ругани на всех одного общего сортира. И все бессмертные при том… все Солнцу: «они живы и не умирали… это всё глюк дал наркопритон». Задумался Меркурий, как космический объект: «Переименуюсь я, наверное, опять ловить дебильных этих здесь в скачке в «тот свет»». Смеётся Сатана: «Наивные! Сноровка здесь нужна!» - и искушает дальше убивать, так как они трусливы и порой им просто на просто трясучку не унять. Они, постигнув как опасен этот мир, очень боятся и не место этому сатир.
               
Иду я лесною дальше Тропой, где охота на собак таит страшный смертельный убой. Трава вразнобой вектором ужас сеет, а красота ареала сквозь ветра музой млеет. Ты сволочь, если красоту деревьев в городе твоём не замечал: они стараются, растут, а ты для них пропал. Боятся люди в городах любить не яд, а мягко находить свой вечный Ад. Твою мать почитай им бог сказал в любви и мягко ядом дальше отравляют от воспоминаний их они. Они при том не столь тупые все по факту… Просто Бог им сказав что-то необходимое для дипломатии такую их реакцию в подначке послушания ему и ожидал. Деревья пели мне о людях песнь: берёза рассказала многих Судов весть. Как лотерейка убивать людей в Газпром для инвестиций: шаг вправо, шаг влево, шаг в сторону и без секса тебя сподобят ворону. Страдает в ломке без убийств от наркомании на боли менеджер, не поворачиваясь даже в сторону: он даже и не трогал никого – это спустило отравление от издевательств у него. Скрутил мужчину бензель, как и многих остальных: теперь шизофренией не назвать столь изощрённый фрей. Поют берёзы его болью, его от яда очищая, промывая листья новой кровью. Астрал всем имитируют где-то уже недалеко из кладбищ мертвецов для бальзамирования используя всё это как будущего издевательства смертельный, выставляемый инфекцией от них покров. И сквозь берёзы по дороге передо мной всё плачут мертвецы от ядов в боли Адской, но безвинной в долготе такой. Поют берёзы мне о нападении на раненных толпы. Поют слезами крови о страданье все они. Поют берёзы мне о том, как сердце увядает при смертях. Поют они об ожидании наследства при смерти родителя в бытах. Астрала не существовало, по их мнению, и никогда на самом деле, но это только так они хотели. Астрал – часть космоса, часть бесконечности в НИЧТО. Он в созидании и смерти просто взял участье мёртвого и неизбежно составляет тоже всё. Он был тем человеком, что выдержал от них такую боль, что аж явило измерение в башку их, знаменуя будущую кровь. Они так издевались: убили под напором тока головного мозга. И человеку продолжает больно быть, но он же мёртв… и выворачивали так его под имитацией наркоза. Явило им астрал от удовольствия сего… И наркомания апостолически пошла у всех уже почти просто от насилия в одном лишь месте навсего всего. Я помню это искушения и свято дальше ухожу: пускай хоть все последуют за ними, но я так даже поиздеваться не смогу. Остановилась я блевать, включительно от боли в омерзенье: «Твою мать!». Иду я дальше, отдыхая по пути. Убийцы следуют за мной. Нельзя пока стоять. Я многое в пути узнала нового для меня такой любознательной и принимала узнанное только почитательно. И сквозь деревья об убитых продолжалась светом песнь о новых мирных звёздах, что их устремляют ввысь. Не настоящие миры, где нет нашей Земли, так как нас там ещё и нет, но здесь есть мы. Игрушечное издевательство властолюбивых людоедок, которых проклял сам великий предок, что лицемерными мессиями порабощённых убивают – только к ним пик доверия они в лицо им кислотой стреляют. Иллюзии души они желают поедать: дыхание от убиенного усиливать и дальше в сексе истязать. Иду тропой лесною я и песня крови вновь преследует меня. Есть проблема несоответствия их иллюзий реальному установленному ещё рядом королей и предков физиологическому порядку, когда они искали не по репрессированию, а по факту каннибализма и смертей от имитирования болезней. И этих чудищ стали разводить на забои искалеченными массово при этом, как раньше, не давая им даже возможности нормального отрешения отдышаться от искушённости и искать восполнение своего недуга, так как вообще их цель всех обратить в такие чудища и самих себя. Бреду среди берёз, поющих кровью прямо так: забытым словом хода с истинным значением. Чудовища меня преследуют попутно, умирая каждый за другим, уже заведомо такими доведённые убитым и немым. Берёзы к ним остались холодны: им тяжело их убивать, но, если ничего они не сделают, убьют уже они. Пророчества во лжи с чужими понасоставляли так, словно сразу результат убийств всех они знали. В итоге ждущих миллионы до сих пор: они друг другу ждут проклятье на зазор. Проклятье заражение даёт и умирает друг от друга весь народ. Поёт сквозь мирные деревья мне НИЧТО: «Пространств из их башки здесь теперь нету и даже мне не подобрать лито на это всё». Бегу одна лесной дорогой и мне гробами все берёзы как ладья сопутствуют чертогой. И вновь НИЧТО сквозь космос с бесконечностью помладше плачут за людей: «Прямо ни в духовной, ни в физической реальности таких материй нету… Где они их взяли? Делаем привет…» - и снова моры от спонтанной смерти… Тайна, как и кто… Их не спасло даже из золота волшебное манто… Они свой танец о бессмертии плясали всякому, кто умирал уже от них, но нет победы… Нет бессмертия… Берёзы смех являли как гонца оплот поник… Колдун об этом знает всякий: бессмертные просто не знают местной каки. Их можно казнить говном коровьим: им покажи и им бессмертие окажет очерненье чистой крови. А нам корова просто: «Му» - они немного поумнее их и знают цену дну. На море их пусти так жить во власти, потом бы землю целовали в изнасилованной страсти. Пели берёзы песню грусти, листвой окутывая при костях убитых кустик. Я знала правду о зомбировании этом и на любую правду всегда стоит на трапе какой-нибудь маньяк тоже с ответом.
- Хотел я вас проинформировать о том, что всех нас кинули по городам скотом. Я сам бежал оттуда, и вы тот город обходите – это как сесть на верблюда. Правда в том, что здесь агенты ходят и зомбируют нам кожу: мол оболочки человеческой души у вас краду и отравляют на смерть через обман такой. «Негоже это всё», - сказал он мне. Я за ответом тоже не осталась.
- А что мне? Ну даст это всё иллюзию мне эмоционального окраса! Мне это безразлично, так как убивать людей на это дело участь пидораса. Эмоции же это сожалений мертвеца! Он ещё не сделан для преодоленья их конца! – сказала я во злобе. Он ответил.
- Там есть один. Пошли убьём, а то я не приметил, - он мне сказал, и мы пошли вперёд, так как там ещё один шабашник точно ждёт. 
Идём вдвоём дорогой из берёз, а только приближаемся к нему от нас бежит ещё вперёд наркоз. Почти втроём бредём мы дальше к городам. Листвой питаемся и пьём в сопутствии ручьям. Поведали берёзы песню слёз в забаве от самих себя в нирванах грёз: каждый при встрече забывал эмоции свои, так как конец контакта, а они определить то не могли. Дыхание им световое исказили, умершими всем выставляя изгнобили. Они считали так особственили равную им плоть, но естестество не знает это для иного, чем в убийстве на смерть уколоть. И здесь предельно истина проста: это при искушении любви просто пристраивание к трупу для дальнейшего конца.    
Идём тропой вдвоём мы бесконечной средь городов во смерти вечной…    


Глава 6.
Никто ни над кем не властен, имейте ввиду — покорность есть убийство властвующего над вами физически, и он рабом душою вам становится, так как душа — есть мышление тела и в гнёте вас содержит до момента своей смерти. Если вы руководитель — это просто физический труд, реальность с вами властвует. Если не получилось после «власти» вернуть от состояния раба состояние вашей «власти», «славы» или «свободы» - у вас симптом увеличения в любом исходе фундамента действующего долголетия, так как вы бы убивали людей своим отравлением или расстроенными (расструненными) структурами клеток и потом бы в мучении орали что вам делать теперь… так значит в «рабстве» вы как организм вовремя дали реакцию и у вас истощённые участки кушают. Пошло рабство: они вот доминируют в составе вас и всё. Они пока тоже шефы – им пока более нужно и возможно так долго будет. Здесь уж с ними и нужно разбиваться по вашей ситуации что и как, только если они начинают именно просить вас для них убивать физически готовое мясо людей, вы должны из окружающего факториала света и пустоты, темноты как обилия света при знании, что тягу чужой плоти они при том не могут пересекать их приучать кушать указанное и толкаться лучше от пригодных вас растений и водички и так восстановиться потихоньку. Они могут в панике на людей нападать чуть-чуть, но так их нужно отстраивать, а то люди вас начнут по ранению атаковать. Это базовая древнейшая медицинская норма, чтобы не давать заражение и не заражать свои истощения. И так вы бы своих же боялись, а так вы Геракл. Здесь нужно с истощёнными двигаться и восстанавливать на этом уровне ваши маневрации уже на практике ваших особенностей как ваше персональное уже можно при родной языковости исследование, и никто за вас это не сделает. Вы можете купить базовые рекомендации, но исполнив их ТОЖЕ, то есть написанное осуществив отдельно вашим знанием по вашему опыту, даже если он скуден. Делая это в одиночестве вы всё равно постигаете факт ваш и обличаете потенциал вашей при том в чём-то поражённости, ища факториалы восполнения не в картинках, не в воображении, а переводя ВАШЕ ВООБРАЖЕНИЕ в ФАКТ поисков ВОКРУГ ВАС ТАМ, ГДЕ ВОТ ВЫ ФИЗИЧЕСКИ, как прямо мясо. Я уже видела, чем становятся все «бессмертные души» … Бессмертная душа – это о вас только неизбежно записи и не у вас – вы себя так не делали сами, а вас сделало Солнце в шутку им сначала объясняя, что оно их бессмертный раб, душа… сервис им с иронией какие они хрупкие предоставляет… Я уж это пишу для тех, кто за прошедшие с 2014 года годы не смог всё же успеть разобраться, так как это даёт далеко не бессмертие, а кучи людей умерли от их изменения этой шутки. Планеты транслируются в восполнении старыми звёздами, что могут свечения даже далёкие отражать как зеркала планетам разными атомарными массами. Их свет отличается от Солнечного: оно ещё молодое и только раскрашивает эти плотные конструкции и нас как киборгов, но неизбежно с нами научается тоже формировать даже иногда более сложные явления и нас. Они ВАМИ МОГУТ ТОЖЕ РАЗВИВАТЬСЯ КОСМОСОМ как первым к вам видом всепересечения в единстве вещества связанного в нашей реальности, могут НИЧТО как при единстве и формировании любой реальности даже отдельной здесь как потенциала фантазии, где доминирование вас по факту практики во всех случаях – это НИЧТО. Почему? Им вас увидеть здесь самих как вы тяжко, найти в своих обилиях и эти бесконечности при освоении вас им точнее передают с Земли. Всё это нужно при восполнении обязательно не воображать, а найти в материальных окружениях, чтобы прямо микроорганизмы от истощения оправлялись. Это всё относится по колдовству к обильному. Но там может быть просто не обжито и вам это будет казаться вам непригодным, так как там никого не было. Проверяете обнаруженное и непосредственно осваиваете, формируя о себе на свежих массах с факториалом, что с вами на месте достиг массы в составе реальности уже осознав, что это не воображение, а ваше восприятие этих масс о себе записи и восполнения вашего состава, что страшно до ужаса может быть, словно от стража тканей сквозь прямо навоз ходите, так как клетки отвыкли от истощения кушать. Обязательно с близкими и всеми, кто нуждается в этом знании тоже делитесь записью, так как они могут в разы быстрее найти варианты решения своих недугов. Сам по себе этот факториал неразумным, бездвижимым, неживым перед вами считать нельзя: всё это названное нас сделало и это искали многие поколения жрецов, колдунов, книжников, чернокнижников, некромантов, формируя частями здесь описанное, но не в силах посмертно каждый собрать что это такое всё тогда. При пропаже воображения: вы просто адаптировались съедать этот факториал. Это неизбежно: иногда лучше съесть… Здесь уже нужно рисовать, моделировать, не зная, что рисуете и постепенно усложнять от сделанного. Это просто не пропало воображение, а от множественности вам кажется его теперь нет, а его просто стало очень огромное обилие и вы пытаетесь из обилия вариантов выбирать. Даже если вы делаете это дома: дома всё есть, включая сами звёзды, проявляя цвета и формы вас и вашего дома. И ничего с вами ужасного не будет: они раз и вам сопротивление только дадут наконец, что: «Мол, куда?..» - и найдут вас так.
 
Я крашенная в блонд Айгуль - брюнетка настоящая. Соседи говорят мне все, что шлюха я пропащая. Столкнулась я со сложною дилеммой: что делать без убийства мне с убийцами без ожидаемого ими от меня решения проблемы? У гаража синего в их я окружении так стоя, допёрла: они лишь обман убийством разрешения общением чему-то явно строят. На основании меня почивших ощущений в этой ситуации, а убегала просто в состоянии прострации. Мне в белом платье и без каблуков было вообще плевать что надо было им, и я продолжила бежать. Меня лишь посещало от одышки на бегу плохое состояние, но не теряла при беге ни крупицы моего внимания. Я лишь осознавала радость, что живая вообще. Мне было всё равно, что за спиной рули в биче. Я так хотела, чтобы мирно было всё и вот они опять здесь делают своё. И дома не оставил снова сей кошмар: постигла кто такие бесы я и посетил меня угар. Забыла даже я, что это древних киллеров чета: они как по мозгам навесят по горизонталям и часто больше нет тебя. Они мавры делают летами… Они обманывают убиваемых кругами. Они конфликтами играются в ночи и всё же ищут поражения, струня мечи. Вокруг меня живые мертвецы, которым закрывает взор зомбирований пелена. И снова здесь убийства и невзгоды: всё ради денег… всё ради наркотика свободы… Людишки бегают в отчаяние чувств, которые сменяет череда распутств. И вновь убийцы с неизвестной целью ищут около квартиры вновь меня, а я уже не там: куда-то вдаль в пределах города бежала я. Я мимо одиноких серых, надевших до предела уже зданий мимо прохожу: мужчину избивают, на что он кричит им: «Я тебя ублюдка порожу». Убийцу затрясло… Он побледнел… Он осознал на сколько перед, кого он бьёт он неумел… Схватил его за горло левой от неистовства старик… Раз поражать, по что уж ждать? Сосуды в злости он передавил… Потом поник… Я дальше прохожу пешком. Лицо спокойно. И дело всяко у преследователя идёт спокойно. Убийства продолжаются и люди вянут, умирают из-за трупных облучений, при вере в Бога до сих пор крича, что нету им спасений. И интересное вокруг отсутствует уже. Я просто слепну на ходу. Что делать мне? От трупа танец вспоминаю и дальше путь я продолжаю. Деваться некуда отсюда мне. Иду домой: ночью немного кофе вероятно, да поможет мне. Печеньки дома ем и кофе пью. Они все так и убивают, а я больше не смотрю. Вода поведала мне об убийствах снова: опять блондинку в жертву принесли… довольно промыслово… ещё бы они при том так Солнцу воскормили из Америки кого… а то у них там Люциферово уже давно добро. И бесы, мимо проходя, здоровались со мной: ты только им не говори, а то они народ такой. Не знала даже вне работы, что делать дома мне в субботу. Я танец с мертвецом танцую снова беззаботно. Он расчувствовался и мне сообщает: «Спасибо. Я воскрес и вновь с тобой прощаюсь». Теперь от скуки со звездой я дурью маюсь. Не знаю я, что я вообще уже хочу. Хожу я по квартире и молчу. Нет приключений и никому вообще я не нужна. Я протираю свои тумбочки. Я плачу при молчании. Я совсем одна. Я сразу вижу разрушение деревьев: в итоге с ними разговариваю с балкона, как с их приятелями не без перьев. Варганю кофе и о дальнем узнаю: даю в оплату хлеба крошки, отпускаю дальше и люблю. Пошла я на работу по утру. Печатаю на квоты бланки, словно тайны отопру. И эта скука… Эта мука меня гложет… И я придумала, какое развлечение мне поможет. Заколдовал меня в этот же час мой шеф и пишет мне только на мысль об этом, что: «заработной платы больше нет». Пишу я заявление на быстрое и собственное увольнение, где не таил никто на счёт меня сомнения. Я сохранила в таинстве своё об этом мнение. И если б только я… Весь город так живёт… От скуки очередь самоубийства делать аж на трупах рвёт… И все всё перепробовали делать уж давно. Убийства вновь от скуки, где мне сразу звёзды, что стары: «Какое ж ты дерьмо!» Спросила я мудрейший предо мной космический объект: «А что не так со мной? Дай мне ответ!»
- Вы все дерьмо, - оно мне пояснило, - за то, что без убийства делаешь, ходя из угла в угол всё уныло.
- Но часто не бывает быстро дело без того… Ведь мы не созидаем сами здесь… Лишь у убийц Бог сам здесь сделал всё.
- Живой существ, ты дура, что ты так всё сразу поняла, - ответило мне старая звезда, - ну надо было хоть всем мужикам немного себя дурой доказать, а от того теперь одна сиди, раз любопытство помогает всё же замечать.
Я кофе снова сделала и дальше пью с водой: я не такая смелая, чтоб на бандитов побежать, полезть одной. У них одно зомбирование… Делаю одна… Пью кофе с наслаждением вообще без никого, сполна. Всё одинаково здесь на земле. И не меняется теперь всё быстро, как до этого при тьме. Ломает люд во крике скуки: «Убийства надо! Суициды! Ну не верь той суке!» И развалился доступ коллективного труда: они мол привезли и цены из-за им условия продажи им, как проданная в рабство поп-звезда. И вот решила я хоть как-то значит пустоту при этом разрушать: немного наверстаю леты, да и скуки не унять. Кружу в ударе я с ножом и нодом в параллели кары им: раз от такого умирают от убийств уже, то так и надо было им. И, тем не менее, мне дома делать нечего до умерщвления. Читаю я великие события по новостям и у меня огромные сомнения. Испытываю радость сомы: меня опять зомбированием до скуки доводили, но я избежала злобно комы. И снова танец некроманта им танцуя я с нодом, ножом: с позиции России – это кружим с глюком человека мы вдвоём. И моры огромные от страха, ужаса в ночи: в Америке от прыти из окна блондинки прыгают от моей тени, что похожи с ними мы. Такая конкуренция и я там явно старушенция. Ещё к тому же от неё сюда ко мне летит аменция, а у меня как раз на это компетенция. И гидрофон отдачу дал: кому-то жахнуло на причиндал.               
 
Поехала я на природу небо посмотреть и им дышать, чтобы от скуки этой городской уже сбежать. И облака являли мне о новом чём-то наконец. Даже их форма вдохновляет что-то узнавать о дальнем как гонец. Деревья плакали о мёртвых при зомбировании людей от боли их: только расслабься и на пол страны от поли раздаётся через даже листья крик. И всем уже плевать, включая тех, кто до сих пор кричит. Они кричат уже формально сообщить, что очень скоро там прикончат просто их. Купалась в речке я, смеясь иронию поняв: звезда такому помогла, он жив остался и потом ревел, что у него закончилась Судьба стремглав. Я думала серьёзно: идти мне дальше этим лесом или нет, но посчитала, что уж слишком поздно и вернулась, тоже слёзы утерев. Наделала я чай и книжку от забвения открыла… а там опять убийства смотрят прямо в моё рыло. Смотрю я в белый потолок, мечтая хоть коснуться дальше тех лесных чертог. Что делать мне? Чем им помочь? Решила приглашать я их на чай, чтобы узнать иль занемочь. Я собрала гостей на чай: они со мной болтали невзначай.
- Прости, прощай, но дурь нести ты нам кончай! – сказали гости, попивая мирно чай.
- Ты сука, как могла такое ты сказать! Нам же потом такую боль и не унять! – кричали мужики, желая у любого забирать в отнятье бабки.
- Ну я не знала же, - ответила я скромно, - как я могла вот сразу знать, как будет столь нескромно.
- Ну надо знать всё наперёд, а к нам МВД прийдёт, - ответил программист, что тоже чай здесь пьёт.
Они все чашки отложили… Навешать мне они решили. И запустился бой в общении, где посылала я удар им за ударом в удушении. Помог чай плану моему: дыхание открылось и у них. Гость сказал в уходе, что я больше не нужна ему. За ним ушли все остальные: «Спасибо, что мы не остались от того немые и слепые». Довольны гости были от чайка. Довольная я, что планом людям помогла. Деревья пели песню правды, о том, как все здесь убивать людишек рады. Я снова делаю чаёк: ко мне заходит незнакомый мне зятёк. Зомбирование являет: за что… кого… когда упёк. Уходит, оставляя мне упрёк. Горшки мы делаем в цеху и носим в рестораны чайные сервисы. Новая работа, прежняя такая жизнь. Обыденность. Зомбирование! Только не вернись! И снова призрак, воющий со мной: он шапкой мне пожалован моей звездой. Всё вид делают, что им его не слышно, в цеху открыто отвлекаясь на абсурдную беседу: «Когда в вашем саду созреет вишня?» Смешно мне очень это всё, но я держусь. Им хочется сказать, что у кого не в порядке с головой, чего и я сижу страшусь. И снова группа на охоту за мной пришла таить заботу. Они мечтают об успехе все в иллюзии, а люди на домах от шока мрут в контузии. Они истории американцев смотрят с упоением, а люди от различных нападений через секс блюют от осознания реалия процесса с омерзением. И хоть их всех убей: они ещё дадут апостолическое… охватит горы вопль кровью истерический. Всем интересен спорт, всем интересны битвы, всем надо опять кровь – каннибализм такой старинный и забытый.
- Убила бы я женщину, что ест вообще зомбировать собак! Она мне пишет: «Мальчики, кто хочет хорошее здоровье - рекомендую чаще заниматься сексом» - намекая, что я сообщаю этим факт.
- Давайте поможем друг другу. «Пойдём и убьём её, как Иуду», - сказал ей товарищ.
- Милок! Я тебя никогда не забуду, - она ему крикнула, словно заклятие Вуду.
Спортивный, довольный и тихий 15-лет мальчуган бежал, не понимая, что заразил его страшно от трупа капкан. Он сбил мысли наши, когда встретился нам. Мы только хотели её убивать, но не тут то сокрыта собака, а там. От сего момента мы по наитию шли… и вот в результате мы место нашли.
- Сюда вход воспрещён. Это наш полигон. Здесь анализы только. Рабочий внутри анион. – с холодным лицом нас химик послал. Он явно этом многое знал.
Мальчишка тот малый подходит ко мне: «Познакомь меня с дядей! Он нравится мне!» - плачет дамское сердце… испортили парня… он только вырос и зомбирование являет «гей-пивоварня». Я это смотрю и синею от злости. Мы ножи достаём и химика нету больше, а только лишь кости. Мы внутрь идём, у него оружие вытащив: что сделать ещё? Они всех этой штукой обратят скоро в пидаров-цыпочек. В нас воскресли убийцы… Мы теперь маньяки. Нам не кажутся эти десницы… Мы в убийствах были легки. Знакома нам обстановка и снова настигли мы этот труп. Мы уже даже помним где кнопка. Открыли, достали в лесу зарывать, милый друг. Воняет спущенный вакуум. Воняет выжатый мёртвый. Воняем мы под присягами, так как путь этот пагубен. Яма рядом с берёзой, лопаты после работ: укладываем беззаботно мы его в гроб. Подходит наш наниматель, сразу являя ответ: «Не важно откуда я знаю. Зомбирования больше нет». Но как же они остановятся? Ведь так приятна в победе любого боль. Ведь это такая ирония, хранить агонией эту мозоль. Так или иначе, а нам необходимо чай пить дальше. Мы снова в офисе пьём чай! Товарищ, ты по убиенным не скучай! Мы сталкиваемся с первой влюбленностью… такой чистой и нежной в быту, но после бранимся все с чёрствостью. Я на такое часто смотрю. Для мальчика, что снова встретился нам, всё было кончено по общественным правилам. Он снова узнал, возможно ли то, чтобы он с моим знакомым лишь переспал? Ему сложно теперь перейти к чувствам своим настоящим: реакционная инерция вестибулярного аппарата его сделала сразу для всех окончательно и бесповоротно пропащим. Вокруг все или мачо, или чмо… Из них без исключений нежным не является никто. Друг, брат, товарищ… пидар только рад. Сижу я дома и пью чай. Опять зомбирующий гад. Беру я нож и убивать его иду: смотреть на пидаров с чистотой чувств мужского сердца больше даже не могу! Удар в молчании сразу в гортань и сердце, он так упал, что у него слетели с пяток берцы. Я никогда не знала, что эти пидоры так злят. Я через час ещё убила, так как это был такой же точно гад. «Борьба со своим внутренним миром» у меня ассоциируется только с сортиром: борьба с внутренним! Усиление давления! Напор, напор! И спасение! Вот как возможен внутренний мир? Здесь и состав понимает, что явно не тянет на сложные строфы из лир… «борьба за любовь» - поискала и пролила ещё кровь. Никто ничего мне сделал… Ищу их здесь вновь.
- Это вряд ли оставит зрителей равнодушными, - потирали ладони агитаторши-шушеры.
Настало время инквизиции по чистоте нас, крашенных блондинок в народных традициях! Иду я группой террористов искать убийц до транса доводящих женщин конченных фашистов. С оружием бредём дорогу прямой, а здания магнитными волнами тянут нас к страдающей одной и за другой. И каждый раз как первый раз: резня и прелесть первых с ними отношений нас… экстаз… «Не поддаваться! Это заражение идёт на нас!» - кричу парням и дальше Солнце ведёт нас. У них теперь есть пересил сопротивления: дальше не нужно ничего от нас. Мы только далее являем своё мнение и параллели потребления. Три дня: мы ели, пили, спали, играли и болтали… отдыхали.
 
И снова небо, снова трупы, замещающие привезли. Ромашки мы едим и кремом смазываем мёртвых: нужен всё равно уход им. Гуляем по траве и труп сопутник нам уже живой в потенциале: с растений он спасибо нам явил в потенциале. Ромашки собираем с ним шаманя в танце нашей смерти. А что терять? О них благие слёзы уже знает только ветер. Зелёная трава и разные манёвры. Мы плачем м танцуем в общей скорби.
               
Танцуем в две блондинки и ромашки собираем… Её насиловали каждый день, уродуя кислотами, где мясо словно тает. И новый транс. Опять по цепи убивают…, и снова новая по внешности похожая известность призраком во плоти принимает. Крутился день за днём на этом месте, где мы вдруг вспомнили, что здесь мы собрались только для мести. А в мести больше нет нужды… Как жить теперь мне здесь? Что делать? Кто-нибудь мне подскажи. Листву от скуки с дерева я рву, немного ем и собираю на нужду. А мало ли куда теперь идти? Нет! Я не буду убегать, но как туда пройти? И тут меня вдруг осенило: «Мы собираем листья трупные свечения чтобы сюда пролило!» - мои товарищи накинулись на сбор, кто-то дрова собрал разбить там рядышком костёр. Пришли мы снова к зданию, где трупы расщепляют заживо на трансы при определённом знании. Мы листья, иглы елей накидали им по кругу и все леса откликнулись, устроив через этот труп уже им Вуду. Они подумали мы газами их забросали и сквозь бетон нам выли, чтобы мы от ни удрали. Костёр мы разожгли от гипнотической волны и головокружение терпя мы убивать пошли. Смотрели с улицы на это МВД… Мы вынесли им тело, как котлету их убивших в здании оставив на кресте. Им древа даже двинуться не дали, так как это и не убийство: они в трупе смерть свою уже заклали. Мы снова в лес уехали психие. Убитую мы с древом положили во слезах лихие. Словно старухи они нас критиковали, что мы не дождались их смерти и быстрее их убрали. Пошли мы дальше убиваемых искать и трупы их того могильника сюда к покою приносить, чтоб отдыхать. Слёз наших было не унять, а эти продолжали убивать. Мы убивали их и новые теперь это снуют. Мы убивали их и снова туда люди просто делать это прут. Мы снова всех убили за убийства снова для чего-то в этом мире. Звезда, явившись мне в итоге говорит:
- Скажи мне, смертный, чем ты лучше теперь их? Не ты ли доводила так всю жизнь как жизнь всех остальных до суицида? Не ты ли делала во власти, что ты лучше нового для устрашений также инвалида? Не ты ли другим девушкам глаголала всегда: «Ты кто такая, чтобы здесь учить меня?»
- Не знаю об этом ничего! Не убивай меня! Я сделаю хорошие дела ещё! – кричу в ответ я прямо в свет, а мне в ответ:
- Хороших дел с убийством больше нет. Здесь мы хорошим это называем, так как стабильное за вами просто обновляем, но вам уже мы ни чета. Дерзнули вы считать, что сами сделали себя.
- Прости меня! Прости меня, – в ответ ей просто плачу я.
Она ко мне при том останется жестока:
- Пошла ты! А убитых не другим, а нам вот где от вас всех квота? Нам делать их вот как теперь опять? Мы делало их столько, а вам это надо просто дальше убивать? Они мол не нужны, а вы всех лучше и скупы? Не можете вы даже знать при разнообразии таком зачем вот нам, как прямо вот тому, что мы, они остались далее нужны.
Шипят звёзды как монстры, расщепляя всех убийц и нас, с учётом степени вреда всем остальным от нас. Летает свет, летает жизнь, и снова строят путь всем мирно дальше жить. Не интересно нам уже не делать ничего… Не интересно кроме трупов муки нам участь даже надобного нам вокруг всего. Не интересно нам теперь снежок собрать зимой. Не интересно приглашать гостей домой. За трупом труп и за ревущим мертвецом живой на пытке. И все от страха, что доделали такое с ними, как убогие роднёй теперь забыты. А кто же это был? А это был товарищ наш, сосед, знакомый… Это был тот, кто прибирался с нами воздухом дыша у него дома. Это всё были тот и те, кто мог детишек сделать и не как рабов, уча своей чете… Всё к одержимости всели держать людей в таком дерьме. Поют деревья песнь о людях, об их слезах и продолжении самоубийств и суицидов местных судей. Такая катастрофа всех лишений, коих даже нет. Им имитируют: «Могло бы быть, но нет». Надеюсь я на Радость и отраду завтрашнего дня, но утро каждый раз обманывает вновь меня. Солнечный сланец слал пророчества покупки нового айфона, но я около улья пчёлок клин тащу им явно для другого. Надежду дальше отрицая, каюсь… по-партизански вновь от Богачей наёмников упорно отбиваюсь. Бегу от них я по прямой: количество их Бог пока передо мной.
- Да как это остановить? – кричу в дороге я.
- Именно! Никак! Это просто всё сделало ими насильственно вот я, - смеялась надо мной коварная звезда. Конец мой в прямом смысле предо мной, в меня стреляя мне сказал:
- Ну человек не может стать звездой! Прими опять покой.
Я увернулась, ржа в ответ:
- Без старых звёзд тебя здесь просто нет… Оно с тобой даже ест, съедая себе снова свет.
И только я о том напомнила слегка, его при мне и без стенанья съела старая звезда… Естественная смерть в намеренном обмане смерти так мила… Я дальше шла…
Я мастер на все руки: струганую из листвы пюре от скуки. Дорогу путь держу уже с едой. Запасы есть и нет дороги больше мне домой.
Этот момент такой эпичный: теперь мне кладут трупы под деревьями, всё повторяя на отлично. Записка на одном из них лежит: «Ты сука! За тобой нагой уже следит!» - и снова словно кинофильм. Ко мне бежит опять какой-то пилигрим.
- Закупки может быть обсудим? Чёрт бы может с ним?
- Молчим! – он отвечает и на меня оружием стреляет.
Мне показали эту прелесть первых отношений! Какая страсть и море ободных и взаимных изощрений. Не хочется терять таких знакомых…
- Так может быть дела обсудим где-то дома?
- Пошла на *** сука, ****ь! Не двигаться! А ну стоять!
И снова фильм о многих прошлого годах. Я им привет, а мне в ответ пиф-паф. Танцую при деревьях танец ведьмы на бегу. Я словно нимфа на лесном лугу. Так я и путешествую в этой стране Россия! Я в том нашла себя и пока нету у меня по трансам, кроме них при нападениях: «Аморе Мия».