Грот
В старшей школе я, ослеплённый софитом юношеского максимализма, верил в свою великую миссию и мечтал стать известным музыкантом. Спускал все подарочные деньги на звукопоглощающие панели и микрофоны: пытался сделать из своей комнаты студию звукозаписи.
Мы с друзьями записали несколько песен, и я стал ходить с гордо поднятой головой, с насмешкой взирая на одноклассников и соседей. Ведь они, простые работяги, винтики системы, и не догадывались, что рядом с ними живёт настоящий музыкант. И даже окна моей комнаты с улицы смотрелись как-то иначе, благороднее.
Но после школы наша группа разбежалась, и моя студия оказалась никому не нужна, особенно мне самому.
Я начал смотреть шире и увидел другие окна в своей панельке, абсолютно такие же, как и мои. Просто огромный муравейник. Соседи рассказывали об успехах отпрысков: у одного дочь поступила в столицу на международные отношения, у другого сын взял дом в ипотеку и уже в скором времени перевезёт туда всю семью. И каждое их слово оборачивалось маленькой трещиной на моих розовых очках.
Подумать только: пара-тройка окон, одна квартира, а внутри — целая вселенная, полная своих переживаний, достижений и открытий, однако ничем не отличимая от всех остальных.
Вот что меня пугало в панельках: наглядная демонстрация заурядности…
Под конец школы я схватил небольшое психическое расстройство, развитие которого благополучно остановили таблетки и появившаяся в моей жизни первая любовь. Но депрессивные мысли всё равно не покидали головы. Я принял серость мира и покорно сложил руки. Стал жить, как все, ни о чём не размышляя и ни на что не обращая внимания. Это удобная позиция, ведь благодаря ей люди могут не замечать тот ужас, что таится поблизости.
Например, многие ли задумываются, что в некоторых подъездах на первом этаже невозможно разглядеть дно шахты лифта? Сколько ни свети в щель между кабиной и площадкой.
Или почему определённые лифты работают безупречно со времён постройки дома, не требуя починки?
Но мы не говорим об этом. Нам же нравится жить в неведении. А потом становится поздно…
***
Я чудом не лишился жизни.
Никаких предпосылок не было, всему виной стала чистейшая случайность.
Несколько дней назад я сильно поссорился с отцом своей девушки, ужасным и жестоким человеком, который сам позвал меня на разговор и начал подло отчитывать прямо на лестничной клетке. Он искренне считал, что Настя мне не пара. Дело едва не дошло до драки, но я вовремя ушёл. Однако ярость ещё пылала в груди, накопившийся пар требовал выпуска. От злости я стукнул кулаком по кнопкам лифта; двери закрылись, но кабина не сдвинулась с места. Когда эмоций поубавилось, я нажал кнопку первого этажа. Лифт дёрнулся и понёс меня вниз.
Прошла минута, но я всё ещё продолжал спускаться. В памяти всплыла знаменитая короткая страшилка: лифт едет уже третий час, и непонятно, чего бояться больше — что он вообще не остановится или что наконец доедет.
Я тыкал на кнопку «стоп», но ничего не происходило. В шахте что-то скрипело, стучало, моментами проскакивало нечто вроде жуткого шёпота. А потом сделалось так тихо, что единственным пугающим звуком стало моё собственное учащённое дыхание.
Лифт замер, двери чуть слышно разъехались, открыв передо мной длинный коридор, освещённый тусклым светом гудящих ламп.
С опаской я выбрался из кабины и осмотрелся. Пол, стены, потолок — всё было из натурального камня. Настоящая пещера. И вдруг из её глубины я услышал приглушённые голоса. Те, видимо, каким-то образом повлияли на меня, затуманили разум и потянули к себе.
Я понимал, что это совершенно ненормально, но события развивались так быстро и абсурдно, что я не успел ни осмыслить происходящее, ни удариться в панику.
В конце прохода темнели высеченные в скале ступени, ведущие ещё ниже.
И внезапно раздался громкий визг.
«Матушка!» — кричал какой-то малыш, и с каждым новым криком его голос становился грубее: проступала хрипотца, будто ребёнок ежесекундно взрослел.
«Матушка!» — прорычал он.
И тут меня обуял страх. Я развернулся и бросился к лифту, но тот, как в дешёвом ужастике, закрылся.
В панике я хлопал по стенам в поисках кнопки вызова, затем пытался вручную раздвинуть двери — ничего не выходило.
В голову лезли кошмарные мысли. Стоять на месте я больше не мог. Решил найти другой выход и пошёл обратно к ступеням. Они привели меня к огромному гроту, освещённому торчащими из камней лампами.
Матушку никто не звал, но приглушённые голоса так же неустанно бубнили. Звуки доносились откуда-то снизу. Впереди простирался исполинский подземный карьер.
Справа по стене тянулся широкий каменный уступ, гигантской резьбой уходящий в пропасть. Я и думать не мог о том, чтобы по нему спускаться, и свернул налево, в темноту. Там я нащупал небольшой лаз между двумя обломками скалы. Согнувшись, я смог аккуратно протиснуться туда и лечь на живот. Почти не дыша, я ползком добрался до края, посмотрел вниз и обомлел.
На самом дне лежал огромный восково-бледный младенец. Сперва я принял его за статую. Но внезапно эта тварь качнула головой и поднесла ко рту свои пухлые руки. А потом, разомкнув пальцы, отбросила что-то белёсое. Я пригляделся: это были обглоданные кости!
В лицо ударил холодный воздух. Я дёрнулся. Осознание пришло мгновенно: это дыхание громадного младенца.
«Матушка!» — вырвалось из глубины с раскатистым эхом.
— Опять зовёт, да что же это такое! — раздалось следом хриплое ворчание.
Я наконец понял, откуда доносятся голоса. В скале зияла освещённая ниша. Внутри полукругом сидели жуткие старухи. А на уступе рядом с пещерой дрожали их тени.
Страх изъел мою душу, приковал меня к месту. Острый камень упёрся в грудь, и глубоко вздохнуть я больше не мог.
Старуха в пещере начала говорить:
— Нельзя сейчас… Недавно девку с бабкой скормили…
— Сил нет терпеть! — прошамкала ей в ответ другая.
Остальные загудели.
Они спорили ещё с минуту, пока одна не оборвала всех:
— А если матушка придёт?!
И голоса утихли. А я до смерти перепугался, что бабки меня обнаружили, оттого и замолчали. Тот же хриплый голос приказал:
— Ведите мужика!
И внутри всё оборвалось. Дыхание перехватило.
Снизу быстро затопали. А я будто сросся с камнями. Точно проржавевший механизм, с неохотой повернулась моя голова. Это усилие я сделал намеренно, боясь, что послушницы неведомой матушки и её громадного отпрыска решат выколоть мне глаза или прирезать на месте, ещё до подачи младенцу. Хотелось в последний раз взглянуть на своих убийц. От поворота заложило уши, как при спуске по серпантину, но я всё-таки увидел в тусклом свете двух сухопарых бабок в потрёпанных домашних халатах.
Сердце колотилось, боль отдавала в горло, а одна нога тряслась в судороге. Не больше пяти метров разделяло моё тёмное убежище и жутких старух, когда они вдруг свернули к ступеням и поспешили наверх, в коридор.
Пот залил лицо, я лежал весь мокрый и продрогший, словно провалился под лёд и чудом спасся, зацепившись за край полыньи.
Упёршись дрожащими руками в скалу, я аккуратно перевернулся на спину. Камень перестал давить на грудь, и я смог вволю надышаться. Звон в ушах тоже пропал, и вскоре до меня донёсся знакомый старушечий гомон.
Оставалось выбраться. Если высшие силы дали мне шанс остаться незамеченным, то нужно пользоваться им немедленно. Как только младенец вновь позвал матушку, я выполз из лаза и поднялся. Но выходить из тьмы не спешил, ждал старух, чтобы потом рвануть по коридору к лифту, пока он не закрылся.
Время тянулось издевательски долго. И на треклятых вернувшихся бабок я смотрел чуть ли не с улыбкой. Однако все переживания вмиг заиграли по новой, когда я увидел, кого они приволокли с собой. Свет упал на измождённое лицо этого человека, и я узнал отца своей Насти. Старухи держали его под мышки, а он безвольной куклой болтался между ними, цепляя ногами пол.
Стоило им скрыться на уступе, как я на ватных ногах подошёл к обрыву, чтобы в последний раз взглянуть на жертву: не ошибся ли?
И вдруг раздался оглушительный бас проклятого младенца:
«Тварь смотрит!» — завопил он и широко раскрыл налитые кровью глаза.
Тот ужас не был похож ни на что другое. Он разлился по венам мутной водой, вздыбился в глотке и хлынул в лёгкие. Я захлёбывался, пока свора разъярённых старух остервенело неслась вверх по уступу.
И лишь чудо наперекор страху и отчаянию подбросило мне спасательный круг — бегство. Я не помню, как сорвался с места и помчался по коридору, но в памяти остался лифт. Всё было размыто, и только кабина за раскрытыми дверями сияла ярче любой звезды.
Рассудок вернулся, когда мои дрожащие пальцы до упора вдавили несчастную кнопку первого этажа. Двери закрывались чрезвычайно медленно, а в другом конце коридора уже появились силуэты приземистых бабок.
Чем ближе они подбирались, тем меньше оставалось в них человеческого. Их тела омерзительно изгибались под немыслимыми углами. Старухи бежали на четвереньках и отталкивались от стен и потолка вытянутыми конечностями. Но несмотря на все кошмарные прыжки и отскоки, бабки не сводили с меня взгляда. Головы у всех держались ровно, как у куриц. И это выглядело чудовищно.
К счастью, двери лифта оказались быстрее. Они сомкнулись, и я поехал наверх. А на первом этаже как обезумевший вылетел из кабины и, спотыкаясь, рванул к выходу. Бежал в сторону рынка, лишь бы затеряться в толпе и не остаться одинокой мишенью для преследователей. Там я скитался больше часа, а потом вышел на людную улицу и по ней добрался до своего дома.
Стало безумно страшно за Настю, что могла вернуться в квартиру после моего ухода. Я тут же позвонил ей. С замиранием сердца слушал каждый гудок. И как же бешено тряслись мои руки от одной только мысли, что на том конце провода кто-то прошепчет: «Матушка».
Но трубку взяла моя Настя. Сказала, что сидит в гостях у подруги. Я выдохнул с облегчением. Рассказывать ей про отца не стал, но твёрдо решил, что увезу её отсюда.
За день до отъезда я ещё раз поразмыслил и определил точно, что всё увиденное — не сон и не галлюцинации. В первой половине дня я взял мощный фонарик и начал проверку. Заходил в подъезды, представляясь в домофон почтальоном, вызывал лифт и светил в щель между кабиной и площадкой. И в каждом доме у шахты виднелось дно.
В подъезд, где всё случилось, заходить было особенно страшно. На седьмой этаж я поднялся по лестнице, там меня ждала Настя.
Она была не в себе: исчезновение единственного живого родителя сильно ударило по ней, но я не смел и думать о том, чтобы рассказать всю правду.
Я пробыл у неё несколько часов, предложил встретиться позже и распечатать листовки о пропаже.
Уходя, вызвал лифт на первом этаже и убедился, что не сошёл с ума: дна у шахты не было!
Вечером мы с Настей поговорили. И разговор был не из лёгких. Она много плакала и называла меня сумасшедшим, но в итоге отступила: согласилась убраться подальше из города и спрятаться у меня в деревне.
Мы вместе искали информацию в интернете, но нашли лишь пару городских легенд. Запись была относительно свежей: автор рассказывал, что в середине семидесятых, когда сносили деревню для постройки новых панелек, прямо в одном из домов был обнаружен колодец, уходящий глубоко под землю. Но план есть план: дом снесли, а колодец засыпали. Вот только спустя месяц у новостроек стали крутиться никому не знакомые старухи, а потом, похитив мальчика с первого этажа, они исчезли без следа.
Я прочёл много странного. Про подземную матерь и про некую кормилицу. Всё это как-то взаимосвязано, и ключ к разгадке — старухи.
Настя не верит мне, смотрит с подозрением и постоянно хнычет. Но мы не можем покинуть дом: я уже несколько раз видел жутких бабок поблизости.
— И они повсюду! — объясняю я. — От них невозможно спрятаться! Они ездят рано утром в маршрутках, ищут новую жертву. Они ходят с тележками и возят в них человеческое мясо! Они крайне опасны! Тебе нельзя возвращаться домой. Забудь своего сумасшедшего отца! Его уже, наверняка, убили.
Но она не перестаёт рыдать, всё просится в город. Не знаю, как её успокоить.
Если люблю, то должен отпустить, пусть она проведает родную квартиру. Только предупрежу её, чтобы в шахту лифта не светила, старух не тревожила. Хотя, они уже и шахту, и вход в грот заложили, наверное. И тело этого подонка с разбитой головой на крыше дома спрятали. Хитрые они, эти старухи.
2021
___
Исключительное право на озвучивание рассказа принадлежит каналу DARK PHIL
Свидетельство о публикации №221120100198