Наедине с собой

Тщетные блуждания
В последнее время я подолгу блуждаю по своему прошлому, но обхожу стороной яркие пятна воспоминаний, которые мне хорошо известны и часто посещаемы; меня влекут темные промежутки между ними, в которые я всматриваюсь до боли внутреннего зрения. Иногда вспыхнет искорка, и из нее развернется мимолетная картинка, оказавшаяся сущей безделицей, мелочевкой, о чем даже рассказа нет напишешь. Я ищу совсем другое: вдруг из глубины прошлого всплывет воспоминание, которое сразу разрешит загадку моей жизни!

Не успеть!
Если  вы перескажете историю своей жизни (или ее части), задавшись целью, которой раньше никогда не руководствовались, что с неизбежностью заставит сменить аспект, то обнаружите в ней те смысловые линии, те связи между событиями, в которых участвовали, те взаимодействия между собой и известными персонажами, о которых вы раньше даже не догадывались, и эта вариация истории сложится в рисунок несколько отличный от привычного.
Так вот: для полного постижения нашей жизни  нужно ее пересказать во всех возможных  аспектах, – но разве успеешь?

Конвергенция
Практическая реализация концепции «Жизнь есть сон» в моем случае принимает характер двуединого процесса. С одной стороны, моя действительность становится все более призрачной и эфемерной, похожей на зыбкий мираж. С другой стороны, сновиденья становятся все длиннее, однообразнее и скучнее, тем самым все больше напоминая действительность. Таким образом, имеет место конвергенция сновидений и реальности – они идут навстречу друг другу. Кончится тем, что они станут вообще неотличимы, и что я буду с этим делать?
Наверное, я напрасно этим вопросом заморачиваюсь заранее: дяденька в белом халате все скажет, и за исполнением сказанного строго проследит.

Поразительно!
После смерти доктора Кворуса его дочери мне сказали, что очень часто слышали от отца именно мою фамилию, пусть и в разных контекстах.
Сообщения о подобных фактах меня неизменно удивляют; то, что я, при всей своей незначительности (уж я-то себя знаю!), смог оставить в жизни вообще какие-то следы, просто поразительно!

Метемпсихоз
Прошло не менее двадцати лет, как я ежедневно пью вытяжку из еловых веток, измельченных секатором; это привело к тому, что меня повсюду сопровождают еловые иглы; они на столах, в шкафах, в постели; ими усыпан пол, ими я занозил ступни обеих ног, но я не собираюсь от еловых игл избавляться, ибо надеюсь, что после смерти моя душа переселится в елку.
                Май 2021 г.

Боязно!
Я успешно привился от коронавируса, но произошло это лишь потому, что из районной поликлинике мне позвонил приятный женский голос, и вежливо, но твердо предложил записаться на вакцинацию; я попытался увернуться, но голос был непреклонен.
Сейчас я благодарен этому анонимному голосу; если бы не он, я бы до сих пор ходил не привитый. Спрашивается: почему? Я – человек вполне цивилизованный, и у меня нет ни одного рационального довода против.  Есть единственная причина для уклонения от вакцинации, до конца неосознанная, - то, что вакцина – живая. А запустить к себе постороннюю жизнь – женщину, там, или  вакцину, – боязно; с ней потом долго хлопот не оберешься!

Разрешение дачной проблемы
Меня давно терзала дачная проблема, заключающаяся в том, что для поддержания моего жизненного статуса я нуждаюсь в старой родительской даче, но у меня нет сил для предотвращения ее неминуемого разрушения. Я надеялся, что она сама собою решится моею смертью, но что-то никак не умирается!
Муки мои стали нестерпимыми, пока я, наконец, не нашел решения, оказавшегося на удивление простым: из состояния испуганного ожидания  обрушения дачи мне следует перейти в режим спокойного  эстетического созерцания процесса превращения дачи в руины; ведь картины увядания и упадка тоже имеют свою красоту, а самопроизвольное разрушение способно породить такие  образы, которые не доступны даже самому сильному воображению!
Приведу пример. Посетив при прошлом приезде дачный туалет, я обнаружил, что произошло обрушение потолочной балки, которая при своем падении снесла половину туалетного сиденья; пользоваться туалетом можно, - только приходится сидеть лишь на одной ягодице.
Со времен перевернутого писсуара Дюшана в искусстве, вдохновленном сантехникой, не было большей сенсации, чем однобокий унитаз с сидением на одну ягодицу!

Муха
У меня поселилась удивительная муха; стоит только мне сесть за компьютер, она – тут, как тут – садится на клавиатуру, и по ней неторопливо расхаживает. Мне это удивительно:  мой кухонный стол усыпан хлебными крошками, но она предпочитает клавиатуру, на которой совершенно нечем поживиться. Остается предположить, что она нуждается в моей компании, что весьма правдоподобно, ибо с ней вдвоем мне тоже как-то веселее.

Вещий Олег
Поскольку моя комната заполнена большой библиотекой, то для письменного стола нашлось единственное место – придвинуть его широкой стороной вплотную к кровати, а так как между ним и книжным штабелем остался такой узкий проход к окну, что в нем невозможно поставить  кресло, то мне пришлось организовать мое рабочее место на узкой стороне письменного стола, придвинув кресло вплотную к кровати. В результате получилось, что доступ к постели осуществляется через узкий промежуток между письменным столом и креслом, составляющий всего лишь тридцать сантиметров. Альтернативные пути попадания в постель исключаются, ибо в ногах кровати размещается моя большая коллекция граммофонных пластинок, а перелезть через письменный стол невозможно, так как на нем сгрудились телевизор, ноутбук, принтер, настольная лампа, акустические колонки, и еще куча всякой всячины.
Конечно, забираться в постель неудобно, но я как-то приспособился и вполне привык. Однако, когда в очередной раз мне пришлось переложить за двое суток рухнувшие книжные штабели, меня прихватило злое люмбаго, с пользованием постелью стало по-настоящему трудно. Если вечером я еще как-то умудряюсь лечь без особых проблем, то утром встать, считай, невозможно.
Обычно, чтобы подняться, я сажусь на постели, согнув ноги в коленях, затем поворачиваюсь на пятой точке на угол девяносто градусов, и опускаю ноги на пол. Сейчас малейшая попытка совершить любое из этих действий приводит к резкой боли в пояснице.
Как пришибленный таракан, я сучу руками и ногами, не в силах оторвать свое тело от постели; когда я сгибаю ноги в коленях, их сводит судорога, а попытка подтянуться, ухватившись за угол письменного стола, приводит к нестерпимой боли в пояснице, от которой аж вскрикиваю. Сегодня, по свершении за пятнадцать минут полутора десятка попыток, мне все же встать удалось, но смогу ли я встать завтра, и что буду делать, если подняться вообще не удастся?
Тогда, как мой тезка, - Вещий Олег, принявший смерть от своего коня, я окочурюсь из-за своей библиотеки.


Мой 1937 год
Отслеживая изменения, которые в последнее время происходят с моей памятью, я заметил, что прогрессирующее уменьшение ее населения  проявляется в том, что некоторые ее фигуранты, сохранившие свои имя, фамилию и прописку во времени, получили чужие лица, перешедшие к ним от тех, кто потерял свое имя. Иными словами, в моей голове пошел процесс уплотнения образов, похожий на уплотнение жилплощади после установления советской власти. Если эту аналогию продолжить, за уплотнением  последует коллективизация, а потом на мою бедную голову обрушится 1937 год!

Электронная почта
Каждый божий день я чищу свою электронную почту  от навязчивых предложений мне не нужных услуг, - Интернет – кинотеатров, рекламирующих блокбастеры, которые я не смотрю принципиально, Интернет-магазинов, предлагающих мне книги, предназначенные  для народа, которые я не читаю; приходят письма из мэрии, извещающие меня о голосованиях по вопросам, которые мне безразличны, и предлагающие развлечения, которые мне не вкусу. Социальные сети заваливают меня списками граждан, желающих стать моими друзьями, я никого из них не знаю, кроме Людмилы Труновой, а последнюю я избегаю, так как она – женщина-вамп; и ни с кем из этих претендентов я дружить не собираюсь.
Весь этот вал электронных писем направлен на меня, как на КАЖДОГО, а я жду писем, обращенных ко мне – ЕДИНСТВЕННОМУ, а они так редки что, их ожидая, я  начинаю думать: «Может быть, меня уже нет?»

Аллюзия на иллюзию
Картины, разворачивающиеся передо мною при приближении к моей подмосковной даче, я могу всегда воспроизвести с закрытыми глазами.
Идя дорогой, спускающейся вдоль края просеки высоковольтной линии, я выхожу на перекресток, и сворачиваю вправо – в тихую улочку, которая в недалекой перспективе упирается в забор, за которым зеленеет роща. Посередине улицы, на небольшом возвышении, стоит колодец, являющийся знаком близости дома; - стоит колодец миновать, повернув голову налево, как тотчас увидишь родную калитку.
В начале улочки мой путь проходит  между двумя стенами, образованными кронами высоких деревьев, которыми, вплоть до заборов – заросли участки нашего дачного поселка; затем в левой стене вдруг открывается амбразура, в которой можно видеть следующий пейзаж: распахнутое небо, в которое своими вершинами врезаются высокие ели, вставшие полукругом по краю небольшой площадки, свободной от леса,  и хмуро взирающие вниз, где, как на дне котлована, притулилась  наша дача, осененная восьмигранным куполом со шпилем наверху.
Этот пейзаж  настолько привычен моему внутреннему взору, что, при  приближении к даче мне уже давно не приходило в голову взглянуть на него прямым взглядом, а когда я недавно случайно туда посмотрел, то дачи не увидел. Пораженный, я остановился, но вскоре понял, что за последние годы на моем участке вырос свежий подрост лиственных деревьев; осенью их листва опадет, и привычный пейзаж восстановится. 
Но в глубине души меня гложет иррациональное опасение: не окажется ли зеленый полог, заслонивший вид на дачу, подобным платку фокусника, накрывшего им цилиндр, в который до того был посажен кролик; ведь, когда он платок сдернул, кролика в цилиндре не оказалось.

Сон в руку
Вот уж давно мои сновиденья настолько эфемерны, что, по пробуждении, от них остаются только настроение, и едва намеченная тема, но, ни сюжета, ни  какой-нибудь  подробности, я, хоть убей, вспомнить не могу. Тем большее удивление вызывает сон, виденный мною вчера, ибо был он длинен, и каждая входившая в него сцена была похожа на действительность, как если бы я смотрел реалистическое кино.
Я явился в государственное учреждение, чтобы получить некий документ. Из  маленького окошка мне просунули толстенный скоросшиватель примерно на тысячу листов А4. Раскрыв его в месте, отмеченном закладкой, и ткнув пальцем в страницу, чиновница сказала:
- Перепишите вот это – и передала мне несколько листов чистой бумаги. 
Однако, оглянувшись, во всем коридоре я не увидел никакого стола, за которым можно было бы заняться переписыванием; вдоль всех стен громоздились кипы документов, перевязанных тесемками. Лишь в одном месте из-под этих кип выглядывал наружу краешек стола. Прикорнув на нем, я принялся писать.
Это был шаблон нужного мне документа, состоявший из двух страниц убористого текста, в котором были оставлены пробелы для заполнения, а внизу – места для подписей и печатей. Выполнив задание почти наполовину, я поймал себя на том, что, помимо текста, перерисовал вставленный в него рисунок -  что-то вроде манги   (японские комиксы): две женщины в купальниках, передвигающиеся  вдоль дороги, перепрыгивая друг через друга, как в чехарде. Я запаниковал: чиновница мне велела лишь переписать, а я перерисовал. Тотчас я постучал в окошко, и спросил:
- Я вот тут перерисовал попавшееся в шаблоне изображение. Может быть, и так сойдет?
- Это бы спросите там, где будут документ оформлять – ответила чиновница, направив меня в другое окно.
Подойдя к нему, я обнаружил, что оно страшно неудобное: во-первых, окно было расположено на высоте всего полметра от пола, так, что мне пришлось встать на колени; во-вторых, оно было прорезано в стене толщиной полтора метра; чтобы передать чиновнице скоросшиватель с документом, мне пришлось просунуться как бы в туннель; при этом закладка из скоросшивателя выпала.
- Найдите мне шаблон – сказала чиновница, вернув скоросшиватель мне.
Я бросился на лихорадочные поиски, но,  сколько я его ни перелистывал, нужный шаблон никак  найти не мог.
- Я даже не знаю, как его искать – с мольбою в голосе обратился я к чиновнице.
- А я знаю, но не скажу – ответила женщина, имеющая портретное сходство с депутатом Госдумы Ириной Яровой.
Что мне оставалось делать? Только одно: обратиться в окошко, в котором мне скоросшиватель выдали. Но тут оказалось, что я забыл туда дорогу напрочь; пытаясь ее найти, я заблудился окончательно. Я стоял в обширном внутреннем дворе-колодце, в который на всех его шести или семи этажах выходили галереи, просто кишевшие сотрудниками, по преимуществу, женщинами. «Что ж»,- решил я – «буду спрашивать; язык до Киева доведет»
- Скажите, пожалуйста, где здесь библиотека?   спросил я женщину, похожую на Марлен Дитрих  ( Марлен Дитрих (1901 – 1992 ) – немецкая и американская актриса) , но она сделала вид, что с посторонними мужчинами не разговаривает.
 Точно таким же образом на мой вопрос отреагировали все другие женщины. Тогда я не без труда отыскал мужчину (он мне напомнил Ларса фон Триера; -  Ларс фон Триер (1956) – датский кинорежиссер ), и задал ему тот же вопрос  - про библиотеку.
- В двух кварталах отсюда – пояснил он деловито.
- Нет, мне нужна служебная библиотека, чтобы вернуть вот это – и я указал на объемистый скоросшиватель.
В ответ мужчина лишь пожал плечами.
Тут я обнаружил, что, разговаривая с мужчиной, я его сопровождал, и мы вместе покинув здание, вышли на улицу, которая оказалась набережной, через парапет которой вдруг перехлестнула волна, и по мостовой побежала вода, и, чтобы не замочить обувь, я обратился в бегство. Отдышавшись, обнаружил, что нахожусь не в Москве, а в каком-то южном городе, похожем на Марсель – не только домами, но и населением, среди которого было много женщин в традиционных мусульманских одеяниях.
«Мне нужно было всего-то получить пустяковый документ, но я не смог сделать даже этого» -сказал я себе с горечью.
 «Я уже ни на что не способен!»
Последняя фраза была произнесена мною уже бодрствующим, так как перед нею я проснулся.

Проблема трансплантации
Трансплантология развивается немыслимыми темпами, и не ровен час, что станет возможна пересадка головного мозга, и тогда неизбежно возникнут две трактовки произошедшей операции:
1. тело обрело новую личность;
2. личность вселили в новое тело.
Я выбираю второе, но найдутся сторонники первой трактовки, которые в подтверждении своей правоты могут привести известную аналогию между индивидом и обществом: в ней элита играет роль головного мозга, а простой народ - тела. Прикинув смысл трансплантации мозга для случая общества, я, скрепя сердце, вынужден признать основательность доводов моих оппонентов, хотя и обидно считать, что тело важнее мозга.

Барак
Двухэтажный деревянный барак, в котором жили поколения служащих Савеловской железной дороги – единственное сооружение на станции «Луговая», которое сохранилось со времен  моего детства. Изрядно обветшавшее, оно уже давно необитаемо, но железнодорожное ведомство  не допускает, его превращения в руину – все двенадцать окон его фасада остеклены, но они никогда не открываются, на них отсутствуют занавески, а на подоконниках не стоят горшки с домашними растениями.
Такое положение  я считал необъяснимым курьёзом; не используемые старые здания, как правило, сносят.
Но вот однажды, когда я проносился на электричке по Лобне, в современной застройке мой взгляд вдруг выхватил точно такой же барак, как на Луговой . Он стоит такой же обшарпанный и имеет столь же покинутый вид, но окна, в которых отсутствуют стекла, заботливо затянуты прозрачной полиэтиленовой пленкой. И становится ясно, что за обоими зданиями осуществляется постоянный пригляд и уход.
Я не знаю, зачем эти здания нужны железной дороге, но я ей премного благодарен за их сохранение, ибо эти  бараки – из тех редких  предметов, которые сопровождают всю мою жизнь от раннего детства; они служат подтверждением единства моей личности  во времени, и признаком ее укоренения здесь, - на Луговой и в Лобне.
Каждое же вновь появившееся сооружение, напротив,  как бы намекает, что мне пора двигаться на выход…

Увидеть свою обратную сторону
Когда боль в правой ягодице стала нестерпимой, у меня созрело решение осмотреть место ее локализации, ибо тактильные методы анализа оказались недостаточны.
Сначала я попытался воспользоваться методом двух противонаправленных зеркал, который с успехом применял для осмотров своего затылка: повернувшись спиной к первому зеркалу, постоянно закрепленному на стене ванной, я  вторым зеркалом, которое держал в руках, ловил  свое отражение в зеркале первом. Однако данный метод оказался непригоден применительно к данному случаю, так как, даже встав на стул, я не смог поднять зад на уровень зеркала, закрепленного на стене. Тогда я решил воспользоваться зеркалом, стоящим в прихожей, но, так как, в отличие от ванны, где светильник расположен над зеркалом, лампочка в прихожей висит на потолке, встав к стационарному зеркалу спиной, я своим телом загородил свет, и зад оказался совсем неосвещенным,.
Положение стало казаться безнадежным, когда меня вдруг осенило: надо использовать принцип фотосъемки. Спустив штаны и встав спиной к настольной лампе, я с расстояния нескольких сантиметров сделал серию цифровых снимков, скопировал их в компьютер, и принялся изучать; открывшееся мне зрелище меня потрясло: впервые в жизни я увидел свой зад, причем с близкого расстояния, и был весьма разочарован. Я представлял себе свой зад гладким, а он оказался пятнистым, морщинистым и выщербленным; мне его поверхность напомнила снимки планет, сделанные  из космоса.
Не исключено, что эта аналогия пришла мне в голову по той причине, что я прибег к  методу, каким впервые увидели обратную сторону Луны.
                Август 2021 г.