Дом. Часть 5-2. Битва

Пыхтя, ойкая и рыча от боли, и стараясь как можно меньше нагружать больную ногу, которая опухала на глазах, Юрка карабкался на верхушку утеса. Щадить ногу удавалось плохо, он поминутно охал и проклинал тот несчастный момент, когда его угораздило забраться под дурацкий диван. Слабосильный Почука тоже ничем не мог помочь, только предупреждать о кочках и подавать тощую ручонку, подбадривая, когда Юрка  совсем ослабевал.

Местность с гребня перед ними открылась, ничуть не похожая на городскую. Это была бугристая равнина, усеянная травяными кочками и странными полупрозрачными шарами. И казалось, ей нет ни конца, ни края. Где-то ближе к горизонту извивалась голубоватая полоска, похожая на речушку. Юрка радовался бы простору, всем хорошему простору, если бы не далекое, но такое же деревянное небо в разводах, испускающее слишком ровный свет.

- Ты знаешь, как обратно из сюды?

- Знаю. Я тут все знаю. Я с Почуками весь Дом облазил! Вон туда, к речке-Липухе и путь. Там лазы начинаются, внутрь города, значит, некоторые с лифтами. По которым ты пролезешь или спустишься. Потому как подпольными ходами ты не сможешь – слишком толстый. Но до лифтов еще дойти надо… - на глазах Почуки показались слезы.

- Значит, так, Почука, беги-ка ты, пока бегать можешь, спасайся, своих предупреди, приютских. А я потихоньку, полегоньку, как-нибудь, перекатами...
Почука всхлипнул: - Дядь Юр, я вас не брошу, ни за что, вы ж без меня не спасётесь!

- Спасусь, Почука, меня так просто не взять, я ого-го! Найди Иветту. Расскажи ей все. Ты раньше меня её найдешь. И не реви. Недостойно пацана! Кстати, высмотри-ка мне хорошую дубину, а?

- А вон она, видишь, дядь Юр, столбики тотемные? Я такой не вытяну, а ты вполне можешь, у тебя силы невпроворот!

Юрка только криво усмехнулся: - Спасибо, Почука.

Почука шариком ртути скатился со склона, помахал рукой: - Не дрейфь, дядь Юр, я добегу и подмогу вызову!

Почука вдруг исчез из виду, словно сквозь землю провалился. Юрка долго смотрел ему вслед, потом вздохнул. Ничего не оставалось делать, как пересекать равнину. Оказавшись в одиночестве на склоне, Юрка первым делом содрал майку и туго обмотал лодыжку – вроде стало полегче. Обратный путь вниз, то ползком, то на четвереньках, он проделал среди сухих стволов и пней, пока не достиг полосы деревянных валунов и искусно разукрашенных Телеграфистом тотемных столбов. Юрка остановился, призадумался и принялся дергать столбики до тех пор, пока не догадался, что они просто вывинчиваются. Он выбрал самый удобный и чтобы по росту, и принялся за работу. Вывернул столбик, оперся на него. Столбик оказался на редкость прочным, несмотря на резьбу.

Ему совершенно не нравился сценарий, по которому строилась его жизнь в этой слишком реалистичной анимешной фэнтези.

Ободранные костяшки пальцев не в счет – ерунда, привычно. Расквашенная губа и шишка на лбу – тоже фигня, пройдет – не заметишь, как. Вот нога – это еще как в счет! Кому бы только этот счет предъявить? Юрка сердился и обижался на Иветту. Вот и верь после этого девчонкам! Нет, девчонкам веры нет. Больше никогда и ни за что. Завела, ничего не объяснила, потаскала по городу, завела в библиотеку и бросила!

И Червер тоже подлец – это он завлек его в сети диверсантов, дебил! Тупорылый жирняк!

А он-то и сам хорош! Вошел в игру безо всяких оглядок, довольный своей мнимой крутостью. Купился на посулы, на лживые лозунги, погубил неповинную девочку-принцессу, будущее Дома – вот где она сейчас, кто её схватил, может быть – еще один спаситель? А может, её отбила стая свирепых Кемденов? А может, она вызвала аварийный лифт и перенеслась во Дворец? А может… может, никто её не спас, и её унес кто-то неопознанный и страшный, и она никогда не вырастет, не протянет руку мира в Космос…

Размышляя так и пытаясь перевалить всю вину то на Червера, то на Иветту, что не очень-то и получалось, ибо её прелестное личико и зеленые кудри так и стояли перед глазами. То, ругая собственный идиотизм на чем свет стоит и горько сетуя на злодеев, покусившихся на Веточку, Юрка ковылял и ковылял вперед, к мифической реке. А может, к бросившей его на произвол Иветте, которая обязательно должна встретиться, ведь мир тесен! Разве не так?

Двигался он медленно, но все же двигался, опираясь всем весом на столбик. Иногда он садился и съезжал по гладкому склону, словно с горки – до очередной развилки, пока не оказался на ровной поверхности. Травяные кочки казались живыми, и время от времени подрагивали. Полупрозрачные шары шевелили лапками, чавкали и постанывали. Вдали Юрка приметил словно бы пасущееся стадо, которое продвигалось к Липухе. Стадо издалека удивительно походило на маленьких Божкоров – только красненьких. Время от времени божкорчики взлетали и снова садились, и при этом напоминали Карлсонов с пропеллерами на спине.

Юрка вышел на полосу, по которой прошлось стадо, но трава оставалась нетронутой, зато от прозрачных студенистых шаров остались одни сдувшиеся кожицы. Юрка поежился и осторожно продолжил путь.

Равнина снова пошла полого вверх, загородив обзор, а добравшись до края и глянув вниз, Юрка остолбенел. С двух сторон друг на друга с яростными оскалами споро надвигались два отряда – полнасы и вренасы. Вот они достигли друг друга, ощерились. «А-а-а-а» - слаженно заорали противники и смолкли, и сшиблись.

Завязалась ожесточенная и безмолвная схватка – только и раздавались скрежет, шуршание и тонкий, сверлящий мозги визг. Мелькали оскаленные пасти, скребли по земле когти, летели ошметки содранной древесной стружки и клочья травы, иссохшие шкурки и фонтанчики зеленой крови. И невозможно было понять, кто побеждает и побеждает ли вообще. Ибо к ошметкам добавились куски рук, ног, взметались вверх головы и туловища. Юрка зажмурился и присел. А когда тишина стала нестерпимой, открыл глаза и осмотрелся. Все полнасы и вренасы, вернее, их куски, устилали луговину.

- Ничья, - растерянно констатировал Юрка.

И тут же над побоищем возникла и закружилась краса неземная - ЗО, мерно взмахивая широкими серыми крылами. Она резко спикировала вниз, накалывая на пику шевелящиеся, дымящиеся и вздрагивающие тела еще живых. Нагрузившись дармовой добычей, ЗО гикнула, взмыла и, сгибаясь под тяжестью груза, полетела невысоко над полем и сгинула вдали, там, где светилось едва видное голубое окно. На секунду в окне проявилась черная загогулина – и пропала. Словно её и не бывало. А на смену ей невесть откуда выползли черные чудища в твердых доспехах и шлемах, и тоже принялись растаскивать остатки тел. Через минуту поле очистилось совершенно.

А затем на Юрку сзади накинули сеть и потащили назад, и он взвыл от боли. Он только успел увидеть бесстрастные черные глаза без зрачков и блестящую лысину.

- Попался, недоумок, - процедил Прилип и осклабился.

- Бляха-муха! Чтоб тебе провалиться, гаденыш!– только и воскликнул пацан. Но его не утащили далеко. Потому что, откуда ни возьмись, возникла орущая орда приютских Почук, похожих друг на друга как две капли воды, и орда приютских Семёнов, различающихся только цветом кожи, и эти две орды набросились на врагов-работорговцев, облепили их с ног до головы. Ребятня прибыла вовремя, мало того, с ними был Божкор со своим красным мини-автомобилем, который то взлетал, то садился, припрыгивая, словно исполнял боевой танец.

Пока Ломбард и Прилип отбивались и пытались выбраться из кучи-малы, Юрка дополз до авто и залез внутрь.

- У вас все друг друга воруют, ловят и едят, и враги, и невраги, ну просто все, и хрен поймешь, кого надо, кого не надо! – с отчаянием говорил Юрка, пока Божкор накладывал на ногу холодные влажные листья и крепко перебинтовывал тканью, напоминающей сухую траву, из автомобильной аптечки. – Мне это не слишком нравится. Того и гляди, самого съедят.

- А так и надо, - ответил Божкор философски. – Это я от дел отошел по причине крыла, - и он попытался поскрипеть спиной: - Видишь, ничего не получается, летать не могу, зато вот езжу. А кушать всем надо, я так тебе скажу, Юрка-пацан. Жизнь – она такая.

- А еще, все почему-то пытаются научить меня жить! – взъерепенился Юрка. – Вот и ты туда же…

- Плохо учишься? – добродушно предположил Божкор. Юрка предпочел промолчать.

- Учиться надо, - наставительно сказал Божкор. – А то и тебя съедят, точняк. Тут тебе Дерево, не просто так.

Божкор лихо взлетел и понес Юрку к городскому лазу. Они миновали безмятежное стадо, неспешно бредшее к югу, где прозрачные шары устилали местность этаким жатым ковром.

- Божкор, скажи мне начистоту, это твои… сородичи… пасутся на лугу?

- Аааа… - Божкор рассмеялся. – Ну да, родственнички, моя братва орудует, на зачистку вышли - пообедать тюленями, много их развелось в этом году по причине прихода тепла, жратвы хватает, не голодаем. Эх, брательнички! – вздохнул он с умилением и гордостью. – Шустры!

- Тюлени… разве тюлени не в море плавают?

- Какое тебе тут море. Млечное Море далеко внизу, очень далеко от города, у самого подножия Дома, оно, понимаешь, между планетами петляет, в открытом космосе, там жизнь иная, инопланетная.

- Откуда ты это знаешь? Ты там был?

- Упаси Дом! Что мне там делать! Наружу вылетал, не скрою, за любовью единственной, но моря не видал. Это легенда, но в каждой легенде, знаешь ли, своя толика правды. Впрочем, если так нужно, поспрашивай у Птера или других большекрылов, они далеко летают, они все Дома облетели – кому как не им знать, что есть правда, а что вымысел. Только к Птерам приближаться опасно и стремно, один мах – и тебя как соринку сдует в тартар!

Красный автомобиль въехал в деревянный тоннель и помчался по нему – только росписи мелькали.

…
Долго ли, скоро ли – но вот Юрка вновь оказался на теперь уже знакомом перекрестке, обнял и поблагодарил Бага, который тут же упорхнул по другим неотложным делам, может – спасать кого-то еще.

А Юрка тут же нос к носу столкнулся с Червером. Червер брел от харчевни заплетающимся шагом. Напился, что ли, с отчаяния от невезухи и мировой лжи? Он явно раздобрел – в отличие от него, у Юрки, наверное, теперь ребра к позвоночнику прилипли. И, тем не менее, Юрка, как ни странно, обрадовался старому и неверному знакомцу.

- Червер, ты жив! – бросился к нему Юрка, схватил за мяклую руку, затряс. – Я очень рад!

- Я тоже очень рад, Юрий, - сладкозвучно пропел Червер.

- Хорошо же нас обвели вокруг пальца! Из-за тебя я крупно влип! Чего только со мной не наприключалось! Но ты-то местный, Червер, ты мог бы догадаться, что нас нагло шантажируют! Ты не представляешь, где я только не побывал, даже в плену и в тюрьме. Ногу повредил. Еле добрался до города. Если начать рассказывать – так целый приключенческий роман будет! И от многих ролей я бы с удовольствием отказался. А сколько времени утекло впустую! Теперь нам необходимо как-то искупить вину. У тебя есть соображения, куда пойти? Что предпринять? Как спасать Дом? Что ты молчишь? Что там говорит сценарий?

- У…Э… - промямлил Червер. – Ты слишком доверчив, потому и ерепенишься. Надо быть циничней, мой молодой друг. Дому ничего не грозит. Не первый распыл и не последний. Санитары всегда успевают вовремя пресечь. И потом, помнишь – я помочился на кучу? – Червер хитро прищурился. – Тоже, знаешь ли, помогает. Зато нам хорошо заплатили, - и Червер самодовольно похлопал себя по объёмистому брюшку.

Юрка отпрянул.

- Что? Что, ты знал? И не сказал мне? Даже не помог советом?

- Но ты и не спрашивал, - резонно заметил Червер.

- И ты так просто согласился?

- А попробовал бы я не согласиться. И потом, что такое несколько миллионов спор? Пустяк! Жизнь дороже.

- Ты! Ты предатель! – зашипел Юрка, замахиваясь на Червера своей дубиной. – Ты – поджопник Ломбарда и Телеграфиста. Ты предал Иветту! Ты предал меня! Ты предал Дом и Веточку! Урою! Я тебя сейчас убью! – Юрка схватил бывшего приятеля за узкие плечи и затряс: - Урод! Гнида! Веточка из-за тебя сейчас мается у опасных врагов!

Червер переменился, вывернулся из его рук и в лице и в ужасе загородился тонкими ручками: - Нельзя! Меня нельзя убивать! Сейчас. Ты не можешь этого сделать! – заверещал он, отчаянно вращая круглыми глазами.

- Ещё как могу, гад! – и Юрка сделал шаг вперёд.

- Не можешь, ты сам хотел получить роль, а теперь все переваливаешь на меня, и это так неблагородно, - Червер отступал, продолжая загораживаться. – Ты не можешь меня обвинять – накануне перерождения… Я уже почти не я… - Червер задрожал своим всем мяклым телом и вдруг зарыдал. Юрка опешил.

- А кто же ты, стюдень, Папа Римский? – спросил он как можно язвительней. – Эх, врезать бы тебе по мозгам, чтоб на место встали. Предатель. Как вас, таких, Дерево носит?

- Потому и носит… Мне… мне полшага до Мобетты… - пролепетал Червер сквозь слёзы и попытался улыбнуться. – Я теперь почти женщина.

- Мобетты-Бабетты… Ты что, трансвестит-гермафродит?

Червер отчаянно закивал.

- Хрен с тобою, - Юрка с тяжелым сердцем опустил дубину. – Убирайся, урод-извращенец, чтобы глаза мои тебя не видели. И имей в виду – попадёшься на лжи ещё раз – точно убью, и не посмотрю, что женщина.

Этого было достаточно, чтобы Червер, пятясь задом и извиваясь, ткнулся в узкий лаз и в мгновение ока исчез в нём. Юрку всегда поражало, как обитателя Дерева ухитряются чувствовать ходы, лазы, коридоры и тоннели, как ухитряются их помнить, да еще обходиться без лифтов. Если Червер застрянет и сдохнет в этой узкой щели, то туда ему и дорога!