Этикет

               

    Регистратура - самое бойкое место в больнице. Наше здание спроектировано так, что напротив нее - гардероб. И  в пятачок, образовавшийся посередине, впадают, как ручьи в реку, многочисленные коридоры и лестницы, постоянно подпитывая людьми эту и без того густонаселенную местность. 

     Хозяева, а точнее хозяйки этой территории, несомненно, гардеробщица и регистратор. Две, как положено, бабушки, кардинально отличные друг от друга, случайно оказавшиеся рядом, вынуждены коротать свои вахты плечом к плечу.
     Одну такое соседство напрягает, вторая даже не замечает некоторой оторопи в выражениях своей подруги. Та, вторая, типичная представительница пролетариата с типичным именем, благосклонно относится к его сокращению: "МарьСанна" ее нисколько не коробит. Она вечно помята в лице, небрежна в прическе, неаккуратна в одежде, груба в выражениях и всегда недовольна - то ли вследствие головной боли после вчерашнего, то ли просто по причине дурного характера. Глядя на эту особу трудно  оправдать выбор работодателя, если только не знать, что в нищей поликлинике, где жалобы на недостаток бюджетных средств звучат к месту и без, зарплата гардеробщицы ниже всевозможных минимумов.  Чем живет наша девушка непонятно, однако, она честно выходит на работу (если не слишком перебрала накануне) и самоотверженно сидит около чужих курток и пальто до последнего посетителя. К ее чести надо добавить, что несмотря на открытое сооружение ( наш гардероб ограничен от коридора только стойкой по пояс - никаких окошек, решеток и стекол) ни одна вещь при Марьсанне не пропадала. Может, стойким запахом перегара, она отпугивает всякую нечисть? Хотя и приличным людям общаться с ней сложно…

          Регистратор, Ангелина Андреевна, действительно похожа на повзрослевшего ангела: хрупкая тетушка с пушистыми седыми завитками, добрым выражением лица и приятным голосом. Всегда сдержанная, вежливая и улыбчивая,  нарядная - она представляет такой контраст с МарьСанной, что сравнения напрашиваются сами собой. Один хулиган на день медицинского работника подарил обеим по подарку: одной белые крылышки, второй черные рожки. Поликлиника веселилась неделю. К воскресенью благодушное настроение МарьСанны иссякло и рожки исчезли в неизвестном  направлении, впрочем, как и крылышки.

          Учитывая место, где располагался боевой пост «коллег», они владели самой свежей информацией о всех сотрудниках и посетителях, потому как ни один человек не мог пройти мимо: запасной выход, противореча всем должностным  инструкциям, был наглухо завален старой мебелью и вышедшим из строя оборудованием. Мало того, они могли интерпретировать полученную информацию в меру своих способностей - кто не знает, как формируются слухи? - и корректировать общественное мнение, являясь незаметным для поверхностного взгляда, но очень мощным инструментом коллективного сознания. 

           Анна Павловна еще не стала его частицей. Это  юная девочка, только что закончившая институт, попала в наше заведение случайно, без рекомендаций и свой  авторитет была вынуждена зарабатывать исключительно сама с нуля. Достаточно умненькая, достаточно милая, она, не сказать, чтобы резво, но очень основательно ковала свое реноме –  отношение к ней становилось все теплее и теплее. У всех, кроме МарьСанны. Причина была весома: эта пигалица, прилетевшая сюда внезапно и недавно никогда с МарьСанной не здоровалась.
         Для Анны, и не подозревающей об истинных причинах грозных взглядов из окопа раздевалки, все было естественно: никто не представлял их друг другу официально, как в общем и неофициально тоже. Никогда им не доводилось перекидываться словом ни в компании, ни с глазу на глаз. Дороги их пересекались только на секунды, тут же разбегаясь в противоположных направлениях. Смею предположить, Анна, наверняка еще не да конца ассимилировавшаяся в новом коллективе, вряд ли замечала грозную,  но не громкую труженицу медицинского тыла. Всегда в своих мыслях, она передвигалась по коридорам целенаправленно и стремительно, так, что могла и вовсе не замечать МарьСанны.  По цветовой гамме последняя мало отличалась от грязного и давно потерявшего принадлежность к цвету оттенка стен.

    Анна Павловна не желала никому зла. Тем неожиданней был для нее эпизод, случившийся ранним утром,  когда, взлетая через две ступеньки наверх, по лестнице, она вдруг услышала за спиной тихий шепот:

   - Молодая, а такая нахалка, каких свет не видывал! Ходит мимо, вечно морду кверху, никого не замечает. Даже не покосится в сторону! Думает, что мы - низший класс,  нам и слова доброго не нужно! И кто только ее так воспитал, козу драную! Тоже мне королева! Да чем она лучше, нас, пигалица!

     Анна Павловна резко снизила скорость и стала наступать на каждую ступеньку. Она не оборачивалась, но выражение ее лица, казалось, можно было прочитать даже со спины. Уже тихо поднимаясь по лестничному пролету, девушка дослушала тираду до конца.

 -Позакааанчивали институтов! Перетискались, небось, со всеми профессорами, теперь ходят, проститутки, думают, что царицы! Даже не здороваются! Да кому ты здесь нужна! Шмара!

       Открыв дверь  своего кабинета и заперев его изнутри, Анна, не раздеваясь, уставилась на себя в зеркало. У отражения были глаза, как блюдца и в них совсем не виделось расстройства - только недоумение по поводу услышанной тирады. Ну да, так сложилось, что  она не здоровалась с гардеробщицей, но на этом ее провинность  заканчивалась. Все остальные обвинения вызывали в девушке глубочайший протест. Кроме слова шмара - его значение она даже не знала. 

       «Морда кверху»?  Ну, во-первых, совсем не морда. В худшем случае, мордашка, и из других уст прозвучавшая. А потом – это всего лишь хорошая осанка, выработанная долгими годами занятий легкой атлетикой.

        «Не  покосится»? Да на нее, как на самую молодую свалили работу, которую должны были выполнять 3 врача. Ей последнее время не то, что косится по сторонам – думать о всяких милых безделицах некогда. Даже об одежде… Анна натянула на плечи белый халат. Милый, конечно, но когда она последний раз была где-то без него?

        « Уборщица - низший класс»? Девочка даже рассмеялась: она не скрывала, однако и не распространялась, что ее родители - банальные рабочие, всю жизнь орудовавшие отец - молотком, мать – малярной кистью. Да Аня и сама подрабатывает «помощницей по хозяйству» ( гордо звучит!) у одного богатого джентельмена. Джентельмен, правда, с каждым днем все развязнее… Впрочем, фраза о проститутках уж сосем не по адресу! Юная идеалистка, конечно, не невинна, но во всяком случае, не развратна.   

        "Однако, - резюмировала Аня про себя, задумчиво застегивая пуговицы на халате- дело плохо… Общий тон высказываний, несмотря на их абсолютную беспочвенность, настолько агрессивный… Откуда? Что и кому я сделала плохого? Я же изначально ко всем доброжелательна…"

         Целый день, принимая больных, она обдумывала этот инцидент. Поворачивая и так и сяк услышанные высказывания, она, конечно, предполагала истинные причины их рождения. Но уж точно не могла знать, что послужило   поводом для эмоционального взрыва. И в упорных  поисках выхода из создавшейся ситуации и, как учили, профилактики рецидивов, смогла придумать только один вариант. Да, конечно, услышанные спиной тирады не из приятных. Но, повернув ситуацию другой стороной, и впрямь нехорошо быть невежливой. «Старушка взрослее меня – размышляла Анна - К тому же ниже меня по социальному положению. Со всех сторон я сильнее, соответственно, должна быть мудрой и снисходительной. А рано или поздно  все здесь станут моими знакомыми, так какой смысл ждать официальностей? Здороваться и прощаться не так уж сложно. Я в любом случае не склонна к лицемерию… Но, может, она права в том, то я действительно лажанулась с банальными  правилами этикета?»

            Вечером, Анне Павловне не удалось притворить свое решение в жизнь: она задержалась на работе, старушки ушли раньше. Но это оказалось ей только на руку: к утру Марьсанна, начисто забывшая свое вчерашнее негодование, был  приятно удивлена, когда Анна, проходя мимо, слегка сбавила скорость и с приятной улыбкой произнесла:

   - Доброе утро, Мария Александровна - и, повернула голову, к Ангелине Андреевне –Здравствуйте.

 

                *               *             

     Прошло полгода. Ритуал был уже прочно закреплен и ни у кого не вызывал ни напряжения, ни удивления. Кроме него ничего не изменилось: Анна Павловна в больнице  работала, не покладая рук,  и, пожалуй, головы, и не торопилась делиться ни с кем подробностями своей личной жизни. Образовав исключительно деловые, хотя и добрые связи, она умудрилась оказаться вне сплетен и козней.

     Однажды утром, поднимаясь по лестнице, вся, как обычно погруженная в раздумья, она за спиной услышала знакомый шепот. «Де жа вю…» - насторожилась девушка.

   - Такаая хороошая деевочка! - Шептала МарьСанна Ангелине Андреевне, косясь вслед Анне - Ласковая... Внимательная, умная! Работает, ангелочек, больше всех. Устает, наверно, душечка мой! А какая порядочная! Сейчас уже таких и не осталось..

     Чувствуя, что они поняли, что она их услышала, Аня повернулась и, не сдержав улыбки, помахала им. Старушки, радостно встрепенувшись , замахали ей в ответ.