Житейские хроники Бори Брусникина. История пятая

ИСТОРИЯ ПЯТАЯ
и последняя, в которой друзья встречаются пятнадцать лет спустя уже в другой стране, искренне радуются друг другу, а автор, несмотря на бурную встречу, всё же добивается цели своей командировки и благополучно возвращается домой, сохранив лицо, правда, с некоторыми потерями.


Когда оглядываюсь назад, то те прошедшие пятнадцать лет мне кажутся короче пятнадцати суток. Хотя за это время произошло столько событий! Всем известно, чем запомнились эти годы: началась и закончилась афганская война, прошла московская олимпиада, начался и закончился «сухой закон», а вместе с ним и перестройка. Союз прекратил своё существование. Надвигалась осень 1993 года.

 Именно в конце лета девяносто третьего я и оказался в родном городе, куда прибыл в командировку. Тогда меня собственно интересовала не столько командировка. Наверное, и моё начальство она не очень интересовала, потому что завод уже дышал на ладан, стремительно сворачивая производство. Более достижения командировочных целей мне хотелось встретиться с однокурсниками, в том числе с Хлебковым, Брусникиным, Хариным… Так случилось, что связь друг с другом мы не поддерживали и не встречались полтора десятка лет после окончания института. А встретиться хотелось. Не имея их адресов и телефонов, я предпринял все меры, чтобы выйти на след.
 
Первым делом зашёл в институт, где работал один из  однокурсников, оставшийся на кафедре. Моему появлению он обрадовался, мы нашли свободную аудиторию и проговорили целый час. Подробно его расспросив, я выяснил, что Хлебков и Брусникин здесь в городе, он их встречал несколько раз, но адресов не знает. Ещё пару лет назад Брусникин работал в информационно-вычислительном центре, а где сейчас – неизвестно, Хлебков ушёл из испытательного цеха года четыре назад. С тех пор сведений о нём нет. С такой информацией мои поиски могли зайти в тупик, но я надеялся на то, что в небольшом городе я всё равно кого-нибудь встречу, кто знает больше.

Рассказав о моих товарищах, он поведал мне и о своих проблемах, которые были одинаковы в то время для многих людей. В институте зарплату не платят уже полгода. Подрабатывает грузчиком в магазине. Благодаря этому, семья имеет кое-какие продукты.

– Представляешь, я, кандидат технических наук, всерьёз подумываю о том, чтобы перейти на постоянную работу в магазин? А что? Потом, может быть, вообще никакой работы не будет? А у меня же двое детей…

Страдания моего брата по альма-матер не могли оставить меня безучастным. Посочувствовав ему на словах, помог и делом – отделил от своих солидных командировочных часть денег и вручил ему со словами:
– Купи детям подарки от меня на первое сентября.

Прощался он со мной со слезами на глазах. Что более его растрогало – всколыхнувшие душу воспоминания студенческих лет или материальная помощь, не знаю. Главное, что доставил человеку несколько приятных минут.
   
В этот день я собирался зайти ещё по нескольким адресам, чтобы продолжить поиски, но решил сперва выполнить заказ моего коллеги и зайти в магазин автозапчастей. Ближайший был на рынке. Найдя там невзрачное здание с надписью «Автомагазин» вошёл и стал пытать продавцов, что у них есть для девятой модели ВАЗа. В это время привезли авторезину, и крепкие мужики в спортивных костюмах стали быстро заносить колёса в магазин.

Здесь фортуна повернулась ко мне лицом. Серёгу я узнал сразу, хотя он, конечно, изменился. Пострижен был «под Котовского» и к своему весу добавил килограммов тридцать. Хотя при его росте это не казалось излишним, наоборот, выглядел накачанным, видно было, что форму поддерживает. Даже под тенниской было заметно, как вздуваются мышцы, когда тащит он сразу четыре колеса. Я вспомнил, что мы с ним оба были в полусреднем весе, а теперь и во мне девяносто.

Я пристально смотрел на него. Он взглянул и тут же отвёл глаза, делая вид, что не узнал. Хотя узнал! Я мог бы указательный палец дать на отсечение.

 Дождался, когда спортсмены-грузчики закончат работу. Хлебков вышел из подсобки и направился на улицу. Тут я просто встал у него на пути, и он вынужден был меня узнать.
– О, привет! Какими судьбами?
– Привет! А я уж думал, так изменился, что старые друзья перестали узнавать!
Мы пожали друг другу руки.
– Да вот, халтура, понимаешь, подвернулась. Торопимся резину сбагрить, пока хорошую цену дают…

Серёга явно не был настроен на долгий разговор, но я был настойчив, и мы договорились вечером встретиться. Записав на всякий случай его адрес, я попросил его позвонить Брусникину.
– Пусть тоже подойдёт, давно ведь не виделись. Да и Харин, если здесь…
– Харин в своей деревне. Мясом занимается. В город редко наведывается, только по вопросам сбыта.
– Ну что ж, втроём посидим.

И мы расстались до вечера.
После обеда я успел провести две деловые встречи, на которых никаких дел не решил, а лишь только договорился о следующих встречах. Тем не менее, считал, что день прошёл продуктивно. В гостинице принял душ. Ужинать не стал. Лишь сменил костюм на джинсы и отправился к Хлебкову, который должен был ждать меня в ресторане в самом центре города.

Если город моей студенческой молодости меня неприятно удивил своим неопрятным видом – собственно и в городе, из которого я приехал, после распада страны было не лучше – то ресторан меня просто шокировал. Я помнил его респектабельным советским предприятием общественного питания, в котором отдыхала почтенная публика: солидные дяди с лысинами, пухлые дамы, кавказские торговые люди в широких, как аэродромы, кепках, иногда сидели молодые компании, отмечавшие день рождения или стипендию. Играл вокально-инструментальный ансамбль.
 
Сейчас ничего этого не было. Были те же, что на рынке молодые люди в спортивных костюмах с наколками на руках, на шеях, на веках. Если и мелькала за столиком женская причёска, то присмотревшись, пробы было ставить негде.
 Зал ресторана по форме напоминал широкий коридор. В конце  вместо музыкантов был бар, работающий, как автопоилка, обслуживая тех, кому было невтерпёж дождаться официанта. Закуску бармен не отпускал – только спиртное.
Я прошёл по этому коридору, поглядывая на столики, откуда слышалась блатная феня вперемешку  с матом. Серёга сидел за столиком недалеко от бара. Перед ним стояли два коктейля.
– Вот взял, пока официант заказ принесёт…

Я приземлился напротив:
– Ну, ничего себе, ресторанчик ты выбрал!
– Так это ж не я, ты выбрал.
Я вспомнил, что действительно сам назначил Хлебкову место встречи.
– Да, промашечка вышла…
– Сейчас во всех кабаках так, выбор невелик. А ты не обращай внимания на эту шелупонь, я тебя специально спиной к залу посадил.
– А где Брусникин?
– Обещал подойти вместе с Петькой Хариным. Он ему позвонил, тот должен подъехать к вечеру, так что скоро будут.

Мы с Хлебковым сидели часа три. Выпили бутылку водки, съели салаты, котлеты и курицу. Заказали ещё бутылку и ещё по котлете. Ребят всё не было. Мы с Серёгой вспомнили всё и рассказали друг другу про своё сегодняшнее житьё.
– Сергей, ты же меня узнал в магазине?
– Узнал, конечно… Понимаешь, нет желания всем объяснять, почему я, бывший заместитель начальника испытательного цеха боевых машин теперь спекулирую автопокрышками…

–  Я так и понял…  А я, понимаешь, давно собирался тебя найти и ребят, да всё откладывал на потом. Но потом заканчивался месяц, потом год, потом десять, потом перестал существовать Союз. И я понял, что  «потом» может наступить не для меня, плюнул на всё и поехал… Командировку эту специально взял. Так что ты бы от меня всё равно не отвертелся…

Я посмотрел на свои любимые швейцарские. Было половина одиннадцатого.
– Ну что, я уже рассчитался. Наверное, пора идти?  Думаю, ребята уже не придут.
Мы с Серёгой двинулись к выходу. Тут и произошло неприятное событие, которое и должно было произойти в таком притоне. Я направился в туалет. Как только закрыл за собой дверь, услышал за спиной шум драки.
 
Выскочив в фойе, я увидел, как Хлебков отмахивается от четвёрки наседавших на него гопников. Схватив ближайшего за ворот, я отшвырнул его. Он прилип спиной к стене, но на ногах устоял, и я увидел в его руке нож.  Не скажу, что я очень испугался, но неприятное ощущение возникло. Думать было некогда. Паренёк, судя по налитым кровью глазам, был в кураже и атаковал меня с явным намерением продырявить. Я не стал рисковать и бить в голову кулаком, можно было промахнуться, а ударил открытой ладонью чуть сбоку, по-волейбольному, с гарантией, от души и от всего тела. Голова паренька ударилась в стенку, как теннисный мячик, отскочила, и он молча рухнул пятачком в пол. Я повернулся, и тут мне прилетела неизвестно откуда бутылка прямо в глаз. Я завертел головой, в надежде обнаружить автора, но безрезультатно.  А Серёга уже вошёл в раж, и, отправив одного в угол собирать зубы, удачно попал второму. Тот юзом на спине уехал в стену. Последнего его оппонента я в прыжке ударил ногой в спину, а Хлебков встретил его лбом в нос и левым нижним проверил печень, он лёг рядом с товарищами.

К нам подскочил дядя в фуражке и синем пиджаке, по-видимому, швейцар, и затараторил:
– Ребята, скорее, скорее, уходите… Во двор, во двор! А то с парадного могут встретить…
Я оглянулся посмотреть, не оглянулись ли на нас. Но трое лежали смирно, и только четвёртый в углу размазывал кровь по роже в безуспешной попытке вставить на место челюсть.

Мы Хлебковым послушно направились мимо гардероба, через какую-то подсобку. Выскочили во двор.
– Уходим, быстрее! Сейчас вся толпа за нами рванёт! – Хлебков сориентировался быстрей меня, и через калитку мы выбежали не в улицу, во двор соседнего дома. И тут я заметил, что тенниска у него на боку потемнела и намокла. Я прикоснулся, чтобы убедиться, что это не вода и не пиво. Рука была красная.

– Серёга, тебя же порезали!
– Не чувствую! Давай сначала оторвёмся…
– Здесь через два квартала травмпункт был, он всё ещё там?
– Пункт-то там, да только вряд ли у них кроме зелёнки, что-нибудь есть.
– Всё равно, давай туда! Надо посмотреть, что за рана…

Пройдя дворами, мы вышли к травмпункту. Лампочка над дверями не горела, но дверь была не заперта. У Хлебкова уже тенниска пропиталась, и кровь капала на пол.
Едва мы затопали в коридоре, впереди справа открылись обшарпанные грязно-салатового цвета двери и вышел паренёк в мятом, когда-то белом, халате. Руки в карманах:
– А… Уже? Ну, проходите…

Чтобы войти в контакт с доктором я поздоровался и спросил:
– А почему «уже»?
Медик был словоохотлив:
– Потому что вечером обычно с разбитыми мордами идут, раненые ближе к утру… Я только что нос склеивал. Вам просто повезло, что здесь никого нет… Правда мне не повезло, курить охота…

Я решил, что мы обменялись достаточной информацией, чтобы перейти на «ты»:
– Ты уж давай, брателло, поработай. Потом покуришь…
– Вместе поработаем, видишь, у меня нет медсестры. Так что действуй… Помоги ему снять рубашку. Да, осторожнее, кушетку не замажь! Санитарки у меня тоже нет.
Хозяин кабинета принялся мыть руки у раковины, которая была тут же… Потом сполоснул их из бутылки, что стояла прямо на раковине.

– Спирт? – поинтересовался я.
– Нет. Водка. Ребята приносят. Спирт давно кончился. Ты тоже руки вымой!
Помыв руки, я глянул в зеркало, что висело над раковиной. Бог ты мой! Кровь запеклась на брови, под глазом бланш, волосы всклокочены… Типичный клиент забегаловок и травмпунктов.

Осмотрев и продезинфицировав рану, бывалый доктор констатировал:
– Колото-резаная рана грудной мышцы, вдоль ребра скользнуло… С одной стороны – хорошо, с другой – если бы была просто колотая можно было бы не зашивать. А так… В общем я склею, сейчас пластырем. Ещё раз обработаю. Кровотечения не будет. А утром к хирургу. Обязательно зашивать…

Хлебков спросил:
– Так ты, вроде, хирург? Может, зашьёшь?
Я тоже стал давить на эскулапа:
– Давай, брат, мы в долгу не останемся…
Доктор посмотрел на мой лоб:
– Брат-то бы зашил, да возможности у него… Вам рассказывать, чего у меня ещё нет? Я с успехом могу врачевать только раны, что у тебя на лбу и под глазом…
Не договорив, махнул рукой:
 – А, давайте!

Он подошёл к столу, где лежали инструменты. Потом  к раковине, взял бутылку, протянул Серёге:
– На, добавь! Ни лидокаина, ни новокаина у меня нету. Да, вы спиртное употребляли, так что не обезболит. Не в коня корм…
Эскулап либо скромничал, либо набивал себе цену. Действовал он ловко. Сперва перехватил рану посредине. Потом наложил шовики примерно через полсантиметра, так аккуратно, как моя жена порванные колготки не зашивала. Серёга терпел.
Я сунул руку в карман джинсов, чтобы проверить бумажник… Его не было! Видимо, потерял, пока бежали.  Мысленно обругав себя раззявой,  задумался, как рассчитаться с врачом.

– Скажи, доктор, – поинтересовался Хлебков. – Ты обо всех ранениях сведения в ментуру подаёшь?
– Раньше было – обязательно обо всех. Сейчас только огнестрел. На такие смотрят сквозь пальцы… Так что записываю со слов пострадавшего.
– А… Ну запиши, что я на штырь напоролся.
– На штырь, так на штырь, – сказал доктор, закрепляя поверх шва марлевую повязку. – А теперь давай я тебе кисть зафиксирую. Вон как опухла. Хотя, по-доброму гипс надо. Сто процентов, что трещина. Но ничего, косыночную повязку сделаем. Это даже хорошо. Меньше рукой двигать будешь, чтобы шов не беспокоить.
– Ага, – согласился Серёга, – очень хорошо. Хотелось бы лучше, да некуда.
– Снимок завтра в своей больнице сделаешь. Там и гипс наложат, если что. У меня рентгенкабинет закрыт. Рентгенолога всё никак не найдут.
 
Повернулся ко мне:
– Подойди. Бровь перекисью обработаю.
Бросил бинт в ведро.
– А под глазом дома – бодягой… А ему, – доктор кивнул на Серёгу, – всё равно завтра-послезавтра на перевязку. Если патогенная микрофлора попадёт, то ….
Он опять недоговорил.
– В общем, врач по месту жительства всё сделает.

Я положил на стол свои швейцарские:
– Это хорошие часы «Франк Мюллер», – сказал я ему. Но он даже не повернулся. Доктор наливал в гранёный стакан «обезболивающее».
Потом вышел вместе с нами на крыльцо. Мы попрощались и направились вдоль по тёмной улице, а он остался на крыльце покурить.

Серёга так и пошёл с голым торсом, бросив свою тенниску в переполненную урну. Прохожих на улицах не было. Луна светила нам в спину, а разбитые фонари вдоль прямой, как артиллерийская директриса, улицы напоминали перезревшие одуванчики, такие же облезлые и бесполезные. Стало прохладно, мы ускорили шаг и через двадцать минут были у Хлебкова дома. Он в свои тридцать семь был ещё холост и жил один в малогабаритной однокомнатной квартире.

– Оставайся у меня, – сказал Серёга, – всё равно автобусы уже не ходят.
– А на такси у меня и денег нет. Бумажник-то я потерял, пока бежали. Хорошо, что я с собой в кабак не все деньги взял.

– Не потерял ты его, – перебил Хлебков. – Лопатник у тебя подрезали, когда ты в туалет заходил. Кто же в задний карман деньги кладёт? Это «чужой» карман.
Так вон из-за чего драка завязалась! Серёга увидел, как у меня бумажник вытащили. Я ненадолго почувствовал себя слегка виноватым. Утешился тем, что рассчитавшись с доктором любимыми часами, хоть немного загладил свою вину.

Серёга показал мне, где чай и сахар. Пока заваривал, я спросил его про Дядю. Оказывается, он умер три года назад.
– Похоронили мы его там недалеко, на сельском кладбище. На городское не повезли. А на похоронах-то было всего три человека: мы с Брусникиным, да сосед Дядин. Он с ним как-то поближе был. Молча закопали. А потом отсалютовали из охотничьего ружья. Всё ж таки он всю войну прошёл.

 Выпив по кружке крепкого чаю и поговорив ещё с полчаса, мы отправились спать. Времени было уже полвторого.  Раненый улёгся на кровать, я – на пол. Второй кровати в квартире не было.

Уснули мы моментально, надеясь как следует отоспаться. Но нашим надеждам не суждено было сбыться. В шесть утра зазвенел звонок, в дверь забарабанили. 
Я подошёл к двери и, прежде чем открыть, спросил:
– Кто?
В ответ раздался смех, и развязный голос потребовал:
– Эй вы, сонные тетери, открывайте брату двери!
Хлебков открыл глаза, буркнул: «Харин это…», и заворочался, устраиваясь поудобней.

В квартиру ввалился Петька Харин, он изрядно пополнел и выглядел солиднее, чем пятнадцать лет назад. За ним вошёл Боря Брусникин. Этот, наоборот, похудел. От чрезмерной худобы, казалось, что вот-вот с него спадут не только брюки, но и очки. В руках у Харина был пакет с пивом.
– Па-а-дъём! – продолжал орать Петька.
– Тихо ты, рыжий!... – оборвал его Серёга. – Соседей разбудишь.
Тот угомонился, но ненадолго. Стал рассказывать, с какими приключениями он вчера продал мясо, и почему они опоздали в ресторан.

Брусникин дополнял его бестолковый рассказ:
– Мы пришли буквально через пятнадцать минут после вашей ретирады… Там швейцаром мой дядька работает. Он же Серёгу знает. Вот и рассказал, что вы только что блатных отхлопали и скрылись в неизвестном направлении… Ну, мы сюда приехали. Думали, вы домой сразу, а здесь никого… Потом ко мне домой отправились. Там и заночевали. Вернее, ночевал-то я один, а Петька всю ночь на кухне с бутылкой коньяка просидел… Поэтому и сорвался в шесть утра к вам.

– Есть в этом доме что-нибудь к пиву? – Петька после бессонной ночи был возбуждён и хотел действовать. Заглянув в холодильник, возмутился:
– Здесь же тараканы умерли с голоду!
Брусникин пригласил всех к себе:
– Пойдёмте, у меня хотя бы поесть можно…
– Ага. – Сказал Серёга, не спеша поднимаясь, – Именно сейчас, и в таком виде: один с подвязанной рукой, второй – с фингалом, а рыжему вообще пора нашатырь нюхать…

– Лучше клей, Серый, – открывая пиво, – отозвался Харин, – с него я больше тащусь. Ты же не понял замысла, Борюся – хитрован, я его давно раскусил. Он со мной вчера даже не выпил. А сейчас нас приведёт домой, чтобы показать жене, какой он положительный на фоне своих корешей!
После недолгих дебатов решили купить продуктов и пойти на дачу к Брусникину, благо она была рядом с городом прямо за рекой.
 
– Домик небольшой, – сообщил Боря, – но вчетвером мы там поместимся. Зато у меня много яблок и морковки. А мясом нас Петька снабдит.
Были сборы недолги. Через полчаса мы выкатились из подъезда и, громко обсуждая предстоящий пикник, двинулись по направлению к гастроному. После пива Петька опьянел ещё больше. Он шёл впереди нашей компании, размахивал бутылкой и орал:

Ботфортами гремя по кабакам,
Бокалами бургундского вина,
Чтоб Франция жила и, ву аля,
И жили мушкетёры короля!

Хлебков хмыкнул:
– Представляете, этот человек пять лет работал председателем колхоза! И вот результат – ни колхозов, ни страны…
– Пойми его, Серый, – заступился Боря, – в своей деревне его все знают, вот он здесь и отрывается.
И Харин отрывался:

Министры – шулера, король – дурак!
Шуты шутя играют в короля,
Но Франция жива и, ву аля,
И живы мушкетёры короля!

Моя командировка закончилась через три дня. Я подписал-таки договоры, ради которых моё начальство отправило меня сюда. Поэтому я уезжал домой с чувством исполненного долга и глубокого удовлетворения, несмотря на некоторые потери, я приобрёл главное: адреса моих друзей, которых я так давно хотел встретить. С тех пор мы уже не теряли связь, я регулярно приезжал к ним и не только в командировки.

 Серёга  всё-таки через два года женился. А потом открыл свою школу бокса. Своего сына хотел сделать боксёром, но тот увлёкся футболом и достиг успехов – выступал за один из московских клубов.

Петька Харин продолжил свой сельский бизнес и завёл солидное фермерское хозяйство. Переживал, что некому будет передать дело. Обе его дочери учились в Санкт-Петербурге. Там и остались работать. А старшая потом и вовсе уехала в Швецию.

Боря Брусникин так и работал на инженерных должностях, периодически, после каждого сокращения, переходя в сторожа, то есть в охранники. Старший его сын погиб в Чечне, а младший – бросил институт и занялся автосервисом.
Закончив эти записки, я показал их Брусникину. Он попросил изменить имена героев и не указывать географических названий. Что я и сделал.