Виньетка ложной сути
8 глава из книги "Юнона и авось, или Развод длиною в четверть века"
Напрасные слова – виньетка ложной сути.
Напрасные слова не трудно говорю.
(Лариса Рубальская)
В конце восьмидесятых годов был популярен романс в исполнении Александра Малинина «Напрасные слова». Андрею запомнился эпизод, связанный со строчками из этой песни. Дело было в Москве, разговаривал с женой, которая внезапно и совсем не в связи с темой разговора, как-то странно хитровато взглянув на него, спросила:
– А как ты понимаешь слова «виньетка ложной сути»? Что это значит?
Андрей удивился: он не видел в этом – хоть и вычурном – словосочетании Ларисы Рубальсокй ничего непонятного. Хотя подоплёку вопроса можно было объяснить и тем, что, как он не раз убеждался и прежде, и потом, люди иногда ошибочно приписывают некоторым словам совсем нетривиальные значения. А это, в свою очередь, приводит к проблемам понимания целого выражения.
Засевший в памяти московский эпизод бумерангом через три десятка лет вернулся к россиянину, когда наступил момент «разложить по полочкам» все обстоятельства места и времени, связанные с Юноной.
Год 1996. Тёплый солнечный летний день. Возвращаясь с какой-то деловой встречи, Андрей и Юнона шли прогулочным шагом, не спеша, по одной из центральных улиц Варшавы к припаркованному неблизко автомобилю. Свернули налево – в улицу Нововейскую в сторону площади Спасителя. Внезапно краем глаза россиянин успел заметить, что его спутница резко остановилась и, радостно восклицая, начала беседу с каким-то молодым человеком, который прошёл им навстречу. Пройдя по инерции несколько шагов вперёд, Андрей замедлил шаг и, чтобы дать польке время на обмен любезностями со случайно встреченным знакомым, приостановился у витрины какого-то магазина, делая вид, что разглядывает выставленные товары. Из тональности доносящихся обрывков фраз шеф сделал вывод, что его сотрудница встретила какого-то очень хорошего знакомого и что встреча эта столь же редка, как и неожиданна.
С пониманием входя в ситуацию, деликатный россиянин прошёл ещё несколько шагов вперёд и детально изучил витрину следующего магазина. К несчастью, это был товар, который никак не мог быть изучаем долго – за стеклом были вывешены и выложены образцы каких-то портьерных тканей. К сожалению, бурный обмен новостями случайно встретившихся на улице поляков продолжался, и начинавший уже раздражаться Андрей отошёл ещё на несколько шагов.
В душе россиянина росло какое-то смешанное чувство – досада пополам с раздражением. Причин было несколько: шли вдвоём – подчинённая со своим шефом, и внезапная встреча вдруг показала, что Юноне ещё далеко до соблюдения как служебной субординации, так и элементарных норм поведения воспитанного человека. По укоренившимся у Андрея понятиям, полька должна была, с одной стороны, извиниться перед ним, сообщив, что хотела бы переговорить со случайно встреченным старым знакомым, а с другой стороны – хотя бы проинформировать своего собеседника, что она не одна, а со своим шефом, поэтому разговор не может продолжаться долго.
По поведению знакомого Юноны было видно, что он не имеет представления о том, что Юнона шла по улице не одна. Андрей, которому, чтобы не выглядеть глупо, пришлось отбрести уже на несколько десятков метров от радостно обменивающихся какой-то информацией поляков, начинал вместо раздражения испытывать постепенно нарастающую злость. Чувство это усиливалось ещё и тем, что он не понимал, кем является этот случайный прохожий для Юноны. Другом? Школьным приятелем? А может быть, тайным обожателем или кем-то больше? С учётом тех чувств, которые начинал испытывать к польке Андрей, этот последний вариант совсем уже испортил ему эмоциональный настрой.
Он с твёрдым решением не ждать уже ни минуты повернулся спиной к сладкой парочке и пошёл в сторону запаркованной машины. Настроение было вконец испорчено. Внезапно. И это очень диссонировало с тем солнечным настроением, которое царило в душе россиянина ещё пять минут тому назад. «Отъеду и ждать не буду, – сумрачно подумал он. – Пусть добирается до офиса сама, а там поговорим. И о субординации, и о воспитанности».
Пока он садился в машину и запускал двигатель, успела, однако, добежать и запыхавшаяся Юнона. Видимо, не чувствуя необходимости извиняться, она объяснила Андрею, что встретила своего дальнего родственника – Михала, что-то вроде двоюродного племянника (или троюродного дяди – раздражённый Андрей уже не хотел вникать в генеалогические подробности невоспитанной сотрудницы). Он попытался завести разговор о том, как надлежало ей поступить в данной ситуации, чтобы не возбуждать у шефа ненужных негативных эмоций, но уже через пару минут осознал, что полька его просто-напросто не понимает. До офиса доехали уже молча. Интуиция подсказывала Андрею, что Юнона так и не поняла – в чём, собственно, проблема.
Год 1998. Младшая сестра Юноны – Агнешка, которая по просьбе польки также была принята на работу в одну из фирм Андрея, вышла замуж. Свадьбу играли, согласно польским местным традициям, в большом «весельном доме»*
-------------------------
* Дом весельны (польск. Dom weselny) – специальный банкетный зал со своей кухней, предназначенный для организации массовых застолий. Популярно в малых городках и сельской местности.
Андрея как почётного гостя, конечно же, тоже пригласили. С одной стороны – как шефа и уважаемого человека. Но с другой стороны, разумеется, он воспринимался как «плюс один» к Юноне – сестре новобрачной. Кроме того, также по польскому обычаю, Агнешка пригласила и весь немногочисленный коллектив фирмы россиянина, в которой она работала. Всех, вместе с Юноной, привёз Андрей вымытым до блеска по этому случаю «Понтиаком». Кроме того, его лимузину предназначалась важная функция торжественной перевозки пары молодожёнов в местный костёл, а потом – в место «веселья».
Надо заметить, что свадьбой в Польше принято называть саму формальную процедуру, происходящую в ЗАГСе или костёле, а вот собственно свадебное застолье имеет отдельное название – «веселье». Отсюда некоторое разделение гостей на две категории – на тех, кто приглашён только на свадьбу (они присутствуют на обряде бракосочетания, поздравляют молодожёнов после выхода из костёла, вручают подарок и отправляются восвояси) , и тех, кто после этой официальной части имеет счастливую возможность погулять за свадебным столом, потанцевать и поучаствовать в различных шуточных конкурсах, являющихся неотъемлемой частью такого мероприятия.
В целом весь вечер удался, свадьба получилась на славу. Но ложку (маленькую чайную ложечку) дёгтя Юнона смогла и тут добавить. Среди приглашённых оказался также и молодой ксёндз – знакомый родителей Юноны. Он жил и служил в одном из близлежащих городков, поэтому встречи с ним семьи Юноны были не так чтобы невозможны, но редки. Наблюдательный россиянин заметил, что «его» польку связывает с этим ксёндзом не только согласие в вопросах католической веры. Тем более что по отдельным намёкам и крупицам информации, которые нет-нет да и проскакивали в рассказах польки о своей «прошлой» жизни, то есть юных годах, когда она ещё не знала Андрея, он догадывался, что была какая-то тайна в отношениях Юноны и служителя культа. Был он молод и довольно симпатичен, круглое лицо его с очками в тонкой стальной оправе внушало доверие, речь была приветлива, доброжелательна и, как полагается, имела тот едва уловимый оттенок отеческого превосходства, который можно заметить часто у священнослужителей при общении с прихожанами.
Хотя ксёндз и вёл себя достойно, раскованная атмосфера свадьбы-веселья так повлияла на него и Юнону, что разговор их, начавшись одним танцем, продолжился без перерыва в следующем, и следующем... И следующем... Всего таких танцев Андрей насчитал семь – видимо, тем для обсуждения накопилось много.
Время близилось к полуночи, гости были разогреты алкоголем. Россиянин, оставшись надолго за столом один, сначала куртуазно пообщался «ни о чём» с теми, с кем приехал на эту свадьбу, потом некоторое время скучающе оглядывал веселящееся общество. Возникшая ситуация, как обычно, начала его тяготить, постепенно вызывая всё большее раздражение.
Чувство это не было связано с ревностью – поводов к этому не было. Проблема для россиянина, как обычно, заключалась в глупости его положения: приехал он исключительно с Юноной и ради Юноны. Бросив его одного в этой бурлящей весельем свадьбе, она не озаботилась соблюдением хоть каких-нибудь условностей, которых требовали понятия воспитания и приличия, в конце концов. Достаточно было бы хотя бы пару раз в перерывах этого спонтанного танцевального марафона подойти к нему, извиниться и попросить разрешения (условного, конечно же) потанцевать ещё со старым знакомым – и проблема бы испарилась. Но полька этого не делала. Забытый ею Андрей послонялся по залу и выбрался на двор – подышать свежим ночным июльским воздухом.
Настроение стремительно испортилось – хотелось сесть в машину и немедленно уехать. Препятствий к этому было два с половиною. Выпитый алкоголь – это раз, как говорил Эраст Фандорин. Компания, с которой он приехал из Варшавы за сто километров, рассчитывала с ним же и вернуться, и Андрей не мог их бросить – это два. Один из сотрудников – молодой парень Ростислав – специально не прикасался к алкоголю, чтобы вести «Понтиак» шефа. И, наконец, половинкой аргумента было то, что такое демонстративное покидание торжественного мероприятия, хоть и незаметное в данную минуту, позже могло быть поводом для обсуждений в семье Юноны. А кто их знает – что они себе напридумывают, какие выводы сделают, не зная истинной причины поступка россиянина и «шефа Юноны и Агнешки»?
Понаблюдав за курящими и шушукающимися во дворе гостями, Андрей с неохотой вернулся в здание и, усевшись на своё место за столом, застал там весело обсуждающую что-то с гостями Юнону. Казалось, полька даже не заметила его отсутствия. Короче говоря, «демонстративный уход российской делегации из зала заседаний» не заметил никто, кроме самой «делегации». Оставалось только налить себе водки и выпить.
Год 2000. В отношениях мужчины и женщины одним из важнейших понятий является верность. И не обязательно только в том её узком (пошлом) понимании. Если нет верности в мыслях, верность «физическая» – это только вопрос обстоятельств. Обстоятельств места и времени.
На границе веков глобальная сеть Интернет, кроме всего прочего, отметилась в Польше буйным развитием всевозможных сайтов знакомств, сервисов, которые позволяли общаться онлайн в различных группах, заводить знакомства. Это было что-то новенькое и поначалу это было забавно. И Андрей, и Юнона не избежали соблазна «позависать» в Интернете, развлекая себя ни к чему не обязывающими разговорами с неведомыми и невидимыми собеседниками.
Всё это было не более чем забавно, пока однажды (теперь уже не вспомнить – каким именно образом) россиянину на глаза не попалась корреспонденция его подруги с каким-то неведомым поляком из Гданьска. Из текстов следовало – и это заставило сердце Андрея биться чаще – что куртуазная болтовня и даже лёгкий невинный допустимый в такого рода диалогах флирт в этом конкретном случае начинал приобретать уже несколько практический характер. Обе договаривающиеся стороны не исключали возможности встречи «в реале», как это было принято тогда говорить. Андрея бросило в жар от прочитанного.
Надо было что-то срочно предпринимать. Но с другой стороны, не хотелось обидеть Юнону несправедливыми подозрениями. В конце концов, ничего конкретного она этому поляку не предложила. И почувствовавший неясную пока угрозу, необманутый пока ещё Андрей решился на отчаянную провокацию. Он выслал на мэйл польки текст от имени гданьского поляка с нового зарегистрированного почтового ящика с просьбой дальнейшую корреспонденцию вести на этот адрес. Тут его ждал первый лёгкий удар – полька без раздумий ответила согласием. Следующий удар послал Андрея в нокдаун – в ответ на его конкретное предложение встретиться в Варшаве, когда «гданьчанин» сможет приехать, его верная Юнона ответила словосочетанием, которое зазвучало названием очень популярных в СССР польских духов: «Может быть».*
--------------------------------------------------
* «Может быть» (польск. By; mo;e) – легендарная польская марка духов, появившаяся в 70-х годах XX века.
Теперь россиянину стало не до шуток. Его раздирали два противоречивых чувства. С одной стороны, хотелось как можно скорее объясниться, чтобы услышать от польки, что всё это только невинная шутка и вовсе не собиралась она углублять своё знакомство с гданьским респондентом. С другой стороны, хотелось понять – насколько далеко может зайти Юнона в своём обмане.
Так сложилось, что несколькими днями ранее Андрей и Юнона запланировали короткую поездку в Чехию – до Карловых Вар на машине только восемь часов, поэтому уикенд в умиротворённой тишине старого курорта позволял частично компенсировать отсутствие долгих отпусков и бешеный ритм ежедневной работы. Но в этот раз регенерации душевных и физических сил как-то не получилось. Виною тому была угрожающе назревающая, словно тёмная грозовая туча на горизонте, ситуация с непонятной игрой польки.
Последней каплей был отправленный с ноутбука мэйл Юноны, что в этот уикенд её в Варшаве нет, и если гость с Гданьска планировал приехать, то оказии встретиться не будет. И Андрей взорвался. Сначала он пытался говорить с полькой так, чтобы дать ей шанс хоть как-то объяснить ситуацию, сохранить лицо. Сам себя обманывал. Поскольку она сначала «пошла в отказ», начинающий испытывать гнев от такого откровенного вранья россиянин дал понять, что последние несколько почтовых сообщений его верная подруга писала ему лично, поэтому отпираться глупо.
Дальше всё пошло, как обычно: Андрей выговорился в режиме монолога, поскольу полька испуганно молчала. И это её молчание всё больше раздражало. Не видя смысла в дальнейшем пребывании в ставшем вдруг абсолютно некомфортным номере люкс отеля «Элишка», Андрей отрывисто бросил:
– Собирайся, выезжаем в Варшаву. Благодарю, отдохнули.
Юнона покорно собрала вещи, и через полчаса они выехали в обратный путь. Взбешённый Андрей молчал. Ему хотелось, чтобы полька хоть что-нибудь начала говорить. Неважно – что. То ли объяснять, что понимает, что глупо поступила, то ли просить прощения – абсолютно неважно. Важно было для него только одно: чтобы она показала, что переживает, что хочет что-то исправить. Но... свинцовая тишина висела в «Понтиаке» все восемь часов – пока не въехали в Варшаву.
Год 2007. Лето этого года ярко и недвусмысленно продемонстрировало (впрочем, очередной раз), что забота о душевном равновесии Андрея не находится в списке приоритетов польки. «Сии вещи не входили в круг её понятий», – как выражался Козьма Прутков. Произошло одно за другим – с интервалом в несколько недель – два случая, когда в абсолютно одинаковых обстоятельствах Юнона поступила идентично. В этом не было бы ничего странного, если бы после первого случая Андрей не произвёл «разбор полётов» и не объяснял бы польке долго и нервно, что именно она сделала неправильно и вообще «что такое хорошо, а что такое плохо».
Началось всё с того, что шеф одной из газовых фирм – потенциального клиента транспортной фирмы россиянина, приехав из города Познань в Варшаву в командировку, выразил готовность и желание встретиться с Юноной. Познакомился он с ней несколькими месяцами раньше на одной из традиционных ежегодных встреч «газовиков» Польши. Тех встреч, что начинаются конференцией и семинарами, а заканчиваются пышным банкетом в ресторане.
Уже на том банкете россиянин заметил, что пан Хенрик оказывал явные знаки симпатии Юноне, но, поскольку границы приличий не нарушались, то и темы для разговора не было. Впрочем, нагруженный багажом печального жизненного опыта, Андрей понимал, что иногда сохранение верности (в самом широком смысле этого слова) у некоторых людей зависит не столько от моральных устоев и понятий, сколько от отсутствия совокупности неблагоприятных (а для кого-то благоприятных) обстоятельств.
Когда пан Хенрик, прибыв в Варшаву, позвонил Юноне и пригласил её в ресторан для обсуждения возможного сотрудничества по перевозкам газа для его фирмы, Андрей, испытывая глубоко в душе некий дискомфорт, всё-таки выразил согласие, чтобы полька на эту встречу поехала. До сих пор она не давала ему поводов для сомнений, а тем более – ревности. Но с другой стороны... С другой стороны, читателю следует заглянуть в главу «Почему польки не станут краснеть...» Как мужчина он понимал, что неискушённая в такого типа обстоятельствах Юнона может просто неправильно оценить ситуацию, а значит – не отреагировать так, как этого желал бы он.
Впрочем, говоря о поводах для ревности, невозможно не помнить о маленьком осадочке, который остался от «интернет-инцидента». Неизвестно, чем могла закончиться романтическая корреспонденция польки с её виртуальным знакомцем, если бы не вмешательство Андрея.
Тем не менее, решение было принято: выбирая между неясным и необоснованным душевным дискомфортом и возможностью подписать контракт с новым клиентом, россиянин принял решение отпустить Юнону на эту встречу. Уже много лет она как его правая рука и человек, который досконально знал все нюансы, была вписана Андреем в государственном судебном регистре в качестве полноправного и самостоятельного репрезентанта транспортной фирмы. К условленному часу шеф подвёз свою Юнону ко входу в ресторанчик в центре Варшавы и, пожелав удачи, отъехал.
Позже Андрей понял свою ошибку: надо было не удачи желать, а дать чёткие и однозначные инструкции. Как в фильмах про военную разведку – «связь каждые полчаса» или что-то в этом роде. То, что было для него очевидным, при первой же самостоятельной пробе польки оказалось для неё несущественным, а возможно – даже несуществующим.
Деловой ужин продлился не просто слишком долго – он длился неприлично долго. Андрей сидел дома – в квартире – и ждал известий от Юноны. Ну, хотя бы коротенького СМС: так, мол, и так, перешли к дессерту, скоро буду... Но телефон молчал. Когда прошёл ещё час, Андрей стал злиться, а после следующих шестидесяти минут начинающей быть двусмысленной неизвестности настроение россиянина стало приближаться к состоянию джинна, «передержанного» в известном сказочном сосуде. Джинн этот, суливший все блага мира своему потенциальному освободителю первую тысячу лет, на втором тысячелетии уже клялся уничтожить первого же откупорившего эту ёмкость.
Вечер перешёл в ночь. Телефон молчал. Андрей начал высылать СМС, злясь на польку, поступающую так неожиданно для него. Сообщения оставались без ответа. Воображение взрослого мужчины начало услужливо подбрасывать самые нервирующие варианты.
Андрей начал уже входить в фазу ожесточённого равнодушия, как вдруг пришло сообщение от Юноны, что она направляется домой и скоро будет. Когда она появилась, то эмоции снова взяли верх над рассудком, и решение держать себя в руках улетучилось, как только полька переступила порог квартиры. Шефа транспортной фирмы уже не интересовал деловой результат встречи, и появится ли в списке клиентов новая фирма (кстати, до сотрудничества так и не дошло). Интересовало его в тот момент только одно: почему и как не могла «его» Юнона понять простую вещь, что он сначала беспокоился, потом стал переживать, а в конце просто чуть ли не по потолку ходил из-за глухого молчания с её стороны. «Неужели трудно было хотя бы коротенькое СМС выслать!» – почти срывался на крик Андрей. Полька молчала. Но она не просто молчала. Всем своим видом она давала понять, что искренне не понимает – отчего так кипятится россиянин. Ничего же не произошло. Просто встреча затянулась... Видя, что его слова не доходят ни до сердца, ни даже до головы Юноны, он выругался (что делал в тот момент ещё нечасто) и ушёл в другую комнату. А виновница его всклокоченного состояния невозмутимо начала готовиться ко сну – завтра ж на работу...
Второй же случай – что очень показательно, абсолютно конгруэнтный первому – произошёл несколько месяцев спустя. Точно так же Андрей выразил согласие, чтобы полька отправилась самостоятельно на встречу с менеджером крупной газовой фирмы, который (на этот раз) мог бы помочь с поставками сжиженного газа по выгодной цене. Это был хороший знакомый как россиянина, так и Юноны. Дарек – так звали знакомого – был бой-френдом колежанки* Юноны по имени Аня. Это была та самая Аня, которая некоторое время работала в фирме Андрея, та самая, которая удивила его однажды интерпретацией глагола «мерзить» (См. Главу «В языкознании познавший толк»).
------------------------------------------------
*Колежанка (польск. Kole;anka) – приятельница, подруга
Хотя Дарек и был по натуре дамским угодником, Андрей не испытывал особых опасений, отправляя менее искушённую Юнону на эту вечернюю деловую встречу (которая предполагала употребление напитков для совершеннолетних). Всё-таки тесное знакомство, длившееся уже несколько лет, давало основание для надежды, что, оставшись один на один с Юноной, поляк не перейдёт дозволенной границы.
И опять Андрей наступил на те же грабли. Рассчитывая, что в памяти Юноны осталось хоть что-то после его эмоциональной реакции на «неправильное» (читай – принесшее боль и тревогу) поведение польки во время встречи с паном Хенриком, россиянин опять не напомнил ей, чтобы высылала ему СМС, если программа вечера будет длиться дольше, чем предполагалось первоначально. Андрей знал манеру Дарека перемещаться из одного заведения общепита в другое, если вечер удавался, а компания соответствовала. Поэтому не исключалась возможность, что после ресторанчика он предложит Юноне переместиться в какой-нибудь модный на тот момент варшавский бар или клуб.
Так и случилось. И опять повторились: вечер, перешедший в ночь, отсутствие информации от Юноны, глухое молчание её телефона в ответ на становящиеся всё более нервными СМС россиянина.
Только в этот раз уровень его эмоций зашкалил значительно быстрее, чем в первом случае, поскольку это было то, что в русском языке принято обозначать поговоркой «опять двадцать пять». Осознание того, что полька не сделала (то ли по глупости, то ли из полного равнодушия) никаких выводов из его разбора случая с паном Хенриком, доводил Андрея до исступления. В конце концов, написав злое СМС, что если она не появится до полуночи, то может к нему не приезжать, а отправляться ночевать в свою квартиру, он с колотящимся сердцем выключил телефон.
Дело было не в том, что Андрей допускал, что полька может быть с Дареком где-то ещё, кроме ресторана или бара. Он не допускал уж совсем пошлых вариантов – мучило и бесило его только одно – полное отуплённое равнодушие Юноны к его эмоциям. Эмоциям, которые он не только однозначно выразил при первом подобном случае, но и подробно объяснил, «что такое хорошо, а что такое плохо».
Утром, включив телефон, россиянин, конечно же увидел ночное СМС Юноны со стандартным, дежурным «пшепрашам», но, появившись в офисе после бессонной нервной ночи, не нашёл у польки следов желания как-то объясниться и исправить ситуацию. И это добивало ещё сильнее.
Год 2008. Замечательный тихий и любимый польскими туристами городок над Вислой – Казимеж Дольны – до этого года вызывал у россиянина исключительно положительные эмоции. «Город художников и поэтов», как пишут в российских путеводителях, находился всего в двух часах езды на машине от Варшавы. Андрей не раз приезжал туда с Юноной на один или два дня, чтобы выключиться на время из бешеного варшавского темпа и расслабиться, погружаясь в неспешный ритм жизни этого заповедного местечка.
И вот однажды, после очередного из становящихся уже регулярными и всё более частыми «скандала», полька исчезла на весь уикенд. Ни в субботу, ни в воскресенье сама не звонила и не написала ничего. И даже когда Андрей (русский характер отходчив, как известно) решил написать ей СМС, ответа не последовало. Это было уже что-то новенькое. Юнона, которая на словах постоянно заверяла его в своей любви и преданности, никогда прежде не пропадала надолго, не сообщив Андрею, куда уезжает. Настроение, ещё недавно только пришедшее в норму после пятничного конфликта, моментально испортилось вновь. Такие вот качели.
Наконец, к вечеру пришло ответное СМС от Юноны. Но по содержанию его нельзя было понять – что с ней и где она находится. Что-то общее, размытое, ни о чём. «Ладно, – решил Андрей, – явится завтра в офис, тогда поговорим. Жива-здорова по крайней мере...»
Но на следующее утро «поговорить», как обычно, не получилось. На прямые вопросы шефа Юнона только ответила уклончиво, что ездила в Казимеж, чтобы «зрефлектоваться»*
--------------------------------------------
*Зрефлектоваться (польск. Zreflektowa; si;) – здесь: поразмыслить над пережитым, обдумать свои поступки
Три вещи повлияли на то, что Андрею не захотелось дальше «бурить!» эту тему. Во-первых, полька говорила неохотно, не желая вдаваться в подробности. Во-вторых, то же самое можно было сделать в местном Повщиньском лесопарке, который находился в пятнадцати минутах езды, не сжигая на дорогу на Казимежа и обратно тридцати литров служебного бензина. И в третьих (самое главное!) – у Андрея начало появляться в районе солнечного сплетения то гаденькое сосущее тянущее ощущение, которое давало понять, что не всё в словах близкого человека есть правда (см. главу «Физиология чувств»). Именно это пакостное подозрение на то, что полька начинает ему врать, заставило отказаться от дальнейших расспросов.
На этом история «психотерапевтической» поездки Юноны в заживляющий душу Казимеж Дольны не закончилась. Пару месяцев спустя, в самом конце лета, она предложила Андрею поехать туда на уикенд. И все полтора дня пребывания в этом залитом тёплым предосенним солнцем городке россиянина не покидала одна странная мысь. Ему подумалось, что изменившие женщины зачастую ведут себя как преступники, которых, согласно известному психологическому штампу, всегда тянет на место преступления. Кстати, не только случай Юноны подтверждал это наблюдение. Повторяя эту же ситуацию со «своим» мужчиной, женщина, – думалось Андрею, – неким образом «компенсирует» произошедшее. Кстати, на эту тему неплохо высказался в своих рассказах Мопассан.
Бывшая в те дни в хорошем (читай – заботливом, предупредительном) настроении полька, водила Андрея по каким-то новым маршрутам – от старинных развалин замка через какой-то неизвестный им ранее лесной овражек к реке. Юнона объяснила, что открыла эту стежку, когда приезжала сюда «в тот раз». Андрей слушал щебечущую беззаботно спутницу и постепенно мрачнел в душе. Зародившееся пару месяцев назад подозрение нежеланной, но неудержимой в сознании волной опять накатило, заставило пережить эмоции ещё раз. По меткому определению Виктора Пелевина: «Предположение превратилось в мрачную уверенность».
«Вы первый миг конца понять мне не позвольте,
Судьбу напрасных слов не торопясь решать».
Да, думалось не раз Андрею, Юнона очень долго не позволяла ему понять, что первый миг конца, а за ним – многочисленные последующие миги уже не раз пытались давать робкие сигналы. От мига первого (в 1995) до мига последнего (в 2020) прошла четверть века, виньетка выцвела и исчезла – остался только настоящий портрет.
Скачать и прочитать правильно отформатированную книгу целиком можно на Литрес.ру
Свидетельство о публикации №221120201618