Телега

-Деда, деда, подождииии... — кричали мы с сестрами, догоняя уезжающего на телеге за травой в лес дедушку, — Довези нас, хоть до поворота ...


Он, всегда терпеливый и спокойный,  останавливал лошадь. И мы — махом,  счастливые, усаживались по краям старенькой телеги, в которую была запряжена наша рыжая и буйная кобыла Малютка.


Ехали обычно меееедленно. Лошадь старая, телега и подавно: колеса деревянные, как в старину... Едешь и смотришь по сторонам. Телега скрипит, на каждой кочке — тупенький удар по попе…


А потом  девичий визг — «смотрите, крапива, чертополох впереди» — и поднимаешь свисающие ноги выше; — препятствие пройдено!


Иногда, бывало,  счастье. Горка! И старенькая лошадь, под весом телеги полной ребятни, разгоняется и бежииит...вниз.


Ветер в лицо, порой мелкие камушки из-под колес и засохшая грязь, резко отлипающая от копыт лошадки, не больно, но хлестко ударяет в тело…


-Но, Но, Малюткаааа! — кричишь, задыхаясь от восторга, а потом, лицо еще долго горит от этого каменного “обстрела” и ветра…


Наша семья была, похоже, единственной в поселке у кого были лошади для работы... Дед, дядя и двоюродный брат пахали поля плугом, сено возили на лошади, запряженной в самодельную телегу...


Телега, конечно, менялась: колеса, оглобли, там винтик, тут шпунтик... Но в основе оставалась прежней - самодельной, неизящной и скрипучей…


Лошади тоже менялись.


На смену старенькой и совсем недружелюбной Малютке, которая и кусалась, и лягалась, пришел серый, спокойный белый работяга Серко…


Все лето наше в детстве и юности, проходило в полях, на сенокосе…


В поле мы с сестрами дружно ехали на телеге, обратно, по обыкновению, шли пешком— “коню итак тяжело сено везти, еще вас не хватало...” — ворчливо пояснял дядя, занявший «пост главного» по сельхозработам после смерти дедушки, когда мы просились ехать домой сверху на возу…


А иногда бывало едешь на телеге, лежа на свежей траве и смотришь в небо и все так тихо, как будто, только в эти минуты и живешь…


У нас больше нет лошадей.


Трактор таки пробрался в нашу «староукладную» семью, бездушно, но основательно облегчив жизнь и труд…


Возжи конские теперь устало, медленно загнивая,  висят на гвозде под навесом.


На конском хомуте все еще сохранилась серая шерсть давно умершего от старости Серко ;его не поднималась рука забить на мясо, умер сам в своей глубокой 36-летней старости).


А телега…телега все ещё  стоит, безропотно подняв оглобли вверх, точно прощаясь…


Как незаметно, тихо уходят в прошлое некогда важные вещи…


Мы не замечаем как оставляем прошлое, а потом, однажды, откуда-то…в сердце возникает эта пустота, которая почему-то так и остается посеревшей ямой внутри.


Я прикасаюсь к совсем старой, заваленной хламом телеге и, четко понимаю, что в ней еще живет душа светлого детства,  родного дома и чего-то очень важного, но безмолвно уходящего навсегда.


И я снова хочу закричать: «Деда, деда, подождииии нас», желая вновь бежать вслед за телегой…


Но она безжизненно стоит.


Она как и время — ждать нас больше не станет...