Часть I. Глава 9. Как ушёл Яша Ленивкер

ГЛАВА 1: http://proza.ru/2021/11/17/1486

Этот рассказ будет не таким весёлым, как вам бы хотелось. Но жизнь тоже не всегда прекрасна, согласитесь, мои дорогие. Скажите, как о смерти можно весело писать или говорить? Конечно, бывают разные ситуации, и было бы смешно, если бы Яша Ленивкер умер на какой-нибудь проститутке. Его хотя бы было не так жалко! Но у него в жизни была одна единственная женщина, пани Сара Абрамовна, и других ему было не нужно… Хотя, я вам скажу, что евреи любят пошутить даже со смертью и тогда их уход может быть окутан такой завесой или тайной, что сердце при этом плачет, а глаза смеются…  Такой уж у нас народ – непредсказуемый.
Как я уже говорила, Яша поставил дело на поток: «Кабачок 13 цорес» работал с утра до позднего вечера, пельмени продавались, выпечка шла на ура, пришлось даже нанять таксиста и человека, который развозил обеды на заказ. В городке говорили, что Яша Ленивкер таки опередил время.

Но Яша опередил время не только в том, что касалось бизнеса – у него была огромная душа, и он пошёл дальше. Яша стал ходить в Синагогу и взял нескольких старых, больных и одиноких евреев под своё крыло. Они, эти одинокие, забытые детьми и Богом люди, не могли приехать к нему в «Кабачок», не могли отведать его «гефилте фиш», выпить вкусный, горячий кофе с корицей и имбирём, приготовленный по уникальному Яшиному рецепту. Дети этих стариков давно покинули нашу страну, изредка приезжали в гости, даже звали родителей к себе, но это было как-то всё очень формально… Да и предлагали они только потому что знали: старики никуда не поедут. Тогда дети выполняли свой долг до конца: нанимали старикам сиделок, высылали деньги и таким образом очищали свои души. А вот что держало на плаву этих стариков – было совсем непонятно, даже умному Яше Ленивкеру.

И тогда Яша, поговорив с раввином, решил развозить им обеды. Совершенно бесплатно. Абсолютно даром. Делали это всё тот же таксист и тот же развозчик обедов. А иногда он и сам навещал стариков, которые смотрели на Яшу с обожанием.
– Мира Григорьевна, что вы сидите здесь, как кура на насесте? Чего вы ждёте? Вы таки уже давно не можете нести яйца! – шутил Яша, сдерживая слёзы, когда видел, как бедная Мира Григорьевна слезает со своего третьего этажа и идёт смотреть в почтовый ящик: а вдруг там лежит письмо от её любимой Неллочки…
– Яша, милый, я еле просыпаюсь по утрам… А есть такая примета… – отвечала Мира Григорьевна, лёжа в кровати.
– Вэй из мир, такая прогрессивная женщина и верит в приметы!
– А что мне остаётся делать! Таки верю, Яшенька: то, что я утром открываю глаза – это очень правильная примета. Это значит, что я не сдохла во сне!

– Шлёма, что-то мне не нравится ваш цвет лица! – говорил Яша, когда приехал проведать старенького Шлёму, который недавно похоронил свою такую же старенькую Рахиль.
– Ой, Яша, я вас умоляю! Если бы вы видели цвет моего стула, вы бы совсем забыли про цвет моего лица! – отвечал Шлёма, не улыбаясь.
– А что не так с вашим стулом? – смеялся Яша и вертел в руках табуретку, разглядывая её со всех сторон.
– Яша, вы умный человек, но вы дурак, простите! Кто говорит за стул, Яша? Я говорю за говно, простите…

– Яша, скажите-но мне стишок! Что-то я давно не слышала ваши дурацкие стишки! Это ж надо, чтобы Бог так не дал таланта! – просила старая, как моя жизнь, Бетя Слуцкер, у которой был сахарный диабет второго типа и которая уже раз пять могла умереть.
– Про что вы изволите услышать, Бетя?
– Давай про секс, Яша. Мине давно никто ничего не рассказывал про секс.
– Бетя, Бетя… Какой там уже секс в мои годы! – сокрушался Яша.
– Яша, не лицемерь. Про секс можно в любые годы, даже в мои!
– Хорошо, про секс, так про секс…
Яша задумывался буквально на минуту, а потом выдавал:
  Я принёс пани Бете бифштекс.
  Пани Бетя сказала: « О нет!
  Расскажи ты мне, Яша за секс!
  У меня его нет триста лет …»
– Яша, я тебе так скажу: твои стихи ещё хуже, чем твои обеды. Как ты стихи сочиняешь, так и я могу…
И тогда Яша, чтобы достойно ответить, говорил, не обижаясь:
– Бетя, скажите, почём у вас сахар в крови? В магазине его уже не укусить: цена растёт с каждым днём!
 
Сара сначала не понимала, зачем Яше нужна эта «паршивая» благотворительность. Но дети поддержали отца, тем более что Яша сказал как-то за ужином:
– Сара, чтобы я больше не слышал твоё «зачем». Ты хочешь счастья для наших детей?
– Что за дурацкий вопрос, пан Ленивкер!
– За всё, пани Сара, нужно платить… У меня с Богом договор: я занимаюсь благотворительностью, а Он устраивает счастливое будущее Арику и Лее. Вот ты веришь в Бога, Сара?
– Чтобы совсем да – так нет. И чтобы совсем нет – тоже нет. Но, знаю точно: к счастью наших детей моя вера не имеет никакого отношения. Счастье детей я буду делать сама, Яша.
– Сама, говоришь… Сами мы мало что можем, Сарочка. Когда меня не станет, тебе действительно придётся делать их счастье самой …
– С ума сошёл, Яша? Ты чего это о смерти заговорил? Рано ещё!
– Никто не знает, когда время, Сара. Но готовиться надо начинать заранее. А то вдруг я предстану перед Всевышним неподготовленным?
– Это как?
– Вот он спросит меня: чего это ты, Яков Самуилович, такого хорошего на Земле сделал, чтобы я тебя в Рай пустил? Что я ему скажу?
– Скажи, что ты на мне женился. Это почти подвиг.
– Это будет главный козырь, Сара.
– Скажи, что детей вырастил.
– Аргумент. Но он мне скажет, а что ещё?
– Яша, не морочь мне голову. Бог – занятая личность. И с каждым он говорить не будет. Он только с великими разговаривает, когда встречает. А мы толпой пойдём. Да это ещё и не скоро будет, так что иди и живи!
– Ох, Сара, Сара… Ангела смерти совсем не интересует, приготовлен ли мёртвому саван…

Говорят, что люди чувствуют, что смерть ходит где-то рядом и за полгода начинают о ней заговаривать. Как бы ненароком, случайно… Но Сара, как, впрочем, и дети, не обратили никакого внимания на этот странный разговор и вскоре благополучно о нём забыли.

Яша продолжал исправно платить деньги «хомячкам», не уклонялся от государственных налогов и очень много работал. Ночью он сидел, запершись у себя в маленьком кабинетике, прямо в кафе, разрабатывая новые рецепты, модернизируя старую еврейскую кухню… Но каждый раз, когда он придумывал что-нибудь эдакое, посетители ворочали носами и просили не делать больше торт со взбитыми сливками и персиками из банки, а готовить те старые, проверенные тейглах, что всегда лежали  у Яши под стеклянным колпаком на стойке бара.
– Шо вам дались эти сухие печеньки? – спрашивала Лея у посетителей, когда брала заказ. – Возьмите лучше кусочек тортика, вы такой ещё не ели! Я когда попробовала, прям описялась от восторга…
– Пани Лея, вы что хотите, чтобы у вас здесь, посреди зала, текла река?
– Какая река? Не надо никакой реки! Просто попробуйте тортика! Мы шо, его викинуть должны?

Но посетители делали исключение только для Яшиного «Наполеона…» О, какой это был «Наполеон»! Всем «Наполеонам» «Наполеон». А если Яша пёк штрудель, так весь городок приезжал, чтобы съесть кусочек… Но об этом мы поговорим позже…
 
Яша умер на своём боевом посту: в своём маленьком кабинетике, прямо сидя. Нашли его Шмулик и Беня, когда пришли утром на работу. Врач, который сделал вскрытие, сказал, что у Яши, видимо, оторвался тромб.
– Вы что, с ума сошли? У него не было никаких тромбов! Если бы у него были тромбы, я бы об этом знала! Яша ничего от меня не скрывал! – рыдая, говорила Сара врачу, когда он вышел, чтобы рассказать ей, отчего умер Яша.
 – Сарочка, вам было бы легче, если бы Яков Самуилович умер от печёночных коликов?  Или от сердечной недостаточности? – спросил её врач, делавший вскрытие.
Вечером в комнату Сары пришли Арик и Лея.
 Арик смотрел, на убитую горем мать и не решался сказать то, что ему не давало покоя.
– Мама, скажи, папа написал завещание? – осторожно спросил Арик.
Сара посмотрела на сына  и ответила вопросом на вопрос, как это принято у евреев:
– А что, это сейчас так важно, Арик?
– Мама, это таки немного важно.
– Почём я знаю! Он что, собирался умирать? – опять спросила Сара и запричитала:
– Готэню, Яша, ты такой засранец! Как же я теперь буду жить? Что я теперь буду кушать? На кого мне теперь ругаться? Кому нужно твоё кафе, если никто ничего не умеет в нём делать?
– Мама, мне кажется, или ты задаёшь слишком много вопросов? -  спросила Лея, и Сара уставилась на неё, как будто видела в первый раз в жизни.
– Лея, где твои слёзы, скажи-но мне, доця? Ты стала сиротой, Лея! Ты понимаешь это?
– Мама, но у меня ещё есть ты! Вот когда ты умрёшь, тогда я стану сиротой!
– Ой-ёй-ёй… – завыла Сара. – Яша, шлемазл, что я буду делать с этой девочкой? Ты один понимал то, о чём она говорит! Яша! Ты меня слышишь? Ответь мне, наконец!
– Мама, папа не ответит тебе… Он умер…  – вдруг сказала Лея и, осознав, что отца больше нет, тоже заплакала.
 
Сара перестала рыдать и посмотрела на дочь. И Арик посмотрел на сестру. Лея даже не плакала: она поскуливала, размазывая по щекам слёзы… Ей было тридцать лет, и плакала она всего несколько раз в своей жизни, да и то в детстве. И сейчас она стояла такая беззащитная, такая одинокая и несчастная, что сердце матери сжалось: она почувствовала боль дочери всей своей материнской душой…
 
Сара встала, подошла к Лее и крепко обняла её. Арик подошёл к обеим женщинам, и тоже крепко обнял их…
Сколько они так стояли, никто не знает и никто никогда не узнает: время остановилось для них. Им нужно было думать, как они теперь будут жить без Яши.


Продолжение: http://proza.ru/2021/12/04/1213