Глава 1. 19 июля 2001 года

     Клим пристально смотрел на пакет, лежащий перед ним на столе, чувствуя, что этот белый, надписанный её рукой свёрток, может не просто изменить его жизнь – может её полностью уничтожить и, в равной же степени, - не осветить даже, не согреть, а… Он сосредоточился на поиске верного определения, погрузившись в себя, успокаивая сердце, отдавая себе отчёт в том, что найденное слово вернёт ему утраченное когда-то равновесие. Он провёл пальцами по строчке – от кого и кому, чёрной на белом, по аккуратным круглым буквам, пытаясь сопротивляться боли, разлившейся под кожей. Потом он перевёл взгляд на пейзаж за настежь распахнутым окном: лето включало новый день – июльским солнцем, ветром, гнавшим на запад кучевые облака, пением птиц, раскрывающимися на круглых клумбах белыми цветами. Клим взял в руки адресованный Алишеру пакет, аккуратно положил в  приготовленный с ночи рюкзак и вышел с рюкзаком в сад.

     Письмо накануне принесла вездесущая Галя. После ночи, когда исчез Карабин, она как-то примолкла, осунулась и даже постарела. Клим ощущал исходящий от неё страх на грани паники, приглашая Галю присесть. Торопливо отказавшись, Галя протянула ему свёрток и сказала механическим голосом:
     - Ева Александровна оставила для Алишера… Вы ведь завтра едете к нему?
     Кивнув, Клим взял протянутый ему предмет и закрыл за моментально испарившейся Галей дверь.
     Теперь же, сев в машину и поставив на заднее сиденье рюкзак, он почувствовал, как даже на расстоянии пакет аккуратно жжёт ему сердце, как растёт в сердце жадная чёрная дыра. На какое-то мгновение ему остро захотелось закопать этот предмет в самой глубокой яме, которая только возможна – закопать и забыть навсегда эту страшную, хрупкую, манкую женщину, ставящую под сомнение всё, что попадает в зону её воздействия, во власть её свечения, в сферу её души… Но уже в следующую минуту он устыдился своего порыва («жалкого» - определил он), завёл мотор и рванул по направлению к городу.

     Лето Клим не любил. Это время всегда возвращало его на 21 год назад, в день, когда он стоял у гробов родителей, совершенно уничтоженный, растёрзанный свалившейся на него утратой. Как тогда пели птицы, как они приветствовали сладкое утро июля, встающее над Чарлстоном – аметистовым городом самого летнего лета в мире…

     Алишер, переведённый накануне из реанимации в обычную палату, выглядел всё-таки плохо. Пожилой врач с усталыми глазами сообщил Климу, что перенёсший три дня назад (по неустановленной причине) клиническую смерть пациент уже идёт на поправку, но его душевное состояние весьма и весьма оставляет желать лучшего, следовательно, беспокоить Алишера Германовича совершенно недопустимо.
     Получивший эту инструкцию Клим с неспокойным сердцем сел на белый больничный стул. Алишер лежал на спине, бледный, с запавшими глазами и неподвижным лицом.
     - Где она? – произнёс он вместо приветствия.
     - Здесь, в городе, - ответил Клим, вновь ощутив в рюкзаке пакет.
     - Она с тобой?
     - Она сказала Гале, что едет к мужу.
     Алишер закрыл глаза и скомкал в кулаках жидкое больничное одеяло. После молчания, длившегося даже по ощущениям Клима вечность, он хрипло проговорил:
     - Я этого ждал.
     - Она оставила для тебя кое-что, - подняв на Алишера взгляд, Клим увидел, что тот плачет с закрытыми глазами и, повинуясь инстинкту, положил ему руку на плечо.
     - У меня погиб друг, а я говорю о ней…
     Клим крепко сжал его плечо, достал из рюкзака пакет и, положив на кровать, вышел из палаты.

     На пешеходной улице Урицкого, в историческом центре города, Клим легко нашёл мастерскую. Три дня назад у Громова остановились часы, до этого исправно шедшие без малого тридцать лет. Хромой часовщик уважительно взглянул на видавшие виды «Командирские», деловито покашлял и осмотрел механизм.
     - Сейчас заказов немного, - сказал он округлым голосом, - заберёте завтра после двенадцати.
     Улица Урицкого была в этот час немноголюдна. Продавцы скучали возле наскоро установленных прилавков, заваленных китайским ширпотребом. Клим не спеша направился к парковке под модную песню «Нас не догонят», разливающуюся на всю округу из ларька звукозаписи.