зарубки
Шрамы на теле, это как отметины на стволе дерева, как его годовые кольца.
Так, вот этот на сгибе левого колена, внутри. сантиметров пять. Прекрасно помню. Мне лет пять – шесть и я в новых шароварах лезу через забор к соседу дяде Васе. Собаку Тогу я прекрасно знал, а она меня. А яблоки и малина у дяди Васи гораздо вкуснее нашей!
Забор из досок с заостренными верхушками. Я только перенес левую ногу, как правая сорвалась, и я повис на острие, с ужасом понимая, что шаровары порваны, как и кожа, и по ноге что-то течет. Но боли, кажется, пока не было. Извернувшись, слажу с кола. Иду домой к маме. Вздохи, слезы. Повязка. «Витя(папа), может к врачу?» «Ерунда – само заживет!».
На левом предплечье грубый шрам сантиметров 5 в длину, дальше короткий с двумя стяжками на ладони левой руки, на передней поверхности левой голени - длинный сантиметров десять, почти стершийся. Это от одной лихой поездки на стареньком папином велосипеде «Урал». Мне лет десять - двенадцать. Сам подчинил велосипед, пару раз прокатился, почувствовал, что могу и поехал вниз по склону, засыпанному щебнем, к складам у реки. Как же меня понесло! Тормоза не держали, да к тому же я их не проверил. В итоге я грохнулся, и меня несколько метров протащило по этому щебню. Глотая слезы, я поднялся, и увидел гигантскую восьмёрку на колесе, согнутый руль, разорванные штаны и рубашку, почувствовал дикую боль во всем теле, увидел текущую кровь. Поднатужившись, поднял велосипед. Катить его было нельзя, только тащить. Я потащил его домой, плача и предчувствуя скорую расплату за сломанный велик, порванную одежду, и рваную кожу на руке и ноге, откуда торчало мясо. Дотащился до дома, во дворе меня увидел отец, который оценив мой телесный ущерб, тут же закричал: «Маша, иди сюда - Юрку надо перевязать!». Мама: «Витя! Да ты что? Я перевяжу, но Юрку надо в больницу!» Папа, ворча, взял меня за руку и повел. Идти надо было прилично с километр, до третьей городской.
Пришли в приемный покой Врач посмотрел и сказал: «Будем зашивать - ведите в операционную!» Папа взял меня за руку подвел к дверям в операционную и сказал: «Юрка, будь мужиком и не реви!» И я не проронил ни слезинки, даже тогда, когда мне зашивали ладонь. Правда, когда я вышел, то папа взял меня на руки и так нес до дома!
Правое плечо - все в небольших шрамиках. Мне 13 лет. Мы с Мишкой Толоконниковым-одноклассником играем в «войнушку». Вооружены настоящими «поджигами». Медная трубка набита порохом и заряжена дробью. В маленькое отверстие вставлена головка спички, чиркаешь коробком и «БАБАХ».
Я вылетаю из-за угла дома с криком «Ураааааа!» Мишка с перепугу стреляет мне в плечо в упор. Меня разворачивает. Фуфайка на плече в лохмотья. Боли нет, да и крови немного.
Но папа замечает. Усаживает меня на крыльцо, ставит спиртовку (папа - ветеринар и иногда кастрирует свиней у соседей). Берет в руки шило для дратвы, прокаливает на спиртовке, строго говорит: «А теперь – терпи, надо обработать, иначе загноится!». И папа умело начал выковыривать дробины, сидящие под кожей. Я не пикнул, иначе бы получил и за шалость, и за фуфайку, и за украденный порох. К слову, ранки не гноились, но шрамы остались.
Правая ладонь – память о том, как рухнул с лесов в стройотряде «Нептун», в Березово и ладонь, развалившуюся напополам, шил врач - судмедэксперт, без новокаина, но после стакана спирта.
Мизинец правой руки мизинец не сгибается.
Я студент. Мы с сыном и друзьями на даче в Белоярке. Что-то делаю ножом на улице, сын подходит и говорит: «Папа дай нож!» Протягиваю ему почему-то ручкой вперед, он дергает, резкая боль хлещет кровь. Друг Коля Свириденко - одногруппник накладывает повязку и говорит: «Юрка, похоже, надо шить – и глубоко и сухожилие полетело!». Ближайшая медицина на другой стороне водохранилища. В обход не дойти - больше десятка километров. А на водохранилище разыгрывается шторм. Николаша сказал: «Ни хрена – доплывем!». Сели в лодку, взяли круг, и пошли - Коля на веслах я на банке пассажиром с ковшиком - откачивать воду. Волна гуляла не маленькая, периодически лодку ставило чуть ли не вертикально, вода заливала через борт, черпать воду надо было, не останавливаясь, но через час все - таки дошли. Коля трупом лег на берег - отдышаться.
А потом мы пошли в травмпункт, где травматолог, долго не заморачиваясь сухожилием, зашил рану наглухо. На обратном пути шторм немного поутих, но все равно плыли час.
До сих пор считаю этот поступок друга героическим.
Лицо - шрамы в уголках бровей и сломанный нос - следы от боксерских поединков в 14 лет. Нос сломан на областных соревнованиях среди юниоров – я от "Динамо" , единственный тяж. – память о первом и последнем нокауте, а ведь в маске был! Шрам на шее – след от трахеотомии - это когда я умер первый раз!
В общем, куда не брось взгляд, везде зарубки прожитых лет
Свидетельство о публикации №221120200575