Как я потеряла диссертацию

       Ну, теперь всё — полный порядок: всё сделано и всё в срок: диссертация написана и разослана оппонентам, равно как и автореферат; презентация для выступления на защите составлена, послезащитный, так называемый after ski, банкет продуман. Осталось только ждать. Недолго. Послезавтра… Да, самое главное чуть не забыла: сшит прелестный костюмчик с большим, завязывающимся бантом, шарфом. Вот теперь действительно всё. Выжидаем…
 
       Внезапно мое затянувшееся и уже весьма утомительно-изнурительное ожидание прерывает телефонный звонок. Вроде междугородный… Я в приподнятом настроении снимаю трубку и слышу обращающийся ко мне очень приятный, неведомый мне баритон. Не без игривости в тоне подтверждаю, что это я, и тут обрушиваются небеса: я узнаю, что это — муж моего первого, то есть самого главного, оппонента, которой я с огромным запасом времени отослала диссертацию на рецензию, которую она должна была по прочтении вернуть, но что она заболела и прилететь не сможет.         Объясняю читателю, что без наличия первого экземпляра диссертации защита состояться не может. Но Вы, то есть я, говорит бодро он, не расстраивайтесь, диссертацию он завтра передаст с пассажиром рейса Саратов–Ленинград. А узнать этого пассажира я должна, как в детективе, по газете «Саратовская правда», которую он будет держать в руках. В полной растерянности и смятении обзваниваю научного руководителя и заведующую кафедрой и жду, не смыкая глаз, утра.

       В конце концов оно наступило, а с ним раздался телефонный звонок, извещающий меня о некоторых изменениях плана передачи секретной информации, и теперь она, равно как и моя участь, в руках безымянной стюардессы.
       После долгих и сложных объяснений где, у какого шлагбаума я должна её перехватить в такое-то время, муж вешает трубку. Вооружённая наставлениями, я немедленно мчусь в Пулково, нахожу описанный шлагбаум, возле которого стоит дежурный.
       Радостно бросаюсь к нему с вопросом: «Стюардесса из Саратова не проходила?» Он на меня непонимающе смотрит, не ведая, что стюардесса, предположительно, должна была оставить у него для меня диссертацию. Ответ, естественно, отрицательный. Стою, нервничаю, жду.  Но горизонт чист  и прозрачен. Минут пятнадцать спустя этот дежурный вдруг вспоминает, что с саратовского рейса уже вроде бригада проходила, но ничего у него не оставляла. Наконец, видя бессмысленность моего ожидания и стояния возле вверенного ему шлагбаума, он советует мне сходить  в аэропорт   в бюро информации.
       Опрометью мчусь в здание, нахожу нужное окошечко и вижу, что там темно и никого нет ни внутри, ни снаружи.      Предчувствуя безысходность мероприятия, в отчаянии верчу головой и, наконец, с трудом в дальнем, противоположном конце зала вижу такое же окошечко информации, но уже с признаками жизни и деятельности, поскольку к нему тянется длинный хвост любознательных пассажиров. Устраиваю спурт, и вот я уже у самого окна, нагло запихивая туда голову, хотя там уже торчит одна. Прерывая их дружескую беседу, рявкаю: «Стюардесса из Саратова…» На что удобно устроившаяся в инфо-окне девица бесстрастно переводит на меня пустынный взор и вопрошает: «Диссертация, что ли?» «Да, да», — поспешно восклицаю я и уже пытаюсь протянуть руки в узкое окошечко для получения драгоценного груза. Тут она внезапно охлаждает мой пыл ледяным тоном: «Так я её не взяла». Типа не имею права или что-то в этом роде. «А где же стюардесса?» — упавшим голосом лепечу я. Могу выбрать более понравившийся ответ — либо она уехала в Пулково-3, пансионат для краткого межрейсового отдыха в трёх километрах от аэропорта, либо она уже улетела в другом направлении.
       Окажись вы в такой ситуации, какой вариант был бы, скажем, для вас, более предпочтительным? И вдруг инфобогиня снизошла  и сквозь зубы процедила что-то невнятное, из чего мне всё-таки удалось уловить и осмыслить два слова: камера хранения. Бросаюсь на поиски этого заведения, нахожу его довольно быстро, нажимаю на ручку — она не открывается. Вот тут-то я окончательно понимаю, что комедия-то финита ля! Всё, бежать больше никуда не надо, за хвост самолёта со стюардессой, куда бы она ни летела, не ухватиться. Сейчас дам всем отбой и пойду вешаться. Последнюю акцию придумала, правда, только что — уж больно логично она вытекает из изложенного.

       «Я имени её не знаю и не хочу узнать», как пел Герман  в одноимённой опере «Пиковая дама» (ха-ха!), но её плохо запомнившийся облик обрёл навечно в моей душе глубочайшую благодарность. Надо сказать, что недоступное мне помещение ютилось в довольно узком проходе. Теперь представьте себе картину: появляется в этом проходе здоровенная бабища с двумя чемоданами, жмётся к противоположной стене (как я потом поняла, для разгону) и, наконец, устремляется в атаку на закрытую для меня, неподдающуюся дверь и своей массой, плюс массой чемоданов и созданным ускорением, просто вышибает её.
       Дверь преспокойненько открылась. Внутри многочисленные пустые стеллажи, какой-то посетитель (видимо, половчее, посильнее меня, раз всё-таки проник туда), сотрудница. Влетаю вслед за тёткой, спасительницей моей (дай ей бог!), и запинающимся языком, ни на что не надеясь, лепечу «диссертация». Она молча тычет пальцем на стеллаж, где лежит она!
       У какого-то первого попавшегося мужика стрельнула «Приму», всё ещё не веря в своё счастье.

       Потом было ещё много заморочек, с которыми приходилось мгновенно справляться. Все шли мне навстречу и всем мой низкий поклон.
       Когда я рассказала о своих шекспировских страстях подружкам-аспиранткам, все они твердили, что после такого пережитого сама защита мне покажется пустяком.
       Так оно и было — сплошное удовольствие. К тому же, когда я развешивала иллюстративные плакаты, самый молодой член Учёного совета, практически мой ровесник, сказал: «Зачем ты всё это делаешь? Всё равно смотреть будут только на тебя». Умеют же хорошие люди находить правильные слова! И в нужное время…