Пламя. Повесть-размышление. Глава 15

                ПРОДОЛЖЕНИЕ БЕСЕДЫ.

Я возвратился в проходную. Время дежурства, завершалось. Мне интересно было дослушать рассказ и я спросил:
– Кирилл Петрович! На этом ваши приключения закончились?
– Не совсем. Когда рубцы на задней части тела зажили, и я уже мог не только стоять, но и пытался сидеть, меня привели к шефу. Он глянул на меня и спросил: «Коммунист?». Нет, говорю, не коммунист.
Он достаёт какую-то бумагу и говорит: «А тут написано, что коммунист».
Оказывается, когда объявили войну, секретари райкома и городское начальство первыми убежали из города, бросили все партийные документы и прочие бумаги. Немцы раскопали это и начали отлавливать коммунистов. Вот тогда мне пришлось рассказать ему, что случилось со мной перед самой войной. Ну и начал я врать немцу что попало. Говорю ему: я работал на мельнице. Место притачное! Работал хорошо, старался. Меня заметили, предложили вступить в партию. В партию приняли, заведующим поставили… Ну не без того – то водка, то женщины. Муку молоть всем нужно… В общем, дал я шороху! Пропил мельницу! Меня выгнали с работы и исключили из партии за моральное разложение. Так я и остался со своим разложением без работы, а от баб отказаться не могу!  У меня такая система в организме была…
- Кирилл Петрович, неужели немцу нужны были такие подробности ваших приключений?
- Он же слушает гад, а мне чё? Говорить лучше, чем канаву для стока воды копать, вот я ему и заливаю. В общем, ему интересно было слушать мою болтовню, - сказал Кирилл Петрович,  и продолжал:
- Посмотрел шеф на меня и говорит: «Правильно тебя выгнали, зачем им такое говно в партии. Иди, работай. Шланг тебя исправил, воровать не будешь, а женщины со временем сами отвалятся». Вот так было.
– Кирилл Петрович! Вы так складно рассуждаете, видно, что вы – грамотный, умный человек, в расцвете лет, а работаете сторожем. Почему? Могли бы работать на более значимой должности. Говорят, вы были секретарём райкома партии. Это правда? – спросил я.
– Было дело, но не такое уж оно получилось секретарское, даже неудобно рассказывать… Знаешь, где был раньше райком? Старое деревянное купеческое здание на улице Ленина, где сейчас детский садик, не доходя до тюрьмы…
– Знаю!
– Зашёл я однажды туда. Хотел договориться, чтобы в партии восстановили, партбилет у меня сохранился. Они проверили по учёту и говорят – нет исходных документов. Я им рассказал, как документы немцам оставили. Поищите теперь у них, у немцев ничего не пропадёт. Меня тогда выгнали и пригрозили. Больше я к ним не обращался, а потом надумался, а то на работу, кроме как сторожем, не берут. В общем, зашёл я опять в райком. Сидят перед дверями люди, ожидают секретаря. Я глянул на них и думаю, зачем мне с ними сидеть? Зайду в кабинет, как придёт секретарь, то первого примет на разговор. А сам-то выпил для храбрости.
Зашёл. Сижу. Секретаря нет и нет. Собрался уходить, а тут баба какая-то с боем сквозь очередь прорвалась. Распахивает дверь и с ходу:
– Я к вам, товарищ секретарь.
– Заходи, садись, чего хотела? – спрашиваю.
– Дрова в лесничестве не выписывают. Хату топить нечем. Лесничий говорит, что нет разнарядки.
– Иди, баба, к лесничему и скажи, что если не даст дров, то вылетит с работы! Скажи, что совести у него нет – отвлекает секретаря от важных дел! Срок исполнения – сегодня! Так и передай.
– Ой, спасибо, спасибо!
– Иди с богом. Зови следующего. Всех приму, если самого не прогонят.
Следующим заходит мужик. Топчется. Не знает, с чего начать.
– Смелее заходи и говори коротко, – подсказываю я.
– Мая жёнка – партейная. Нема сил её терпеть. Только и знает, что шастать по собраниям да конференциям. Готовить ежу не хатит, детей не смотрит. Выбрали местные дураки её парторгом – сладу нет! Урезоньте её.
– А чего сам не урезонишь? Ты – мужик или не мужик?
– Да два раза её по морде урезонил – не помогло. Милицию вызвала, пятнадцать суток пришлось сидеть. Оградите меня от этой гадюки.
– Хорошо! Мы ей поставим на вид.
– На вид ей ставить не нужно. От людей неудобно. Вы где-нибудь, где не видно, а то… придумали.
– Хорошо, так и сделаем! Найдём место. Следующий!
Заходит миловидная женщина.
– Да я вот на председателя жалюсь! Пристаёт, кобель, спасу нет. Всех доярок перебрал, всех об семенил. До меня добрался, настаивает, а мне хотя бы своего выдыхать… Я – мужняя женщина, холостячек и вдов хватает, так нет, занятых мужьями хочет. Завидует мужику.
– Скажи ему: проведём через бюро решение и его кастрируем!
– Не согласная я – уж потерплю...
– Ты ещё добрая баба, во вкус войдёшь, сама ущемишься! – Успокоил я её. В это время дверь отворилась и тут, понял я – конец моему приёму. Пришли два дяди в сапогах и меня забрали на пятнадцать суток. Отсидел, как Ленин в шалаше. Не жалею. Зато теперь есть что вспомнить: я был СЕКРЕТАРЁМ РАЙКОМА целых два часа! С тех пор меня никуда не продвигают. Сижу на проходной, иногда радуюсь жизни, коль кто угостит. Жду персональной пенсии, если кто оценит мои заслуги на партийном поприще.
Последние фразы Кирилл Петрович сказал со смехом и закурив, неожиданно спросил:
- А ты разобрался с кузнецой, Гринюком и кувалдами?
- Разобрался.
- Ну, и чё?
- Всё в порядке, кувалда на месте. А почему вы про Гринюка вспомнили?
- Коля Гринюк, на все дела мастер. На заводе его зовут «Белорусский умелец!» Он даже по местному радиву выступал. Так вот, ему на практику приставили ученицу. Маленькая такая, худенькая, тоненькая девчушка, а фамилия у неё - МУХА!   Весом он пуда два-три, не более. А он – Ведьмедь! Больше центнера! А кузница вечером свободная… А мышь горы не боится! Вот пошла по заводу поговорка:
«Русский умелец БЛОХУ подковал, а белорусский умелец – МУХУ трахнул!»
- Да ну вас, Кирилл Петрович, выдумаете непотребное! – сказал я, и пошёл к выходу, а он мне во след:
- Серёжа! Ночные сторожа все тайны знают, да не всё рассказывают!