Технология

Ну и местечко! Я осторожно, чтобы не измазаться, обхожу глубокие лужи с радужными пятнами, перешагиваю через брустверы из грязи, по хлюпающим доскам преодолеваю мелкие мазутные болотца, забираясь всё глубже в лабиринт старых складов. А вот и древний скелет «Москвича». Кажется, здесь. Я оглядываюсь. Бурые, покрытые сажей кирпичные стены. Напротив - забор из толстой проволоки, за которым видны штабеля досок и ряды лоснящихся бочек. Сбоку громоздится на платформе ржавая цистерна с засохшими потёками… Самое место для тайных встреч. Господи, может быть, он не придёт? Сердце мелко и часто трепыхается в груди, как пойманный малёк в кулаке. Я делаю ещё несколько шагов и вижу его.

Бритый коренастый качок в кожаной куртке лениво пинает ботинком пластиковые мешки, сваленные кучей прямо на земле. Бультер. Страх захлёстывает меня. Ничего, у нас недолгий разговор, - думаю я с надеждой. Делаю несколько вдохов, чтобы успокоиться, и шагаю вперёд. 

- Привет, Бульт, - я говорю это как можно увереннее, глядя ему в глаза и подавая руку. Дурак! Ни того, ни другого делать не следовало. Бультер игнорирует  протянутую  ладонь и впивается в меня черными бусинами, горящими в глубине бледной, с краснотой, рожи. Вытянутые вперед широкий нос, губы, мощная челюсть… Да, на редкость точное прозвище. Я, не выдержав, опускаю глаза.

- Принес? – низкий хрипловатый голос с оттенком брезгливости. Или это я сам себе придумываю? Дать бы ему в этот мощный нос, чтобы кровищей захлебнулся. Но я никогда не бил человека, тем более в лицо. К тому же, хотя мы с ним одного роста, он вдвое тяжелее и лет на пять старше.

- Я-то принес, и что? – я ещё пытаюсь сохранить достоинство, но голос предательски сел. Почему он сегодня один, без своих шестёрок? Хочет сохранить всё в тайне?

- Давай свою хрень. – Но руку не протягивает, ждёт, пока я сам подам. Я снимаю рюкзачок и долго вожусь с молнией. Наконец руки справляются с замком, и я вынимаю лоскут тонкой черной ткани размером с носовой платок.

- Вот, смотри! Круче любого асбеста… – Я не договариваю, потому что Бультер вырывает ткань, начинает нюхать её, тереть, смотреть на просвет. Только что не лижет. Затем так же молча достаёт из барсетки маленькую газовую горелку, зажигает, и, положив материю на ладонь, осторожно направляет на неё голубое пламя. Десять секунд, двадцать… Ткань под действием огня начинает светиться – сперва багровым, затем красным, жёлтым и, наконец, ослепительно белым. Бультер отводит глаза. Тысяча триста градусов – значит, минут через пять он почувствует жар, а через семь оплавленные края материи разойдутся, свернувшись чёрными каплями. Но Бультеру, видимо, не свойственно терпение. Он отводит и гасит горелку. Ткань, остывая, возвращает себе исходный цвет. Никаких следов. Бультер тупо смотрит на лоскут, снова зачем-то трёт, нюхает… Меня вдруг наполняет гордость.

- Твою ж мать! Ваще не горячо! А на вид чуть толще гондона! Сам, говоришь, придумал? Менделеев херов!  – Бультер доволен, но как бы немного и разочарован тем, что не удалось найти повод для насилия.

Надо же, он слышал про Менделеева… Четыре курса химфака – вот и всё моё образование. Когда отец рухнул с инфарктом, пришлось вернуться в родной Нетленск, перевестись в школу выживания. С утра – автосервис, вечером – репетиторство, ночью и в выходные – домашняя лаборатория, единственный повод для радости. Не считая, конечно Соньки, сестры. Ей шесть, и на мои опыты она смотрит как на чистой воды волшебство.

- Ну да, сам – я расправляю плечи, - и уже целый комплект готов. Футболка и брюки на мне, глянь - я развожу руки, дрыгаю ногами, показывая, как сидит тонкая ткань, -  они легкие, только не дышат ни черта, но тут ничего не поделать. А ещё вот, – я извлекаю из рюкзачка и показываю шлем с респиратором, – с этим можно даже в пожар лезть, только длинные рукава и перчатки нужны.

...Думал ли я, что когда-нибудь буду показывать эти чудеса бандитам? Сначала-то я привёз свою ткань в военный НИИ, адрес нашел в интернете. Во всей красоте показал, с утюгом, с газовой горелкой. «Прекрасно, - сказал военный эксперт, - такие разработки в это тяжёлое для нашей страны время очень важны. Прежде всего, вам надо оформить заявку на инициативную опытно-конструкторскую разработку. Шансов мало, но попробуем пробить на будущий год. Из какого вы НИИ? Какая форма допуска? Где протоколы испытаний, заключения экспертов?». В общем, я что-то наплёл и сбежал. Пару месяцев собирался с силами, потом двинул в институт пожарной безопасности МЧС. Уж им-то, думал, до зарезу нужна такая ткань! И точно, выслушали внимательно и для начала попросили сделать из моего материала шлем и покрытие для респиратора. С этим пришлось помучиться, но сделал, принёс через полгода. Посмотрели, поцокали языком: нравится ваше изобретение, не будем скрывать. Но одно дело – опытный образец, и совсем другое – массовое производство. Для этого наш институт не предназначен, но у нас есть своё проверенное ООО, давайте мы вас туда оформим на полставки, и вы попробуете внедрить там свою технологию, наладить производство. И если всё получится, мы подумаем, как вас можно отблагодарить… Я, конечно, в чём-то наивен, но не полный же идиот!
 
Однако полным идиотом я тогда как раз и оказался, потому что начал предлагать своё изобретение друзьям и соседям: кому перчатки, в которых можно копаться в углях или проводить сварку, кому ткань для ремонта печных труб. Денег брал немного, но заказов всё прибавлялось… 
 
- Надень! – приказывает Бульт, указывая на мои поделки. Я напяливаю шлем, прилаживаю респиратор. Запах резины бьет в нос, но мне не привыкать.

- Красавец! – ухмыляется мой мучитель, - так и стой.
Но я всё-таки оттягиваю респиратор и жалко мычу:

- Бульт, давай сниму мерки, я же не могу шить одежду на глазок.

...Я ненавидел себя, свою трусость и никчемность. Это случилось вчера вечером. Бультер со своими волчатами встретили меня во дворе и легко замкнули кольцо. Кажется, их было четверо, но мне бы хватило и его одного. Бульт сморщил толстый выступающий нос, прошил своими глазками, глумливо улыбнулся и вдруг сильно ударил сбоку в плечо. Я отлетел и столкнулся с одним из окруживших волчат; тот, притворно удивившись, зашипел: «Нападаешь, сука?!», - и схватил за горло. «Отпусти, - приказал Бультер, и, уже глядя на меня, спросил: - Это ты огнеупорную ткань делаешь?». – «Я». – «Отвалите», - скомандовал он своей стае. После чего процедил, констатируя как факт: «Сошьёшь мне костюм из такого материала. Завтра примерка. Образец тоже прихвати», - и назвал время и место…
 
- Мерки? – оскалился Бульт, - мне не тряпка нужна, Менделеев, я же серьезный мэн. Нужна технология. Бизнес с тобой будем делать. Надел быстро свой противогаз!

Вот как, оказывается. Недооценил я его. Я уже не могу справляться со страхом, колени предательски вибрируют, хочется в туалет. Хорошо ещё, что лицо скрыто респиратором.

- Смотри, что будет, - говорит Бультер. – Щас мы поедем в одно надёжное место, на твою новую хату. Тебе понравится. Закажешь, что нужно для дела, и будешь передавать свою сраную технологию моим бойцам. А потом пуленепробиваемую ткань будешь изобретать! – У него прекрасное настроение, и он покачивается на каблуках, склонив голову набок.

- Я не могу, Бульт, у меня работа. Мы так не договаривались, - сдавленно бормочу я. «Бу-бу-бу», - переводит респиратор.

- Слышь, ты! – он тычет толстым, как сигара, пальцем мне в живот, и я морщусь от боли, - не вздумай чудить. Ты ведь любишь свою сестрёнку? Сонечка, кажется? – и он называет мой точный адрес и адрес детсада, куда ходит Соня.

- Сволочь! – я на секунду забываю про страх, сжимаю кулаки, чтобы броситься на него. Конечно, не успеваю – на этот раз мой живот встречается с мощным кулаком. Удар не сильный, но я сгибаюсь пополам, пытаясь исчезнуть, испариться.

- Ровно стоять, Менделеев! Есть ещё вопросы? Три минуты тебе на размышление. – Бульт даже не  смотрит на часы. – А чтобы думалось быстрее, я пока омлетик приготовлю.

Он снова достаёт горелку, зажигает и направляет мне в пах. Материя держит хорошо, но шов, который там проходит, оказывается слабым местом. Постепенно жар начинает покусывать, становится всё нестерпимее, я мычу и свожу бёдра.

-А! Так ты халтурщик! Сука! – радуется Бультер, - хотел мне впарить недоделанное барахло!

Ненависть и боль переполняют меня. Заорав, я с силой бью бандита по руке. Раскаленная горелка, описав небольшую дугу, падает на кучу пластиковых мешков. 
Как в замедленной съемке я вижу, что по морде Бультера, мгновенно сменяя друг друга, проходит целый спектр эмоций – от садистской улыбки к ярости, затем к изумлению, переходящему, наконец, в животный ужас.

Куча мешков загорается мгновенно – что там, интересно, было? Оранжево-белое пламя вспыхивает мощным хлопком, опаляет руку и ресницы. Огонь бикфордовым шнуром перекидывается на склады, мазутные лужи, и, замыкая огненное кольцо, на цистерну. Бультер превращается в огненный столб, орёт, пытаясь содрать кожаную куртку, падает на землю и катается, сбивая пламя. Я бросаюсь к нему, чтобы помочь, но застываю. Пусть горит, подонок! Разворачиваюсь, глубоко вдыхаю и бегу к выходу - прямо сквозь огненную стену. Пламя обжигает руки, кончается воздух, мелькают сбоку останки «Москвича»… Всё! Огонь остаётся позади. 
Я стаскиваю шлем, сдираю респиратор и жадно дышу. Пожар продолжает набирать силу. Слышно, как мощно гудит цистерна, трещат горящие материалы, взрываются бочки.

Меня мутит, кружится голова. Я обессиленно сажусь на какой-то ящик, разглядываю обожжённую руку. Ничего, если надеть рубашку с длинным рукавом, то вполне сойдёт. Можно будет пойти с Сонькой на вечерний кукольный спектакль, который давно ей обещан. Мне очень хочется сейчас увидеть её, обнять... Я прислушиваюсь. Сквозь треск и взрывы пожара отчетливо доносится ещё один звук - яростный, нечеловеческий вой.

Я вскакиваю с ящика, падаю на колени и долго, до слёз и судорог, выблевываю из себя всё, что только что пережил. Пошатываясь, встаю, размахиваюсь и кидаю в огонь шлем с респиратором. Где-то вдали вопит пожарная машина, затем другая.  Пора уходить.