Детство и дедство

                Может, вернёмся?

   Пару дней подряд на обратном пути, из школы домой, где-то, допустим, на его середине, заяц жаловался на то, что уже сильно болит спина, и просил меня дальше понести его рюкзак. Что я и делал, пока он богатырски расправлял плечи и выгибал ссутуленную рюкзаком спину в обратную сторону.
   А вчера у них последним уроком была физкультура, которую при его плоскостопии и упитанности нельзя отнести к самым располагающим к отдыху урокам, но за разговорами он донёс рюкзак до самого дома сам.
   Тут я ещё, пока не забыл, заметить должен, что в последнее время у меня есть некоторые проблемы со здоровьем, мешающие бодренько и со свистом преодолевать все тяготы и лишения в виде дороги. Но обычно – если идти вверх. И заяц единственный из нашей семьи, которому я открылся. По необходимости – иногда приходилось его притормаживать.
   Вчера же всё было наоборот. Неожиданно как раз ближе к середине пути я попросил его идти не спеша. Он понял, в чём дело и… тут же на всякий случай взял меня под руку: вдруг деда возьмёт и брыкнется – за этим старьём глаз да глаз нужен. Хотя я был далёк от этого внешне и, самое главное, внутренне.
   И вот, когда мы уже приблизились к нашей заветной цели – дому, я, усмехаясь, сказал ему:
  - Вот видишь, мы так интенсивно беседовали, что твоя спина даже забыла заболеть!
   На что он спокойно так ответил:
  - Спина ничего не забыла. Она болит.
  - Почему тогда ты меня не попросил понести рюкзак?
  - Мне тебя жалко стало.
   Не знаю, как вам, а мне ещё какие-то доказательства его любви к деду не нужны. Естественно, мы не могли не обняться. А в дверях его дома - повторить.
   Он и сегодня по дороге в школу взял меня под руку, когда я замешкался, доставая телефон из бокового кармана, и чуть притормозил. Не знаю, что он себе в этот момент напридумывал. Но это было позже.
   А сначала заяц отказался от последнего бутерброда: «Я объелся», быстро оделся и на пути к калитке успел два раза чихнуть.
  - Деда, может, вернёмся?
  - В смысле?
  - В смысле - не пойдём в школу. Учительница говорила, чтобы чахоточные ни в коем случае в школу не приходили!
  - Даже так? А вот сейчас посмотрим: если ты всю дорогу будешь чихать – вернёмся. А если больше не чихнёшь – значит, не судьба. Только чахоточные – это не те, кто чихает. Чахоткой раньше называли туберкулёз лёгких. А больных им – чахоточными. Усёк?
   Мы преодолели первые метров сто тяжкого пути на ежедневную экзекуцию в стенах школы. Ребёнок усиленно шмыгал носом, сообщая соплям возвратно-поступательное движение в его пределах, не оставляя тайной надежды, но - не чихалось. Увы. Я рассмеялся и прижал парня к себе:
  - Не судьба?
  - Ага, - улыбнулся заяц. – Не с моим счастьем.
   Следующую пару сотен метров ребёнок был задумчив, и мы шли молча. Я уже успел втянуться. Но вдруг наше безмолвие прервало сочинённое им за время раздумий двустишие, пропетое на неизвестный мне мотив:
  - Не чихается мне что-то/В школу мне идти судьба…
   Переварив услышанное буквально за секунду-другую, я подхватил почин:
  - Жизнь – тяжёлая работа/С ленью вечная борьба!
   Больше у нас ничего не сочинялось, но идти стало совсем весело.
  - Так. Мы сегодня рановато, у тебя будет время повторить и подучить какой-нибудь урок, - уже было видно школу и я вспомнил о воспитательной функции, которой, вообще-то, меня никто не наделял.
  - Я всё выучил хорошо. Только пункт 2.6 повторю.
   Из какого предмета и о чём параграф, он мне сообщать не посчитал нужным. Надеюсь, уж сам-то он это знает.