Вечерело

Вечерело…

…Литературный вечер «Союза деятелей культуры» был организован по инициативе оперного мецената Антуана Ольгердовича Бухеншваля.
На мероприятии, анонсированном в узких кругах окультуренных элит, ожидалась презентация романа писателя-антидогматика Рудольфа Скабичевского – «Вечерело».
Солидная публика прибыла в полном соответствии со своей статусностью и элегантностью манер – в лёгком подпитии на кураже. Банкетный зал санатория тружеников «элитарной» нивы «Медведевка» -- благоухал вынужденным шиком и гламурными излишествами.
Участники элитарного раута расположились за накрытыми столами, согласно купленным билетам. Экономить никто не умел, а по сему очень скоро окультуренные задницы скучковались по интересам, сформировавшимся на закрытых вечеринках «Рос Атома».
Вступительное слово Антуана Ольгердовича подчёркивало торжественность момента и перебор контрафактных кайфов в организме самого мецената.
-- Господа и дамы! – раскатисто провозгласил натруженный баритончик Бухеншваля – Я рад приветствовать вас в этот вечер, посвящённый литературному гению нашего современника! Итак! встречайте! Лауреат закрытого конкурса литераторов общества полиглотов «Кащенко», автор траги-сюиты «Ой, мамо-мамо, не тычы мни в сраку соломыну!», создатель международного бестселлера «Ой, за гаем-гаем, трули посымаем!», а также прочее, прочее, прочее…-- зал пронзила торжествующая тишина – Доктор псевдо-драматургии и профессор кафедры шизоидных аномалий Международной Академии Азбучного Искусства…Рудольф Скабичевский!
Шквал оваций смешался с выкриками «Браво, бля!» и звоном бьющегося хрусталя.
На импровизированную сцену взошёл, вибрирующий левым коленом, эстет в гофрированном фраке на майку-алкоголичку, в потёртых штиблетах на красные носки и с тростью в худосочной руке.
Рудольф Скабичевский элегантно раскланялся возбуждённой публике и погрузился в театральную паузу…
Откуда-то из встроенных в портьеры динамиков донеслись негромкие звуки струнного квартета с солирующим саксофоном…Квинты и терции заполняли блаженным фоном всё помещение, а медный сакс выдувал мелодичную гармонию «Ты не шей мне, маменька, красный сарафан!»…
Через несколько минут атмосфера Медведевского «терема» полностью овладела сознанием зомбированного электората…
Рудольф Скабичевский сделал наконец страдальческий вздох и провозгласил охрипшими обертонами:
-- Вечерело…Запоздалый май…дышал…милодушием…и…благоухал…душевным умиротворением…
Неожиданно литературная гармония хрустнула хмельным гоготом Антуана Ольгердовича Бухеншваля:
-- Их бин Авреймуль дер фейхстер марвихер! А гроссер кинслер трахбет лайхт ун зихер! – прогрохотал безудержным хмелем оперный меценат – Что в переводе с оперной ариозо Бенедикта Крига означает…Элитная богема правит миром, но муза им не чужда, зохен вэй!
Встрепенувшиеся зрители укоризненно посмотрели на Бухеншваля, но замечаний пока что не прозвучало.
Рудольф Скабичевский довольно сносно справился с накатившим на него раздражением и лишь слегка постучал тростью о паркет. Антуан Ольгердович раскаянно приложил ладонь к сердцу и виновато кивнул головой. Музыка взяла своё начало из-за такта.
Писатель Скабичевский тряхнул напомаженными кудрями и вернулся в медитативное состояние, а уже через отрепетированную минуту возобновил своё вещание:
-- Вечерело! Запоздалый май…Дышал милодушием…и-и-и…благоухал…душевным…умиротворением…
-- Другими словами… -- взорвался несдержанностью Антуан Ольгердович Бухеншваль – Как пелось в одной опере «Ауф дем бойдем бахт зох книшес. Финем тухас шитс зох мель. Аз дер тоте трент де моме. Киндер махн зоха лейн!» -- и беспардонно объяснил – Чем бы дитя не тешилось…
Закончить свой оголтелый спич Бухеншваль не смог. Присутствующий в зале профессор психиатрии Жорж Джигурданян негромко кашлянул в кулак и прошептал своей спутнице:
-- Столь откровенное проникновение в зазеркалье душ приводит, безо всякого на то сомнения, к весьма нежелательным последствиям!
Рудольф Скабичевский возмущённо покраснел лицом, дерзко свинтил набалдашник с трости и смачно глотнул спрятанного суррогата.
Бухеншваль снова изобразил пантомиму «Виноват! Просю пардона!» и для пущей убедительности привстал со стула.
Писатель Скабичевский долго настраивался на третий заход, судорожно пытаясь закрутить непослушный набалдашник на трости. Наконец, это ему удалось, и Рудольф обнадёженно кивнул в сторону звукорежиссёра.
На этот раз музыка не выплывала вальяжными потоками, а осторожно кралась по залу.
-- Вечерело! – раздалось-таки взволнованное «скабичевское» --Запоздалый май…Дышал милодушием…И…Благоухал…душевным…умиро…
-- Зог нит кеймуль аз ду гейтс! Дем летсен вег! Вен химлэн блайне! Форштеллен блое тег! – возопил окончательно захмелевший от литературных рапсодий Антуан Ольгердович Бухеншваль – Что в переводе с девиза одной детской организации означает «Вместе весело шагать по просторам!»…
Рудольф Скабичевский посинел пунцовым лицом, но, не решаясь хамить этому распоясавшемуся полиглоту, шарахнул одним движением по набалдашнику своей трости. Латунная болванка с визгом слетела с резьбы и умчалась в зрительный зал. Писатель Скабичевский прильнул губами к горлышку алко-трости.
Среди почтенной публики назревал бунт возмущения. В самую тревожную минуту раздался констатирующе-психиатрический хрип доктора Джигурданяна:
-- Безответственная! Без соблюдения протокола мер безопасности…коммуникация по интегрированию бытовой проблематики с Фрейдом, Марксом и Эйнштейном, действительно усиливает и обостряет эффект похмелья и антисемитские проявления! Результатом подобных эффектов является душевный и физический травматизм от психологической расторможенности! 
Неожиданно в эфир вклинился литературный критик Сергей Борисович Тавгай, который категорично и безапелляционно возмутился:
-- Что тут вообще происходит? Господа! Какое-то оперное хамло ужралось в зюзю и будет нам теперь весь вечер мозги компостировать? Это же неслыханно!
-- Киш мир ин тухас! – яростно огрызнулся Бухеншваль – Что означает «сам такой»!
-- Да знаем мы, что это означает! – парировал критик Тавгай – Тоже мне полиглот нашёлся! Нахватался там  своей Можайской консерватории! А теперь приличным людям мозг выносит!
-- Что же каждый раз влечёт учёных муже за пределы канонического прочтения должного восприятия, происходящего? – продолжал свой лекторий доктор Джигурданян.
И тут в воздух взвилось истерично-истошное от Скабичевского:
-- Ве-че-ре-ло! – орал обезумевший Рудольф – Запоздалый, сука, май! Дышал милодушием! И! Бла-го-у-хал! Вы слышите? Благоухал умиротворением!
-- Ну! Что и требовалось доказать! – торжествующе констатировал психиатр Джигурданян – Писатели, вообще-то, люди с довольно странным душевным устройством! Особенно этот Скабичевский… Всё никак не могу заманить его для тестирования в свою клинику! 
И без того хрупкая и относительно культурная атмосфера взорвалась зарядом неконтролируемого психоза.
-- Вечерело! – орал вне себя от безумной ярости Рудольф Скабичевский.
-- Воз же зорген фарен морген! – верещал оперным метце-сопрано Антуан Ольгердович Бухеншваль – Фил зен бехер он мит вайн!
-- Ну вот! – раззадорено сверкал азартным взглядом литературный критик Сергей Борисович Тавгай – Посмотрите, до чего человека довели! Ёперный ваш рот! У Скабичевского и без того дела шли не очень! А теперь и вовсе может не восстановиться после такой премьеры! Дайте ему хоть одно предложение закончить! А то это его «Ве-че-ре-ло!» уже всех конкретно «За-е-ба-ло»!
-- Ве-че-ре-ло! – воодушевлённый такой поддержкой со стороны литературного критика, заорал с новой силой писатель Скабичевский – Запоздалый май! Дышал, с-с-сука-а-а, милодушием! И благоухал…
-- Да…Определённо… -- задумался доктор Джигурданян – Что-то в этом Рудольфе есть! То ли от раннего Смоктуновского…То ли от позднего Кличко…
-- Купите, койф же, койф же, папиросен! – не думал капитулировать Антуан Бухеншваль – Трукене фан реген ништ фаргосен!
-- Ве-е-ечче-е-е-е-ре-е-е-лоо-о-оооо! – неистово голосил в предынфаркте Рудольф Скабичевский, яростно колошматя тростью по голове ненавистного ему Антуана Ольгердовича – Запоздалый, сука, май! Дышал, бля, милодушием! – Бухеншваль рухнул под градом ударов на пол, а Скабичевский принялся добивать его ногами, не отвлекаясь от декламирования  своего шедевра – Ты слышишь, тварь! Май бла-го-у-хал, мразь! Ду-шев -ным, курва! У-ми-ро-тво-ре-ни-ем! Животное!
-- А вот это неплохой удар! – одобрительно зааплодировал психиатр Джигурданян – Зубы, конечно, можно будет и вставить потом…А вот с проломленной грудиной и вырванной ключицей придётся повозиться!
-- Ве-че-ре-ло! – клепал переносицу оперному меценату Скабичевский.
-- Ве-че-ре-ло! – молотил по почкам Скабичевскому литературный критик Сергей Борисович Тавгай – Это я так…Лично от себя, так сказать! Уж больно мне ваша писанина в душу въелась!
-- Ве-че-ре-ло! – радостно скандировал психиатр Джигурданян, хлопая в ладоши.
-- Ве-че-ре-ло! – чеканил весь зрительный зал.
-- Ве-че-ре-ло! – разносило по ночной округе испуганное эхо.

…Такой вот тернистый путь порою приходится пройти труженику литературной нивы для того, чтобы донести весь сокровенный смысл своего произведения до сознания читателя.

23.05.2021г. 01:11