Калифорния. Бишоп

Поездка в США в сентябре 1996 года была связана с моей попыткой коммерческой реализации одного из моих патентов по технологии производства вольфрама. Современная технология вольфрама является одной из самых «грязных» технологий химической промышленности. Используемый повсеместно процесс связан с неизбежным расходом реагентов (соды и кислоты) и необходимостью утилизации больших объемов кислотно-солевых стоков. Предлагаемая мной технология теоретически была бессточной. На заводе в г. Бишоп мне предстояло показать (в пробирках) суть технологии, чтобы можно было на месте сделать выводы об ее экономической эффективности. Поездку организовала маленькая фирмочка «Science Solutions», где работала одна из эмигранток из Новосибирска. Глава этой фирмы Джим Баур решил делать бизнес на покупке и продвижении русских новаций.

Первое впечатление — от получения визы в США. Я увидел, как американские чиновники охраняют свою страну от нежелательных посетителей. Передо мной в очереди стояла армянская семья. Что-то у них было не так, и вот они после многочасового стояния в очереди в визовый отдел посольства США получают от невозмутимого американского офицера «нет». И никакие слезы, никакие упрашивания не помогают: «нет» - значит «нет». И все. Вежливо, но совершенно беспристрастно: «нет». У меня было приглашение от американцев, поэтому мне даже рта не пришлось раскрывать для объяснения цели поездки: «да» - и штамп в паспорте.

Сам перелет из Москвы в Сан-Диего (третий по величине город США) занял 13 часов с промежуточной посадкой на Аляске в  Сиэтле. Это был один из первых рейсов в США через Северный полюс — так ближе. Чтобы легче коротать время, многие пассажиры, в том числе и я, приняли спиртного и завалились спать, укрывшись теплыми пледами.

Посадка в Сиэтле была вызвана  с прохождением паспортного контроля. И здесь я еще раз имел возможность увидеть, как американцы бдительно охраняют въезд в свою страну. Передо мной проходила группа молодых музыкантов с инструментами, которые на вопрос пограничника о цели визита не придумали ничего лучшего, чем поделиться своими мечтами: дескать, хотим подзаработать. И все. Их тут же сняли с рейса, поскольку рабочие места в США — прежде всего, для американцев. Поэтому я на такой же вопрос о цели поездки заявил беспечно: туризм. Туризм — это хорошо, это деньги в страну, поэтому никаких претензий ко мне не возникло. 

Из Сиэтла до Сан Диего всего час лету. Прилетели мы утром, но уже было очень жарко. В ожидании встречающего меня Баура мне пришлось снять куртку, и все равно, было жарко. Здесь вышла накладка, вызванная тем, что я не знал Баура в лицо, и он также не знал меня лично. Увидев мое бесплодное томление, на помощь мне пришла женщина-полицейский. Она посоветовала мне подойти к какой-то стойке вблизи газетного киоска, а сама объявила по громкой связи, что Баура ожидает его гость из России. Так что наша встреча, наконец, состоялась.

Джим разместил меня в уютной маленькой гостинице, во внутреннем дворике которой был бассейн, джакузи, бильярд и прочие увеселения. Предоставив мне пару часов на переодевание и на отдых, Джим повез меня на осмотр Сан Диего. Я очень устал от перелета и запомнил лишь, что город этот огромен, вытянут вдоль побережья Тихого океана на десятки километров. Город великолепен. Центр, как и положено, это Сити с небоскребами, а сам город, преимущественно одноэтажный: уютные, но очень легкие по причине мягкого климата  домики с небольшими участками, посередине которых повсеместно развевается национальный флаг США. Мне не раз доводилось позже видеть, как по утрам обитатели этих уютных домиков поднимают этот флаг: без всякой команды от властей, просто —  из уважения к своей стране.

На следующий день мы отправились на комбинат. Это предприятие расположено в городе Бишоп на самом севере Калифорнии. Нам предстояло преодолеть на машине («Королле») почти тысячу километров. Бишоп - это самое большое населенное место в округе Иньо, которому сравнительно недавно  присвоен статус города.  Бишоп расположен недалеко от северной оконечности долины Оуэнс, в самом начале горного массива Сьерра-Невада Крус на высоте более  1200 метров. Город был назван в честь Бишоп-крика - ручья, вытекающего с гор Сьерра-Невада. Бишоп расположился у самого начала так назы-ваемого «Сьерра Невада-Крус» — пересечения двух горных хребтов почти под прямым углом (крестом).

В большинстве справочников, с которыми я успел наспех ознакомиться перед поездкой, Бишоп рекламируется как великолепное место для спортивного туризма: здесь целая система озер и речушек-ручьев, здесь есть остатки загадочного реликтового леса (так и не понял, даже побывав в нем – сосны это или кедры). Сам город – как игрушечный, чистенький, уютненький, спокойненький – просто райское место для отдыха. Поэтому в летние месяцы город наполняется туристами, так что население его возрастает с обычных 4 тысяч человек иногда до 40-50 тысяч. Туристы едут сюда посмотреть на горы, красивые горные озера, половить форель в бесчисленных ручьях (форель здесь ловят, фотографируют и отпускают. Съедать пойманную рыбу у рыбаков не принято. Никаких сведений о производстве вольфрама в этих справочниках я не нашел. Вероятно, вольфрамовое производство в США, как и у нас, было под секретом. Между тем, в окрестностях Бишопа расположено крупное и очень богатое месторождение Пайн-Крик, которое сейчас законсервировано, поскольку Китай захватил все вольфрамовые рынки мира. Производительность построенного здесь завода лишь немного уступала аналогичного предприятия в Нальчике.

Джим вел машину легко, с хорошей скоростью, лишь изредка останавливаясь для отдыха. Дорога эта — не самого высшего класса, однако очень просторная и хорошо обустроенная тянется вдоль побережья океана. Рядом с ней с севера на юг проложен акведук: - искусственная река, несущая воду с гор Сьерра — Невада для всей засушливой Калифорнии. Картина необычная — слева океанское побережье с пальмами, справа — Мохавская пустыня, усеянная сплошь камнями, с редкими пучками колючек и причудливыми деревьями (Joshua trees). Мне подумалось: какая трагическая ирония судьбы — за столетие моя страна все силы потратила на уничтожение себе подобных, в первую очередь — своих граждан, а здесь столетие потрачено на создание чудного оазиса. Ведь все, чем восхищается глаз в Калифорнии — все это отвоевано у пустыни.

Примерно посередине пути Джим показал мне секретную базу  ВВС США, которая осуществляет контроль за полетами ракет и спутников. Показал со словами: «теперь мы союзники, теперь можно». Справа вдали показались невысокие горы, покрытые лесом и кустарником, у подножия которых прилепились бесчисленные ранчо и фермы. Горы — это вода, а, стало быть, и жизнь.

Поселили меня в гостинице, название которой можно наиболее точно перевести как «Ночлежка у ручья Крик» («Crick Side Inn). В этой ночлежке с сауной и бассейном мне досталась комната метров 30 с кондиционером. Кондиционер — обязательное оборудование для любого помещения в Калифорнии, ибо жара здесь летом и даже осенью стоит нестерпимая. На кровати в моем номере спокойно могли бы уместиться, по крайней мере, 4 человека. Но самое для меня удивительное — каждое утро я получал 12 новых полотенец размерами почти от простыни до небольшой салфетки. Я так и не понял, зачем так много, ведь у меня и частей тела столько нет. К гостинице был пристроен небольшой круглосуточный бассейн с подогреваемой водой. Вот такая была «ночлежка у ручья».

Комбинат, принадлежавший фирме «Аvocet Tungsten», расположился в горах, выше поселка метров на 800.  И что интересно, сотрудники комбината каждое утро приезжали на одну из площадей в Бишопа, оставляли там свои машины и в горы поднимались уже на машинах, предоставленных фирмой. Само предприятие компактное, аккуратненькое, переживало в ту пору не лучшие времена (из-за бесчинства Китая на вольфрамовом рынке: в результате, вся вольфрамовая подотрасль сегодня в руках Китая), и горно-добывающая его часть была закрыта, работали на привозном, в том числе и на китайском, сырье. Поразила меня малая численность работающих — гидрометаллургический завод комбината производил тогда лишь вдвое меньше продукции, чем наш завод того же профиля в Нальчике, хотя в здесь было 150 сотрудников, а в Нальчике — 650.

Чтобы облегчить мне общение, был приглашен бывший директор комбината, тогда уже на пенсии, который имел русские корни и хорошо владел русским языком. К сожалению, я не запомнил его имени, поскольку общались мы с ним всего полдня: посмотрев на мой английский, он заявил, что не видит для меня необходимости в переводчике. Однако перед моим отъездом он пригласил меня к себе домой на ужин и весь вечер увлеченно рассказывал историю строительства своего дома. Он очень гордился им. Я заметил, что люди, с которыми довелось общаться, всегда очень гордились своим личным вкладом в любое дело, будь то производство, или строительство личного домашнего очага.

Первый день ушел на знакомство с людьми, которые охотно поделились со мной своими запасами еды (они не спускаются с гор на обед, а привозят все с собой). Попивая чай и расслабившись, я рассказывал им о том, как протекает наша перестройка, что хорошего и что плохого. Сболтнул, кстати, что у меня складывается мнение, что люди, в результате ельцинской приватизации присвоившие себе предприятия, ничего не делают и не намерены делать, чтобы их предприятия процветали, поскольку основная мечта этих «новых хозяев» - поскорее и повыгоднее продать эти свои предприятия в том числе и американцам. Эта моя мысль вызвала всеобщий хохот: «мы никогда не вкладываем денег в кирпичи, вкладываем только в людей». Да, видимо, это так. Мне довелось ранее прочитать в брошюрке какого-то американца «12 рецептов вложения денег» такую мысль: «вкладывать деньги надо в лучшую компанию худшей отрасли». Это — очень глубокая мысль. Если на общем негативном фоне находится коллектив, который способен противостоять объективным обстоятельствам, то этому коллективу можно доверять. Та же идея: главное — это люди. Действительно, глядя на удивительные достижения американцев, на их чрезвычайно высокий уровень жизни, следует помнить, что все это создано упорным (может быть, даже героическим, трудом) их предков и трудом сегодняшних американцев. Работают они все очень много. Здесь мне вспоминается кабинет директора комбината — как и у наших директоров предприятий, здесь имелся длинный, во всю комнату, стол. Но здесь стол этот был весь завален бумагами, потому что этот директор много работал ЛИЧНО. У наших директоров такого не было и нет, а длинные столы предназначены лишь для угощения высоких посетителей. Наши директора САМИ НЕ РАБОТАЮТ, они только руководят, то есть отдают распоряжения своим заместителям, а те в свою очередь - своим. Отсутствие личной работы руководителей в пользу бюрократической неповоротливой и неэффективной лестницы – важнейшая проблема отечественной экономики.

Работа моя сложилась весьма драматично. Мне предстояло в пробирках показать протекание предлагаемого мною процесса извлечения вольфрама из различных видов сырья с получением конечного продукта — соли паравольфрамата аммония — высокого качества. Для выполнения этой работы я купил в Новосибирске у своих коллег специального органического реагента. Но дело в том,  что наша перестройка изменила коренным образом нравственные устои людей: стремясь срубить с меня денежку, коллеги мои по институту продали мне реагент, который в принципе не годится для извлечения вольфрама. И результат: я бьюсь уже почти сутки, не уходя с завода, а этой самой соли на выходе из процесса нет и нет. Я даже стал курить на рабочем месте (курение на заводе категорически запрещено), и болевшие за меня сотрудники завода закрывали на это глаза. Они понимали: не может такого быть, чтобы человек, приехавший с другого конца земли, оказался мошенником. Наконец, после очередной неудачи, я придумал совершенно дикий эксперимент, который и объяснил мне причину неудач: не тот это реагент, что нужен мне. Я попросил опекавшего меня сотрудника завода Майка Харди поискать в шкафу аналог того, что я должен был привезти из Новосибирска, немного хуже по возможностям, но все-таки подходящего. Это было сделано, реагент найден, первый мой эксперимент с ним оказался удачным, и глубокой ночью меня доставили в гостиницу.

А наутро отношение ко мне переменилось: если до этого меня возили в город на старой развалюхе, то этим утром я снимал полиэтилен с сиденья новехонького «Доджа». Болевшие за меня американцы окружили меня заботой и вниманием, работать много больше не позволяли и занялись предоставлением для меня культурной программы. Все как в американских боевиках: там всегда герой на грани жизни и смерти изворачивается и все-таки побеждает. Американцы верят в такое чудо, и я оправдал их ожидания. Вообще американцы — очень хорошие, добрые люди, немного наивные и очень доверчивые. И разгильдяи они такие же, как и мы: мусорят, где попало (хотя и не курят почти поголовно), и чистота вокруг только от того, что жизнь они сумели организовать так, что ежели кто-то что-то бросил на улице — так это уже все и прибрано. В Германии не так, немцы, в отличие и от нас, и от американцев, очень аккуратны и дисциплинированны, сорить для них — это просто что-то немыслимое.

Кстати, о курении. Американцы действительно почти поголовно не курящие, и курильщику, то бишь мне, приходится несладко: курить нельзя нигде, ни в помещении, ни на улице. Так что курильщик чувствует себя здесь очень дискомфортно. Говорят, этот культ чистоты и здоровья вместе с почитанием своей страны родился во время правления Рональда Рейгана (этого президента США называли у нас всегда с усмешкой ковбоем, поскольку он был профессиональным киноактером и главным героем многочисленных вестернов).   

Культурная программа моя состояла из ежедневных экскурсий по окрестностям Бишопа. Места здесь очень примечательные, и в сезон туристов здесь очень много. Меня свозили на несколько горных озер, некоторые из которых (например, Серебряное) были достаточно крупными, с чистейшей водой, с живописными забегаловками по берегам. И кругом – рыбаки-любители: сезон ловли форели. При мне девчушка десяти лет поймала форельку на 5 кг – вокруг оживление, фотографирование, виновница улыбается счастливо и немного растерянно. А затем – отпускание форельки в родную стихию. 

Но самым интересным мероприятием оказалась поездка в реликтовый лес. Многим гигантским соснам этого леса уже более 1000 лет, многие из них уже лишились вершин под действием обычных здесь ураганов. Некоторые участки этого леса сплошь состоят из сломанных ветром деревьев и выглядят совершенно безжизненными. Необычность этого леса состоит в том, что в условиях чрезвычайно засушливого климата деревья приобрели способность «засыпать» иногда даже на несколько лет. Но как только выпадает благоприятный по дождям год, деревья оживают, и  все эти обломки начинают бурно расти, давая новые побеги и ветки. И в этом лесу, конечно же, нельзя было увидеть не то, что клочка бумаги или окурка, но даже брошенной спички. Чистота, как в операционной хирургической клиники.

Мотаясь по окрестностям Бишопа, я имел возможность наблюдать, как американцы ремонтируют дороги. Вообще дороги — это гордость американцев. Даже здесь, в Бишопе, на окраине США, дороги отменные — ровные, обустроенные, позволяющие легко держать скорость выше 100 километров в час. Здесь не допускают такого разрушения дорог, как в России. Сигналом к ремонту является появление трещин (а не колдобин и ям) на покрытии. И сам ремонт — это просто американское чудо. По одной полосе дороги движется целый поезд: первая машина сгрызает изношенное покрытие, вторая подогревает его и доводит до необходимой кондиции, третья машина укладывает горячий (горяченный) асфальт, четвертая и пятая машины ровняют и трамбуют новое покрытие. За один день бригада 5 — 6 человек делает 5 — 6 километров дороги. И никаких отходов, весь старый асфальт используется заново. Причем, тот факт, что укладывают асфальт чрезвычайно горячим (а не чуть тепленьким, как у нас, в результате длительной перевозки) — этот факт крайне положительно сказывается на качестве и сроке службы покрытия. Вот такие они, американцы,  во всем умеют найти выгоду, и экономическую, и по сути: и покрытие хорошее, и материалов - минимум.

Закончив работу со своей технологией, я написал отчет и представил его на техническом совете завода. Вечером мне устроили банкет в самом крупном итальянском ресторане Бишопа. Интересно, крепкие спиртные напитки можно было пить только в баре перед входом в зал, а в зале — только столовое вино. Вечер оказался теплым и задушевным.

Затем Майк Харди устроил мне прием у себя дома. Он раздобыл где-то нашей русской водки, но угощал меня ею на американский манер: наливал в наполненный льдом стакан, и это до еды, и когда лед тает, напиток становится омерзительным. Но я стойко перенес гостеприимство Майка. А затем его супруга Стелла (итальянка) угостила нас своими шедеврами, мясными и рыбными, с огромным количеством овощей и приправ. А затем мы с Майком, уже в темноте, готовили в его садике барбекю на углях. Короче говоря, прием оказался на высшем уровне.

Кстати, о Майке Харди. Его отец, офицер, выйдя в отставку, купил участок земли (в пустыне, фактически) гектаров 30 и построил там ферму. У него была идея — выращивать картофель, который можно собирать 2-3 раза в году. Дело в том, что по счастливой случайности под этим участком оказалась вода, а это для Калифорнии — драгоценность. Для своей фермы он приобрел большое количество техники, которой уставлен весь двор вблизи фазенды. А Майк, его сын, оказался большим лентяем и разгильдяем, и никакого хозяйства вести не стал, так что техника эта обречена вся на умирание. Но Майк также оставил после себя след: он проложил через пустыню дорогу длиной 3-5 километров, которая так и называется «дорога Майка Харди». Пустяк, конечно, но для него приятно.

Но жизнь устроена так, что все, начавшись однажды, должно когда-нибудь заканчиваться. Закончился и мой заводской период поездки, и пришла пора возвращаться. Путь наш лежал на этот раз через горы Сьерра Невада  и штат Невада в аэропорт Рино. Горные серпантины, по которым мы с Майком катили, заставляли сердце сжиматься.  На самом севере штата Невада мы сделали остановку в столице штата — Карстон Сити — небольшом городке, тысяч на 30 жителей. Удивительно — столица не самый крупный город штата. Зато чистенький, тихий, уютный для чиновников разного уровня. И еще одну остановку в горах мы сделали в Вирджинии Сити - «золотом сердце Америки». Здесь до сих пор добывают рудное золото и серебро в сумме до 5 миллиардов долларов ежегодно. Посетили музей горняков, осмотрели некоторые шахты. Что примечательно, шахты здесь есть и совсем крошечные, буквально на одного человека. Даже страшно подумать, что в эти узкие норы может забираться человек, да еще и пытаться там работать. И что еще я отметил уже с профессиональной точки зрения — повсюду отходы горных выработок перерабатывают по технологии выщелачивания растворами цианистого натрия («heep leaching»). Это как раз то, что я пытался продвигать у нас в России. Как ни странно,  в то время у нас даже и не пытались этого делать. Кучное выщелачивание было запрещено.

Наконец, по невероятным серпантинам мы спустились с гор и вышли на самый настоящий американский «хай вэй». Да, это действительно чудо: широченная бетонная полоса, ослепительно белая в лучах солнца, и скорость 150 километров в час здесь просто не ощущается. Именно с такой скоростью мы пролетели мимо знаменитого Лас Вегаса и достигли, наконец, цели — аэропорта в городе Рино, откуда я благополучно добрался до своего Сан Диего.

Здесь меня встретила представительница принимавшей меня фирмы и первым делом повела обедать в китайский ресторан. Конечно же, все для меня было удивительным — и кухня с большим количеством овощей, приготовленных так, что и они уже вроде бы обжаренные, и в то же время, еще не потерявших первоначального запаха и вкуса, и сама организация ресторана. Ресторан этот достаточно большой — мест на 70 — 100. Владеет им китайская семья, и она же здесь и работает (плюс несколько наемных рабочих). Все абсолютно делают сами — от закупки продуктов, до подачи блюд клиенту. Очень чисто, очень вкусно и очень уютно.

Затем моя повелительница затащила меня в гастроном, чтобы  я сделал какие-то закупки. Я пытался объяснить ей, что не нуждаюсь ни в чем, но, видимо, был приказ от Джима Баура, и она его неукоснительно выполняла. И это оказалось очень полезным: я сумел составить собственное мнение о качестве американских продуктов для населения (не для избранных). В огромном зале я тут же закупил помидоров. Помидоры — это моя страсть, я не мог не купить того алого чуда, которое красовалось на прилавке, несмотря  на попытки моей начальницы отговорить меня от этого. Она оказалась права: впервые в жизни я не смог съесть ни одной помидорины. Представьте, что вы грызете сырую картошку — вот это и был вкус обожаемого мною овоща. Сыр, приобретенный мною с надписью FAT FREE я также выбросил — это не сыр, а какое-то чудовищное убожество. Мне стало ясно, почему на улицах Сан Диего я видел так много молодых, но чрезвычайно толстых людей — просто, это следствие нездорового питания некачественными продуктами-суррогатами.

Ранним утром следующего дня я пошел на пляж попрощаться с Калифорнией. Ве-тер был очень свежим, и в океане был шторм, балла 2-3, наверное. Кругом появились плакаты с запретом на купание. Но мы же — русские, запреты не для нас. И я бросился в набегающие валы и поплавал среди белых барашков всласть. Когда я выходил на берег, какая-то рыбина длиной около метра (может быть, молоденькая акула — их здесь множество) несколько раз ткнулась мне в ноги и провожала почти до самого берега, как бы не желая отпускать меня из этого райского местечка в суровую Сибирь. 

А затем меня доставили в аэропорт Сан-Диего для перелета в  международный аэропорт Лос-Анжелеса. При посадке в самолет произошел забавный инцидент, показы-вающий, насколько до халатности простодушны американцы. Дело в том, что будучи на заводе я рискнул взять с собой в Россию немного того реагента, с которым заканчивал работу. По всем правилам, и нашим, и американским, подобные штучки в самолете перевозить нельзя. Но меня провожала жена Джима Терри, она наболтала контролеру, что провожает россиянина, и он с простодушной улыбкой даже и не прикоснулся к моему багажу с этой «штуковиной», а багажу предстояло соединиться со мной только в Москве — вот это сервис.

Аэропорт Лос-Анжелеса — это, конечно, колосс, здесь даже электричка ходит ме-жду отдельными терминалами. В аэропорту познакомился с одним молодым соотечественником, который, узнав о цели моей поездки предложил свои услуги, чтобы официально признали «исключительность» (а, стало быть, полезность для Соединенных Штатов). Это автоматически давало мне возможность эмигрировать сюда с получением американ-ского гражданства. Но у меня никогда не возникало и мысли оставить свою Родину, и я отказался. 

А дальше — снова многочасовой перелет и Москва, а затем — Новосибирск. Снова я вернулся домой, полный самых разнообразных впечатлений.