Кто потерял перчатку?

«Женщины Есенина» - премьера во МХАТЕ им. Горького. Режиссер-постановщик Галина Полищук, автор инсценировки Елена Исаева.

Уходя со спектакля «Женщины Есенина» я с удивлением отметил, что Есенин, оказывается, не гомосексуалист. Как эту темку-то пропустили. Сразу видно, не богомоловская тут школа. Только за одно это ставлю спектаклю высшую оценку. Кстати, ни слова мата! А вроде бы уместен был для «хулигана». Нет и пропаганды наркотиков и надругательства над христианством. Хотя такие поступки бывали у поэта. Спасибо за это и низкий поклон!  И хотя все мизансцены строятся в кровати и вокруг кровати (кровать очень бедная, пружинная с матрасом, и одна на всех) только один раз можно увидеть голую спину Зинаиды Райх. Никаких сисек, вообще. Ну, еще раз спасибо, пощадили.  На этот спектакль можно пускать школьников по Пушкинской карте.
Вообще показать поэта через его женщин, заведомо провальная идея. Хотя это писк времени.  Так  показан Бунин в фильме. Главное в нем, что он живет с двумя женами сразу. Да, нашли теодицею.  Видел фильм о Брюсове, построенный по его безграничному «Дон-Жуанскому списку».   Ничего кроме нелепости не выходит. Даже не хочется спорить, опровергать, было такое, не было. Перед нами книги. Откуда они? Кто их написал? Ну, не извращенцы же, не маньяки. Все-таки надо не поженщинам исследовать поэтов, а по их книгам, по стихам. 
После первого действия я хотел уходить. Следить за этой сюжетной цепочкой – сначала Таня, потом Зина, потом Айседора, потом Софья. Скучно, не интересно.  Актерских работ не видно.  Никаких характерных черт ни у одного актера не замечено.  Никто как бы вовсе не работал над внутренним миром своего героя. Ну, если только Мариенгоы запоминается своей презентабельностью. Есенина я долго не мог заметить среди многофигурных сцен спектакля.  Самый невыразительный образ. И только когда его назвали Сережей, тут нельзя было уже ошибиться.
Интересная сценография. На заднике – светящийся круг, немного неправильной формы. Это то луна, то солнце, то бьющаяся в скандалах посуда, то вспышки блицев американских корреспондентов. И сцена в виде приподнятого, не точной формы, вращающегося круга.  Когда софиты гаснут и светится только круг задника, то на светлом фоне становятся видны черные силуэты актеров, вот на это интересно смотреть. Черный фигурки движутся в пантомимах и танцах. Невольно вспоминаешь золотые дни Таганки  - «Десять дней, которые потрясли мир», например.
Спектакль спасает хореография. Многие сцены построены на танце, где движения чередуются с диалогами. Это характеризует отношения, укрупняет, делает символичными.  В этом спектакле лучшая роль у хореографа – Анастасии Кадрулевой. Иногда танцы весьма сложные, почти акробатические, но актеры справляются. Особенно Агния Кузнецова, которая может застывать ногами вверх, фиксируя высокую поддержку. Еще сложнее у нее вышла фигура горизонтальная, ногами параллельно полу. Ее роль – Гали Бениславской оказалась в спектакле самой выпуклой и разработанной.  Никогда не представлял, что она в жизни Есенина играла какую-то заметную роль, ничего выдающегося, кроме многих истерических телеграмм и самоубийства на его могиле, она не совершила. В спектакле не так. Она здесь самая близкая к нему женщина. И понимающая, что очень важно. И страстная. Что не менее важно для поэта. Так получилось благодаря актрисе Агнии Кузнецовой.  Она наполняет свою героиню страстью, бросается на поэта, обхватывая ногами. Ее рыжие колготки и нелепое рыжее платье вдруг начинает ассоциировать с чем-то огненным, что так созвучно имени самой актрисы – Агния. Собственно, поэт здесь она, а не Есенин.  Не отказывается она от доли сиделки и санитарки, поит рассолом с похмелья. Понимает, что такое запой! Рассудительностью помогает выбраться из любовных приключений. Не показывает ревность. Не обижается, когда ее называют домработницей. Это многогранная роль, рассчитанная тщательно, обдуманно. Страстная любовница, умелая санитарка. покорная домработница, рассудительный и единственный, верный друг. Получилось неожиданно. Возможно, это противоречит биографической правде, но не сценической.
Вообще я давно зарекся ходить на пресс-показы, генеральные прогоны. А именно генеральный прогон нам показали.   Я хорошо знаю, как неожиданно спектакль может разогнаться, зажечься. Не с первого, с третьего раза. Совершенно непонятно откуда вдруг появляется у него сила, упругость.  А сначала он может показаться абсолютно провальным.
И второе действие пошло намного оживленнее. Правда и сцен выигрышных тут намного больше.  В спектакле Есенин читает стихи, но немного. Кажется, всего три. Это, конечно, для спектакля о Есенине важнейшая часть. Но стихи актер читать не умеет.  И как раз здесь, в нашей писательской газете об этом нужно без обиняков сказать.  Плачевно слушать обрубленные слова, брошенные по отдельности, без интонационной связи. Потерянную поэтическую мелодику, стихотворный ритм.  Потерянную поэтическую логику. А значит потерянные сильные доли. В результате актер садится на горло и получается вообще не сценическая речь, а сценический крик.  Ничего не выходит. Можно было бы скопировать чтение самого Есенина. Остались же записи.
Но к удивлению, зал поддерживает и такое чтение. Как-то соскучились по поэзии вообще, поэтическим вечерам, по Есенину особенно. И это радует и такой отдаленный отсвет поэзии радует. Да, давненько со сцены не читали нашу классическую поэзию. Так что и позабыли, как это делается.
Когда я шел, то думал написать о Захаре Прилепине, оставшемся в театре после многочисленных увольнений, в одиночестве. Но в программке его имени вообще не оказалось. То есть, сценарий спектакля написан не по его книге о Есенине недавно вышедшей ив ЖЗЛ. Самая толстая книга, выпущенная  когда-либо этим издательством - 1112 страниц... По крайней мере, не только по его книге. То есть, если Захар Прилепин в спектакле никак не участвует, даже как источник, то и писать о нем совершенно невозможно и нечего. Остается только пожелать ему творческих успехов.  И, наверное, бежать из этого театра.
Фотография Захара еще висит среди творческого коллектива. Висит рядом с Дорониной. Фотографию Эдуарда Боякова новый директор собственной рукой убрал незамедлительно.  Теперь ближе всех стал Прилепин.  Долго ли он так провисит? Не знаю.
Его выступление по телевидению в защиту спектакля и самой темы «женщины Есенина» которая, по его мнению, все в творчестве Есенина объясняет, в спектакле как-то не особо отразилось и не объяснила. Спектакль просто перечисляет женщин. Не более.  Но черт возьми, отступим немного от поэта, само стремление любить, бросаться в омут страстей, в конце концов увлекает, захватывает, невольно поддаешься, начинаешь сопереживать. Это так не современно, это совершенно забыто, что можно от любви вскрывать вены, стреляться, писать стихи, в конце концов.  Сцены с Бениславской во втором акте этому особенно способствуют. Я разговорился с молоденькими девушками на выходе, они были в восторге. Особенно от финала.  Да, финал шел как бы по нарастающей, спектакль как бы напитывался эмоциями от зала. Зал был лучше спектакля. И не удивительно. Ведь такие генеральные прогоны называют иначе спектаклями «для пап и мам». Ну, и для всех любимых, конечно. Тут успех обеспечен. Спектакль бывает так согрет, что и премьера грядущая не страшна.
В антракте я столкнулся нос к носу с Владимиром Абрамовичем Кехманом, тем самым новым директором, а возможно, и художественным руководителем, чья фотография еще не висит на освободившемся месте. Хотел его сфотографировать, но не успел, он убежал, схватив режиссера. Берегите режиссеров, это же всегда почти смертники. На фотографиях он похож на Карабаса- Барабаса.  Большая рыжая борода, лысая голова, крупный нос. Сходство бросалось в глаза тем более, что одновременно с его приходом в театре появился новый спектакль - «Пиноккио», где как раз  плетью руководил куклами его прототип. Но оказалось, что в реале это совсем не такой страшный человек, а достаточно обходительный, по крайней мере мне так показалось.  И комплекции он не тучной и ростом я повыше. В википедии о нем жуткие вещи написаны. Но Министерству, наверное, виднее кого назначать в главный драматический театр страны.
Опишу еще пару сцен.
Есенин с Мариенгофом спят вместе «вальтом», в одежде, в пальто на одной (той самой) кровати. Кто читал роман «Без вранья», тот помнит, как они жили зимой вместе в неотапливаемой квартире. И на кровати вместе спали для тепла и потом в ванной. Там было теплее и натопить можно было. Ванна в спектакле тоже присутствует.  Входит Зинаида Райх.  Мариенгоф говорит: «Твоя жена пришла». Есенин лежит, отвернувшись и укрывшись с головой одеялом.
- Откуда ты знаешь?
- Она стоит передо мной.
- Скажи, чтобы она ушла.
- Сам скажи своей жене, чтобы она ушла.
-  Скажи, что меня нет дома.
- Она смотрит на тебя.
Ну, и так далее. Потешная сценка, не правда ли? Жена стоит, и разумеется, весь этот диалог слышит. А Мариенгоф, он даже бабочку не снял на ночь,  лежит в элегантной позе, смотрит на нее. И ведет переговоры с Есениным. Так уходит любовь.
Но таких диалогов больше нет. Елена Исаева, известный и популярный драматург, заявлена как автор инсценировки, а не автор пьесы. А инсценировка чего не указано. Загадка. Работа остановилась между пьесой и инсценировкой.  Получился  иллюстрированный биографический коллаж.
И вторая сценка. Айседора приезжает в Москву, уже во второй раз, с концертами. А с Есениным они вроде бы уже давно разошлись. Конечно, показать танец Айседоры никто, даже приблизительно не сможет. Майя Плисецкая пыталась, но несмотря на гениальность Майи, не убедила. Скопировать чтение Есенина вполне возможно даже непрофессиональному чтецу, в обиду актеру будет сказано, а танец – невозможно.  Нашли выход из положения блестяще. Был у Айседоры танец с красным знаменем под Интернационал. Ходила босоножкой, обернувшись знаменем, а в конце размахивала им. Вот это размахивание двумя аж полотнищами нам и показывают вместо танца. И это выходит здорово, потому что полотнища огромные, они закреплены на двух палках и взмахи покрывают полсцены.  Айседора «танцует». Но посреди представления в театр врывается Есенин. Скорее всего пьяный. Его не пускают. Он скандалит. Его увещевают, что, увидев его, Айседора может кинуться со сцены в объятья и сорвет свой спектакль. Но ничего не помогает. Есенин врывается в зал, на сцену и они оба с Айседорой на глазах у всех, у публики, сценической и настоящей, кидаются в объятья. «Занавес», -  кричит антрепренер. И занавес, настоящий, мхатовский, начинает неуверенно, рывками закрываться. Публика аплодирует. И та, на сцене и мы тоже. По всей видимости, думаем мы, спектакль заканчивается. Победа любви!  Эффектный финал. Но не тут-то было. Антрепренер кричит, видя успех: «Открывайте, открывайте занавес» и занавес начинает открывается.  И так повторяется. Есенин с Айседорой ни на кого не обращают внимания, продолжают целоваться. Очень эмоциональная сцена.
Ну, и сам финал найден интересный. Есенин разочаровывается во всех женщинах. Проклинает весь женский род.  И находит где-то женскую перчатку, рассматривает ее и спрашивает: «Кто потерял перчатку?». Обращается в зал и повторяет уже совершенно «человеческим» тоном: «Кто потерял перчатку?» И мы понимаем, что это начало уже нового романа. Не написанного. Романа уже с современностью.
Вообще спектакль зовет ради любви творить безумства.  Может, попробовать?
Надо подговорить какую-нибудь девушку, чтобы она из партера на каком-нибудь спектакле откликнулась, и крикнула, что это ее перчатка.