Левченко

…Он так и не написал ни одной страницы собственных воспоминаний. Он даже писем никогда не писал. Хотя очень любил получать голубоватые конверты с черными, немного расплывчатыми штемпелями. Писали ученики, племянники, друзья. Потом писем стало приходить меньше. Друзья уходили из жизни, ученики забывали о своем учителе, а племянники вспоминали о нем разве что накануне больших праздников. Он всегда мечтал, что кому-нибудь расскажет всю свою жизнь, а лучше всего - сам напишет о ней. Все как-то не выходило. Сначала нельзя было, помнил о подписке, данной несколько десятилетий назад, о неразглашении, потом времени не хватало, а потом…
Он жил тихо. Ничем не выделялся из общей массы. Был обычным, как сотни тысяч граждан некогда большой и необъятной страны. До последних своих дней так и не мог смириться, что такой страны уже нет. Не мог и не хотел. Иначе вся его жизнь теряла смысл. Неужели все было напрасно? - часто он задавал себе этот вопрос. Так и умер, не отыскав на него ответа. С ним пришли проститься бывшие, еще не успевшие его забыть, воспитанники, коллеги-учителя, соседи. Особых почестей не было. Все как обычно: надгробные речи, траурные ленты, венки, обещания помнить и… маленький холмик свеженасыпанной земли на сельском кладбище со скромной надписью и цифрами через черточку …
И все же он успел рассказать свою жизнь. Может, и не всю, может, и не полностью, но то, что лежало глубоко в душе, то, что не по своей воле приходилось прятать долгие годы, он успел рассказать.
Произошло это незадолго до его смерти.
…Андрей Лукич Левченко был разведчиком. Советским. Эту свою карьеру начал во время войны. А вообще у него была и другая профессия, не имеющая ничего общего со шпионажем, оружием, войной. Он был учителем. Преподавал в Бутенковской средней школе,
что недалеко от Кобеляк, историю и географию. Но как бы там не было, и та первая  профессия, и эта вторая тесно переплетаются между собой. Ибо они - две составные части одной огромной человеческой жизни.
Ему исполнилось двадцать девять, когда он получил первое свое задание — проникнуть в филиал "Русского фашистского союза", который действовал на территории Австрии. Это было в январе 1944-го…
Не просто проникнуть, а раздобыть документы, принадлежащие этой организации. При этом, попутно создав на листе из пятнадцати-двадцати "остарбайтеров" боевую организацию, которая помогала бы Левченко выполнить задание. Сложное и рискованное. Подробности о том, как приходилось взвешивать каждый шаг, наверное, стоит опустить. Ведь и так  понятно, что все делалось осторожно и при строгой конспирации. Боевую группу ему удалось собрать. Похоже, это было самым легким из всего сложного. А вот достать документы, принадлежащие филиалу "РФС" оказалось почти невозможным. Ибо их в этой организации старательно охраняли. Усыпить бдительность охраны - такое первоочередное задание поставил перед собой разведчик. С этой целью Левченко (по легенде, остарбайтер, работающий на господина Майера) часто захаживал в дом в центре Вены, где и расположился филиал. Иногда терпеливо выслушивал речи руководителей заведения, иногда выполнял их мелкие поручения. Именно регулярные визиты сюда у местной охраны не вызывали  подозрений. Но документы… Они были недосягаемы. И потом, интуиция, главная попутчица разведки, вдруг забеспокоилась. Андрей пристальней пригляделся к окружающим его людям. В последние недели слишком уж внимательными к его персоне оказались некоторые члены организации. От них и повеяло опасностью.
Что чувствует человек, которому в спину дышит смерть? Страх? Озноб? Безразличие? Все вместе, только не безразличие. Чем мужественнее личность, тем крепче она держится за жизнь, и тем сильнее сопротивляется страху. Именно поэтому умирают слабые. Именно поэтому выживают сильные. Ему удалось выжить. И вопреки всем опасностям, выполнить задание полностью. Он все-таки  похитил документы. В этом ему помог случай.
…После очередной бомбежки города, которые в последнее время участились, дом, в котором располагался филиал "Русского фашистского союза" оказался полуразрушенным. Выбитые окна-двери, поврежденные перекрытия - и ни одной живой души во всем здании. А рядом полицейский участок, и стражи порядка не пропускают к руинам. Ему все же удается проскочить. Ведь это единственный, возможно, из тысячи, шанс… В считанные минуты он пробирается в нужные комнаты туда, где хранятся документы. Рассматривать бумаги некогда. У него есть время только на то, чтобы их собрать. Папка за папкой, лист за листом — укладывает все в портфель и… И вдруг улавливает приближающиеся шаги и чьи-то голоса… Трудно сказать, что звучало громче: услышанные рядом голоса или биение собственного сердца. Еще миг - и его увидят. Еще миг - и…взгляд вдруг цепляется за проем разбитого окна. Вот оно, спасение! Через подоконник на тонкий карниз, а там, на балкон соседнего дома. И как раз вовремя. Как только Андрей скрывается за окном, в комнате появляются ее хозяева. Гулко и учащенно бьется сердце, хочется сорваться с места и бежать. Бежать как можно быстрее. Но нельзя. Он должен идти, как обычно ходят люди, не имеющие серьезных забот: спокойно и не спеша. И так до места, где оборудован тайник. А потом еще нужно возвращаться обратно. Иначе сотрудники филиала, те, кто особенно был внимательный накануне, могут его заподозрить.
Тот заветный портфель не долго хранился в тайнике. Как только Левченко дал объявление в "Зюддойче цайтунг", к нему прибыл связной. Собственно, именно эта газета, точнее, ее страницы, на которых печатались объявления, служили для советской разведки своеобразной перепиской.
…Победа была так близко. И многие остарбайтеры возвращались из чужбины домой. Андрей с волнением ждал той минуты, когда
навсегда оставит своего хозяина Франца Майера. Он даже мысли не допускал, что через десять с лишним лет вынужден, будет вспомнить о нем. Но это будет потом. А сейчас он жил в ожидании встречи. Той, ради которой стоило рисковать собственной жизнью. Он ожидал встречи с Родиной.
Был Киев. Доклад о выполнении задания, возвращение домой и трудовые будни.
Он любил свою школу. Небольшую уютную сельскую школу с огромными цветочными клумбами под окнами, роскошными яблонями у ворот. Может, и были другие лучше, уютнее, просторнее, но это были не его школы. Чужие.  В его жизни Бутенковская была единственной. Та, которая приняла его сразу после войны и потом, спустя несколько десятилетий, проводила его на пенсию. Все те годы они были верны друг другу. Верны как старые проверенные друзья - временем и обстоятельствами друзья. Между этими десятилетиями были расставания и долгожданные, волнующие встречи.
Тогда, весной сорок пятого, ему казалось, что с разведкой все кончено. Но нет. Спустя семь лет об Андрее вспомнило его бывшее руководство. Опять предложение сотрудничать. На сей раз работать нужно было в Западной Германии. Вот и первое расставание. Он в мыслях пообещал, что опять, после командировки, вернется в школу. И уже никогда не станет из нее уезжать. Ибо учительствовать ему нравилось больше, чем шпионить. Но отказываться  от предложения нельзя. И вовсе не потому, что боялся последствий. Никаких последствий, впрочем, и не было бы. Просто он всегда помнил, что мир имеет слишком дорогую цену и что войны порой начинаются от неправильных выводов, сделанных разведчиками. Андрею сказали, что именно тот, австрийский опыт нужен для выполнения этого нового задания. Этого было достаточно, чтобы он согласился…
Советская разведка здорово интересовалась деятельностью большой эмигрантской группировкой, которая находилась на территории Западной Германии. Руководство планировало перебросить Левченко под видом эмигранта на эту территорию. Для этого существовала тщательно продуманная легенда. В компании с ним должна была ехать и его "жена". Их даже обвенчали тайком в одной из львовских церквей. Все шло по плану. Но Левченко, человек опытный и пунктуальный, вдруг заметил некоторые странности в поведении своей подставной половины. Женской неорганизованностью подобное назвать нельзя, ведь в разведку подбирались кадры, мягко говоря, не с улицы. Значит, что-то другое, - размышлял он, когда "жена" вдруг игнорировала выполнение отдельных заданий, которые были далеко не мелочами в их работе, или с того ни с сего вдруг начинала часто по-бабьи судачить о своих начальниках. О личных сомнениях он доложил руководству. Спустя несколько дней операцию отменили. Сегодня, как, впрочем, и тогда, оставалось неизвестным, что именно послужило причиной отмены - его сомнения или что-то другое. Но в Западную Германию он не поехал. А через несколько лет разведчику Левченко стало известно, что его подставная "жена" каким-то образом сбежала в ФРГ.
И опять возвращение в сельскую школу. Несколько лет о нем не вспоминают. И друг… очередной вызов в Киев и новое задание. Тот период в жизни Союза вошел в историю как "холодная война". Как противостояние Востока и Запада, противостояние империй, противостояние разведок. На сей раз состязались американская и советская на германской территории.
Повестка из военкомата о призыве Левченко на переподготовку в семье, как, впрочем, и на работе, никого не удивила. Тогда такое часто практиковалось. На самом же деле Андрей уехал в Германию, в Карлхорст. Именно там находилось командование группы советских войск и разведуправление, именно там готовилась операция при участии Левченко. Ее суть заключалась в проверке благонадежности некоторых членов эмигрантских организаций, которые говорили о своей готовности послужить Отечеству. Практически это были агенты, завербованные советской разведкой сразу после окончания войны. Они выходили на связь, получали задания, переезжали из города в город, собирая нужную информацию. Все было как бы безупречно. Но руководителей разведуправления в Германии волновал вопрос, можно ли доверять бывшим советским гражданам. Ибо поведение некоторых вызывало сомнение в их искренности и преданности Родине. Появились подозрения, что среди таких есть двойники, работающие одновременно на советскую и американскую разведки. Заданием Левченко было разобраться, кто есть кто.
Руководство советского разведуправления в Карлхорсте полагало, что для проведения этой операции необходим не высокопрофессиональный разведчик, а просто опытный человек, владеющий некоторыми навыками шпионажа. Одним словом, подсадная утка, которая бы обратила на себя внимание американской разведки. Считалось, если после встреч с каким-либо эмигрантом-агентом Левченко арестуют, значит, тот и есть двойник.
Роль оказалось сложной. И не менее опасной, чем та, которую выполнял в столице Австрии в 1944-ом… Нужно было грамотно и красиво подставиться американцам, чтобы те не сразу поняли, что с ними играют.
По легенде, Левченко был Станиславом Рымарем, гражданином ГДР, у которого мать - украинка, отец - немец. Такой фрагмент в его биографии был придуман сознательно. Ведь произношение, как не шлифовал его разведчик, выдавало, что он не коренной немец.
Первый адрес, по которому Андрей - Станислав должен найти агента-эмигранта, был в Мюнхене. Предлог для встречи оказался важным. Необходимо агенту передать деньги и инструкции. Эмигрант по имени Александр Дмитриевич в Мюнхене работал таксистом. Первая встреча не оказалась тем рентгеном, который бы высветил двойника. Сложилось впечатление, что таксист - человек симпатичный и искренний. Но это лишь первое впечатление. И хотя говорят, что оно самое правильное, в нашем случае оказалось все с точностью наоборот.
Потом была еще одна встреча в Бремене. Агентом оказался местный священник, тоже из бывших советских. Цель поездки такая же - передача денег и инструкций, а дальше - встреча с диктором радиостанции "Свобода", который до этого был офицером Советской Армии. И все они не дали результата. Если не считать приклеившегося во время первой встречи "хвоста". "Хвост" не отставал и во время второй встречи в Бремене, и во время третьей - в Ганновере. Не может быть, чтобы они все были двойниками, - высказывал руководству свое мнение Андрей. Но кто же тогда из них слуга двух господ? Кто? На этот вопрос пока не находилось ответа. Шесть поездок по городам Западной Германии, и все шесть раз - в сопровождении "хвоста".
Последний оказался личностью творческой и наглой. То молча преследовал разведчика, то вдруг подседал к нему в кафе или на скамейке в парке и начинал говорить о погоде, о событиях в мире. В общем, беседовал на разные темы. Но дальше преследований и как бы случайных бесед ничего не происходило. А ведь по логике, американцы должны были его "взять". Но видимо, чего-то конкурирующей разведке не хватало. Аналитики из разведцентра Карлхорста пришли к выводу, что американцы считают Левченко мелкой сошкой и поэтому не воспринимают его серьезно. Чтобы его персона показалась им привлекательной, решили подкинуть пикантную подробность. При очередной встрече в Мюнхене с уже знакомым нам таксистом Левченко должен был сказать, что он подполковник советской разведки.
С Александром Дмитриевичем они встретились в мюнхенском городском парке. А спустя несколько минут к ним на скамейку подсел почтенного возраста человек с малышкой. С таксистом они поздоровались так, как будто бы были лет сто знакомы. Тот отрекомендовался коротко: "Гражданин ГДР Станислав Рымарь. Приехал ко мне погостить…"
Говорили обо всем. И как бы, между прочим, новый знакомый спросил: "Кто вы?" Ответ последовал именно такой, какой ему порекомендовали руководители операции, - "подполковник советской
разведки". После этого разговор обрел странную особенность. Почтенный господин спрашивал о Советском Союзе, много спрашивал, но слушал как-то в пол-уха. Сложилось впечатление, что новый знакомый решал для себя какой-то важный вопрос. Собственно, так оно и было. Это показали дальнейшие события. Не дослушав до конца, господин поднялся со скамейки, позвал малышку, игравшую в нескольких шагах с ребятней, и, извинившись, заторопился из парка. А таксист вдруг вспомнил, что сегодня, именно сегодня в его жизни произошло одно очень важное событие, которое нужно отметить. Александр Дмитриевич предложил: "Пойдем в ресторан. Я угощаю. А потом подвезу тебя к вокзалу. Еще успеешь уехать". Он мог отказаться. Ведь понимал - неспроста произошла эта встреча с незнакомцем, неспроста его звали в кабак. Александр Дмитриевич не лгал: именно сегодня в своей карьере он поднялся на ступеньку выше. Теперь к нему американцы будут относиться почтительнее.
…Они долго сидели в ресторане. Болтали о разом, и таксист незаметно все подливал и подливал в рюмку собеседнику. А потом был вокзал. Александр Дмитриевич как-то засуетился, высаживая пассажира, и только тот вышел из салона, резко рванул с места. "Видно, таки нервы сдали", - успел подумать Андрей. И тут…
То, что произошло дальше, заняло считанные секунды. Его взяли под руки в втолкнули в лимузин. Вот и выяснились ответы на вопросы, которые так долго волновали советскую разведку в Германии.
Пожалуй, нет таких слов, чтобы описать те мучения, которые ему пришлось пережить после ареста. Американцы, те, кто громче всех ратовал за права человека, так легко забывали о них, когда дело касалось получения информации. Собственно, о его правах вообще не шлось. Порой казалось, что эти люди решили его обезличить, превратить в животное, в жалкую биомассу. Допросы были жестокими. И в физическом, и в моральном плане. Если сказать просто - избивали, значит не сказать ничего. Ибо это слово не отражает той боли и тех страданий, которые испытывало тогда его тело. Кожаные ремни со свинцовыми наконечниками, кажется, рассекали кожу до костей. После каждого такого удара кров брызгала, как из фонтана. А этих ударов было столько… Испытания на детекторе лжи, кажется, были самыми благородными из того всего набора, которым пользовались американцы на дознании. Каменный мешок - влажная узкая яма, в которой можно было только сидеть на корточках или стоять, изматывала больше всего. Порой он терял ориентацию во времени. Недельные пребывания в том мешке казались вечностью. И все это было ради одного-единственного ответа на вопрос, кто руководители, каково его настоящее задание. Он держался достойно. Так, как должен держаться при самых тяжелых испытаниях настоящий мужчина.
Американцы не теряли времени зря. Упрямство офицера советской разведки, видимо, подталкивало их к параллельным поискам ответов на свои вопросы. Поиски длились четыре с лишним месяца. Только спустя такой срок, один американский офицер, который вел дознание, как-то сказал: "А мы ведь установили истину. Ты никакой не подполковник советской разведки. Ты подставка. Нас обманули. Здорово это у твоих получилось. Мало того, мы знаем, что ты никакой не Станислав Рымарь. А теперь ответь: можешь ли ты найти хотя бы единственного человека во всей Европе, который бы подтвердил, что ты никогда не был офицером разведки ни в мирное время, ни во время войны". И тогда… Тогда Левченко вспомнил Австрию, Вену и своего бывшего хозяина Франца Майера…
Через четыре с лишним месяца после ареста Андрея Левченко, подставного подполковника советской разведки, американцы передали германской полиции. Этот срок мог быть короче, ведь еще до того, как его "взяли" американцы, советское руководство рекомендовало: "Если тебя возьмут и будут допрашивать, что не исключено, можешь сознаться, что ты никакой не офицер разведки". Но он держался до конца, ибо считал - из любой ситуации нужно выходить с гордо поднятой головой.
Немецкий суд его приговорил к девяти месяцам лишения свободы. Приговор оказался либеральным лишь потому, что "подсудимый" не нанес вреда интересам государства". Наказание отбывал в мюнхенской тюрьме, в камере №521. Да, именно той камере, в которой ожидал исполнения судебного приговора самый близкий помощник великого фюрера - Эрнст Рем…
…Это было их последнее расставание. После той длительной командировки он больше никогда не покидал школу. Все-таки учительствовать намного лучше, чем шпионить. Лучше хотя бы потому, что в педагогике требуется душевная стерильность, без нее никак не воспитать гражданина, а разведка… Разведка - это грязь, лицемерие, кровь и совсем немного, малюсенькая капелька чистоты. Это он окончательно понял там, в камере №521. И больше никогда не возвращался в разведку. На этой карьере он поставил точку. Жирную точку.
Его жена, его милая Катенька, Катя, Катерина Павловна, так никогда и не узнала, кем на самом деле был ее муж. Она умерла на десяток лет раньше того времени, когда оказалось, что обо всем можно говорить. А до этого он не решался ей, хотя бы ей одной, рассказать свою жизнь. Ту часть, которую не по своей воле приходилось скрывать долгие годы, даже от самого близкого человека. А когда решился, оказалось,… Возможно, поэтому он и искал, кому можно исповедаться. Ибо чувствовал, что написать он уже не успеет, ему хотелось очистить свою душу, облегчить ее хотя бы в последние свои годы, месяцы, дни. Говорят, чистая душа легко поднимается на небеса. Ведь ее не тянет к земле вес нераскрытых тайн, которые в себе носил человек при жизни. А он хотел, чтобы душа его поднялась именно на небеса, ведь там ее ждала другая, легкая, чувственная, близкая…
АВТОР ОЛЬГА ПОЛТАВЕЦ-ГЕЖА