Монологи Непрушко. Глаза о многом говорят...

Глаза о многом говорят.

Глаза – зеркало души…Глаза – крупица неба…Глаза – частица слезы божьей, априори не умеющая лгать…
И написано об этом много, и знаем немало. Но именно сегодня утром что-то клюнуло в мозг – и поневоле посмотрел, затем присмотрелся, подумал, а после призадумался и…начал слышать то многое, о котором говорят людские взгляды. Утро было вполне себе, как утро – ничего особенного.
Вы спросите: «Что же побудило к обнаружению таких «сверх способностей»?». Ответ находится на самой поверхности. Да, вы абсолютно правы, это оно самое – похмелье! С чего ещё русскому человеку ломать голову над тривиальными истинами и искать в них сокровенный смысл?
Давеча имел неосторожность употребить со своим соседом по гаражному кооперативу той самой продукции народного промысла, которую заморские «господа» именуют – виски. У нас же, у обычных потомков пролетарской голытьбы – провозглашают гордо, с нотками заговорщицкой таинственности – СА-МО-ГОН!   
Продукция самодеятельной мануфактуры удалась вполне себе – весьма! Или, как это принято говорить в среде культурных, образованных и приличных людей – за-е-бись!
Сосед встретил с загадочной улыбкой и умелыми руками. Я же явился с банкой солений и категорическим намерением «конкретно откушать». Сему обстоятельству способствовало не только настроение, но и имя соседа – Петрович. Не отчество, а именно вот это звучное, объёмное и ласкающее слух любого собутыльника – Пет-ро-вич!
Первая рюмка провалилась, как тёща под лёд – не цепляясь за края пищевода и вызывая блаженную радость и восторг.
Хрустнул малосольный огурец, заполнив своим божественным звуком паузу между «первой и второй».
За встречу! За удачу! За исполнение всех мечт! И «ну, чтобы все»!
Непременная курительная пауза со смакованием табачного суррогата, но зато в импортной обёртке…
Дальше всё пошло, как по маслу. Радостно погрустили о задолбавших и распоясавшихся жёнах…Естественно, выразили недоумение по поводу неэффективности отечественной экономики и нестабильности курсов валют…В обязательном порядке «размазали по стенке» депутатов-хапуг и политиков-долбоёбов и педерастов…Конечно же, влупили из всех орудий по пендосам и Европе…Непременно, насовали виртуальных ***в во вполне реальные рты ментов, прокуроров и судей…Так, между прочим, пропесочили подрастающее поколение…Затем, на десерт, приступили к «поющим трусам» и шлюхам с аппетитными сисами – то есть, растоптали шоу-бизнес…Кашлянули в сторону науки…Высморкались в адрес медицины…И едва не блеванули от свежих новостей о достижениях во всех областях без исключения…
Натужно выдохнули…Снова закурили…И…Деликатно замолчали каждый о своём…
Выпито к тому моменту было не особо много…В рамках, так сказать, приличного…Граммов по сто-сто пятьдесят…На каждый килограмм веса…А весили мы оба…Короче! Что я тут скромничаю! Нажрались уже конкретно! Слюна пока не текла, но жест замедлился безвозвратно!
Тут-то к нам и присоединилась делегация из соседней «фракции сожителей по гаражному кооперативу». Все – в приблизительно аналогичном состоянии, но зато с мирными намерениями и своими «боеприпасами».
Тёплый приём, пламенная речь и рукопожатия – соответствовали всем требованиям Устава Службы Дипломатического Протокола, если таковой, конечно, существует. Ну, ещё бы! Приличные люди встретились, ёб те!
Иваныч и Макарыч – тоже, кстати сказать, потомственные интеллигенты. Иваныч – прораб из местного долгостроя. Макарыч – сторож с «Вагоноремонтного».
С ними припёрся, как это часто бывает, прилипший любитель халявы, сумасброд и маргинал, скорняк, хамло и пьянь, неуч и быдлота – Исаак Аронович Зильберман -- доктор наук, лауреат государственной премии, ректор местного университета и вечная жертва наших пролетарской инквизиции.   
И вот оно – на-ча-лось!
Сперва я даже не придал особого значения новым ощущениям, списав всё это на сдвиг по фазе в следствии «принятия на грудь» чемпионского веса.
-- Какие люди! Мама дорогая! – радостно заголосил Петрович, а глаза его сверкнули яростными молниями: «Ой, бля! Хули вы-то припёрлись сюда? ****ец культурному отдыху!»
От неожиданности я аж головой тряхнул, пытаясь сбросить это наваждение. Дальше стало только хуже. Состояние «ясновидящего» ухудшалось стремительно и безапелляционно.
-- О-о-о! Петрович! Дорогой мой! Сколько зим! Сколько лет! – в тон хозяину гаража возопил Иваныч, но хитрый кареглазый прищур ясно добавил к сказанному: «Бухаешь, сука! А «пятёрку» уже полгода, как вернуть не можешь! Ну, ща я тебе тут устрою!»
К Иванычу присоединился Макарыч, который пробубнил невнятное, но вежливое:
-- Дня доброго вам, господа соседи! Не обессудьте, так сказать, за наше вероломное вторжение в вашу обитель! Ик…Прошу простить великодушно! Ик…Но так распорядилась судьба! – покрасневшие же глазницы пояснили весьма убедительно и отчётливо: «Хули смотришь? Наливай, бля!»
Зильберман молча улыбнулся и кивнул в знак приветствия. Взгляд его был мудр и нем. Ну, а чего ещё можно было от такого ожидать? Бескультурье, бля!
Присели, вздохнули, выпили…Сперва «нашего», затем «принесённого ихнего», а после – и того, и другого из одной посуды и смешанного в одинаковых пропорциях…Закурили…Повторили…Закрепили…
Иваныч и говорит:
-- Ну как ты жив-здрав, Петрович? Кореш ты мой пожизненный! – а глаза его глаголют: «Слышь ты, гад! «Пятёрку» когда вернёшь? Неужто снова морду бить придётся?»
Петрович был мужик не промах и со стержнем внутри. Отвечал спокойно, вежливо и даже солидно:
-- Э-эххх! Дружище ты мой, Иваныч! Какое тут здоровье? В наши-то годы! – но сквозь моргающие ресницы явно вещалось: «Чё? Какую, на хрен, «пятёрку»? А кто у меня на прошлую Пасху канистру бензина занимал на три дня? Чё? Уж и не помнишь поди? Ща с локтя так по «саням» втащу! Ближайший месяц будешь через трубочку питаться!»
Макарыч собрался с силами для провозглашения солидарного спича, но лишь устало выдохнул:
-- Э-э-э-эххх…Да-а-а… -- уверенно пояснив краснющими зенками: «С-с-сука-а-а! Два дебила! Давайте уже, наконец, бейте друг другу рожи! Хотя бы раз! Задолбало уже ваше вечное ватокатание!»
Зильберман деликатно кашлянул, подложив себе лишний огурец, хотя на этот раз не сдержался и выдал лучезарно-сероглазое: «Ну-ну!»
Ну, неуч! Что с него взять то! Варвар, ****а тётя!
Иваныч, судя по всему, настрой имел решительный – поэтому продолжил с высокомерным пафосом:
-- Биржи колбасит! Доллар нестабилен! Биткоин прёт, как танк! Нефть уже не в тренде! Капитализация активов не поддаётся оценке и анализу! – глаза же яростно вопили: «Гондон ты штопаный! Да я тебе за свою кровную «пятёрку» все гланды повыкручиваю!»
Петрович не видел повода для отступления, а по сему изрёк:
-- Би-валютные корзины уже не работают! Денежная интервенция не благоприятствует стабилизации инвестиционного климата! – дерзко добавив яростным зрачком: «Чё ты плетёшь? Дебил! На себя-то хоть посмотри! Где ты, а где биржи? Тебе вообще-то не по хрен курс доллара? Ты же его всего раз в жизни и видел-то! И то! Когда твоей дочке на свадьбу кто-то из гостей подарил!»
Зильберман поправил бабочку и принялся за сало, еле слышно поддакнув:
-- Полностью с вами согласен! – из-под бровей же донеслось: «Мама мия! Откуда вот эти мужланы таки слова-то знают? Они же в слове «ЕЩЁ» четыре ошибки делают! Адам Смит в гробу переворачивается, видя – кто занимается экономическим анализом!»
На Зильбермана обижаться – грех. Он вон -- и пары слов связать не может. Хули! Мужлан, бля! Того рот топтал!
Между тем, переговоры трёх яростно безразличных друг другу сторон выходили на новый виток. Петрович накатил «ихнего», угостив «своим», и попытался сменить тему научного диспута, обратив внимание всех собравшихся на телетрансляцию:
-- Ой! Гляди, мужики, какая жопа! Ну, **** же кто-то такую! Ай! Ай! Вот хороша, зараза! – глаза же томно шептали: «Господи! Ну хотя бы разок за эту сису подержаться! Ну…Или… Хоть бы это жлобьё из гаража свалило! Я бы за Зинкой из «Продуктового» сбегал! Она точно даёт!»
Иваныч похотливо облизал губы, однако, возразил:
-- Ну-у-у…Не скажи! Ножки кривенькие! Сиськи силиконовые! В зубах распил! На такую вестись – только время в пустую тратить! Одно разочарование! В постели, эти куклы, хуже бревна! – глаза же его отчаянно орали: «Бля-а-а-а! С-с-су-у-ука-а-а-а! Хер стоит! Яйца звенят! Ща штаны порвутся! Срочно! К Зинке из «Продуктового»!»
На этот раз активно проявил себя даже, теряющий ориентацию в пространстве, Макарыч:
-- Да, господа! Девица недурна! Но этот адюльтер…Изысканных потребует манер! – алеющее пламя в отёкших глазных щелях пояснило: «Чё я плету? В натуре! С моими-то запоями и простатитом! И недержанием мочи! Куда я лезу? Кого обманываю? Эх! Хрен с ним! К Зинке, так к Зинке!»
Зильберман же вошёл в кураж, выпил без разрешения, закусил без очереди, и…на этот раз дерзко воскликнул:
-- Эх! Какие ваши годы! Други! Жизнь так прекрасна! А сколько впереди! – хитрющие глазёнки жалостливо простонали: «Господи-и-и-и! Ну почему я вынужден страдать среди этих вот неандертальцев? Я! Доктор наук! В конце концов, где справедливость?»
Хамло – что с него взять – с Зильбермана-то!
И, как это часто бывает, в эту самую секунду все трое обернулись в мою сторону. Остекленевшие взгляды гаркнули в унисон: «А этот-то чего? Сидит тут! Херню всякую о нас думает!»
Как я не силился противиться очевидному, но, наверняка, мои родненькие моргалки выдали им в ответ что-то неприличное и побуждающее к насилию. Желаемое – было тут же воплощено в действительное – мгновенно, цинично и с выходом «На бис!».

…И вот оно—похмельное утро…Синяки под глазами…В душе погано…В кишках пожар…
И в чём, вы спросите, мораль всей этой писанины?
Хм! Сейчас попробую итожить...Пожалуй, вот:
«Глаза о многом говорят…Но! Многое – нам стоит ли так видеть?»

11.02.2020г