Уволен

Медиумический рассказ, записанный при помощи "яснослышания".

  - Репетиторствуем? – спросил профессор, наклоняясь над студентом. – А у вас невыученная фраза, вот она, – он подчеркнул ногтем указательного пальца в учебнике фразу, – о чём она? Позже спрошу, – и уже лёгкой походкой прошёлся по аудитории, рассказывая, как не стоит делать студенту, если сам ничего не смыслит в предмете, по которому обучает сам.
Профессор явно ревновал своего ученика к его воспитанникам. К слову сказать, преподавал он хорошо и кто хотел, добивался успехов, но Петру Леонидовичу было не до его успехов на почве образовательной деятельности, ему было завидно (да-да, именно так), когда молоденькие модистки (они приходили на курс, якобы для консультаций) обращались именно к нему, "недорослю".
  - Профессору делать с этим нечего: простенькие вопросы. Зачем только обращаются ко мне? – немного смущённый, студент обращался к другу, по крайней мере, он так считал, пока...
Да, ушлый политинформатор Петьков докладывал не только новости из газет, но и сколько кому должен, а так же, кто что сказал. Увы, это стало модно, как только появился этот самый профессор, взамен уволенного "по состоянию здоровья".
  - Какое такое здоровье? – возмущался студент по кличке "Дикообраз" (слишком пышная шевелюра: "Мама сказала не сносить мне головы, если я это состригу", – так он объяснял приятелям упорство не стричь волосы).
Все были возмущены увольнением, но высказался один, вот и попал в "чёрный список" к профессору. Его невзлюбили потом, а пока наслаждались изысканной речью и желанием выпороть каждого, кто встанет "поперёк просветительства". Увы, на словах это так и было: ругался изысканно на противников "просветительства", а на деле отчислял студентов за новаторство в сфере теософских вопросов.
"Мастер теософии" – так называл себя профессор, не имел ничего общего с метафизикой и наказывал всякого, кто решался нарушить заповедь: не думать ни о чём (ком) кроме Бога-Творца. Нарушать нельзя, так что? Студенты решили по-своему изучать "неизведанные миры" в буддизме, иудаизме и... кого куда поведёт. Вот на этот случай и нужен доноситель в лице Петькова. И чуть было не попался этот Петьков, когда ему на смену стал готовить старшекурсника из будущих выпускников, да тот ту же разгадал хитрую профессорскую уловку и указал на студента:
  - Вот же есть, ещё пригодится: свои ещё не знают? Узнают... скоро.
Хитрый был студент? Нет, пожалуй, но если знать, кем был его тесть (студент был женат на третьем курсе, но не говорил об этом никому: стали бы бояться, а у него лишь "талант наблюдателя" – не больше). Студент Виточкин был информирован лучше самого профессора и знал, что тот предпримет в следующий момент.
"Уволить или не уволить? – думал профессор. – Негоже Виточкину ему отказывать. А если пойдёт дальше? Узнают студенты про его "уточнения" – так он называл доносы своего студента Петькова. Двоих "уволил": отчислены были за неуспеваемость. "Валил" их двумя словами: "А скажи мне... впрочем, всё равно ничего не знаешь". Почему Петькову нужна замена, да ещё старшекурсником? Было направление в головное подразделение, где требовался ректор (ненадолго, пока "воды, лечение" у толстого ректора: "... и ещё, – говорил, – язва, – показывал размером с пятак, – так что не вылечусь – умру"). Толстяк с должности уходить не хотел, но и "сиднем сидеть, пока жизнь уходит", тоже не собирался, так что "месячишко-другой отдохну... полечусь, конечно". А свой доноситель уже есть, то есть хотел, чтоб появился здесь, но увы, Петру Леонидовичу не под силу оказалось. Младший научный сотрудник (как так быстро?) Виточкин – свой человек, доноситель (не доносчик, нет!), отказался, посмел отказать(!) – этого профессор не мог себе простить.
"Как это он не догадался раньше?" – возник вопрос спустя несколько месяцев с описываемых событий. А сейчас профессор в силу "незаурядных способностей" по сбору и переработке информации желал только одного: найти, за что "уволить" (а не отчислить(!) – заметьте) Виточкина с последнего курса, да ещё перед его назначением в "головное..." на должность... (об этом уже сказано).
С оценками всё хорошо (ещё бы!), поведения... пристойное... не замечен... ну, это пока...
План стал разрабатываться на основании "недовольства молодёжи политикой правительства", скажем. Недовольство? Его молодёжь вела себя скромно, отвечала, если спросят, к экзаменам готовилась как надо – учили, сдавали. Значит, надо подтолкнуть: как? Придумал: сделал выписку проектов законов (их печатают в газетах, особенно одной, где подробно обсуждаются экономические вопросы, в том числе на законодательном уровне). Довыписывался так, что сам чуть не стал революционером – подошёл хитро:
  - Как вы считаете (...) до чего может довести этот закон?..
Виточкин холодно посмотрел на преподавателя:
  - Закон ещё сырой, однако требуется пояснить: к чему этот вопрос? Уж не хотите ли вы, уважаемый профессор, обвинить законодателей в непрофессионализме? Увы, не могу я вас в этом поддержать. Будет ли крестьянство голодать, вам, уважаемый профессор теософии, не всё равно? Пусть голодает, но правительство не даст повода, уверяю вас.
Отповедь была принята на ура, а профессора сочли за организатора революционных настроений у молодёжи. И кто узнал, когда его вызвали к ректору и отсчитали по всей форме, не забыв напомнить, что продвижение по службе исключено отныне.
Вот и всё, пожалуй. А Петькова "уволил", пришлось: ведь что "вытворил"? Не сказал, что Виточкин встречается с дамой очень похожей на дочь министра просвещения, а сам видел, как в карету садились оба. Петьков оправдывался, говорил, что докладывать было поздно... но его уже слушать не стали: "... не знаешь".
Следом "уволен" со службы и сам профессор теософии тем самым студентом-репетитором, как только очередь быть "уволенным" дошла до него. Предмет он знал настолько хорошо, что изучил древние послания, написанные на греческом языке, которые говорили... (ересь необыкновенная, если расскажешь профессору на экзамене). Петьков вышел от профессора красным как рак, махнул рукой "уволен", но сделал знак – "не ходи". Уступил свою очередь (вызывали не по списку – нововведение), подошёл к Петькову.
  - Я ухожу, ты должен знать, я докладывал про тебя и других, – показал на дверь "ему", – будь осторожен... пересдачи не будет... для меня.
Студент ходил, склонив голову, до последнего экзаменующегося, потом вошёл в аудиторию. Профессор устал от студентов, раскладывал на столе оставшиеся билеты и ждал очередного отвечающего.
  - А пока, – показал на билеты, – берём билет и... двадцать шесть? Запишем и... – показывает на освободившееся место. Там ещё кто-то есть? Нет, – и вытер лицо платком – "устал".
Через полчаса очередь последнего экзаменующегося.
  - Ваш билет? Ага, двадцать шестой, у меня написано. Что там? (...) Отвечайте.
Ответ содержался на трёх листах исписанных мелким почерком, с приведением дат и конкретных мест на современных картах, источники указывались отдельно (ни один из них не отрицался современными духовными деятелями и рекомендовался к использованию в учебных целях на теософских отделениях всех университетов). Но выборка была такая, что сказать "бога нет", было бы естественным продолжением выводов, однако этот вывод не делался ни разу. Как например: подошёл к обрыву... или поскользнулся... и ничего.
Вывод сделал сам профессор по окончании ответа студента:
  - Так бога нет, выходит?
Студент вскинул на профессора глаза, оглянулся. В аудитории сидел ещё один человек невзрачного вида. Снова перевёл глаза на профессора, пауза затянулась, отчего профессор перешёл на крик:
  - Вы меня увольте, но выходит – бога нет! Так?
  - Я учусь у вас, профессор, и ни разу не слышал от вас такого, а у меня в ответе ясно сказано... – и как нерадивому ученику стал повторять свой ответ.
  - Уходите!
Выйдя за дверь, не сдавший предмет студент, пожал плечами:
  - Профессор сказал – бога нет.
Его слышали пара студентов, которые не уходили, ожидая последнего, и ректор, очутившийся у дверей внезапно (просто по пути зашёл забрать ведомость). Листочки "завалившего" экзамен студента лежали на столе и краем глаза ректор пробежал по ним, а так же красовавшийся неуд. рядом с его фамилией.
  - Зайдите ко мне, Пётр Леонидович, скажем, через час: сможете? Вот и хорошо. И вы ко мне, Виссарион Венедиктович, буквально на минутку.
Профессоров просто так не увольняют, но тут вспомнились другие огрехи, и как старого профессора оклеветали, и "бога нет" вспомнили тоже, "неуд." при блестящем ответе сыграл злую шутку с двоечниками: двойку пришлось "подтверждать" при переэкзаменовке, но таких, кроме Петькова и Зубова не оказалось. Зубову за отличный ответ переквалифицировали незачет в отлично, а Петьков "уволился" сам, отказавшись от пересдачи. К сожалению, не вернулись к учёбе те, которых доносчик подставил под отчисление, а так все остались довольны возвращением на кафедру старого профессора: "Строг, но приятен", – так про него говорили.
А то что Виточкин зять самого министра, профессор узнал уже после освобождения от должности. Позже стал писать замысловатые статьи в журнал, где "чёрным по белому" говорилось, что Бог есть, хотя это и так следовало из текста.