Это, любимая Бэйли, Дэфо с твердостью

     Шубин приник к фальшборту, хитроумно утягивая уголки глаз мускулистыми пальцами, отчего его по - удмуртски широкое лицо приняло странно довольное выражение вьетнамского аспиранта, объевшегося жареной селедки, напряженно вглядываясь в мутную воду Арукары, а затем вживленным в затылок датчиком движухи почувствовал приближение кошмарной Гузеевой, непринужденной жабой прыгающей с юта. Прилаженный к пояснице карамультук нащупал ярко начищенную мелом и уксусом медную пряжку флотского ремня Гузеевой, издавая утробное вибрационное жужжание, скапливая вогнутый шар плазмоида в сетчатом накопителе.
      - Ищешь подводные огоньки ? - поинтересовалась Гузеева, спосылая деревянной ногой насущный отзыв по системе Станиславского  " свой - чужой " в центр управления карамультикизмом, что отвеку помещался Щепкиным в ужасающих разум подвалах Останкино. - Зря ты это, Шубин. Лучше вот сказочку послушай.
      Она привалилась к потустороннему трепангу, выловленному на уду Раскольниковым еще утром, засоленному Сохатых карбидной супесью, украденной из запасов боцмана, колоссальным горбом, эволюционно присущим любому великому актеру России, даже наспех изучающему италийское наречие, чтобы, например, мелькнуть в семисотой серии  " Инспектора Монтальбано " рожей Куценки или Хабенского, уничтожая плоды многодневного труда Олдмана, и поведала ему жуткую историю о производстве героической драмы из жизни десантников Десятого баталиона, отчего Шубин сошел с ума. Конечно, он и так был сумасшедшим, но после рассказа Гузеевой свихнулся окончательно. Применяя новации генерала Рагозина - отрастил свиную щетинку, пользуясь вхожестью в готель  " Хельвеция " - приобрел модные брючки - дудочки, связавшись при помощи гвоздя, держащего шляпку Татьяны Михалковой на вытянутой огурцом голове, с самим Славой Зайцевым, проник в тайное лежбище Иудашкина и обзавелся маломерным женским пиджачком, короче говоря, моя Годохма, осуществил давнишний постулат Рабиновича - Дамченко о не надо моды, главное, товарищи, быть стильным.
    - Экой ты стильнай, - козыряя петроградским выговором глухих согласных произнес Невзоров, маленько огорченный пренебрежением нечестивцев, не пригласивших в предыдущей сказочке опытнейшего и великого тридцать лет тому взад, с тех самых знаменательных пор боротьбы не делавшего вообще ни х...я ничего пристойного, на потайной сходняк в Михайловском, - Шубин. Прям как сморкач Рост или Астафьев в документальном цикле Великой России  " Как насрать зрителю в зенки ", там еще Жженов очень ловко поясняет про ошибки партии и государственность нового мышления.
      Шубин высокомерно игнорировал ничтожную и жалкую личность лошадиного, продвигаясь на эфир к Гузеевой, сватающей во все стороны одинокую свинку Шарапову, чьи воздыхатели в отчизне как - то преуменьшились и не оправдали доверия Скумбриевича, выдвинувшегося самокруткой на пост президента, как будто в этом был смысл. Впрочем, его не было ни в чем, просто привыкшие производить и жевать говно веками и тоннами не умели иначе, иначе они бы пили вино, ездили на рыбалку, но не делали бы вообще ничего. Как я говорил тысячи раз, Бэйли, уж лучше никак, чем так - то. Между прочим, это и к твоему порно относится.
     - Ынгы ! - вскричал Шубин, припадая к грандиозной трехлитровой банке, внутри коей кто - то изощренностью ума поместил разноцветные лампочки, небрежно усыпанные перхотью семейки Ургант с небольшим добавлением новогодних конфетти Эйре, образующихся обычно при помощи пластида. -  " Летучий голландец " !
      Ну да. Или, сказать по - другому, вечное говнокино, присущее этой местности. А поскольку фуфлофильмы застопорились на Милене Ангел, то Даниэль Дэфо.