Красный камень... миньярские элегии...

Красный камень…
«Скала» - говорили мы в детстве.
-Пойдём на Скалу?!
-Пойдём!
Зимой мы на неё ни разу не забирались, а весной, летом, осенью –
по потребности души и зову жаждущих приключений сердец.
Она была – наша, родная.
Поднимались и со стороны карьера, и от вокзала вверх по склону.
Наверх заберёмся – чудный вид открывался в дальние дали:
Пожарная гора, скальные выступы, дорога на Волково, Чёрная речка,
дорога на Лабутино, Мокрый дол, улочки, стадион, Новостройка, железная дорога, поезда с запада на восток, с востока на запад.
Мы ожидали, когда пойдут товарняки, длинные составы – голова уже у моста, а хвост ещё за горой. Это были наши Змеи Горынычи – огромные, извилистые, громогласно гудящие-ревущие.
Прогрохочут, пронесутся и – тихо.
Там, внизу, копошатся муравьи-человечки, очень смешные отсюда, сверху,
медленно ползут самые разные машинки, течёт речка, которая отсюда, сверху, видится узкой лентой-ручейком, который в любом месте перейти – запросто. А дальше – темные горы-леса, синие, голубые, исчезающие в тумане-дымке:
-А вот на той горе мы ещё не были, надо сходить…
Весной на горе мы играли в «войнушку». Подбиралась подходящая компания: Саня, Марк, Юра, Саня Кабанов, Виктор, Петька, Василий, Вован…у нас, которые помладше, были пугачи, у старших поджиги. Делились на две команды. Одна пряталась в каменных россыпях, другая искала. Кто первый увидел противника, «выстрелил» - тот и выиграл.
О, это было так  заманчиво и увлекательно – ползать-лазать по склону в расщелинах и россыпях, открывать всякие необычности, искать в каменных завалах ходы и выходы. Но настоящий вход в пещеру мы удивительным образом проглядели. Много лет спустя я узнал, что наверху есть вход в пещеру – Миньярскую шахту. Воронка, понор-вход диаметром метра полтора и дальше вниз. Глубина – 90 метров, внизу выходит в виде небольшого отверстия у основания Скалы. А может быть это чья-то  фантазия? Мы же гору всю облазили! Ну не было там карстовой воронки, не было! Это после нас она там провалилась.
Что, конечно, обидно – ведь обязательно бы полезли.
Снежные облака, голубые небесные луга, солнце, пригретые лужайки, а чуть в застени – дряхлый, рыхлый снег, исчезающий прямо на глазах. А как хорошо разгорячённым лицом плюхнуться в снежную кашу, набрать горсти и истаивать их в ладонях. Жевать без разбора молоденькие травинки, трогать ласковый меховой мох, рассматривать трещины, сколы, плиты-пластины камней. В каменных чашах скопилась талая влага – пить…
словно летишь над голубым зеленеющим раздольем,
словно и этот мир нескончаемой радости,
и этот беспредельный восторг пребудут с тобой всегда.
Ещё была игра: перебираться, кто дальше, с камня на камень, не ступая на землю.
Наиграемся, наскачемся, напрыгаемся, накувыркаемся и – вниз, родниковой воды в ладошки зачерпнуть и пить ледяную, от которой так ломит зубы…
Летом ходили на Скалу по клубнику. Бродили по склонам, клубники было немного, но мы и не озадачивались сильно, чтобы набрать. Ходили в поисках интересного и необычного.
Осенью – редко. Поднимемся, костерок небольшой разведём и – любуемся самоцветными горами. Грустное волнение в нас: лето кончилось, опять в школу, опять уроки, а мне ещё и в музыкалку. Костерок горит, чем дольше сидим, тем более всякие долженствования и обязанности забываются, а остаётся грусть щемящая о чём-то близком и несбывшемся…
голубые воздушные ручейки костра,
грохотанье Змея Горыныча под горой
и самоцветные горы…
На самом краю на плиты приляжем, вниз смотрим – голова кружится,
ощущение, что сейчас вниз полетишь до самой до земли.
Речка, стадион, улочка наша – такое всё малое и такое всё уютное…
По склону Скалы росло много шиповника.
Много лет назад, ещё когда велосипед был у меня советский, приехал в Миньяр и сразу на гору двинулся. Велосипед пришлось на себе тащить, но это было мне не в тягость. До половины долез и попал в заросли шиповника.
Время – октябрь месяц, ягод – красным-красно, да какие-то прямо-таки гигантские. Набрал, наверное, с ведро.
Немного ниже – небольшая лужайка выкошена, копна такая серьёзная.
Набросок сделал, а дома в одно дыхание картон в полтора ватманских листа написал: облака, голубые просветы, склон, шиповник, копна, травы – мощно так получилось, был я доволен работой и даже немного восторгался.
И вчетвером, семьёй мы на горе были.
У старшей дочки есть доля бесшабашности и авантюризма. Мы с ней и в бездну смотрели, и в расщелинах ступеньки-проходы искали и плитняк на прочность пробовали, а Людмила с младшей чай кипятили и всякие травы собирали.
А травы там – горные, напоённые солнцем и воздухом, пряно-ароматные:
луга-лужайки зверобоя, душицы, чистотел в укрывистых ложбинках, много клубничника, много разных видов полыни.
Полынки горные – красивые, хотя и неброские, да ещё ароматные. Запах – дурман, голову сносит.
И там мы набрали несколько веточек мордовника – редкое в наших краях растения, но очень особенное, чудное.
Пробовал в саду горный мордовник развести, да он пока не прижился. Стараться больше надо.
Поднимались мы на Скалу со стороны карьера, а спускались к вокзалу. «По дороге» залезли на отвал карьера и предстала перед нами ужасная картина,
марсианский пейзаж: серые, безжизненные кучи гравия в большой котловине.
Скорей отсюда, скорей на воздух!
Выбрались. У кромки отвала и по самому склону отвала – юные берёзки, до чего же приглядные. Веточки многолиственные – как раз для бани веник попариться. Не стали мы этакую красоту трогать: может быть, постепенно отвал весь зарастёт, лишь бы человек не вмешивался…

Люблю на нашем берегу присесть на травушку и любоваться Скалой.
Она всё та же, всё тот же вид её, как и сто лет назад.
В 1910 году побывал в наших краях известный фотограф С. М. Прокудин-Горский, который среди других красот запечатлел и Красный камень.
Красный камень упоминает академик В. А. Обручев в книге «В старой Сибири». В «Путеводителе по Уралу» 1904 года В. А. Весновского есть краткое описание Красного камня.
Красный камень – известный камень. Но что мне до его известности?
Красный камень, Скала, рядом я с которой я провёл свои детские годы, - часть меня самого. Хотелось бы сказать – нетленная часть. Но – всё преходяще.
Невозможно представить,
но пройдут годы-миллионнолетия и что останется от нея?
Вот это-то и рождает во мне томительную волнительность,
вдохновение и вселенскую печаль:
там, в детстве были пред нами открыты Врата –
в мир света, в мир радости и восторга, в мир познания  и открытий;
но, взрослея,
мы проходим мимо,
Врата остаются где-то там,
и нам уже никогда не вернуться обратно к той –
восторженной, восхитительной  - 
жизни…

печаль по неисполнимому, печаль по невозможному…

стаи галок вдруг вскинутся в небо,
пасмурное, осеннее,
которое вот-вот  заморосит мелкой дождевой капелью,
закружатся около скалы, закричат, загалдят –
что их так напугало, откуда в них беспокойство?
от их беспорядочных кружений-метаний, взбаломошных криков
и мне – тревожно и беспокойно;
но вот слышу я гудок паровоза-кукушки,
вот и самый паровозик под Скалой,
из трубы – мощные клубы пара поднимаются вверх
и скрывают Скалу;
паровозик притих, галки улетели,
предо мной Скала – величава, степенна;
предо мной память нескольких сотен миллионов лет…
внимаю Вечности,  читаю письмена…

*на фото - работа автора